***
Как раз на Сретенье, когда он находился в королевском дворце, Франсуа увидел идущего ему навстречу Робера де Фьенна, коннетабля Франции собственной персоной.
- Рыцарь, я предлагаю вам задание славное и опасное. Вы согласны?
Никогда еще, наверное, Франсуа не был так счастлив ответить "да" на заданный ему вопрос.
- Тогда вы должны отправляться немедленно, никого не предупреждая.
Вскоре Франсуа покинул Париж, следуя за коннетаблем в обществе нескольких сотен других рыцарей. Они выехали через ворота Сен-Дени приблизительно в нону. За воротами к ним присоединился другой отряд, возглавляемый графом де Сент-Полем; и далее, на протяжении всего пути, к ним примыкали все новые и новые группы.
Войско - потому что теперь это было настоящее войско - сделало привал у Сен-Дени. Франсуа заметил прибытие многочисленных повозок с провиантом и военным снаряжением. Судя по всему, речь шла об операции большого размаха, тщательно подготовленной в строжайшей тайне. Сколько их всего было? Имелись: тысяча рыцарей, их оруженосцы, несколько сотен арбалетчиков и люди из парижского ополчения - те самые, которые, являясь сначала самой твердой опорой Этьена Марселя, были теперь беззаветно преданы дофину.
На следующий день движение возобновилось, и очередная остановка была сделана в Мерю. Из Мерю отправились в Бове. Насчет целей экспедиции по-прежнему не было никаких указаний. Внезапно Франсуа это обеспокоило. Они находились в том самом краю, где вспыхнула Жакерия. Не запылало ли тут новое восстание? Не для того ли здесь эта армия, чтобы подавить его? Неужели повторится былой кошмар?
Нет… Как раз после Бове коннетабль велел остановить армию и сообщил то, что знали до сих пор одни лишь начальники:
- Мы отправляемся в Англию!
Восторг поднялся неописуемый. Выходит, покуда английский король истощает свои силы во Франции, дофин решил поразить его собственную страну в самое сердце, неосторожно оставленное без защиты! Им предстоит высадиться, проскакать до самого Лондона, освободить короля Иоанна и привезти его обратно! Им предстоит выиграть войну!.. Франсуа был по-настоящему счастлив: он уже видел себя в Хертфорде, забирающим Ариетту - со щитом "пасти и песок" на груди, с копьем в руке…
Наконец войско прибыло в Кротуа, где встало на квартиры. Началось долгое ожидание. К ним присоединился отряд фламандских волонтеров. Но корабли запаздывали. Из них приплыла одна часть, потом другая, но все равно недостаточно, чтобы переправить за море всех. Франсуа помрачнел. Он открыл для себя второе лицо войны - скуку. За несколько часов действия приходилось платить неделями праздности…
И вот 3 марта 1360 года корабли прибыли в достаточном количестве. Начиналось великое отплытие! Франсуа поднялся на борт и вышел в открытое море. Вокруг белели десятки других парусов. На верхушке каждой мачты развевались золотые лилии. Франсуа покинул Англию, переодетый лакеем, блюющий в трюме рыбачьего суденышка, а вернется туда в доспехах, на коне и с оружием в руках!
Ветра дули неблагоприятные для французского флота. Быстро перебравшись через Ла-Манш, суда несколько дней не могли пристать к берегу. Всякий раз, когда казалось, что настал подходящий момент, ветер отгонял корабли обратно в море. Только утром 15 марта направление ветра сменилось. Флот причалил в Уинчелси, в семидесяти милях к северу от Гастингса, как раз там, откуда триста лет назад другая армия, прибывшая из Франции, начала свое вторжение в Англию.
Высадка прошла в хорошем порядке. Город Уинчелси располагался на возвышенности, на некотором удалении от берега. Коннетабль составил три отряда: впереди - арбалетчики с парижскими и фламандскими пехотинцами под командой Жана де Невиля, племянника маршала д'Одрема; в центре - первый рыцарский отряд под его собственной командой; и в арьергарде - последний рыцарский отряд во главе с графом де Сент-Полем.
