Ивченко. Как-то не торопимся.
Прокоп. Ну москвичи, ну народ!.. Никакого любопытства. Вы поэтому и в Третьяковку не ходите – успеется, мол, всегда под боком. Я на вас прямо удивляюсь. Заелись! Да ваш крематорий – чудо архитектуры!
Бэмс. А ты откуда знаешь?
Прокоп. Соседняя фирма печи конструировала.
Бэмс. Серьезно? А‑ха-ха!..
Прокоп. А чего ты смеешься?
Бэмс. Значит, мы все в твоей челябинской печечке греться будем?
Прокоп. Нет, товарищи, надо сказать, мы не справились. Не дожали мы эти чертовы печки. Мартены – пожалуйста! А эти не смогли. Там секрет какой-то.
Бэмс. Какой секрет!.. Бэмс – и нет старушки!
Пауза.
В Нью-Орлеане, когда хоронят, джаз играет…
Прокоп(запевает). "Падн ми бойз…"
Ивченко(Бэмсу). А ты и сейчас "падн ми бойз"?
Бэмс. Так…
Прокоп. Он "чу", а я "ча"… У нас всегда так: он "чу", я "ча"… Как он "чу", так я "ча"!!!
Бэмс. Заткнись!
Прокоп. Молчу, чувачок!
Ивченко. Во времена были! Смешно вспомнить… На джаз как быки на красное кидались.
Люся. А наш Ивченко впереди всех.
Ивченко. Не волнуйся, помню. Не лучшая страница моей биографии.
Бэмс. За биографию!
Люся. Бэмс, сократись!
Прокоп. Да пусть пьет, Люсь! Такой день.
Люся. Что день, что день?.. Завтра, между прочим, на работу.
Прокоп. Какая, к черту, работа – завтра суббота! Во – стихи!
Люся. Все равно ему больше не надо – я его знаю.
Ивченко. Действительно, черт с ней, с работой!
Люся. У нас строгий начальник.
Прокоп. А для меня эти времена – праздник! Лучшие пять лет моей жизни. Чего-то нам все хотелось, чего-то мы всегда придумывали… Вот взять эту "Чучу" нашу, мы же ее ночами репетировали! Я свое второе "ча" аж во сне кричал, а Бэмс, чтоб хрипеть, как Армстронг…
Бэмс. …Пять пачек мороженого перед выступлением съедал!
Ивченко. Ах, какой тогда вечер факультетский был! Прямо настоящий мюзик-холл! Два фиолетовых луча под верх сцены пустили, там чемодан висит белый, чемодан опускается, барабанная дробь, выстрел – бац! – из чемодана Снегурочка, полный свет – это наша Люська! Потом – бац! бац! – Снегурочкин наряд к черту срывает и – в купальничке. Скандал!
Люся. Ой, ты рассказываешь, можно подумать, прямо стриптиз!
Ивченко. Вспомните, мы коленки наших девочек только на физкультуре и видели. (Люсе.) И как ты в этот чемодан уместилась?
Люся. Я тогда тоненькая была. По два батона в день съедала, а была тоненькая. А сейчас не жру ни черта – и все мало. А поесть я люблю. Макарончиков по-флотски, и мордой в подушку – наутро хорошо выглядишь.
Ивченко. Что назавтра на факультете творилось!.. Один я знаю.
Люся. Постойте, постойте, ничего не рассказывайте без меня. (Убегает на кухню.)
Прокоп(запевает). "У московских студентов горячая кровь…"
Ивченко. Ну хорошо, двадцать лет прошло… Вот ты, Прокоп, скажи мне: почему нельзя было показать вашу "Чучу" перед выступлением?
Прокоп. Да, вам покажешь… Вы бы нас все равно не пропустили.
Ивченко. Почему? Нашли бы рубрику – "Их нравы" или "Дядя Сэм рисует сам". Шикарно бы прошло!
