Она выпорхнула из комнаты и застучала каблучками по лестнице, оставив Алексея удивляться обстановке, в которую он попал.
В комнату Дины снесли, по-видимому, все самое ценное в доме: большие, как шкаф, часы с медными гирями, похожими на снарядные стаканы, кушетку, ковер, два глубоких кресла, фисгармонию, на которой лежали ноты и толстые тома "Чтеца-декламатора", Над фисгармонией висела гитара с красным бантом на грифе. Рядом с нею - портрет Дины: глаза мечтательно устремлены в пространство, пальцы задумчиво перебирают кончик косы.
Алексей встал с кушетки и внимательно всмотрелся в фотографию. Кто она, эта девушка? Неужели враг? Что-то южное, нерусское в лице. Смуглая, нервные ноздри… Да, Соловых попался недаром! Кстати, она ни разу не вспомнила о нем. Положим, это еще можно понять. А офицеры? Может быть, ее отношения с ними и в самом деле не шли дальше простого знакомства, ухаживаний и тому подобного? А его "письмо", которое она вскрыла и прочитала?
На лестнице забарабанили каблучки. Дина вошла с двумя тарелками в руках. Алексей сидел на кушетке, где она его оставила.
- Знаете, - обескураженно сказала Дина, - самовар уже остыл. Но зато я принесла маминого печенья и яблок из нашего сада, самых вкусных.
- Вы это зря! Мне даже неловко, - произнес Алексей.
- Глупости! - Дина поставила тарелки на столик. - Ешьте, вы такого печенья еще не пробовали. Ну, берите же!
Она всунула ему в руку румяный рассыпчатый пряник с маковыми узорами, взяла с тарелки яблоко и прыгнула в кресло.
- Ну как, освоились немножко? - спросила она. - Правда, у меня неплохо?
- Даже очень… Я бы сказал, совсем, как раньше. Будто все на свете в полном порядке.
Действительно, в этой уютной комнате с занавесками, гитарой и удобной мебелью и впрямь можно было забыть, что идет война, что еще вчера только в десяти верстах от Алешек был перехвачен кавалерийский рейд белых, что через городок непрерывно движутся войска, стягиваясь для удара по Врангелю. Где-то далеко за пределами тихого мезонина остались ЧК, товарищи, Брокман, Маруся, хранящая в лямке дешевого сарафана кулечек страшного яда - защиту от девичьего позора… Перед Алексеем сидела девушка, такая непохожая на Марусю, что казалась совсем из другого мира, смотрела томно, загадочными синими глазами, и что-то тревожило в ней, что-то одновременно притягивало и заставляло постоянно быть начеку.
- Интересно вы сказали: "Как раньше"! - говорила она. - Мне и самой так кажется. Придешь вечером с почты и словно отодвигаешься на три года назад. Здесь, как на острове: кругом бушует, ревет, а у меня тихо. Какая-никакая иллюзия нормальной жизни. - Она вздыхала. - А работать приходится… Кстати, увидя вас, я подумала: такое интеллигентное лицо и - красный солдат, даже не командир! Впрочем, надо сказать, вы отлично освоились среди таких, как эти ухажеры с чубами и бантами. Как вы его осадили! Просто чудно! А вы знаете, они могли что-нибудь такое сделать с вами, у меня даже сердце упало! Вы смелый!
- Ну уж!
- Нет, правда, вы очень смелый! Их двое, а вы одни! Вы же не могли знать, что тот солдатик вступится!
- На худой конец, и нас двое, - сказал Алексей, указывая на револьвер.
- Нет, нет, не говорите, это было безрассудно! - Дина замахала руками. - А когда вы сказали, что не всегда удается сдержаться - помните, вы так сказали? - я поняла, что вы из себя представляете!
- Что же?
Дина шутливо насупилась:
- Алеша, вы заставляете меня говорить вам приятные вещи! Но я не скажу, и не рассчитывайте! Вот возьмите еще печенье и будьте довольны! - Она потянулась, схватила с тарелки пряник и бросила его на колени Алексею. Потом откинулась в кресле, положила голову на спинку. - Да, вот вы говорите: "Как раньше"… А вы помните, что была за жизнь? Театры, вечера поэзии, Игорь Северянин… А балы в дворянском собрании? Вы-то, гимназисты, положим, там не бывали. А я была! Два раза! Это незабываемо, Алеша! На всю жизнь!.. А помните, какие артисты приезжали? Розанов-Питерский - изумительный трагик!