Франсуа попал в арьергард. Никогда он не испытывал столь сильной радости. Он оставил забрало открытым и полной грудью вдыхал воздух Англии. Стояла та переменчивая мартовская погода, когда солнце и облака беспрестанно сменяют друг друга… До первых строений городка Уинчелси добрались быстро; затрубили трубы, развернулись знамена. Все, начиная с коннетабля и кончая простым пехотинцем, закричали: "Монжуа, святой Дени!"
Немедленно началась резня. Почти все население Уинчелси находилось в церкви на воскресной службе. Пехотинцы ворвались туда первыми и натешились вволю, не обращая внимания на святость места: они насиловали женщин и убивали всех подряд, включая детей и духовенство. Никому не было ни пощады, ни жалости. В тот день несчастные обыватели Уинчелси стали жертвой чувства, наиболее укорененного в человеческом сердце, - мести.
Потом настал черед домов, и вскоре весь город сделался добычей пламени. Но англичане на своей земле были такими же грозными бойцами, как и на чужой, что и не замедлили доказать. Нагрянул их первый отряд - лучники и пехотинцы. Они были многочисленны - больше тысячи человек. Это показывало, что расчет на внезапность не оправдался. Двенадцать дней французский флот плыл на виду у англичан, вдоль самых берегов, и власти успели принять меры. Со всех сторон к Уинчелси подтягивались теперь вооруженные подкрепления.
Первыми их натиск выдержали пехотинцы и отряд коннетабля. Схватка была жестокой, беспощадной как с той, так и с другой стороны, но поле боя осталось все-таки за французами. Почти сразу вслед за первым налетел и второй отряд, составленный в основном из лучников. Французам пришлось отступить. Путь на Лондон к королю Иоанну, который некоторым казался широко открытым, на самом деле был надежно защищен…
С самого начала схватки Франсуа пребывал в бездействии. Арьергард графа де Сен-Поля, куда он попал, представлял собой резерв, поэтому сир де Вивре вместе с другими просто неподвижно сидел на коне посреди пылающего города. До них долетели несколько стрел, потом показались французские всадники. Они отступали в правильном порядке, а по рядам передавался приказ коннетабля:
- К кораблям!
С тоской в душе Франсуа развернулся вместе со своими товарищами. Высадка в Уинчелси не станет началом славного завоевания, на которое он так надеялся. Это была всего лишь вылазка, разведка боем.
Они спустились к берегу и достигли порта. Франсуа спешился. Моросило. Он держал своего коня под уздцы, когда вдруг почувствовал, как его толкнули в спину. Толчок был такой силы, что Франсуа растянулся во всю длину. Он хотел встать, но помешала боль. В него угодила стрела.
Франсуа остался на земле. Продолжался дождь; вода затекала ему внутрь доспехов. Он оставался в сознании, более того - был совершенно спокоен и даже счастлив! Значит, он умрет на английской земле. Какая слава! Если все остальные погибали, защищая свою страну или даже во время бегства, то он, возможно, будет единственным французским рыцарем, который пал как завоеватель. Ариетта придет плакать на могилу героя.
Франсуа захотелось в последний раз взглянуть на перстень со львом, и он, превозмогая боль, попытался стянуть железную перчатку. Тут Франсуа почувствовал, как его подхватили чьи-то сильные руки, и он оказался на корабле. Видя, что сир де Вивре не шевелится, его товарищи не сомневались в том, что он мертв; одного его движения хватило, чтобы к нему пришли на помощь.