Люся(возвращается из кухни с картошкой). У Бэмса на собрании один спрашивает: "Зачем тебе усы?" А Бэмс: "Ты очки носишь, а я усы".
Прокоп. Бэмсику нашему тогда попало…
Бэмс. Одного из ваших я на всю жизнь запомнил. Аспирант какой-то. Прорабатывал нас. Даже не его самого, а глаза запомнил – прозрачные такие, немигающие, прямо в душу смотрел, крючок. "Диплом вам дадут, но будете вы инженер без допуска. А вы, – говорит, – знаете, что такое инженер без допуска?" Я тогда не знал, что это такое, но понял: что-то очень страшное. Это значит, все вроде допущены, а я вроде нет… К чему?!
Ивченко. Пугал.
Бэмс. И ты знаешь, испугал. Я потом всю жизнь старался, но к чему-то меня так и не допустили.
Ивченко. А где ты работаешь?
Бэмс. Не имеет значения…
Ивченко. Ну а все-таки?
Бэмс. Знаешь, что такое стасорокарублевый инженер? Плюс, правда, прогрессивка. Технадзор. Все строят, а я надзираю.
Ивченко. Надо что-то для тебя придумать.
Бэмс. Не надо. Мне сорок четыре. Еще лет шестнадцать понадзираю – и на пенсию.
Люся. Ну, ребята, ребята! Давайте лучше о прошлом! Ой, помню, как я в своем купальничке на сцену вылетела…
Ивченко. В желтом.
Люся. Точно, Ивченко, – в желтом. И у меня слова такие были: "Вот я, Снегурочка, прискакала к вам из леса, я от Дедушки Мороза, поздравляю вас, товарищи с наступающим 1954 годом!"
Бэмс. Точно! Пятьдесят четвертый.
Пауза.
Люся. Ну вот, выкинули меня из чемодана, подхожу я к авансцене, делаю маленькую паузу, и вместо этого: "Бэмс, "Чучу"!"
Прокоп. Коронка!
Бэмс. Скандал…
Ивченко. Партизанщина.
Люся. Партизанщина – это если бы я негритянский танец в ватнике танцевала.
Прокоп. Коронка!
Люся. У вашего декана так челюсть до полу и отвалилась.
Прокоп. А он, Кузьмич наш, как назло, в первый ряд сел. Коронка!
Бэмс. Кочумай, утюг!
Ивченко. Он с женой был, ну, она, наверное, ему на Люську и наклепала. (Люсе.) Ты же была не институтской, со стороны. Деканша тебя в "Орионе" видела.
Люся. Певичка из "Ориона" на сцене серьезного вуза – о ужас!
Прокоп. Вот название было – "Орион"! Теперь так кинотеатры не называют. Все больше "Темп", "Прогресс"… Тьфу!..
Ивченко. Певичка из "Ориона"… Я тоже ходил тебя смотреть.
Люся. Слушать.
Ивченко. Смотреть. И слушать, как ты поешь.
Прокоп. Вот Бэмсик – мужик! Такую бабу у всех из-под носа увел! (Ивченко.) Знаю, знаю, вы после своих заседаний бегали на Люську посмотреть… А Бэмс взял и увел ее у вас из-под носа!
Ивченко(Прокопу). А у вас?
Прокоп. Мы челябинские, мы не претендовали… Люська, и чем тогда он тебя взял, этот чертов стиляга?
Люся(напевает). "Я помню, было нам шестнадцать лет…"
Бэмс. Ну, чего мы с тобой, Прокоп, хотели тогда? Чего хотели? Да не так уж много… Хотели одеваться поярче, хотели ходить такой походочкой пружинистой, джаз хотели. Хэма читать…
Ивченко. Кого?
Бэмс. Хемингуэя. Я ничего лучше не читал.
Ивченко. А ты сейчас много читаешь?