- Конечно, помню! - сказал Алексей. Он действительно помнил афиши с этой фамилией.
- Мы с мамой ездили его смотреть. Бледный, точно выходец из потустороннего мира… Это было как раз, когда освящали новые верфи.
- А… с фейерверком? Меня отец водил…
- Да. Чудесно!..
Глядя на потолок, где колебалось круглое световое пятно от лампы, Дина начала вспоминать катания на яхтах по Днепру, которые устраивала одесская пароходная компания в целях рекламы, гастроли киевской оперетты, кинематограф и Веру Холодную в знаменитом фильме "Счастья нет у меня, один крест на груди". Алексей тоже припомнил пестрые весенние ярмарки с балаганами и каруселью, состязания борцов в цирке, холодное кофе "гляссе" с мороженым в ресторане "Золотой якорь", куда гимназистов пускали только в сопровождении взрослых…
- Кстати, - сказала Дина, - вы учились в первой гимназии?
- В первой.
- Здесь есть один бывший ученик из вашей гимназии. Может быть, он вам знаком? Его зовут, кажется, Виктор.
Кусочек печенья застрял у Алексея в зубах. Он осторожно выковырял его языком. Спросил как можно равнодушней:
- А фамилия?
- Фамилию не помню. - Дина смотрела на него пристально.
- Со мной в классе учился Витька Корсаков, по прозвищу Попчик, - медленно сказал Алексей. - Сын письмоводителя из городской управы, ябеда и фискал, его все лупили.
- Нет, - улыбнулась Дина, - у этого отец был, по-моему, негоциантом. Его фамилия не то Мохов, не то Маков…
- Может быть, Марков? Был такой. Только старше классом. Моторку имел, мы все ему завидовали.
- Точно не помню, - сказала Дина, - но что-то похожее. А какой из себя ваш Марков?
- Какой? - Алексей наморщил лоб, словно припоминая. - Крепкий… Пониже меня. Подбородок вот так, вперед…
- На виске родинка?
- Вроде, да…
- Тот самый. Вы его хорошо знали?
- Не-ет. Он старше, да и воображал много…
У Алексея так стучало сердце, что он боялся, как бы Дина не услышала. Говорил он ровно, даже посмеивался, а мысли суматошно прыгали в голове. Марков… Здесь… Теперь уж точно! Дина знает его… расскажет о новом знакомстве. А Марков помнит? Наверно, помнит… Ну, был у фронтовиков, еще что? В худшем случае, считает дураком, который помог ему когда-то проникнуть в штаб фронтовиков. И все. С тех пор ни разу не видел, если только не разглядел в ту ночь, когда поймали Соловых. Нет, не мог разглядеть.
- Насколько мне известно, - сказала Дина, - этот Марков интересный человек… (Алексей пожал плечами.) Если хотите, я могу вас с ним свести как-нибудь.
- Отчего же, можно…
Если бы Дина догадывалась, какого труда стоило Алексею равнодушно произнести эту фразу!
Она взяла с тарелки второе яблоко и, задумчиво покусывая, несколько секунд смотрела на Алексея. Он аккуратно счищал крошки с колен.
- Знаете, Алеша, я сегодня целый день думала о вас.
- Обо мне?
- Да, о вас. Не притворяйтесь удивленным и, пожалуйста, не задирайте нос, иначе я рассержусь! - На миг появилась кокетливая гримаска и моментально исчезла. Лицо стало серьезным и даже как будто старше. - Вы для меня загадка. Да, да, загадка! Мне, например, совершенно непонятно, как может такой человек, как вы, - а мне, между прочим, кажется почему-то что мы знакомы уже много-много лет, - как может такой человек мириться со своим нынешним положением?
Алексей насторожился.
