Ловила себя на мысли, что больше беспокоится за мужа и за дочь, чем за себя. Просчитывала варианты своих действий на все возможные осложнения.
Руслан и Маша шли последними и заметно отставали. Понимали драматизм возникшей ситуации, но, как и все молодые люди, не отчаивались.
Подошли к двери, в которой одна стеклянная половина была разбита, а другая расписана головками зверей и персонажей восточных легенд и сказок. В первой же комнате, напоминавшей клубный танцевальный зал, толпился народ, преимущественно молодые парни, пестро одетые, с автоматами и гранатами. Шапки густых темных волос и цыганские бороды указывали на их восточную принадлежность. При появлении русских они все примолкли, расступились, и наши путники увидели за столом пожилого могучего человека с двумя серебряными прядями в волосах и совершенно побелевшей живописной бородой. Он демонстрировал явную невежливость и смотрел волком, давая понять, что перед ним пленные и он волен делать с ними, что пожелает. Зураб выступил вперед и заговорил с ним тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Тот и его смерил взглядом врага, однако проговорил фразу, после которой два парня подошли к русским и кивнули им: дескать, следуйте за нами. Барсовы пошли, а Зураб им вдогонку проговорил:
- Вас там устроят, а я все улажу.
Барсовых повели на второй этаж и показали комнату, выходившую окнами на озеро. Здесь было чисто, мебель мягкая, на полу лежал нарядный ковер темно–вишневого цвета. Один из парней вынул портсигар и предложил пленникам сигары. Барсов взял одну сигару и благодарно кивнул парню. И тогда тот положил на стол портсигар. Это был добрый знак. Елена Ивановна сказала:
- Мне бы надо осмотреть двигатель. Жаль, что отсюда мы не видим свою машину.
Муж ее успокоил:
- Сядь в кресло и отдохни. И не волнуйся, пожалуйста. Мы выясним, кто они такие, и, надеюсь, они нас отпустят.
Елена Ивановна хотя и была моложе мужа на пятнадцать лет и скорее походила на артистку или учительницу, но за время работы летчиком–испытателем научилась в любой ситуации сохранять ясный ум и спокойствие. В данном случае какой–то внутренний голос ей говорил: все обойдется и им разрешат следовать по своему маршруту. Вот только поломка двигателя не оказалась бы серьезной.
К дому подкатил военный вездеход, из него вышли четыре человека, по виду полевые бойцы или командиры. Елена успела заметить, что одежда у этих людей не отличала рядовых от командиров. Видно, чеченская тактика засад и снайперов и здесь была излюбленным приемом боевых действий.
Скоро вошел Зураб и веселым голосом пригласил вниз на беседу с командиром. На ходу сообщил:
- Трудно сказать, что это за фрукт, но он хорошо говорит по–русски.
В большой комнате за круглым столом сидел человек, похожий на Фиделя Кастро: большой, широкий, смотрел прямо и не зло. Вот только борода у него была гуще и шапка рыжеватых волос закрывала уши.
Боец расставлял на столе жареную рыбу, вино и фрукты.
Хозяин сказал:
- Милости прошу к нашему шалашу. Чем богаты, тем и рады.