***
Если ветра препятствовали французам достичь Англии, то во время их возвращения все обстояло наоборот. На следующий день флот уже достиг Булони. Франсуа вместе с остальными ранеными поместили в бенедиктинский монастырь, монахи которого славились своим искусством врачевания. Рана, по счастью, оказалась не слишком глубока, и жизни рыцаря не угрожала опасность, тем не менее, он нуждался в тщательном уходе. Начался долгий вынужденный отдых…
Скоро весть о высадке в Уинчелси разнеслась по всей Франции. Пусть операция и не принесла успеха в плане военном, но в плане психологическом он был неоспорим. Все королевство рукоплескало смелому предприятию дофина, и рыцарство, столь опозорившее себя при Пуатье, вернуло часть былого уважения.
Реакция англичан была, разумеется, противоположной. Эдуард впал в настоящее бешенство. Он покинул Бургундию и двинулся к Парижу, опустошая все на своем пути. Он поклялся захватить столицу вкупе с дофином.
Этот последний поджидал своего соперника. Стены, отремонтированные Этьеном Марселем, были укреплены еще лучше, гарнизон располагал многочисленными, закаленными в сражениях бойцами: Париж стал неприступен. 31 марта Эдуард III прибыл в Арпажон, где не оставил ни одной живой души, ни одного целого дома. Потом английский король продолжил свой путь и шел, пока не наткнулся на парижские стены. Не имея достаточно средств, чтобы начать осаду, он обратился против окружающей столицу местности и разорил ее всю вдоль и поперек. Вскоре Лонжюмо, Орли, Монлери, Шатильон, Монруж, Жантильи, Кашан, Исси, Вожирар, Берси сделались добычей пламени.
С высоты своих стен парижане в унынии наблюдали пожары. Среди них было много окрестных крестьян, укрывшихся в городе; они видели, как горят их собственные дома. Росло общее возмущение и озлобленность против дофина: его обзывали трусом, требовали вылазки… Но тот не обращал на это никакого внимания. Он-то знал, что согласись он на битву - и англичане, на чьей стороне было военное преимущество, одержат верх. Сейчас они терзают страну, но скоро сами останутся без сил.
***
Жилетта вместе со всеми остальными смотрела на дымы пожарищ, поднимающиеся над равниной. От Франсуа после его внезапного отъезда на Сретенье не было никаких известий, но что-то подсказывало ей, что он не погиб. При виде пожаров Жилетте трудно было скрывать свою радость. Как эти языки пламени согревали ей сердце! Даже судьба Берси, родной деревни, была ей безразлична. Подумаешь, какая важность, что ее дом обратится в пепел, зато вот-вот свершится то, что она столь пылко призывала в своих молитвах. Эта война велась безжалостно; она накопила так много ненависти, что никогда, никогда не будет возможен мир между французами и англичанами!
***
Мир наступил почти сразу же после этих событий. 12 апреля, на Фомино воскресенье, Эдуард III снял осаду и отступил со своими уставшими, голодными войсками. На следующий день, когда он находился возле Шартра, разразилась страшная гроза - ничего подобного не было на памяти людской. Градины величиной с булыжник побили множество лошадей, а также рыцарей, которых не уберегли даже шлемы. Повозки были разбиты, поклажа пропала, а люди и животные застряли в непролазной грязи. Над остатками английской армии верх одержало небо…
Сознавая всю непрочность своего положения и напуганный тем, что было, возможно, знаком божественного гнева, Эдуард III с великой радостью встретил предложение о мире, с которым к нему явились папские легаты. Переговоры начались в местечке Бретиньи близ Шартра.
8 мая 1360 года в Бретиньи был заключен мир. Его условия оказались суровы: Англия забирала у Франции треть королевства (в сущности, весь юго-запад). Но по сравнению с договором, отвергнутым Генеральными штатами, облегчение выглядело значительным. К тому же на четверть был сокращен королевский выкуп, и король мог, наконец, вернуться во Францию.
Париж не помнил такого ликования. Меньше чем за какой-нибудь месяц благодаря невероятному повороту событий люди перешли от отчаяния к восторгу. Колокола на всех церквах звонили во всю мочь, прохожие целовались на улицах, а из подвалов королевского дворца выкатывали бочки с вином, и на любом перекрестке каждый мог пить, сколько влезет!
