Бэмс. Значит, вы все-таки не сразу ушли тогда с этого дня рождения. Ты научила его танцевать под мою пластинку, а наутро они прорабатывали меня за нее.
Люся. Ну, все же хорошо кончилось.
Ивченко. Ты бы ей спасибо сказал.
Бэмс подходит к Люсе и неожиданно дает ей пощечину. Люся быстро выходит из комнаты. Ивченко бросается к Бэмсу, но между ними встает Прокоп.
Прокоп. Бэмс!.. Ребята!.. Вы что?..
Бэмс. Пусти, Прокоп, пусти!.. Дай мне его!..
Прокоп. Бэмс!.. Ну Бэмс!.. Не надо… ты что… (Оттягивает Бэмса от Ивченко.)
Бэмс. Он еще говорит!.. Рыбья кровь! Волчье семя!!! Джентльменом заделался. Пенек!.. Забыл, каким пеньком был?
Прокоп. Слушай, сходи извинись. Мол, выпил…
Бэмс. С тлетворным влиянием он боролся, а теперь взятки американскими пластинками берет… Джин с тоником хлещет, кока-колу на запивочку… А я ее так и не попробовал, слышишь?
Ивченко. Что ты болтаешь? Причем здесь кока-кола?
Бэмс. Это сейчас она ни при чем, это сейчас она стала ни при чем, а тогда она была для тебя полна смысла. "Не ходите, дети, в школу, пейте, дети, кока-колу…" Двадцать лет, Прокоп, слышишь, двадцать лет им понадобилось, чтобы понять, что кока-кола – это просто лимонад, и ничего больше. А тогда нам вжарили и за кока-колу, и за джаз, и за узкие брюки. Потому что тогда-то было точно известно – если это все нам нравится, значит, мы плесень! Гниль! Не наши! Двадцать лет… Жизнь…
Прокоп. Сходи к Люсе… Плачет, наверное… Попроси прощения…
Бэмс. Погоди. Он хочет мне ответить.
Ивченко(после небольшой паузы). Неудачник. Ты просто старый, занюханный неудачник. А что тебе мешало не стать неудачником? Ведь я помню, ты был полон азарта, нас поучал, все знал про будущее, про жизнь, про искусство… Вот к нам пришло оно, это будущее. А где твой азарт? Весь в "Чучу" ушел? Сто лет прошло. А ты все на стенку лезешь. "Из института исключили…" А как восстановили? Ты не помнишь?
Бэмс. Я сам себя восстановил.
Ивченко. Сам себя…
Бэмс. Мы с отцом везде ходили…
Ивченко. Вы с отцом… Ну, чего ты смотришь?.. Да, я уже тогда знал ходы! То, что я воздержался, дало мне возможность потом спокойно побеседовать с деканом, с "Бум отчислять", он к тому времени поостыл немножко, и, когда вопрос разбирался вторично, я мог говорить. А если б я на собрании пошел против него – все, дальше бы вопрос решали без меня. Теперь понимаешь? Я это тебе говорю не для того, чтобы ты меня благодарил. Жили без этого двадцать лет, проживем дальше… А то у тебя все кругом виноваты – и я, и Люся, и Прокоп…
Прокоп. А я-то чем?
Ивченко. Тем, что оптимист ты, веселый, настроение у тебя хорошее!..
Бэмс. Да катитесь вы к черту со своим хорошим настроением!.. Весельчаки.
Прокоп. Бэмс, Люся там…
Бэмс(Ивченко). Эту пощечину надо было влепить тебе. Я сейчас готов руку себе отрезать… Но за ножом надо на кухню идти… А там она…
Последние слова слышит Люся. Ока стоит на пороге комнаты, на ее лице уже нет следов слез. Люся сзади подходит к Бэмсу, обнимает его за плечи.
Люся. Стиляжка ты мой милый. Ты не повзрослел за эти годы.
Пауза.