И когда гости уселись, назвал себя:
- Мохамед Оглы бен Салих, а для вас - Михаил Мисхатович. Я с вашего позволения по отцу татарин, по матери русский, а по вере мусульманин, однако же образ мыслей и все действия мои неистребимо русские. Родился в Елабуге, учился в Казани, ходил матросом по морям и океанам, три раза тонул, был пиратом и в этом качестве попал вот к ним… - он кивнул на дверь, за которой скрылся боец, приносивший еду. - И вот теперь я правоверный мусульманин с русскими взглядами на все важнейшие события. Я, видите ли, пытаюсь восстановить справедливый порядок жизни и наказать тех, кто этот порядок нарушает. И еще вам скажу: вас подбили не мы, а те ребята, которые как дикобразы живут в горах вблизи болгарской границы и тоже ищут какую–то справедливость и бьют без разбору - и правых и виноватых. Скоро во всех странах появятся такие партизаны. Как нам тут слышно, у вас тоже закипают страсти и скоро вспучится большая буза. Ну, так вот: те ребята, которые там, на границе Болгарии, шибанули по вас ракетой, и вы задымились… У них есть такая труба, из которой вылетает какой–то "Стингер". От него и закашлял мотор вашего самолета. Мы таких игрушек не имеем, а если вы очутились в нашем лагере, так это потому, что ваш подстреленный воробышек облюбовал полянку для посадки возле нашего дома. Но что за диво: на спине у вашего воробья нет громадных махалок, а приземлился он на пятачок, как это умеет делать машина с махалками. Мне, право, это непонятно.
Гости улыбнулись, но ничего не сказали. Способность их машины летать как самолет, а садиться и взлетать как вертолет была той замечательной особенностью, которая и являлась достижением их родного Северного завода; она, эта способность, и интересовала многие армии мира. Предназначалась такая машина для своей армии, но прыгнувший в кресло министра обороны пузатенький генеральчик с кривой ухмылкой и птичьей фамилией сказал, что такие машины армия покупать не станет и продавать их за границу не разрешит. Барсов поехал в Кремль, но там сидели ельцинские люди, "агенты влияния", то есть политическая шпана, смотревшая в рот президенту, но только не нашему, а американскому. Они–то и сажали на мель всю военную промышленность бывшей советской империи.
Питерский Северный завод остановился, двадцать тысяч рабочих, инженеров и служащих оказались без зарплаты. Барсов и летел на восток, чтобы восстановить прежние деловые связи.
- Но вы нам скажите: мы можем продолжать полет?
- Полет?.. Да, можете. Конечно, можете. Но только после того, как предоставите нам выкуп. Мой шеф… - ну, тот, что послал меня к вам, требует миллион долларов. А если он требует, так уж это серьезно. Торговаться у нас не принято; миллион - так это уж значит миллион.
- У нас нет миллиона, - сказал Барсов. - И даже тысячи долларов мы вам дать не можем… по той причине, что и тысячи у нас нет. И людей, которые бы за нас заплатили, тоже нет.
- У вас нет долларов, - спокойно согласился Мохамед, он же Михаил, - но у вас есть самолет. Кстати, мой шеф сказал: "Осмотри машину, и если она мне подходит, то мы ее возьмем. Мой шеф берет все, что помогает нашей армии добывать людям счастье. Мы строим на земле то, что не удалось коммунистам: всеобщее счастье.
- Но кто же будет пилотировать? Эта машина сложна в управлении.
- Вы и будете пилотировать.
- Мы сдаваться в плен не собираемся. Передайте своему шефу…
- Я тоже так говорил, но потом запел другую песню. У них тут есть средства обращать любого неверного в мусульманина. Я не стал дознаваться, что это за средства, опустился на колени и воззвал к Аллаху. В одну минуту стал правоверным. И, как видите, ничего: живу. Аллах тоже Бог, и еще неизвестно, чей Бог добрее: христианский или мусульманский. По крайней мере, наш Бог не еврей и требует от людей соблюдения двух важных вещей: чтобы ни одна женщина не оставалась одинокой и всю жизнь слышала запах мужика, а второе - мы не признаем винопития, и каждый, кто лопает водку, заслуживает того, чтобы висеть на осине. Вам тоже я советую при первом же требовании воздеть к небу очи и покорно залепетать: "Аллах, Аллах! Спаси меня и помилуй. И не гневайся за то, что поздно пришел к тебе". Скажешь так и увидишь, какой свет сойдет на тебя. Это все, что я могу для вас сделать.
