Действие первое
Уютная гостиная. Обставлена со вкусом, но недорого. В дальней стене две двери: справа – в прихожую, слева – в кабинет Хелмера. В простенке между дверями – фортепиано. В стене слева еще одна дверь и ближе к зрителям – окно. Перед ним круглый стол, диванчик и кресло. По правую руку в глубине – дверь, ближе к авансцене – изразцовая печь, подле нее два кресла и кресло-качалка. Между дверью и печкой – столик. Гравюры на стенах. Этажерка с фарфоровыми фигурками и безделушками. Небольшой шкаф с дорогими изданиями. Ковер на полу. Топится печь. Зимний день.
В прихожей раздается звонок, потом хлопает дверь. В гостиную, довольно напевая, входит Н о р а в пальто. Она нагружена свертками, складывает их на столик справа, в открытую дверь видно прихожую, где топчется п о с ы л ь н ы й с елкой и корзиной. Он отдает то и другое открывшей им г о р н и ч н о й.
Н о р а. Хелен, спрячь елку получше, чтобы ребята не углядели. Пусть увидят ее вечером, сразу нарядную. (Посыльному.) Сколько с меня?
П о с ы л ь н ы й. Пятьдесят эре.
Н о р а. Вот, возьми крону. Нет, нет, оставь сдачу себе.
Посыльный благодарит и уходит. Нора закрывает за ним дверь; снимает пальто, тихо и довольно посмеиваясь.
Н о р а (достает из кармана пакетик миндальных печеньиц, съедает несколько штучек; потом осторожно подходит к двери кабинета, прислушивается). Ага, он дома. (Тихонько напевая, идет к столику рядом с печкой.)
Х е л м е р (из кабинета). Это ласточка моя там щебечет?
Н о р а (распаковывая свертки). Ласточка.
Х е л м е р. Белочка моя там чем-то шуршит?
Н о р а. Угадал.
Х е л м е р. А давно белочка домой вернулась?
Н о р а. Только что. (Прячет печенье в карман и утирает рот.) Торвалд, иди сюда, посмотри, что я купила.
Х е л м е р. Не отвлекай меня! (Чуть погодя приоткрывает дверь и выглядывает в гостиную, с пером в руках.) Купила, говоришь? Эту огромную кучу? Похоже, моя маленькая свистушка опять спустила уйму денег…
Н о р а. Знаешь что, в этом году нам не грех и гульнуть немножко. Первое Рождество, когда не надо считать каждый грош.
Х е л м е р. Сорить деньгами нам все равно не по средствам, даже не думай.
Н о р а. Не сорить, Торвалд, но чуточку шикануть мы ведь можем? Правда? Самую чуточку. У тебя теперь жалованье большущее, ты будешь зарабатывать много-много-много.
Х е л м е р. С нового года. А получу новое жалованье только в конце квартала.
Н о р а. Подумаешь! Можно пока занять.
Х е л м е р. Нора! (Подходит к ней и в шутку берет ее за ухо.) У кого-то сегодня ветер в голове гуляет, да? Представь себе: я займу тысячу крон, ты профукаешь их за Рождество, а в Новый год слетит с крыши черепица – и нет меня.
Н о р а (зажимает ему рот рукой). Фу! Не говори гадости!
Х е л м е р. Ну а вдруг. И что тогда?
Н о р а. Тогда кошмар. Но мне было бы совершенно все равно, есть у меня при этом долги или нет.
Х е л м е р. А людям, у которых я занимал?
Н о р а. Ой, да какая разница?! Они мне чужие.
Х е л м е р. Нора, Нора, имя тебе женщина… Но шутки в сторону: ты мою позицию знаешь. Никаких долгов. Никогда ни у кого денег не занимать. В доме, построенном на долгах и займах, всегда есть что-то несвободное, некрасивое. Смотри, как стойко мы с тобой держались до сих пор, уж потерпим еще немножко, осталось всего ничего.
Н о р а (отходит к печи). Конечно, Торвалд, как скажешь.
Х е л м е р (идет за ней). Ну вот. Ласточка моя маленькая сразу крылышки повесила. И белочка теперь дуется, да? (Достает портмоне.) Нора, угадай, что у меня здесь?
Н о р а (стремительно оборачивается). Деньги!!
Х е л м е р. Держи-ка. (Протягивает ей несколько купюр.) Господи, а то я не понимаю, сколько трат в Рождество.