Ивченко. Эти слова она и тогда сказала… На этой самой проклятой вечеринке. "Стиляжка милый…" А мне никто таких слов не говорил. "Стиляжка милый…" Я завидовал тебе. Я вообще завидую вам. И тогда я был один и сейчас один тоже. Видно, такая судьба…
Пауза. Бэмс отворачивается. Прокоп, почуяв перемену погоды, метнулся к столу, стремительно наполнил рюмки, подлетел к каждому, вручил.
Прокоп. Выпьем, чувачки! (Люсе.) И чувырлы! Ха!.. Помнишь, так говорили?
Выпивают. Шумно рассаживаются за столом.
А все-таки дали мы в свое время шороху! А?.. Помните, у нас на курсе такая Шелест с Украины была, всегда все экзамены на пятерки сдавала, и в стенгазете наши факультетские хохмачи каждый раз писали: "Дала Шелест шороху!" (Смеется.) Каждую сессию писали… Слушай, Ивченко, а как нынешние? Лучше нас или хуже?
Ивченко. Другие. Как мы – мало.
Прокоп. А какие?
Ивченко. Ну, взять хотя бы нашу с вами историю с этой "Чучей" – ведь все серьезно было, по-настоящему, стенка на стенку…
Прокоп. Да чего там серьезного – танцы-банцы.
Ивченко. Нет, нет, вы во многом были правы! (В сторону Бэмса.) Помню, как он на обсуждении говорил, взгляды свои отстаивал, вопрос остро ставил. Почему, мол, наш студент в свободное от учебы время не может танцевать танцы, которые танцуют демократические студенты?.. На одной планете, мол, живем, руки, ноги, мол, одинаковые…
Прокоп. А что, не так?
Ивченко. Да так! Но у меня, положим, тогда другая точка зрения была… Я считал, раз мы обучаемся по разным программам, то и танцевать должны по-разному, и напитки другие пить…
Прокоп(пытается изобразить буги-вуги). Раньше были Баха фуги, а теперь танцуют буги!
Ивченко. Ваши буги-вуги тоже, знаешь, не идеал.
Прокоп. "Разрешите пригласить вас на зажигательный танец падекатр". (Изображает чинный падекатр.)
Ивченко. Вот Баха не надо было трогать. Зачем травить гусей? Думаешь, мне тогда не хотелось задом повилять? Еще как хотелось! Но я понимал, что идет борьба и мне нельзя ошибаться. У вас была позиция, и у меня была позиция. Шла борьба – это нормально. Вы считали так, а я считал так – мы друг друга убеждали. Все было принципиально, серьезно – кто кого, стенка на стенку. А эти современные… беспринципные какие-то. Слыхали краем уха про хиппи, про всякую там западную чушь, и туда же…
Люся. Можно подумать, ты не туда.
Прокоп. Он у нас только оттуда. Смотри, костюмчик какой оторвал.
Люся. Небось не в ГУМе…
Ивченко. Ну, не в ГУМе, а что? Это вас волнует?
Люся. Волнует. Идет он тебе очень. Под цвет глаз.
Ивченко. Да?..
Люся. А под твои глаза цвет трудно подобрать.
Ивченко. Да?..
Бэмс. Я в "Неделе" читал, пиджаки не очень носят. Теперь куртки.
Прокоп. Эх… Вот бы Толе моему куртку. У меня хороший парень, школу кончает, все пятерки, две четверки только…
Бэмс(Ивченко). Ты что-то про нынешних хотел рассказать. Ну что они, эти нынешние, примерно?
Ивченко. Нынешние… А вот я тебе расскажу. Я к вам сегодня прямо с экстренного заседания ректората – ЧП. Обсмеяться на этих доморощенных хиппи!.. Знаете, как они лекцию сегодня сорвали?
Люся. Хиппи?