Жилетта пила вместе с другими, чтобы утопить в вине свою боль, и, опьянев, пришла к твердому решению: во что бы то ни стало она хочет вновь увидеть Франсуа. Поэтому она запрется в доме у паперти и будет ждать. Когда король вернется в Париж, он непременно пойдет к мессе в собор Богоматери, а поскольку Франсуа будет в его свите, она увидит своего возлюбленного. Это было все, на что она теперь рассчитывала…
Франсуа в своем булонском монастыре узнал о мире, подписанном в Бретиньи, несколькими днями позже. Рана его уже зажила, но он еще не вернул себе все силы. Поэтому когда он явился к отцу настоятелю и поделился желанием возвратиться в Париж, тот удивился. Франсуа рассказал ему о недавних событиях своей жизни, объяснив, что, прежде чем встретиться вновь с невестой, он всенепременно хочет выяснить, что с ним происходило во время его летаргии. Он опасается, не совершил ли какого греха.
Аббат расхохотался:
- Что вы мне голову морочите? Грешит одна только душа, а при вас тогда вашей души не было. Неужели вы такой негодный христианин, что не знали этого?
Франсуа настаивал:
- Но я же не знаю, что делал в то время…
- Зато Бог знает, ему одному и судить.
- Как же мне быть теперь?
Аббат по-дружески положил ему руку на плечо.
- Оставайтесь… Король наверняка высадился в Кале, а Булонь к Кале гораздо ближе, чем Париж. К тому же вам не помешает подольше побыть вдали от мира. В вашей жизни настает ответственный момент; немного размышлений и молитв пойдут вам только на пользу.
Франсуа провел в обители самые спокойные месяцы своей жизни. После всего пережитого ему просто необходимо было прийти в себя, как в физическом, так и в моральном смысле. В богослужениях и общих молитвах он участвовал мало, удовлетворяясь тем, что ходил ежедневно к повечерию, часов около трех ночи, да и то скорее лишь из вежливости в отношении монахов, чем по-настоящему взыскуя благодати.
В течение этих долгих дней, когда ему больше нечем было занять себя, кроме размышлений, он вдруг додумался до мысли, которая удивила его самого: Франсуа обнаружил, как мало места занимает религия в его жизни. Разумеется, это было следствием его воспитания. Его отец смотрел на такие вещи сурово, по-рыцарски, считая их уделом в первую очередь духовенства и женщин. Мать вела с ним странные мистические беседы. Ангерран толковал больше о нравственности, нежели о вере. Но, может, его встреча с Богом назначена просто на более поздний срок?
Монастырь располагался на холме, вздымавшемся высоко над морем, и Франсуа приобрел привычку устраиваться на скалистом мысу, вне стен. Стояло начало июня, и он проводил там часы напролет, а то и целые дни, наблюдая за повадками больших белых птиц. Не сразу он понял, почему его так зачаровывало это зрелище: ведь оно имело прямую связь с его собственной жизнью.
Впрочем, порой ему чудилось, что он сам птица. Он вытягивался на самом краю обрыва; стоило повернуть голову в одну сторону, и он оказывался среди трав и цветов, таких близких, что они расплывались в глазах; стоило повернуть в другую, и он парил над синей необъятностью, у которой не было ни конца, ни края. Легкое движение головы - и он возвращался на землю, еще одно легкое движение - и он снова взлетал выше самой высокой колокольни…
Белых птиц были тысячи, и их неумолчный гвалт вовсе не был ему неприятен, этот звук околдовывал Франсуа. Они устраивали гнезда прямо в отвесной скале, возвышавшейся над морем. Франсуа не уставал смотреть, как они взлетают, широко взмахивая крыльями, и вновь возвращаются с кормом для потомства.