Н о р а (считает). Десять-двадцать-тридцать-сорок. О, спасибо, Торвалд. Теперь мне на все хватит.
Х е л м е р. Да уж, постарайся.
Н о р а. Конечно, еще бы, само собой. Но иди посмотри, что я купила. И так дешево! Вот, это Ивару – обновки и сабля. Бобу лошадка и труба. И куколка с кроваткой для Эмми. Совсем простенькая, да она все равно мигом сломает. Прислуге отрезы на платья и шали. Старухе Анне-Марии надо бы что-нибудь получше, конечно.
Х е л м е р. А что там в пакете?
Н о р а (вскрикивает). Нет, Торвалд, чур до вечера не смотри!
Х е л м е р. Ладно, ладно. А скажи, мотовка маленькая, себе ты что-нибудь присмотрела?
Н о р а. Мм… вот незадача… А мне ничего не надо.
Х е л м е р. Конечно, надо. Давай, придумай что-нибудь разумное. Чего бы тебе хотелось?
Н о р а. Торвалд, я правда не знаю. Хотя…
Х е л м е р. Что?
Н о р а (игриво теребит его пуговицы, не поднимая глаз). Если ты хочешь сделать мне подарок, ты мог бы… мог бы…
Х е л м е р. Ну говори же…
Н о р а (скороговоркой) . Ты мог бы дать мне денег, Торвалд. На свое усмотрение… А я бы на днях сходила и купила себе что-нибудь.
Х е л м е р. Нора, но…
Н о р а. Торвалд, милый мой, добрый мой, очень, очень тебя прошу. А я заверну денежки в золоченую бумажечку и повешу на елку. Правда смешно?
Х е л м е р. А как зовут этих птичек-невеличек, которые вечно пускают деньги на ветер?
Н о р а. Мотовки, помню, помню. Но давай все-таки сделаем, как я говорю, Торвалд. У меня будет время подумать, что мне нужнее всего. Скажи, это самое разумное, правда?
Х е л м е р (улыбаясь) . Было бы самое разумное при одном условии – если на деньги с елки ты и впрямь купишь себе дельный подарок. Но ведь все уйдет на хозяйство, потратится на всякую ерунду, а я потом снова раскошеливайся.
Н о р а. Ну Торвалд!
Х е л м е р. Нора, малышка моя (обнимает ее за талию) , факты упрямая вещь: мотовка прелестна, но деньгам она счета не знает. Невероятно, в какую сумму встает содержание такой птички.
Н о р а. Фу, как тебе не стыдно так говорить? Я экономлю везде, где только могу.
Х е л м е р (смеется). Золотые слова – где только могу. В том и дело, что ты нигде не можешь.
Н о р а (напевая и довольно улыбаясь). Торвалд, знал бы ты, сколько расходов у нас, ласточек и белочек.
Х е л м е р. Я тебе поражаюсь, Нора. Ты копия своего отца. Готова наизнанку вывернуться, лишь бы раздобыть денег. А чуть в руки возьмешь – и нет их, утекли между пальцев быстрее воды; куда делись, ты никогда не знаешь. Ничего не попишешь, такая уж ты. У вас это в крови, по наследству, видно, передается. Да, да, да.
Н о р а. О, я не прочь унаследовать побольше папиных черт.
Х е л м е р. А я хочу, чтобы ты не менялась и оставалась всегда такой же маленькой милой ласточкой. Но послушай-ка, я вот еще что хотел спросить. У тебя сегодня такой – слова не подберу – заговорщицкий вид.
Н о р а. Неужели?
Х е л м е р. Нет, правда. Ну-ка посмотри мне в глаза.
Н о р а (смотрит на него). Так?
Х е л м е р (грозит ей пальцем) . Сластена часом не гульнула в городе?
Н о р а. Нет. Как ты мог такое подумать?
Х е л м е р. Неужели сластена не заглянула в кондитерскую?
Н о р а. Нет, уверяю тебя, Торвалд, не заглядывала.
Х е л м е р. Ни ложечки варенья?
Н о р а. Да нет же.
Х е л м е р. Ни штучки или парочки миндальных печеньиц?
Н о р а. Нет, Торвалд, я же сказала…
Х е л м е р. Ну, ну, ну, я просто шучу.
Н о р а (идет к столику с подарками). Мне и в голову не придет делать тебе наперекор.
