Глава 2
ПЕРЕД СУДОМ
Хотя я и был убежден, что сын убитого проводника придет, но он мог сделать это и не пересекая озеро, а обогнув его. Мы с Халефом ждали в огромном напряжении - со страхом и надеждой. Близился вечер; до заката оставалось два часа; тогда-то мы и смогли различить медленно приближавшуюся к нам с востока фигуру. Наконец и человек нас увидел.
- Это он, - сказал Халеф, приложил руки рупором ко рту и крикнул: - Омар бен Садик, поспеши сюда!
Человек, к которому были обращены эти слова, ускорил шаги и через короткое время уже стоял перед нами. Он узнал друга своего отца.
- Добро пожаловать, Халеф Омар!
- Хаджи Халеф Омар! - поправил Халеф.
- Прости меня! Радость свидания с тобой стала причиной этой ошибки. Ты приходил в Крис к отцу?
- Да.
- Где же он сам? Раз ты здесь, посредине шотта, отец должен быть поблизости.
- Да, он близко, - с суровой торжественностью ответил Халеф.
- Где?
- Омар бен Садик, правоверному подобает быть сильным, когда его отмечает кисмет.
- Говори, Халеф, говори! Случилось несчастье?
- Да. Аллах забрал твоего родителя к праотцам.
Молодой араб молча стоял перед нами, не в силах сказать ни слова. Он с ужасом уставился на говорившего, и его лицо стало смертельно бледным. Наконец он снова обрел дар речи, но очень удивил меня, задав вопрос обо мне:
- Кто этот сиди?
- Это Кара бен Немей, которого я приводил к твоему отцу. Мы шли по пятам двух убийц, ушедших через шотт.
- Мой отец должен был провести вас через шотт?
- Да, он вел нас. Убийцы подкупили Арфу Ракедима и устроили нам здесь засаду. Они убили твоего отца; он и лошади утонули в трясине, а нас спас Аллах.
- Где убийцы?
- Один утонул в рапе, а другой ушел с проводником в Фитнасу.
- Значит, тропа здесь непроходима?
- Да.
- Где утонул мой отец?
- Вон там, в тридцати шагах отсюда.
- Расскажи, как все было!
Халеф принялся описывать происшедшее. Когда он закончил, Омар поднялся.
- Идем же!
Он произнес только одно это, а потом пошел вперед, возвращаясь по той же тропе, откуда только что пришел.
Мы уже преодолели самые трудные участки пути, и неожиданностей можно было не бояться, хотя мы шли весь вечер и всю ночь напролет. Утром мы вышли на берег полуострова Нифзоа и увидели лежащую перед нами Фитнасу.
- Что теперь? - спросил Халеф.
- Следуйте за мной! - ответил Омар.
Это было первое слово, которое я услышал от него со вчерашнего дня. Мы направились к хижине, расположенной ближе всего к берегу. Перед нею сидел старик.
- Селям алейкум! - приветствовал его Омар.
- Алейкум! - отозвался старик.
- Ты Абдулла эль-Хамис, весовщик соли?
- Да.
- Ты видел хабира Арфу Ракедима из Криса?
- Он пришел на рассвете с чужаком.
- Что они делали?
- Хабир отдыхал у меня, а потом пошел на Бир-Рекеб, собираясь оттуда вернуться в Крис. Чужеземец купил у моего сына лошадь и отправился по дороге в Кбилли.
- Благодарю тебя.
Омар молча пошел дальше и привел нас в хижину, где мы поели немного фиников и выпили по чашке мясного бульона. Потом он повел нас дорогой на Бешни, Негуа и Эль-Мансуру, там, расспросив жителей, мы узнали, что идем по пятам преследуемого. От Эль-Мансуры недалеко до крупного оазиса Кбилли, где была тогда резиденция турецкого векиля , который под надзором регента Туниса управлял полуостровом Нифзоа. Здесь же находился десяток приданных векилю солдат.
Прежде всего мы направились в кофейню, где Омар немного отдохнул. Потом он покинул нас, чтобы навести справки, и вернулся только через час.
