***
Дофин Карл не принял Франсуа де Вивре ни в тот день, первого мая, ни в последующие, поскольку у него имелись другие заботы. Речь шла ни больше ни меньше как о судьбе Франции.
Во время беспамятства Франсуа события не переставали идти своим чередом. Иоанн Добрый, по-прежнему пребывавший в плену в Лондоне, счел, наконец, срок своего ожидания слишком затянувшимся, а его кузен Эдуард III сумел этим воспользоваться. 24 марта 1359 года он вынудил Иоанна принять мирный договор взамен обещания быстрого освобождения.
Однако то, что, не моргнув глазом, подписал король Иоанн Добрый, было попросту невообразимо. Англия отбирала у Франции, кроме прочего, все ее морские провинции, от Северного моря до Пиренеев. Было очевидно, что государство, не имеющее выходов к морю, обречено на скорое удушение. Вдобавок к этому размер выкупа был определен в баснословную сумму, а именно - в миллион золотых денье. Его совершенно невозможно выплатить! В обмен на свободу Иоанн Добрый соглашался на смерть своей страны.
К счастью, подпись пленника не могла быть признана достаточной, так что последнее слово оставалось все-таки за дофином, регентом Франции. Получив на руки этот невероятный документ, Карл не захотел его ратифицировать и теперь изыскивал средства, которые позволили бы ему придать своему отказу побольше вескости. Дофин решил созвать Генеральные штаты.
Их заседание состоялось 25 мая 1359 года. Чтобы событие выглядело еще более торжественным и внушительным, дофин Карл сделал его публичным. Выборные от трех сословий разместились на ступенях дворца в присутствии изрядной толпы. Франсуа находился в первых рядах. Он предчувствовал, что скоро его снова затянет круговорот событий, и испытывал от этого облегчение. Он не смог отогнать от себя мысль о том, что ровно год назад, день в день, в Париж прискакали гонцы, возвестившие о начале крестьянских возмущений, и они с Туссеном уехали на ту проклятую битву…
На самом верху дворцовой лестницы один из адвокатов Парламента начал чтение договора.
- Англия получит в полное владение Гиень, Гасконь, Сентонж, Ангумуа, Пуату, Лимузен, Турень, Анжу, Мэн, Нормандию, Понтьё, сеньории Монтрейль, Кале, Булонь и все острова в океане. Герцогство Бретань станет вассалом Англии…
Толпа заволновалась. Как только называлось имя очередной потерянной провинции, в толпе поднимался возмущенный ропот. Но выборные от сословий были ничуть не менее пылкими. Как только чтение закончилось, представители духовенства, дворянства и буржуазии равно дали волю своему гневу. В прениях не было даже нужды, какой-то епископ, незнакомый Франсуа, взял слово, чтобы выразить всеобщее чувство:
- Условия неприемлемы и неисполнимы, а англичанам надо задать хорошую трепку, пусть даже всем нам придется погибнуть!
Депутаты проголосовали за налог, предназначенный для набора войска, а дворянство решило тут же составить личную армию дофина. Генеральные штаты, заседание которых на этот раз продлилось всего одно утро, в волнении разошлись. Через несколько дней король Иоанн с удивлением узнал, что его подданные предпочли судьбу страны его собственной…
В какое-то мгновение Франсуа заметил на верхних ступенях лестницы хрупкий силуэт дофина, рвущего в клочки текст договора, но Карл сразу же исчез, окруженный толпой. Франсуа бросился в самую сутолоку, где теснились знатнейшие сеньоры королевства, рыцари, оруженосцы, буржуа и простонародье. Из уст в уста передавался первый приказ: войску предстояло обложить Мелён, крепость, удерживаемую отрядами Карла Злого; дофин будет лично руководить своей армией. Среди рыцарей поднялся шум: каждый в возбуждении торопился прокричать свой боевой клич. Франсуа тоже бросил:
- Мой лев!
И, словно эхо, рядом с ним прозвучало:
- Божья Матерь, Геклен!
Геклен!.. Франсуа заработал локтями и оказался рядом с человеком маленького роста, лет сорока с виду. Его доспехи были помяты, а щит с гербом - черный двуглавый орел с красными когтями и гребнем на серебряном поле - пребывал в еще более плачевном состоянии: у птицы не хватало одной лапы, да и все краски облупились. Внешность самого рыцаря была под стать его снаряжению. Смуглый, курчавый, круглолицый, с лицом, напоминающим те образины, которыми украшают водостоки соборов: крошечный носик и большие зеленые глаза навыкате. И, однако, Франсуа каким-то удивительным образом был уверен, что тот одолел бы его и на турнире, и в любом другом виде единоборства. Чувствовалась в этом почти уродливом теле недюжинная сила, а в несуразных глазах таилось даже что-то завораживающее - такой мощный ум светился в них.