Х е л м е р. Да я знаю, знаю. К тому же ты дала мне слово. (Подходит к ней.) Ладно, радость моя, не буду выпытывать у тебя твои рождественские тайны. Как свечи на елке вечером зажгутся, так мы всё и узнаем.
Н о р а. Ты не забыл позвать доктора Ранка?
Х е л м е р. Забыл, но он разумеется празднует с нами. Днем заглянет, приглашу его. Я заказал очень хорошего вина. Нора, милая моя, как я радуюсь сегодняшнему вечеру! Ты себе не представляешь.
Н о р а. И я тоже. А уж дети в каком восторге будут!
Х е л м е р. Ох и приятное это дело, скажу тебе: получить хорошую, надежную должность, иметь солидное жалованье! Даже просто думать об этом и то большое удовольствие, правда?
Н о р а. Да, чудесно!
Х е л м е р. Помнишь прошлое Рождество? Три недели кряду ты каждый вечер запиралась и чуть не до утра мастерила цветы на елку и сюрпризики для нас. Мне кажется, так долго я никогда не скучал.
Н о р а. Мне было не до скуки.
Х е л м е р (смеясь). Но результат превзошел все ожидания.
Н о р а. Опять будешь меня дразнить, да? Ну чем я виновата, что кот пробрался в комнату и все разодрал?
Х е л м е р. Конечно, не виновата, бедная моя Нора, малышка моя. Ты очень хотела порадовать нас, вот что главное. Но хорошо, что безденежье позади.
Н о р а. Да, это чудесно!
Х е л м е р. Теперь мне не надо вечерами скучать одному, а тебе не надо ломать любимые мои глазки и нежные мягкие пальчики…
Н о р а (хлопает в ладоши). Ничего такого не надо, да, Торвалд? Все позади, ура! Как чудесно это слышать! (Берет его под руку.) Вот послушай – я уже придумала, как мы все устроим. Сразу после Рождества… (Звонок в дверь.) Звонят. (На ходу наводя порядок.) Явился кто-то. Вот докука.
Х е л м е р. Если ко мне, меня дома нет, не забудь.
Г о р н и ч н а я (в дверях). К вам дама незнакомая…
Н о р а. Хорошо, проводи ее сюда.
Г о р н и ч н а я (Хелмеру) . И доктор тоже пришел.
Х е л м е р. Он прошел прямо ко мне?
Г о р н и ч н а я. Да.
Хелмер уходит к себе в кабинет. Горничная провожает в гостиную г о с п о ж у Л и н д е, одетую в дорожный костюм, и закрывает за ней дверь.
Г о с п о ж а Л и н д е (нерешительно). Здравствуй, Нора.
Н о р а (не узнавая). День добрый…
Г о с п о ж а Л и н д е. Не узнаёшь.
Н о р а. Признаться, я… хотя… (Всплескивает руками.) Кристина? Ты? Не может быть!
Г о с п о ж а Л и н д е. Я.
Н о р а. Кристина!! А я-то хороша, тебя не узнала. Но и то сказать… (Тихо.) Кристина, ты очень изменилась.
Г о с п о ж а Л и н д е. Да уж наверно. За девять-десять лет долго ли…
Н о р а. Неужели мы так долго не виделись? Да, получается так. Ничего себе! Последние восемь лет пролетели как одна счастливая минута. Так ты приехала в город?! Не испугалась далекого путешествия по зимней дороге? Героиня!
Г о с п о ж а Л и н д е. Я приехала нынче утром, на пароходе.
Н о р а. Решила весело провести Рождество. Вот молодчина. Уж мы повеселимся! Но что ж ты не снимаешь пальто? Ты ведь не мерзнешь, нет? (Помогает ей.) А ну-ка, давай устроимся поуютнее, здесь, у печки. Нет, нет, лучше садись в кресло! А я в качалку. (Берет гостью за руку.) Вот так хорошо, и лицо снова твое, прежнее… это только в первую секунду… но ты как будто побледнела. И похудела вроде.
Г о с п о ж а Л и н д е. И очень, очень постарела.
Н о р а. Ну, может быть, чуть-чуть. Самую-самую малость. Совсем незаметно. (Вдруг серьезнеет и собирается с духом.) Да что ж я все трещу, безмозглая болтушка! Милая, дорогая Кристина, прости меня, пожалуйста.
Г о с п о ж а Л и н д е. О чем ты, Нора?
Н о р а (тихо). Бедная моя, ты ведь овдовела.