Бэмс. Все равно лучше Хэма никого нет. Я это и тогда говорил, и сейчас. Я Чюрлёниса знал! Тогда о нем ни слова, а я знал – Чюрлёнис! И что Пикассо – человек. Но разве вы меня, такого, слушали… Помню, в пятьдесят шестом, в самом конце, выставка Пикассо в Москве… Народу!.. Все стоят, ждут, напирают, открытие чего-то задерживается. И вдруг выходит Эренбург… у него такая трубочка была, тоненькая, как мундштук, и сигареты он в эту трубочку вставлял… выходит он с этой трубочкой и говорит: "Мы с вами двадцать пять лет ждали эту выставку, – потерпите еще двадцать пять минут". И мы успокоились и еще немножко потерпели… А потом я все это увидел… Кошку с птичкой в зубах… портрет Франсуазы, где в профиль оба глаза видны…
Прокоп. Да ладно, Бэмс! Заладил: "Я говорил, я предупреждал…" Чего ты стариком заделался? Ты у нас еще молоток!
Бэмс. Молоток… Вон от кока три волосинки осталось. Помнишь, какой у меня кок был?
Люс я. А у меня "венчик мира" – прическа тогда называлась. В середине гладко, а по кругу такие кудряшки шли – "венчик мира". Нас с Бэмсом сразу хоть на обложку журнала "Крокодил"! "Жора с Фифой на досуге танцевали буги-буги…"
Бэмс. А теперь про Пикассо во всех энциклопедиях пишут: Пикассо – тире – гений.
Прокоп. Так хорошо! Чего ж тут плохого? Хорошо, что пишут. Брось, Бэмс!
Люся. Я помню, было нам шестнадцать лет…
Бэмс и Прокоп(подхватывают).
…Душа не знала жизни тень,
Поцеловались мы тогда с тобой
В весенний день.
Тянулись ветки сада
К тебе через ограду,
Букеты роз роняли
И на свиданье звали…
Люся(Ивченко). Ты женат?
Ивченко. Знаешь, как-то не очень…
Люся. И вам это разрешают?
Ивченко. Кому – нам?
Люся. Ответственным работникам.
Ивченко. А мы что – не люди?
Люся. Люди вон женаты. У них дети.
Прокоп. У меня два!
Ивченко. Что?
Прокоп. У меня два дети! Старший и младший. Сыновья.
Люся(Ивченко). Видишь?
Ивченко. Я плейбой.
Люся. Чего?
Ивченко. Бэмс, переведи жене.
Бэмс. Я не переводчик.
Ивченко. Но ты же сек английский.
Бэмс. Ничего я не сек.
Ивченко. Но ты же по-английски всю дорогу пел: "Падн ми, бойз, из дет де Чаттануга-чу…"
Прокоп. "Ча"!!!
Бэмс. Может, хватить орать?
Прокоп. Все, все… Рефлекс. Он "чу", я "ча"…
Ивченко. Вы сейчас упадете!.. Был я в ней! В этой самой вашей Чаттануге.
Прокоп. В Чаттануге-чуче?!
Ивченко. "Чуча" – это просто так, мол, поезд "чу‑ча-чу‑ча", а станция называется Чаттануга. Я когда прилетел в Нью-Йорк, сразу должны были в Калифорнию через всю Америку на поезде ехать… Там, в Лос-Анджелесе, конгресс университетов открывался… Ну вот, едем, сижу у окна, вдруг поезд останавливается на одной станции, смотрю – елки-палки! – написано "Чаттануга"! Я выскочил на перрон, негр стоит, орешки какие-то продает, я его спрашиваю: "Это Чаттануга?" "Ез, сэр", – говорит. Я говорю: "А это не шутка?" – "Ноу, сэр", – и орешки мне свои сует. А я стою, смотрю на эту надпись и вдруг все вспоминаю… вечер наш тот факультетский… Бэмса… "Чучу".
Люся. Правда, вспомнил?