- Алеша, поймите меня правильно, - мягко продолжала Дина. - Мне самой необходимо разобраться в происходящем. Все так сложно вокруг! Помогите мне! Возьмем хотя бы вас. Вы - из интеллигентной семьи. Ваш отец защищал отечество. Какое отечество, Алеша? То, которое мы с вами знаем и любим с детства, в котором нас воспитывали в любви к богу и… к государю! Да, да, зачем играть в прятки! Разве не за эти идеалы он пошел воевать и пролил свою кровь? Алеша! - Дина страстно прижала к груди сцепленные в пальцах руки. - Может быть, то, что я говорю, кажется вам чудовищным. Тогда скажите лучше сразу!
Глядя ей прямо в глаза, Алексей ответил:
- Нет, Дина.
Она продолжала:
- Не знаю почему, но я поверила в вас с первого взгляда. Возможно, я ошиблась. Тем хуже. Но я все-таки скажу вам все! Я не могу понять… Неужели ваш отец воевал за то отечество, какое оно сейчас - разбитое, истерзанное, в котором попрано все самое святое? Кто это сделал?.. Вы молчите! Это сделали люди, которым вы служите! Да, Алеша! Объясните мне, что вас связывает с ними? Есть ли у вас уверенность в их правоте? Может быть, вы сами большевик?..
Алексей, нахмурившись, отрицательно покачал головой.
- Я так и знала! - Дина радостно подпрыгнула в кресле. - Я не ошиблась! Я все понимаю, все! Вы были мальчишкой, увлеклись скандальностью этих событий - все мальчишки такие! Ну, а теперь? Неужели у вас не открылись глаза?
Медленно, взвешивая каждое слово, Алексей проговорил:
- Я уже думал об этом, Дина. Но мне сейчас… трудно вам ответить. Я…
- И не надо! - Дина спустила ноги на пол, наклонилась, взяла его за руку. - Не надо ничего говорить! Мне ясно самое главное: вы тот, за кого я вас принимала! А если так, - Дина сжала его пальцы, - почему вы не ищете путей исправить зло?
- Я ищу, - проговорил Алексей и снова, второй раз за сегодняшний вечер, не собрал.
- Это правда?
- Правда!
- В таком случае, я могу вам помочь.
- Вы?
- Я! - она выпустила его руку, выпрямилась. - Не ожидали? Да, я знаю людей, которые не сидят сложа руки, которые борются! Вас удивляет, что я говорю об этом человеку, которого впервые вижу? Но я не боюсь! Прежде всего, я верю вам, а меня никогда еще не обманывала интуиция. А во-вторых, меня не пугает предательство! Поверьте, - она вздернула подбородок, - я совсем не такая, какой, возможно, кажусь, - мечтательная, кисейная гимназистка! У меня хватит сил противостоять любым палачам! Никому не удастся вырвать у меня ни слова, если я сама того не захочу!
И тут, вскочив с кресла, она подошла так близко к Алексею, что коснулась платьем его колен.
- Вот, Алеша, теперь вы знаете обо мне все! Хотите, чтобы я помогла вам? Хотите, я сведу вас с людьми, которые неизмеримо ближе вам по духу, чем нынешнее окружение?
Подделываясь под ее тон, Алексей сказал:
- Да, хочу.
Она, настороженно щурясь, посмотрела на него.
- Я иного и не ожидала… Но вы, конечно, понимаете, что они потребуют от вас дела?
- Понимаю.
- Хорошо… Сегодня я вам ничего не скажу, мне надо посоветоваться, предупредить. Ведь это очень серьезно. То я одна рискую, а то… Мы ведь все-таки первый день знакомы. Вы, конечно, не обидитесь?
- Нет, Дина.
- Давайте договоримся так: завтра вы зайдете на почту. Когда вам удобно? Вы днем можете освободиться?
- Освобожусь…
- Лучше всего часа в три: в это время меньше народу. И тогда мы окончательно условимся. Ладно?
- Да.
- Чудесно! - она тряхнула косой, сразу становясь прежней - веселой и кокетливой. - Я так рада, Алеша, вы не можете себе представить! Я чувствую себя первохристианкой. Это все равно что обратить заблудшую душу. Я уверена, что не ошиблась. - Казалось, она сама себя старается в этом убедить. - Ведь верно, Алеша?