Г о с п о ж а Л и н д е. Да. Три года назад.
Н о р а. Я читала в газетах. Кристина, поверь, все время думала написать тебе, но раз за разом откладывала. То одно отвлечет, то другое…
Г о с п о ж а Л и н д е. Я понимаю, дорогая Нора.
Н о р а. Нет, Кристина, я дурно поступила. Ох, бедная, сколько же тебе пришлось пережить… И он ведь не оставил тебе ничего?
Г о с п о ж а Л и н д е. Не оставил.
Н о р а. И детей нет?
Г о с п о ж а Л и н д е. Нет.
Н о р а. Выходит – совсем ничего?
Г о с п о ж а Л и н д е. Ничегошеньки. Даже тоски по себе, чтобы хоть страдать и горевать, и той не оставил.
Н о р а (смотрит на нее недоверчиво). Неужто так бывает?
Г о с п о ж а Л и н д е (невесело улыбается, приглаживает волосы рукой). Иногда бывает, Нора.
Н о р а. Одна-одинешенька. Как же это, наверно, тяжело. А у меня трое чудесных малышей. Жаль, не могу их тебе показать, пошли с нянюшкой погулять. Но расскажи подробно…
Г о с п о ж а Л и н д е. Нет, нет, лучше ты рассказывай.
Н о р а. А вот и нет, ты первая. Сегодня я своему эгоизму воли не дам, поговорим о твоих делах. Только одно скажу, и все. Ты уже слышала, какая у нас большая радость?
Г о с п о ж а Л и н д е. Нет. Какая?
Н о р а. Муж стал директором в Акционерном банке! Представляешь?
Г о с п о ж а Л и н д е. Твой муж?! Вот так счастливый поворот…
Н о р а. Ужасно счастливый! Адвокатские заработки ненадежны, особенно если человек готов иметь дело только с порядочными и безупречными фирмами. Торвалд именно так и работал, и я совершенно с ним согласна. Знала бы ты, как мы рады! Он вступит в должность прямо с нового года, ему положили большое жалованье и солидный процент. Теперь мы заживем совсем, совсем по-другому, сами себе хозяева. О, Кристина, какое же это облегчение. Я просто счастлива! Господи, как замечательно иметь много денег, чтобы все время о них не думать, скажи?
Г о с п о ж а Л и н д е. Да, прекрасно иметь все необходимое.
Н о р а. Нет, не просто самое насущное, а по-настоящему много-много денег!
Г о с п о ж а Л и н д е (улыбаясь). Нора, Нора, смотрю, практичности в тебе не прибавилось. В школе ты слыла мотовкой и транжирой.
Н о р а (тихо смеясь). Вот и Торвалд так же говорит. (Грозит пальцем.) Только не такая ваша Нора мотовка, как вы изволите думать. Да и что мне было транжирить, когда мы жили в обрез. Работали оба, иначе не получалось.
Г о с п о ж а Л и н д е. Ты тоже работала?
Н о р а. Да, по мелочи: шитье, вышивка, вязанье, (вскользь) другое разное. Ты знаешь, наверное, что после нашей свадьбы Торвалд ушел из министерства. Повышения там не предвиделось, а ему надо было зарабатывать больше прежнего. Он как прóклятый вкалывал, с утра до вечера, да еще все время искал приработок. А сил ему не хватило, надорвался. К концу года так заболел, что врачи сказали – умрет, если не вывезти его на юг, в жаркий климат.
Г о с п о ж а Л и н д е. Да, помню, вы целый год в Италии провели.
Н о р а. Нам, как ты догадываешься, непросто было сняться с места, Ивар только что родился. Но и не поехать было нельзя. О, мы чудесно путешествовали. И Торвалд вернулся к жизни. Но стоило это огромных денег, Кристина.
Г о с п о ж а Л и н д е. Еще бы, могу себе представить.
Н о р а. Тысяча двести спесидалеров. Четыре тысячи восемьсот крон. Это серьезные деньги, знаешь ли.
Г о с п о ж а Л и н д е. Да. Но счастье, когда в таких обстоятельствах они у человека есть.
Н о р а. Конечно. Нам их дал папа, скажу тебе честно.
Г о с п о ж а Л и н д е. Вот оно что. Он ведь как раз в то время и умер, да?