- Я видел его, - сообщил Омар.
- Где?
- У векиля. Он - гость векиля и очень пышно разодет. Если вы хотите говорить с векилем, то должны идти, потому что как раз сейчас он принимает просителей.
Это меня крайне заинтересовало: преследуемый законом преступник оказался гостем султанского наместника!
Омар отвел нас через пустую площадь к низкому каменному дому, наружные стены которого не украшало ни одного окна. Перед единственной дверью онбаши гонял солдат, в то время как сака стоял, прислонясь к косяку двери. Мы вошли в дом, не встретив никакого сопротивления, только слуга-негр справился о цели нашего посещения. Он же провел нас в селямлык , бедную комнату, единственным украшением которой был старый ковер, расстеленный в одном из углов. На этом ковре сидел мужчина с расплывшимся лицом и курил хуку - допотопную персидскую трубку.
- Что вам надо? - спросил он довольно грубо.
Мне не понравился тон, которым был задан вопрос, поэтому я в свой черед ответил вопросом:
- А вы кто такой?
Он с удивлением посмотрел на меня и ответил:
- Векиль!
- Мы хотели бы поговорить с гостем, который сегодняили вчера пришел к тебе.
- Кто ты?
- Вот мой паспорт.
Я дал ему документ. Он заглянул в него, потом сложил и засунул в карман своих широких шаровар.
- А это что за человек? - продолжал он спрашивать, показывая на Халефа.
- Мой слуга.
- Как его зовут?
- Он называет себя Хаджи Халеф Омар.
- А другой спутник?
- Это проводник Омар бен Садик.
- А кто ты сам?
- Ты уже прочел в документе.
- Я не читал его.
- Мое имя записано в паспорте.
- Он заполнен знаками неверных. Кто тебе его дал?
- Французские власти в Алжире.
- Здесь французская власть не действует. Твой паспорт стоит не дороже пустой бумаги. Итак, кто ты?
Я решил сохранить имя, данное мне Халефом.
- Меня зовут Кара бен Немей.
- Ты - сын Немей? Я такого племени не знаю. Где они живут?
- Западнее Турции вплоть до стран Franzesler и Engle- terri .
- Они живут в одном большом оазисе или у них много мелких оазисов?
- Они живут в одном-единственном оазисе, но он так велик, что в нем проживают пятьдесят миллионов человек.
- Аллах акбар! Есть же оазисы, которые кишмя кишат Божьими тварями. Есть ли ручьи в твоем оазисе?
- В моем оазисе течет пятьсот рек и миллионы ручьев. Многие из рек так велики, что по ним ходят суда, каждое из которых вмещает больше людей, чем живет народа в Басме или Рахмате.
- Аллах керим! Вот было бы несчастье, если бы все эти суда в одночасье исчезли!.. В какого Бога верят немей?
- Они верят в твоего Бога, но называют его не Аллах, а Отче.
- Ты гяур? И осмеливаешься говорить с векилем Кбилли! Я прикажу высечь тебя, если ты не потрудишься немедленно исчезнуть с глаз моих.
- Разве я сделал что-нибудь противозаконное или оскорбительное?
- Да. Гяур никогда не смеет показываться мне на глаза. Итак, как зовут твоего проводника?
- Омар бен Садик.
- Хорошо! Омар бен Садик, как долго тебе служит твое имя?
- Со вчерашнего дня.
- Это недолго. Я постараюсь быть милостивым и прикажу дать тебе только двадцать палочных ударов. - Обратившись ко мне, он продолжал: - А как зовут твоего слугу?
- Аллах акбар, но он, к сожалению, сделал твою память такой маленькой, что ты не можешь запомнить двух имен! Как я уже тебе сказал, моего слугу зовут Хаджи Халеф Омар.
- Ты осмелился укорять меня, гяур? Я вынесу тебе приговор позже. Итак, Халеф Омар, ты называешь себя хаджи и служишь неверному? За это я удвою тебе наказание. Как долго ты находишься при нем?
- Пять недель.