Ивченко. Да какие они хиппи!.. Так, играют в эти дела. Что-то где-то прочитали, в кино видели… Короче, входит в аудиторию лектор… Кстати, наш бывший декан…
Прокоп. "Бум отчислять"?
Ивченко. Кузьмич. Он самый. Ну вот, входит, здоровается, все встают, как положено, тоже здороваются, лектор открывает конспект… И тут девчонки выбегают вперед и всю кафедру вместе с конспектом заваливают… цветами.
Бэмс. Иди ты!
Люся. Красиво.
Прокоп. А может, у него юбилей какой?
Ивченко. Какой юбилей! Он все свои юбилеи еще при нас справил. А потом, я ни на одном юбилее столько цветов не видел. Забавно, да? Зачинщиков будем отчислять.
Прокоп. "Бум отчислять…"
Ивченко. Я сказал – будем.
Прокоп. А знаешь, что меня больше всего в ваших магазинах удивило? За импортным стиральным порошком давятся, а Армстронг – свободно.
Ивченко. А чего тебя тут удивляет?
Прокоп. Луи Армстронг – навалом, а со стиральным порошком у них перебои! Ты представляешь, если бы в наше время, ну, тогда, в пятидесятые, Армстронга на прилавок выбросили – магазин бы разнесли. А тут бери – не хочу. Я себе две взял. Одна изотрется – другую крутить буду. Если, конечно, Толя в институт поступит. Если нет – тогда траур.
Люся. Вообще я не понимаю, как можно на цветы обижаться. Если бы мне какой-нибудь жалкий студентишка какой-нибудь жалкий букетик преподнес, я была бы счастлива.
Прокоп. Это ты как женщина, а педагогам каково…
Люся(Ивченко). Слушай, педагог, а на тебя, наверное, студенточки клюют, а?
Ивченко. Иногда ловлю флюиды.
Люся. Приятно.
Ивченко. Не скрою, для тонуса.
Люся. Завидую.
Бэмс. Что ты говоришь?! У тебя же дочь.
Прокоп. У них дочь!
Ивченко. Ну, было, было! Что ж теперь, сто лет будем помнить, счеты сводить, на воспоминаниях зациклимся… Жить надо! Ребята, оглянитесь кругом, все другое! Страна изменилась – в Жигули-лэнд живем!
Бэмс. Что это – Жигули-лэнд?
Ивченко. У тебя машина есть?
Бэмс. Откуда?
Ивченко. Разбейся – купи! Купи – и разбейся!.. В Жигули-лэнд живем! Все есть!
Прокоп. А вообще распустились, слишком хорошо живут. У нас в провинции не такие. Мой Толя себе этого никогда не позволит. У меня хороший парень. (В сторону Ивченко.) Школу кончает… пятерки все, две только четверки… аттестат скоро получит… в институт собирается…
Ивченко. В какой?
Прокоп. В этот… наш… в твой… к тебе.
Ивченко. В наш? По стопам отца?
Прокоп. Я хотел, знаешь, с тобой поговорить… Ну, насчет конкурса… какие требования… и вообще…
Ивченко. Понял. Не сейчас. Заходи завтра. Я секретаршу предупрежу. Так часа в три.
Прокоп. Звонить не надо?
Ивченко. Нет. Скажи: "К Пеньку" – и прямо в кабинет.
Прокоп. Спасибо, старик.
Люся(Ивченко). А с цветами что стало?
Ивченко. В каком смысле?
Люся. Ну, куда делись потом цветы-то?
Ивченко. А-а-а… Целый день ходили по институту как победители – с букетами и в венках. Завтра этих мальчиков и девочек сюрприз ждет. Проект приказа у меня на столе. Будем отчислять.
Прокоп. О господи!
Люся. Помнишь, Бэмс, у тебя присказка была: "Малиновый бьюик с белой баранкой". По любому поводу – "Малиновый бьюик с белой баранкой".
Бэмс. Что ты этим хочешь сказать?