Н о р а. Аккурат тогда. Представляешь, я не смогла поехать ухаживать за ним. Ивар должен был родиться со дня на день. Бедный Торвалд, приговоренный врачами к смерти, требовал моих забот. Милый мой, добрый мой папочка, так я и не повидалась с ним. Ни о чем я так не горюю, как об этом.
Г о с п о ж а Л и н д е. Я знаю, ты его очень любила. Но в Италию вы все-таки уехали?
Н о р а. Уехали. Деньги у нас теперь были, врачи торопили, и месяц спустя мы тронулись в путь.
Г о с п о ж а Л и н д е. И муж там действительно вылечился?
Н о р а. Да, домой он вернулся как огурчик.
Г о с п о ж а Л и н д е. А тогда почему доктор?
Н о р а. Какой доктор?
Г о с п о ж а Л и н д е. Я пришла одновременно с доктором. Мне послышалось, горничная сказала "доктор".
Н о р а. А, так это доктор Ранк. Он просто в гости зашел. Ранк наш ближайший друг, хоть раз в день непременно заглянет. Нет, Торвалд с тех пор больше не хворал, и дети крепкие и здоровые, и я сама. (Прыгает и хлопает в ладоши.) Боже, Боже, что за чудо – жить и быть счастливой! Ой, я опять себя дурно веду, говорю все о себе да о себе. (Садится на скамеечку рядом с Кристиной и кладет руки ей на колени.) Не сердись на меня! Скажи, а ты правда не любила своего мужа? Зачем же ты вышла за него?
Г о с п о ж а Л и н д е. Мама была еще жива, но уже слегла и нуждалась в уходе. А кроме нее, двое младших братьев тоже на моем содержании. Я посчитала невозможным отказать ему.
Н о р а. Да, ты была права, наверно. А он тогда был богач?
Г о с п о ж а Л и н д е. Во всяком случае, весьма состоятельный, пожалуй. Но дела вел очень рискованно. После его смерти все пошло прахом, и я осталась ни с чем.
Н о р а. И?
Г о с п о ж а Л и н д е. Пришлось биться за жизнь. То лавочку открою, то уроки даю, бралась за все подряд. Три последних года были для меня как один бесконечный рабочий день. Но теперь всё. Бедная моя мама больше во мне не нуждается, отошла с миром. И мальчикам я не нужна – оба пристроены, служат и содержат себя сами.
Н о р а. Какое, должно быть, облегчение для тебя…
Г о с п о ж а Л и н д е. Нет, что ты, одна только неописуемая пустота. Для кого мне жить? (Нервно встает.) Потому я и сбежала из нашего медвежьего угла, не выдержала. Здесь наверняка легче найти себе применение. Если мне посчастливится получить постоянное место, какую-нибудь работу в конторе, например…
Н о р а. Кристина, конторская служба страшно выматывает, а у тебя и без того изможденный вид. Лучше тебе все-таки поехать на воды.
Г о с п о ж а Л и н д е (встает у окна). Нора, у меня нет папы, который ссудил бы мне денег на поездку.
Н о р а (вставая). Кристина, не злись на меня.
Г о с п о ж а Л и н д е (обернувшись). Это ты на меня не злись, дорогая Нора. Самое плохое в моем положении, что становишься желчным. Зарабатывать не для кого, а все равно приходится наизнанку выворачиваться, кормиться-то по-прежнему надо. Вот и делаешься эгоисткой. Когда ты рассказала мне о счастливых переменах в вашей жизни, я – ты не поверишь – обрадовалась не столько за вас, сколько за себя.
Н о р а. Почему? А, понимаю, понимаю. Ты думаешь, Торвалд сумеет помочь тебе.
Г о с п о ж а Л и н д е. Да, у меня мелькнула такая мысль.
Н о р а. Он и поможет конечно же. Только доверь это дело мне, о, я все устрою в лучшем виде, тонко и деликатно. Подлащусь как он любит. Ой, мне ужас как хочется помочь тебе!
Г о с п о ж а Л и н д е. Нора, какая ты милая: переживаешь за меня, хочешь помочь, хотя сама трудной жизни не нюхала. Меня это трогает вдвойне.
Н о р а. Я не нюхала?
Г о с п о ж а Л и н д е (улыбаясь). Бог мой, Нора, твое шитье-вышиванье… Ты как дитя.
Н о р а (мотнув головой, принимается ходить по комнате). Зря ты так высокомерно.
Г о с п о ж а Л и н д е. Прости?
Н о р а. Вот все вы так. Думаете, ни на что серьезное я не гожусь…