От слов таких у Елены бежал холодок по спине, но она не чувствовала себя растерянной. Характер летчика никогда еще не испытывал таких перегрузок, ее воля сжалась в кулак, мысль работала на форсированном режиме: что делать? что делать?..
Зураб во все время беседы не подавал голоса, он становился мрачнее и мрачнее. Что–то сказал Михаилу по–арабски. И тот, смерив его равнодушным взглядом, ответил, - и тоже по–арабски. И после этого Зураб ниже опустил голову, было видно, что он мучительно ищет выход, но ничего не находит. И тогда Елена, повернувшись к нему, сказала:
- Ну, вот, Зураб, мы невольно стали причиной ваших неприятностей. Но я надеюсь, что мы найдем выход из нашего положения.
Обратилась к Михаилу:
- Вы наш соотечественник. Должны же мы, русские, помогать друг другу.
И, с минуту помолчав:
- Я бы хотела осмотреть двигатель. Так ли уж серьезна нанесенная ему рана?
Михаил смутился, замотал головой, но сказал:
- Вы - да, можете, но только все другие останутся здесь.
- Хорошо. Я не возражаю.
И направилась к двери. За ней пошел и Зураб. Михаил его не остановил.
Осколок ракеты перебил медную трубку, по которой масло попадало на главный вал турбины. Елена отрезала поврежденный кусок и наладила крепление.
Зураб находился возле самолета и успел о многом переговорить с двумя охранниками. Они плохо представляли задачи своего отряда или не хотели об этом говорить, но сказали, что главный их начальник находится в горах в ста километрах отсюда. Михаил - один из его помощников, и начальник прислал его в надежде, что самолет принадлежит русским и Михаилу будет легче объясняться с пилотами. И еще бойцы говорили, что без выкупа они никого не отпускают.
В сопровождении Михаила к самолету подошел Барсов. Сказал Елене:
- От их начальника пришла радиограмма: перелететь на поляну поближе к их главному штабу. Михаила оставляют здесь, а с нами будут лететь и указывать нам место два бойца.
Сборы были недолги: десять–пятнадцать минут и самолет поднялся. Два бойца сидели возле дверцы пилотской кабины, указывали место, куда надо лететь. И Барсов, севший за руль первого пилота, согласно кивал головой, демонстрируя покорность, а сам напряженно соображал, что же ему предпринять в этой обстановке. Краем глаза поглядывал на пистолеты, нацеленные им в голову, и на Зураба, сидевшего в стороне на лавочке, на которую ему указали бойцы. И вдруг случилось невероятное: Руслан ударил одного бойца кулаком в голову, другого двинул ногой и в одно мгновение выхватил у них пистолеты. Барсов выскочил из пилотской кабины и захлопнул бронированную дверцу. Теперь трое мужчин было против двух бойцов, но, к удивлению пассажиров, те медленно поднялись и мирно уселись на маленький диванчик. А Руслан, подбросив на руке пистолет, протянул его одному из бойцов.
- Зачем? - крикнул Барсов.
- А они, пистолеты у них, деревянные.
Барсов открыл дверь заднего салона, пригласил туда бойцов. И, подтолкнув их, закрыл ее на замок.
- Теперь мы можем лететь спокойно.
И когда самолет приземлился, Барсов приоткрыл дверь пилотской кабины, спросил Елену:
- Ты не сообщила в аэропорт о нашей ситуации?
- Нет, не сообщила.
- Умница!
Выпустил из заднего салона бойцов, сказал:
- Вы славные парни, не полезли в драку. А теперь - вниз по трапу и валяйте на все четыре стороны.
Бойцы поблагодарили Басова, один из них снял с руки часы и протянул Зурабу. Зураб взял их, а бойцу отдал свои. На том они и расстались.
Загнали самолет в ангар на длительное стояние, отправились в город, где остановились в недорогой гостинице. Барсовы сняли трехкомнатный номер, а Руслан поселился напротив в однокомнатном. Любопытная Мария, едва бросив сумку в своей комнате, побежала к Руслану и тут, угнездившись в просторном кресле с высокой спинкой, капризно пропищала:
- И я хочу!