- Стало быть, ты получишь шестьдесят ударов по пяткам и еще должен будешь ни есть, ни пить в течение пяти дней… А ты теперь снова скажи свое имя.
- Кара бен Немей.
Хорошо, Кара бен Немей, ты совершил три крупных преступления.
- Какие, сиди?
- Я тебе не сиди! Называй меня "ваша милость" или "ваше высочество"! Твои преступления таковы: во-первых, ты совратил двоих правоверных, взяв их к себе в услужение, - это пятнадцать палочных ударов; во-вторых, ты осмелился помешать мне, нарушив мой кейф , - еще пятнадцать палочных ударов; в-третьих, ты усомнился в моей памяти - двадцать палочных ударов. Итого пятьдесят ударов по пяткам. А поскольку я вправе требовать за каждый приговор налог, то все, чем ты владеешь и что носишь с собой, отныне будет принадлежать мне. Я конфискую твое имущество.
- О ваша милость, я восхищен тобой! Твоя справедливость велика, твоя мудрость - выдающаяся, твое милосердие - еще возвышеннее, а твои ум и хитрость - самые выдающиеся. Но я прошу тебя, благородный бей Кбилли, позволь нам увидеть твоего гостя, прежде чем мы подвергнемся столь изощренному наказанию.
- Что ты от него хочешь?
- Я предполагаю, что он знаком со мной, и хотел бы насладиться его видом.
- Он знает, что вы должны прибыть.
- Да? Откуда же?
- Вы прошли мимо и не заметили его, а он сразу же донес мне про вас. Если бы вы не пришли сами, я бы приказал привести вас силой!
Наместник хлопнул, в ладоши, и сейчас же появился чернокожий слуга, бросившийся перед векилем ниц, словно это был сам султан. Векиль прошептал ему на ухо несколько слов, после чего африканец удалился. Через какое-то время дверь отворилась, и вошли десять солдат под предводительством онбаши. Они выглядели жалко в своих лоскутных одеяниях, которые ни в малейшей степени не напоминали военную форму. Большинство солдат были босиком. В руках у них были ружья, которыми можно было делать что угодно, но только не стрелять. Солдаты беспорядочно свалились в ноги векилю, который оглядел их как можно более воинственно, а потом скомандовал:
- Встать!
Они поднялись, и онбаши выхватил из ножен огромную саблю.
- Становись! - рыкнул он зычным голосом.
Солдаты стали один подле другого, как попало держа ружья в смуглых руках.
- Ружья на плечо! - скомандовал теперь онбаши.
Ружья взлетели, стукаясь одно о другое, задевая о стены и натыкаясь на головы статных героев, но через некоторое время все же благополучно улеглись на плечи своих хозяев.
- Ружья на караул!
Снова ружья сцепились в беспорядочный узел. Неудивительно, что одно из них вдруг потеряло… ствол. Солдат спокойно нагнулся, поднял упавший ствол, оглядел его со всех сторон и посмотрел сквозь него на свет, дабы убедиться, что дырка, из которой вылетает заряд, еще на месте. Потом вытащил из кармана веревку, сплетенную из пальмового волокна, и бережно привязал к ложу. Потом солдат с огромным удовлетворением на лице привел, наконец-то, оружие в положение, предписанное последней командой.
- Смирно и не болтать!
При этой команде солдаты с показной энергией и силой сжали губы, вскинули головы и стали буквально поедать глазами начальство в ожидании новых приказов. Солдаты уже заметили, что были вызваны охранять троих преступников, и хотели произвести должное впечатление.
Мне стоило немалого труда оставаться серьезным при этих диковинных действиях. Надо отметить, что мое веселое расположение духа удесятеряло мужество моих спутников.
И снова отворилась дверь. Вошел человек, которого мы ожидали. В нем я сразу же узнал убийцу из пустыни.