Франсуа спросил наудачу:
- Вы - дю Геклен? Сеньор де Броон? Черный Пес?
- Да. Все это, а также капитан Понторсона и Мон-Сен-Мишеля. Откуда вы меня знаете?
Франсуа ответил не сразу. Значит, вот он каков, тот, кому служил Туссен да к кому он и сам мог бы присоединиться, если бы не предпочел валять дурака в Броселиандском лесу! У него возникло впечатление, что закончилась еще одна обходная дорожка, и он окончательно выбрался на прямой путь.
- Мой оруженосец рассказывал мне о вас. Он погиб…- Франсуа с трудом подобрал слова, - погиб в бою. Его звали Туссен.
Дю Геклен наморщил лоб и покачал круглой головой.
- Помню. Ловкий лучник и отличный товарищ.
Такой была первая встреча Франсуа де Вивре с Бертраном дю Гекленом.
Осада Мелёна началась в первых числах июня. Армия дофина была многочисленна. В ней под началом коннетабля Франции Робера де Фьенна и Ги де Шатильона, графа де Сен-Поля, собрался цвет дворянства. Дофин хоть и присутствовал в войске, но непосредственного участия в военных операциях не принимал, ограничиваясь ролью наблюдателя.
Для осады имелись весьма важные орудия, а именно тяжелые арбалеты и две бомбарды. С них и начали. Много дней они громыхали, обстреливая стены. Первый раз Франсуа видел их в деле. Грохот стоял чудовищный, и он представил себе, что должен был почувствовать его отец и другие французские рыцари, услышав его при Креси…
Поскольку бомбардировка ничего не дала, приходилось решиться на штурм. Он состоялся 18 июня, и Франсуа потом никогда не забывал этот день.
Ничто не казалось ему более волнующим, чем участие во взятии какого-нибудь замка. Вид стен, куда ему предстояло взойти с боевым цепом в руках, буквально зачаровывал его… На приступ попели рано утром, при восхитительной погоде. Впереди двигались солдаты, держа широкие щиты, предназначенные защищать остальной отряд, - так называемые павуа; за ними следовали арбалетчики, потом подносчики лестниц и, наконец, рыцари со своими оруженосцами.
Крепость Мелён располагалась на одном из островов Сены. Реку перешли без труда по заранее наведенным наплавным мостам и ступили ногой на узкую полоску земли, тянущуюся вдоль стен. Этого-то момента и ждали защитники, чтобы вступить в игру. Каждая бойница вдруг извергла целые груды камней, дождь стрел, пущенных из луков и арбалетов, потоки кипящей смолы.
В одно мгновение вокруг вскипел ад. Франсуа не успел даже решить для себя, какого поведения ему держаться. Его увлекла отхлынувшая волна нападавших, оставляя у стен десятки трупов… Некоторое время спустя он оказался на другом берегу Сены, уже вне досягаемости потопа. Он чувствовал себя оскорбленным, униженным, хотя и ни в чем не мог себя упрекнуть. Против такой обороны любой был бы бессилен.
Любой, кроме Бертрана дю Геклена! Он-то остался под стенами, и остался совершенно один! Приметив на земле лестницу, он сумел поднять ее и прислонить к стене, хотя обычно для этого требуется сразу несколько человек. Потом подобрал щит павуа, поднял его над головой и начал восхождение. Вся армия следила за ним, затаив дыхание, настолько невероятным было это зрелище - один-единственный человек, идущий на приступ целого города.
Со своего наблюдательного поста дофин тоже видел эту захватывающую сцену. Он обратился к стоящему рядом Роберу де Фьенну, коннетаблю:
- Бога ради, кто этот человек?
- Бертран дю Геклен, государь. Говорят, он храбро дрался с англичанами в Бретани.
Дофин воскликнул:
- Спасите же его!