- Что ты хочешь? - спросил Руслан.
- Как вы, поселиться отдельно.
- А ты подрасти сначала. Рано тебе вылетать из–под крылышка родителей.
- А ты как папа, это он мне все время твердит: рано да рано. И еще гонит в балетную школу: зачем ушла? Иди да иди.
- Будь я на месте отца, ремнем бы тебя отходил. Ишь, чего удумала: школу на последнем классе бросить. Сколько сил затратила! Я же не бросал спорт на полдороге.
Мария не сразу ответила. И проговорила с грустным раздумьем:
- Ты талант. Тебе золото светило, а я… вечный материал для кордебалета.
- Как это… материал? Па–де–де танцевала… - я же видел.
- Па–де–де танцевала. И, может быть, не хуже, чем Ирина Костина, да только первую–то партию ей дадут, а не мне.
- Эт почему?
- А потому. Ты что - не понимаешь?
Маша печально на него смотрела.
- Нет, не понимаю.
- Эх ты, а еще олимпийский чемпион! Ты–то почему всех обошел? Я по телевизору смотрела. Ты как взошел на трамплин, выгнул грудь колесом, я и подумала: вот он - чемпион! А все потому, что - природа. Самим Богом сотворен на чемпионство. Каждая клетка у тебя чемпионская.
- Ну, уж! Сочиняешь ты! Клеткой одной не возьмешь. Тренировки!.. До потери сознания, до тошноты - вот как дается победа! Тут адская работа нужна. Тогда только на помост взойдешь.
- Ты–то взойдешь, и уже взошел. И все медали получил, а мне в балете ничего не светит: ни золото, ни серебро, - и даже бронза.
Она помолчала, а затем, грустно улыбнувшись, стала рассказывать:
- Я как–то одного артиста, молодого, красивого парня из драматического театра, спросила: почему тебя не видно ни в одной пьесе? А он сказал: "В спектакле "На дне" играю". А я ему: "И этот спектакль я два раза видела, и в нем тебя нет". - "Как нет! Я там с верхней полки падаю". - "И все?.. Упал - и роль кончилась?" А он мне серьезно: "Роль, конечно, невелика, да сколько я синяков набил". Вот и мне в балете: с полки падать. Других–то ролей ждать не приходится.
- Да почему? Сама же говорила: не хуже Ирины Костиной танцевала!
Маша долго смотрела на собеседника, а потом спросила:
- Понять я хочу: ты и в самом деле не понимаешь, почему мне из кордебалета не выбраться, или голову мне морочишь?
- Нет, Маша, я серьезно тебя не понимаю.
- Ну, ладно: представь теперь, как на сцене в сольной партии подолгу мозолит глаза зрителю этакая… соломинка. Будешь ты ею любоваться?
Руслан все понял, и - покраснел. А ведь и в самом деле: ножки и ручки у Марии тоненькие, плечи худенькие, а грудь и совсем не обозначилась. Как говорят в народе, телом не вышла. И только глаза серо–голубые и большие, как у теленка, тянут вас точно магнитом. Опустил он голову, трудно и долго молчал. Но потом оживился:
- Я тоже поначалу был угловатый. И лишь со временем… вошел в тело. И ты…
- Случается, и девчонки наливаются, словно куклы, да у нас в балете свои законы: если уж изначально прилепится ярлык, так его не отмоешь. Не хочу я… судьбу испытывать. Лучше в институт пойду, а потом к отцу на завод, как ты вот.
Но тут она заметила, как ее собеседник поморщился, точно от зубной боли. Спросила:
- Что с тобой? Я что–нибудь сказала неприятное?
- Да нет, у меня тут вот… - он потрогал позвоноч- ник, - спина болит. На олимпиаде последний прыжок неудачно вышел.