Люся. Ничего, просто вспомнила…
Прокоп(Ивченко). У тебя какого цвета машина?
Ивченко. Вишневого.
Люся. Почти малиновый… С белой баранкой?
Ивченко. Нет, у меня, как у всех, руль черный.
Бэмс. Я на них смотрю, на это поколение… Ходят как хотят. Я иногда иду по улице, совсем близко подхожу или вообще незаметно так в их толпу влезаю и иду вместе с ними. И ты знаешь, ничего – даже не замечают, что чужой.
Ивченко. Безразличные. Им наплевать.
Бэмс. Нет! Вписываюсь! Вписываюсь в их компанию. А что пиджачок у меня потертый, брюки всегда неглаженые… А ты, Ивченко, не впишешься.
Ивченко. Почему?
Бэмс. Одет с иголочки. Эх, вот я бы тот, из пятидесятых, да они, это раскованное поколение, да если б нам вместе – мы бы этот мир крепко качнули!
Ивченко. Оставь, Бэмс! Перебесятся – хорошими чиновниками станут. Я уже видел, как это бывает.
Бэмс. Где бывает?
Ивченко. На Западе.
Бэмс. На Западе…
Ивченко. Куда там, к примеру, хиппи делись? В конторах сидят, по фирмам устроились, чистенькие, постриглись, сидят не пикнут.
Прокоп. Нет, мы учебу ценили, жили-то на стипендию, да я еще матери в Челябинск старался всегда сотенку послать… Старыми. Всегда! Тогда еще старые деньги были.
Ивченко. Ведь что получилось… Кончилась война в сорок пятом, приехали наши солдаты, офицеры домой, Европу повидали, с американцами на Эльбе встречались и вообще встречались. К нам товары американские пошли – "виллисы", помните, "студебеккеры"…
Люся. Мой дядька с войны приехал в пальто кожаном. Реглан, пояс, карманы накладные – ходил, кожей скрипел…
Ивченко. Американские картины пускать стали, трофейные…
Прокоп. "Девушка моей мечты"! Сила!
Ивченко. И это появилось: "Дети до шестнадцати лет не допускаются". Но меня-то пускали – я всегда длиннее своего возраста выглядел. Ну вот, мы все это тогда и увидели… Потом – бац! – речь Черчилля в Фултоне, "холодная война", контакты – пшик… И дальше мы эту западную жизнь дорисовывали своими доморощенными красками.
Прокоп. Нет, мой Толя в филармонию ходит, и волосы короткие.
Ивченко(Прокопу). Я помню – завтра в три.
Прокоп. Спасибо, старик.
Ивченко. Что мы представляли себе? Мы представляли, что сидят там все в ресторанах, в клетчатых пиджачках, дымят сигарами, ноги на стол, ну и, конечно, джаз рубает, девочки ножками дрыгают… И вот некоторые годами жили этой ложной моделью. А жизнь на Западе была не совсем такой, а потом и совсем не такой. У них были свои сложности, свои проблемы… А некоторые все мечтали обо всех этих вещах, которые давно ушли в прошлое. Вот там и остались…
Бэмс. Это он меня имеет в виду.
Прокоп. Кочумай…
Бэмс. Молчу, чувачок, молчу… Он – "чу", я – "ча".
Люся. А у меня мама считала, что в ресторанах едят только спекулянты и шпионы. А если я на такси домой приезжала – она слышала, как дверца хлопала, – мама всю ночь не спала, все думала: раз ездит на такси, значит, пошла по опасной дорожке.
Бэмс. Ты знаешь, если бы меня сейчас спросили, что бы я хотел, ну, самое такое фантастическое, если бы можно… Я бы знаешь чего хотел – вот где-нибудь примоститься между двумя нотами, ну, например, в композиции Дюка Эллингтона "Настроение индиго", пристроиться там, пригреться, и больше ничего не надо, до конца жизни ничего не надо… У Дюка там, в "Настроении индиго", есть такое место "ти-та", я так думаю, туда как раз можно протиснуться, между "ти" и "та", примоститься, свернуться калачиком, пригреться, а мелодия мимо тебя течет, обтекает, и ты вместе с ней поплыл, и тебе хорошо… До конца жизни ничего не надо.