И правда, в этот момент на лестницу обрушился большой камень, разбив ее в щепы; рыцарь, добравшийся до середины, упал вниз и остался лежать, а вокруг него, не переставая, дождем сыпались стрелы и камни. По приказу дофина на выручку ему со всей возможной спешкой был отправлен отряд. Прикрываясь своими павуа, солдаты сумели перейти Сену, подобраться к неподвижному телу храбреца и забрать его с собой. Поскольку дю Геклен по-прежнему не подавал признаков жизни, его спасители применили к нему способ, которым пользовались тогда в армии, чтобы привести в чувство утопленников. Они дотащили его до ближайшего крестьянского двора, раскопали навозную кучу и засунули в нее раненого, всего целиком. Средство возымело решительное действие: тот немедленно пришел в себя.
Та часть войска, в которой находился Франсуа, последовала за спасенным. К ним присоединился и сам дофин. Как только рыцаря поставили на ноги, дофин Карл приблизился к храбрецу. Франсуа находился совсем рядом и ничего не упустил из их встречи. Даже в обычном своем состоянии дю Геклен был далеко не красавцем; вытащенный же из навозной кучи сделался и вовсе безобразен. Его уродливая голова, цилиндрическое тело, большие руки и короткие ноги были заляпаны гнусной жижей. Сравнение его с дофином производило впечатление почти комическое: наследник французского трона был хрупкий, как девушка, молодой человек, бледный, словно больной, и серьезный, словно доктор. Но Франсуа ничуть не хотелось смеяться. Напротив, его не покидало чувство, что на его глазах происходит что-то великое.
Дю Геклен преклонил колено перед своим будущим королем, который обратился к нему с улыбкой:
- Я счастлив узнать вас, Бертран. Мне будут нужны именно такие люди, как вы.
А дю Геклен, преодолевая волнение, только и сумел пробормотать:
- Да, государь…
***
Этот день, 18 июля, приберег для Франсуа и другие впечатления. Вечером в лагере он услышал одну удивительную историю. Ему рассказал ее крестьянин, по зову сердца присоединившийся к их войску. Был он родом из Лонгейль-Сент-Мари, деревушки неподалеку от Крейля, то есть из самого сердца той области, откуда годом раньше пошла гулять Жакерия. Он попросил себе кусок хлеба и поведал о подвигах их вожака, который умер совсем недавно. Франсуа жадно слушал, потому что от этих слов в его сердце рождалась огромная надежда…
Сеньором деревни Лонгейль был копьенский аббат. Жители обратились к нему за дозволением укрепить селение, чтобы иметь возможность защищаться от англичан. Поскольку тот согласие дал, они построили стены и выбрали из своей среды вожака, Верзилу Ферре. Прозванный Верзилой из-за огромного роста, Ферре слыл человеком честным и прямодушным, но более всего выделялся небывалой, просто геркулесовой силой. Он ловко управлялся с топором, да не простым, а особым, таким тяжеленным, что человек и неслабый мог поднять его только обеими руками, да и то лишь до уровня своих плеч.
Англичане заявились к ним в начале весны, рассчитывая, что с простыми мужиками долго возиться не придется. Долго возиться и не пришлось, да только с ними самими, с англичанами. Им устроили настоящую кровавую баню. Верзила Ферре махал своим топором, может, и не очень по науке, но зато метко - как раз на высоте их голов. В тот день он один уложил восемнадцать человек.
Раздосадованные англичане вернулись назавтра, в два раза более многочисленным отрядом. В два раза больше истребил их и Верзила Ферре. Крестьяне захватили пленных, и он их всех самолично обезглавил. День выдался жаркий; после стольких подвигов великана обуяла жажда, и он нахлебался ледяной воды. Он ее выпил столько, что заболел. Англичане как-то прознали об этом и нагрянули снова, думая захватить его в постели. Но Ферре держал топор под рукой. К их немалому удивлению, он вскочил на ноги и убил еще пятерых; остальные сбежали. Он пошел прилечь, но тут ему снова захотелось пить. Он опять попил ледяной воды, и вскоре горячка его унесла…
Крестьянин заключил:
- А ежели бы выжил - не осталось бы больше англичан во Франции…
Франсуа был восхищен. У него возникло ощущение, что скоро все изменится и эта нескончаемая война получит, наконец, счастливый исход. Вот они, примеры для подражания: надо бить захватчиков так же отважно, как дю Геклен, как Верзила Ферре, - и страна будет освобождена…
Правда, пока что победа заставляла себя ждать. Несколько дней спустя дофин снял осаду с Мелёна. Он поспешно заключил перемирие с Карлом Злым, поскольку из Англии пришли тревожные вести. Эдуард III, придя в ярость от неудачи с договором, готовился к высадке на французском берегу со всем своим войском.