Он развел руками.
- Нет, нет, конечно, это невозможно! И потом, знаете, я где-то читала, что подобные "обращения" никогда не проходят бесследно. Помните "Камо грядеши" Сенкевича? Там то же… Ну, хватит, уже поздно, вам пора.
Алексей поднялся, взял фуражку.
- Какой вы большой! - сказала Дина, отступая на шаг и оглядывая его. - Большой и сильный. Я рядом с вами, как пигмей рядом с циклопом!
- Ну что вы!
- Правда! Постойте! - Она собрала с тарелки оставшееся печенье и сунула в карман его френча.
- Зачем, не надо!
- Молчите! Будете есть и вспоминать меня.
- Я и так…
- Ну, ну, идите! - Она легонько подтолкнула его к двери. - Я буду очень ждать вас завтра. Не опаздывайте!
ПОМОЩНИКИ
Было совсем темно. Поднялся ветер. Он нес со степи мелкие песчинки и пахнул нагретой полынью. Очутившись на улице, Алексей с неожиданным облегчением вдохнул этот горький диковатый запах степного простора.
Шагая к штабу, он старался разобраться в событиях сегодняшнего вечера. Его вовлекают в подпольную организацию! Это значит, что если ему удастся внушить доверие тем, для кого старается Дина, то в самом скором времени он будет знать всех заговорщиков. Его будут испытывать. Как?
А Марков? Какую роль он играет в этом деле? По-видимому, не малую. "Интересный человек"… Ого, до чего интересный!
Настороженное недоумение и еще какое-то сложное чувство, в котором было трудно разобраться, вызывала в Михалеве Дина. Удивляла быстрота, с которой она решилась "воздействовать" на него.
"Рисковая, - думал Алексей. - И небось знает себе цену…"
Тут мысли спотыкались, и перед глазами всплывала девушка в белом платье, с косами вокруг головы и крутыми, будто нарочно сломленными посередине, бровями. Как она посмотрела на прощание! Ух ты, бестия!.. Алексей тряхнул головой, сказал вслух: - Не пройдет! - И с каким-то даже сочувствием подумал о Соловых - о несчастном телеграфисте, которому, конечно, не под силу было выдержать такой натиск.
Теперь следовало решить, что делать дальше. До трех часов завтрашнего дня Дина должна с кем-то встретиться и получить инструкцию. Может быть, предупредить Илларионова; пусть поставит у почты людей? Нет, малейшая неосторожность - и все лопнет. Надо ждать…
Через город, по центральной улице, шла кавалерия. Слитно цокали копыта по мощеной дороге; постукивая, катились тачанки. Проплывали огоньки цигарок, вспышками вырывая из тьмы усатые лица всадников в остроконечных буденовках. Улучив просвет в лошадином потоке, Алексей перебежал через улицу к штабу. Возле штаба горели костры. Когда Алексей проходил мимо, его окликнули. Маленькая девичья фигурка очутилась рядом.
- Маруся? - почему-то вдруг обрадовался Алексей.
- Где ты бродишь? - сердито сказала Маруся. - Полчаса дожидаюсь. Пошли скорее.
- Куда?
- Ко мне. Там Илларионов и еще какой-то из Херсона приехал. Велели привести.
- На кой я им сдался? Сказано ведь: не встречаться.
- Ничего, у меня можно.
Они быстро пошли от штаба.
- Что там случилось? - спросил Алексей.
- Трех человек убили.
- Когда?
- Нынче вечером. Один вестовой с пакетом, пакет взяли, а двое просто красноармейцы.
Так… Значит, пока он был у Дины, ее сообщники не сидели сложа руки. Кто это сделал? Марков?
При мысли о Маркове Алексей невольно оглянулся. Где-то здесь, в одном из домишек засыпающего городка, скрывается этот зверь. И не просто скрывается. Действует… Ну, ничего, теперь уже недолго. Важно, что он здесь!..
Пройдя немного, Маруся спросила:
- Динку видел?
- Видел.
- Разговаривал?
- Разговаривал.
- Ну как она?