Ивченко. Стою посреди Америки и все вспоминаю… Я этому негру с орешками говорю: "А помните, такая песенка была: "Падн ми, бойз, из дет де Чаттануга-чуча""? А он: "Это что-то во время войны, сэр… Купите орешки, сэр…"
Бэмс. Ну и что?
Ивченко. Что?
Бэмс. Ну, орешки купил?
Прокоп. "Падн ми, бойз…"
Ивченко. Кстати, невинная песенка оказалась. Там негритянка спрашивает у двух парней: "Это поезд на Чаттанугу"? И все! Обычная железнодорожная тематика. А Бэмс так страшно хрипел, как будто кто-то кого-то убил и поет над трупом: "Падн ми, бойз, из дет де Чаттануга-чуча…" Жуть! Мороз по коже!
Бэмс. Слова помнишь… Мелодию не врешь…
Ивченко. Я же ее, вашу пластинку, тогда раз сто слушал.
Бэмс. Так понравилась?
Ивченко. Надо было лично ознакомиться с тлетворным влиянием Запада.
Прокоп. "Чтобы в сердце не закралась плесень…"
Ивченко. Какими мы тогда пеньками были!
Бэмс запевает старую песенку из студенческих капустников тех лет.
Бэмс.
Вот получим диплом,
Хильнем в деревню,
Будем там удобрять
Навозом землю.
Мы будем сеять рожь, овес,
Лабая буги,
Прославляя колхоз
По всей округе.
Это ты был пеньком.
Прокоп. Бэмс…
Бэмс. Что – Бэмс?! Тогда он себя пеньком не считал. Судил как специалист. Нашей "Чуче" противопоставлял "Танец маленьких лебедей".
Люся(Бэмсу). Тебе что, плохо? Сидишь, пьешь, закусываешь, гости у тебя в кои веки… Тебе что, плохо?
Прокоп. Вот и я говорю… Встреча друзей.
Бэмс. Музыки не хватает! Сейчас будет музыка. (Бросается к проигрывателю, лихорадочно роется в пластинках. Наконец находит нужную, ставит.)
Звучит "Чуча". Запись старая, некачественная, пластинка заезжена, но, несмотря на это, хорошо чувствуется общий ритм и "заводная" сила этой вещи. Пластинка кончается. Пауза.
Прокоп. Берцовая кость с переломом шейки бедра в двух местах.
Бэмс. Она самая. Узнал?
Прокоп. Еще бы! Парни, да эту же пластинку в музей надо. Молодежь ведь не знает, что у нас первые джазовые пластинки на рентгеновских снимках записывались. Джаз на костях! Музыка на ребрах! Скелет моей бабушки! Это ж вот как крутились!.. Помнишь Чарли?
Бэмс. Еще бы – Чарли! В зеленой велюровой шляпе ходил, никогда не снимал.
Прокоп. Пятьдесят старыми за пластиночку брал и материал заказчика. Помнишь, как перед степухой наскребали?.. Хорошо еще, снимок рентгеновский нам бесплатно достался. Переломчик чей-то.
Люся. Подумать только – чья-то берцовая кость давно срослась, а ее два перелома вот уже двадцать лет живут в нашем доме.
Прокоп. Может, ее хозяин уже давно дуба дал, а его косточка поет.
Бэмс. Так выпьем за его здоровье!
Прокоп. За кого?
Бэмс. Ну, за мужика, чья кость.
Ивченко. Это не мужик.
Бэмс. А кто?
Ивченко. Это она. Женская кость. И хозяйка, между прочим, жива.
Люся. Откуда ты знаешь?
Ивченко(Бэмсу и Прокопу). Вы где этот рентгеновский снимок тогда взяли?
Бэмс. Как я могу помнить?..
Прокоп. А я помню! В деканате на окне валялся. Студент какой-то оставил, а нам материал заказчика во как нужен был! Не пропадать же добру.