- Как это неудачно, если золотую медаль получил?
- Да лучше бы я ее не получал, но только бы спина не болела.
- Снимай рубашку, я тебя посмотрю и массаж сделаю.
- Ты что, ума лишилась? Скажешь тоже: массаж!
- Снимай, снимай. Я сразу увижу, если сегмент позвоночника из гнезда вышел. У нас это случается. И у меня было. Ну, да ладно - снимай!
Подошла к Руслану, помогла снять рубашку, стала ощупывать позвоночник сверху донизу. Тронула больное место - Руслан вздрогнул:
- Ой!
- Вот! Говорила тебе: сегмент из гнезда выпал. Хорошо, что немного: на полсантиметра. Теперь лежи спокойно. Надо потерпеть немного.
И двумя большими пальцами резко нажала на позвоночник. Руслан вскрикнул от боли, а Мария продолжала давить и давить, но теперь уже ладонью.
- Эх, ты - слабак, а еще чемпион. Вот теперь будешь лежать на одном месте два часа, а лучше три или четыре. И твой позвоночник снова будет как новенький.
И, помолчав, спросила:
- А что ж ты там, на олимпиаде, к врачу не обратился? Тут и делов–то пустяк. У меня еще и не так болел, а массажистка живо на место поставила. Только вот лежать после этого неприятно. Лежи и не двигайся. Всякая порушенная ткань в нашем теле два часа срастается.
- Да откуда ты все это знаешь, пичужка маленькая?
- Знаю. А ты меня пичужкой не называй. Это на вид я кажусь девчонкой, а в душе–то я давно взрослая.
- Ладно, ладно - взрослая. Принимаю тебя в свою компанию. Только ты побольше мучного ешь и сладкого, чтобы в тело поскорее войти. Ты и сейчас хорошенькая девчонка, глаза у тебя вон какие - синим огнем горят! И носик, и ямочки на щеках. А тогда–то от женихов и совсем отбоя не будет.
- Ну, вот - и ты туда же: телом жидкая. У нас в балете говорят: "Фактуры нет". А танцор один - с Украины он, - про таких, как я, еще лучше сказал: "Ни рожи, ни кожи".
- Там, на Украине, еще и не так скажут.
Руслан осекся и отвел в сторону глаза. А Мария, видя, что он не хочет продолжать, тронула его за плечо:
- Скажи уж… как там в Хохляндии говорят.
Повернул к ней голову, сверкнул озорными глазами:
- Про таких… тоненьких - не знаю, а про толстенькую девицу, - ну, такую, словно пышка сдобная, хохол деревенский скажет: "Берешь в руки, маешь вещь".
Машенька задумалась, а потом согласилась:
- Ну, вот - и там понимают, что такое справная девица. А я что бы ни ела - веса не прибавляю. Не в коня корм.
- Подожди немного, - подбодрил Руслан. - Дай мне вылежать три–четыре часа. Я тогда за тебя возьмусь. Буду таскать по ресторанам и кормить как на убой. И уже в этом году снова тебя в балетный класс отведу. Мы с тобой еще покажем… Всех улановых затмим.
Три дня ждали Зураба, ушедшего на разведку. А когда он пришел, всем стало не по себе. Армейский министр, у которого был Зураб, сказал:
- Военная техника? Из России? Тут и говорить не о чем. Новая власть в России словно с ума сошла. Все контракты сама рушит. Как у вас говорят, "И сам не ам, и другим не дам".
Зураб, конечно, говорил другие слова, но Барсов понял их именно так. Не думал не гадал он, что все чиновники российские так единодушны в своем стремлении остановить, а затем и разрушить военно–промышленный комплекс. И решил он посетить российского посла. Надеялся хоть в нем обрести союзника.
На автобусе отправился в столицу.
Часа полтора Барсова выдерживали в приемной, затем двухстворчатая дверь растворилась и референт сказал:
- Господин посол приглашает вас.