- Как! Нормально… Постой, для тебя гостинец имеется. Держи-ка.
И рассыпчатое печенье с маком перешло в жесткие Марусины ладошки.
- Ой, где ты взял?
- Ешь, и все! Вкусно?
- Слаще сахара!
- То-то же!
Маруся спросила подозрительно:
- Ты, никак, дома у нее был?
- Ага.
- И коржики оттуда?
- Оттуда.
Помолчав с минуту, она сказала:
- Смотри, окрутит тебя Динка, У нее похлеще бывали…
- Поглядим, - Алексей самоуверенно подмигнул Марусе, - таких она еще не окручивала!
В низенькой, пахнущей травами Марусиной хатенке ожидали Илларионов и приехавший из Херсона Володя Храмзов, которого Величко прислал в помощь Алексею.
Храмзов, как и Алексей, недавно начал работать в Херсонской ЧК, но уже успел стяжать себе репутацию надежного оперативника. Была в Володиной биографии одна подробность, которая сразу поставила его на особое положение среди других сотрудников, хотя сам он никогда о ней не распространялся: в Москве, откуда он приехал, Володя некоторое время состоял в личной охране товарища Ленина. Однако вытянуть хоть что-нибудь об этом периоде его жизни было невозможно: Володя отличался необыкновенной замкнутостью, слова цедил, по выражению Воронько, "как дурную самогонку, по три капли в час". Роста чуть выше среднего, курносый, с неприметной внешностью обыкновенного крестьянского парня, он с десяти шагов пробивал из нагана серебряный гривенник, а силой уступал разве только Никите Боденко. В первые же дни работы в Херсонской ЧК Володя попал в бандитскую засаду. Собственно, засада предназначалась не для него, нового и еще неизвестного тогда сотрудника, а для уполномоченного Адамчука, возле квартиры которого она и устраивалась. Володя угодит в нее случайно, идя к Адамчуку с каким-то поручением. Бандитам, как говорится, крупно не повезло. Володя пристрелил двоих, а третьего скрутил и привел к Адамчуку на квартиру. Там задержанному был учинен допрос, и он тут же с перепугу выдал большую "малину" в Сухарном (на следующую ночь во время облавы на той "малине" был ранен Брокман). Этот эпизод стал известен от Адамчука: сам Володя не обмолвился о нем ни словом.
И еще было известно, что по приезде в Херсон Володя влюбился в делопроизводительницу оперотдела Соню Агинскую, разбитную девицу, принимавшую ухаживания многих его товарищей. В короткий срок Володя отвадил всех ее ухажеров, а самого нахального, Шурку Коробкова - форсуна и сердцееда, - который допустил непочтительное замечание по адресу Сони, так притиснул в общежитии, что навсегда отбил у него охоту распространяться о своих любовных победах и еще заставил плакать из-за разорванной рубахи.
Таков был Володя Храмзов. И хотя его приезд означал, что Величко не слишком уверен в том, что Алексей способен самостоятельно справиться с возложенным на него заданием, Алексей тем не менее был доволен: Володя не подведет, на такого можно положиться.
Вот про Илларионова этого нельзя было сказать.
Мужчина он был видный: бледный, с лихим зачесом вьющихся желтоватых волос, с горящими маленькими глазами, задвинутыми глубоко и куда-то вверх, отчего всегда казалось, что смотрит он исподлобья. Выражаться Илларионов любил учено, пышными, многословными фразами, имел маузер с серебряной насечкой и даже во время операции не выпускал изо рта прямой трубки с золотым ободком. Человек, без сомнения, смелый, но резкий и самоуверенный, Илларионов вносил в работу ненужную нервозность, был склонен к скороспелым и не всегда оправданным решениям. В работе он любил размах, шум, широкую гласность в отношении каждой проведенной операции. "Чтоб знали, - говорил он, - не дремлет чека!.." Кое-кому из товарищей это нравилось. Но у Алексея начальник группы вызывал глухое чувство недоверия, и не потому, что он сомневался в его честности, а, скорее, из-за собственной врожденной сдержанности. Илларионов тоже недолюбливал Алексея: как и все люди подобного рода, он чутко улавливал отношение к нему окружающих.