После заключения перемирия каждый поехал к себе: дю Геклен - в Бретань, Франсуа - в Париж, поскольку для него и речи быть не могло о том, чтобы вернуться в Вивре или Куссон. Дофин находился в Париже, и Франсуа рассчитывал остаться под его началом. Именно в Париж прибудет Ариетта - в тот прекрасный, но пока, правда, непредсказуемый день, когда будет освобожден Иоанн Добрый. Наконец, там обитала Жилетта, от которой Франсуа хотел, во что бы то ни стало узнать, что с ним происходило во время потери памяти.
Пока что это ему не удалось. Жилетта увиливала от всех его вопросов. Никакой угрозой невозможно было ее запугать. Франсуа вынужден был признать, что она оказалась сильнее; ему оставалось лишь терпеливо ждать, а, ожидая - находиться с ней рядом.
В то время служба дофину занимала его почти целиком. Франсуа де Вивре состоял в небольшом рыцарском отряде, назначенном для обороны столицы. Порой он обходил дозором стены, порой нес караул в Лувре, королевской крепости, а порой командовал конными разъездами, которые высылались для осмотра местности; наконец, Франсуа получал порой привилегию оставаться во дворце вместе с личной охраной дофина. Именно в эти дни он узнал от одного посланца, скромного монаха, что его брат благополучно добрался до Ланноэ и пребывает там в добром здравии. Воспользовавшись своим доступом в королевский дворец, Франсуа отправился вымаливать для Жана прощение через одного из близких советников дофина, особенно напирая на то обстоятельство, что Жан де Вивре убил заведомого приспешника Карла Злого. Ходатайство Франсуа было изучено, но отклонено. Ответ гласил: убийство в церкви есть преступление слишком тяжкое. Существуют вещи, которых не может простить даже дофин…
Некоторое время спустя, в День всех святых, Франсуа узнал о высадке Эдуарда III. Тот прибыл в Кале во главе пятнадцати тысяч человек, весьма внушительного войска. Цель его была обозначена ясно: Реймс. Эдуард собирался короноваться там королем Франции!
Парадоксально, но, узнав об этом, Франсуа испытал радость. В этот праздник, День всех святых, он не мог думать ни о чем другом, кроме смерти своего оруженосца. Вновь открывалась его незаживающая рана, а перспектива войны все-таки разгоняла мрачные мысли.
При объявлении этой новости Жилетта обрадовалась не меньше, чем Франсуа, но по другим причинам. Призрак мира резко отдалялся. Возобновлялась долгая распря. Теперь будет столько битв, столько крови и ненависти, что обе страны так и останутся непримиримыми врагами. Немало поколений сменит на земле друг друга, прежде чем англичанка сможет выйти замуж за француза!
На следующий день, второго ноября, Эдуард со своей армией покинул Кале; разделив ее на три части, он взял на себя командование одной из них, а остальные доверил старшим сыновьям - Черному Принцу и герцогу Ланкастерскому. Снова проследовали они через французские провинции: Артуа, Камбрези, Вермандуа, Тьераш, Шампань… Но в этот раз они встретили необычную ситуацию: сельская местность оказалась пуста; не было видно не только солдат, но и жителей.
Это было следствием распоряжений дофина. Именно он приказал, чтобы с приближением неприятеля крестьяне укрывались в городах вместе со скотиной и урожаем. Такая тактика, тактика пустой земли, удивила англичан, которые сначала сочли ее признанием немощи, но затем быстро ощутили на себе ее последствия. Не имея больше возможности кормиться на местности, они вынуждены были приняться за те запасы, которые взяли с собой, поэтому, добравшись до Реймса в начале декабря, войска были практически обессилены.
Тут английского короля поджидало новое разочарование. Он надеялся, что жители города охотно откроют ему ворота, но нашел их исполненными непоколебимой твердости, намеренными держаться до конца. Священный город желал принадлежать Франции. В середине января Эдуард III вынужден был снять осаду и увести изголодавшиеся войска. Он недооценил двух своих самых опасных противников: дофина и национальное чувство. Чудо, случившееся при Креси и Пуатье, не повторилось; король Англии познал первый провал за все время своего правления.
Он провел зиму в Бургундии, в ненадежных условиях. В это время дофин Карл готовился нанести ему новый удар - удар такой дерзости, что никто просто не мог его предвидеть…