Улетать и возвращаться… Что другое делал Франсуа в своей жизни после того прибытия в Куссон во время Черной Чумы? Сначала он отправился странствовать по Бретани, потом - под Пуатье, потом - в Англию, потом - в Париж, потом - в Мо, потом - в Англию, чтобы добраться наконец сюда…
Порой Франсуа видел птенцов, которые, выбравшись из гнезд, пускались в свой первый полет. Как же неуклюжи были его собственные первые шаги: лес Броселианд, двойняшки, медведь! Счастье еще, что, как и молодняк, вылетевший из гнезда, он обрел взрослых помощников, которые вели его и поддерживали: Ангерран, Туссен, крестная…
Впервые Франсуа прибыл в Куссон в конце 1349 года, сейчас середина 1360-го - за эти десять с лишним лет многое сильно изменилось. Настала пора соединиться со своей голубкой и свить вместе с ней гнездо.
***
Франсуа отправился в Кале 8 октября 1360 года. Он только что узнал, что король Иоанн со своей свитой покинул Лондон. Чтобы добраться до английского порта, каким считался отныне Кале, Франсуа решил ехать вдоль берега и теперь с удовольствием гнал коня у самой кромки моря, там, где затухают волны. На него опять нахлынули старые воспоминания. Вспомнилось Маргариткино предсказание: ведь он ехал за своей второй раковиной, за своей второй райской любовью… Он вспомнил также и то, что говорила ему Маргаритка о его аде. Но она ошибалась: существует ли, существовал ли и будет ли существовать этот ад?..
Король Иоанн по прозванью Добрый и Франсуа де Вивре прибыли в Кале в один и тот же день, 10 октября 1360 года. Иоанна Доброго сопровождал его младший сын, маленький Филипп, герой Пуатье, а также Черный Принц с двумя младшими братьями, решивший этим путешествием оказать честь королю. Были в свите и многие французские рыцари, заплатившие свой выкуп одновременно с королем, а также прочие английские и французские особы, среди которых находилась и подопечная Французской Мадам Ариетта де Сенклер…
Франсуа сразу же заметил ее силуэт в конце процессии - единственный женский силуэт среди этого скопища рыцарей, оруженосцев, лиц духовного звания, магистратов… Ее маска! На ней была голубиная маска! Она осмелилась! Восхитительная, дерзкая Ариетта, которая не поколебалась в присутствии короля и всех этих принцев заявить о себе тем способом, который нравился ей самой…
Растолкав латников, хотевших оттеснить его, Франсуа пробился к кортежу и приблизился, наконец, к ней. Слова, пришедшие ему на язык, были те же самые, что при первой их встрече:
- День добрый, зеленоглазая голубка.
И он зажмурился, чтобы услышать ответ:
- День добрый, мессир лев…
Голос не изменился. И Франсуа почувствовал в нем любовь с такой же уверенностью, как и раньше, когда был слепым. Ничто не изменилось, все готово было возобновиться с той самой точки, где прервалось.
Им требовалось столько сказать друг другу, что, как это ни парадоксально, скача бок о бок, они обменялись всего несколькими словами. Большую часть времени они просто глядели друг на друга и улыбались. Франсуа был удивлен, заметив, что кортеж направляется туда, откуда он только что приехал. Оказалось, что французский король дал обет совершить в случае освобождения паломничество к Божьей Матери Булонской, и именно там его дожидался дофин в окружении всего двора. Встреча короля и наследника произошла при таком ликовании, какое только можно себе вообразить. Народ кричал, пел, смеялся, танцевал. Кончились несчастья! Настал мир на вечные времена!
По дороге Ариетта и Франсуа рассказали друг другу о самом главном. Ариетта довольно быстро оправилась от своей раны. За нее вступилась Французская Мадам, и король, частично в ответ на просьбы своей матери, частично восхищаясь храбростью молодой женщины, проявил милосердие. Ариетте надлежало лишь вернуться в Хертфорд и не покидать его впредь. Когда будет подписан мир, она сможет уехать к своему суженому…