Люся. "Ти-та"… А я туда помещусь?
Бэмс. Джаз – он для души. Это слезы, хотя и весело.
Ивченко(Люсе). Он у тебя поэт.
Люся(Бэмсу). Как ты хорошо сказал сейчас! Мне весело с тобой. Хотя и слезы…
Бэмс. Это жизнь, Люся.
Люся. Да, Бэмс, это жизнь.
Ивченко. Был на нем, когда он приезжал?
Бэмс. Кто?
Ивченко. Эллингтон.
Бэмс. Билетов не достал.
Ивченко. В следующий раз звони. Вместе пойдем.
Бэмс. Так он же умер.
Ивченко. Кто?
Бэмс. Эллингтон.
Ивченко. Еще кого-нибудь пришлют. У нас теперь с американцами проблем не будет. Позвонишь?
Бэмс. Позвоню.
Люся(Ивченко). Смотри, костюмчик какой оторвал!..
Прокоп. Небось не в ГУМе.
Ивченко. Ну, не в ГУМе, не в ГУМе!
Прокоп. А галстук какой? Стиль!
Ивченко(срывая галстук). Дарю…
Прокоп. Ты что?.. Ты что?.. Вот это не надо…
Ивченко. Бери, бери… От души. Мне приятно.
Прокоп. Не надо… Не надо… Я не для этого сказал.
Люся. Хватай, Прокоп! Он таких себе сто достанет.
Ивченко. Сыну твоему.
Прокоп. Он у меня не по этому делу. Он у меня хороший парень… все пятерки… две четверки только…
Ивченко. Бери, бери.
Прокоп. А, давай! На старости лет пофикстулю! (Повязывает галстук и как бы преображается в пижона пятидесятых годов, лихо, в стиле тех лет, поет и танцует.) "Одна чува хиляла по Бродвею…" Как дальше-то? Дальше-то как? Спасибо за галстук, старик! (Целует Ивченко.)
Ивченко. Давайте выпьем за Бэмса.
Бэмс. А я хочу выпить за тебя.
Ивченко. Да ну!
Бэмс. За тебя. (Встает.) Вот ты тут говорил, что завидуешь мне. А я завидую тебе. Я хотел бы жить, как ты. Я мечтал путешествовать, чтобы у меня на стене висела карта мира, а я бы подходил к ней и так смотрел – тут был, тут был, тут был… а тут еще не был… А ты уже там побывал! У тебя проигрыватель "Грюндиг" небось?
Ивченко. "Филлипс".
Бэмс. А у меня "Концертный" за тридцатку! Как с первой зарплаты купил, так и крутится…
Ивченко. Брось, Бэмс! Всему этому цена – копейка.
Бэмс. Да не в этом дело! Ты спокоен, я завожусь. Я лысею, у тебя волос вон еще сколько…
Ивченко. Чего сколько, чего сколько!.. Я тоже лысею. Посмотри…
Люся(Бэмсу). Как ты хорошо сказал сейчас!
Прокоп. Про копейку, что ли?
Люся(Бэмсу). Мне весело с тобой, хотя и слезы.
Бэмс. Это жизнь, Люся.
Люся. Да, Бэмс, это жизнь.
Бэмс. И все это теперь не мое. А вроде должно было быть моим…
Ивченко. Всему свое время, Бэмс. Как в Библии сказано: "Время разбрасывать камни, время их собирать".
Бэмс. Вот ты мои камни тогда и разбросал, а теперь собираешь.
Люся. Да что с тобой сегодня? Как такое лицо, так заводится…