Ивченко. Это деканши кость. Декановой жены. Вот в чем дело! Поняли? А он, Кузьмич наш, когда пластинку ему показали, снимок узнал, вот тогда-то он и сказал свое коронное: "Бум отчислять". Тут все и началось.
Прокоп. Иди ты!
Люся(рассматривая пластинку на свет). А ничего у нее ножки были… Выдающаяся кость!
Ивченко. Вот то-то и оно! Жена-то "Бум отчислять" лет на тридцать моложе его была. Он ее ножки как зеницу ока хранил, а тут их весь институт не только голенькими, но и на просвет рассматривал.
Бэмс. Так выпьем за нашу маленькую деканшу, за ее ножки, которые, кроме всего прочего, могут еще и спеть!
Ивченко. Да вам срок за порнографию могли навесить!
Бэмс. И ты нас отстоял. Прокоп, он меня отстоял!
Ивченко. Во всяком случае, когда голосовали, я воздержался.
Люся. Ивченко воздержался.
Бэмс. Спасибо! И меня вышибли из института. Спасибо!
Ивченко. Рассуждаешь как мальчишка. Тебя же потом восстановили. Во наивняк!
Люся. Ты что, предпочел бы совсем вылететь из института?
Прокоп. Она же ради тебя старалась!
Ивченко. Что тут страшного? Встретились перед бюро, поговорили…
Бэмс. Постойте, постойте… вы что… вы… (Люсе.) Ты просила за меня? (Ивченко.) Она просила за меня? Ты ей что, обещал?
Ивченко. Ну, не то чтобы обещал… Сказал, что сделаю все, что в моих силах.
Бэмс. Вот оно что!
Прокоп. Мы же товарищи…
Люся. Что оно? Что оно? Опять настроение людям портишь?
Бэмс. Я знал, знал… Я догадывался, что-то без меня… Что-то произошло за моей спиной… Я знал… (Ивченко.) Воспользовался?
Ивченко. Ты что говоришь?!
Люся. Опомнись, Куприянов!
Ивченко. Столько лет прошло…
Бэмс. Да! Столько лет прошло, а я все думал, все думал! Представь себе, я все думал! Где вы были в тот вечер… тогда… перед бюро? Я всех друзей обзвонил, заезжал… Где вы были? Где прятались?
Люся. Мы не прятались. Меня Ивченко пригласил на день рождения к Мишке Боярину… Ты же знаешь Мишку?..
Бэмс. И ты пошла? И ты пошла?!
Люся. Там был проигрыватель. Мы с Ивченко проигрывали твою пластинку, я доказывала…
Бэмс. Там вы и заездили мою пластинку. Люся. Игла была тупая…
Прокоп. Вы что, совсем!.. Такую нежненькую пластиночку и тупой иглой… Это же просто варварство!
Ивченко. Бэмс, я подарю тебе гигант Гленна Миллера. Там есть "Чуча". Редкая запись. Завтра с курьером пришлю.
Бэмс. Не надо.
Ивченко. У меня две. Мне привозят диски… знают мое увлечение и привозят отовсюду, кто где бывает.
Бэмс. Я сказал – не надо!
Люся. Не комплексуй! Из‑за чего!.. Надумал себе черт-те что! Сто лет прошло.
Бэмс. Я сказал – не надо мне никакого Гленна Миллера.
Люся. Мы скоро ушли с этого дня рождения.
Прокоп(Бэмсу). Но он фактически испортил нам пластинку, ничего же не слышно.
Бэмс. Я слышу все! Каждую ноту. Это ты оглох! (Снова заводит "Чучу".)
И вдруг Люся и Ивченко начинают танцевать. Слаженно и красиво они танцуют старинный танец "буги-вуги". Прокоп подхлопывает им в ритм.
Бэмс неподвижно наблюдает за танцем. "Чуча" кончается. Пауза.
Люся(смущенно). Вот…