Не удостаивая нас взглядом, он прошел к ковру, опустился подле векиля и взял раскуренную трубку из рук черного слуги, вошедшего вместе с ним. Только после этого наш знакомец поднял глаза и презрительно посмотрел на нас. Большего презрения невозможно было представить. Тогда заговорил, обращаясь ко мне, наместник:
- Вот этот человек, которого ты так хотел видеть. Он знаком тебе?
- Да.
- Ты сказал правильно. Он знаком тебе, а это означает, что ты его знаешь. Но он не твой друг.
- Я поблагодарил бы его за дружеские отношения. Как его зовут?
- Его зовут Абу эн-Наср.
- Это неверно! Его имя Хамд эль-Амасат.
- Гяур, не смей обвинять меня во лжи, а то получишь на двадцать ударов больше! Моего друга и в самом деле зовут Хамд эль-Амасат. Но знай ты, собака неверного, что однажды ночью, когда я еще был миралаем в Стамбуле, на меня напали греческие бандиты; случайно Хамд эль-Амасат оказался рядом. Он поговорил с ними и спас мне жизнь. С той ночи его зовут Абу эн-Наср, Отец Победы, потому что никто не может противостоять ему, даже бандиты.
Я, не в состоянии сдержать смех, покачал головой и спросил:
- Ты был в Стамбуле миралаем? В каких войсках?
- В гвардии, сын шакала.
Я приблизился к нему на шаг и поднял правую руку.
- Попробуй еще раз оскорбить меня, и я дам тебе такую пощечину, что завтра утром ты сможешь сравнить свой нос с минаретом и сравнение будет в твою пользу. Ты уверяешь меня в том, что был полковником? Можешь рассказывать свои побасенки этим героям-воякам, но только не мне. Понял?
Векиль вскочил с необычайной поспешностью. Подобным образом с ним еще никто не обращался. Это было выше его понимания. Он уставился на меня, словно я был привидением, и пролепетал потом - не знаю, во гневе ли, или во смущении:
- Человек, я мог бы стать даже лави-пашой, что соответствует генерал-майору в армиях неверных, но мне милее было место здесь, в Кбилли!
- Да, ты можешь служить образцом мужества и храбрости. Ты боролся с бандитами, которых твой друг победил, сказав им лишь несколько слов. Значит, он был очень хорошим их знакомым или даже членом шайки. Он совершил в Алжире убийство с ограблением. Он убил человека в Вади-Тарфои. Он застрелил в Шотт-Джериде моего проводника, отца этого юноши. Он хотел и меня погубить. Я преследовал его до Кбилли и вот вижу, что этот человек является другом чиновника, утверждающего, что он находится на государственной службе. Здесь я обвиняю твоего гостя в убийстве и требую, чтобы ты его задержал!
Теперь вскочил и Абу эн-Наср. Он воскликнул:
- Этот человек - гяур! Он напился вина и не знает, что говорит. Он должен проспаться, а потом уже держать ответ.
Это было уже слишком. В мгновение схватил я его за грудки, высоко поднял и швырнул на землю. Он снова вскочил и выхватил нож.
- Собака, ты поднял руку на правоверного! Сейчас ты умрешь!
При этих словах он бросился на меня. Я остановил его метким ударом. Он рухнул и остался неподвижно лежать.
- Взять его! - приказал векиль солдатам и указал им на меня.
Я ожидал, что солдаты немедленно схватят меня, однако, к своему удивлению, обнаружил, что происходит нечто вроде маневров.
Унтер-офицер выступил перед "строем" и скомандовал:
- Положить оружие!
Все одновременно нагнулись, положили ружья на пол, а потом приняли в прежнее положение.
- Направо!
Солдаты повернулись направо и теперь стояли в затылок друг другу.
- Взять человека, находящегося посреди комнаты! Марш!
Они, словно находились на плацу, подняли левую ногу, фланговый чеканил: "Левой - правой, левой - правой!" Солдаты обошли вокруг меня и остановились по команде унтера, взяв меня в кольцо.
- Схватить его!
Двадцать рук, ровно сотня грязных смуглых пальцев, протянулись ко мне сзади и спереди, слева и справа и схватили меня за бурнус. Происходящее было тем комичнее, что я мог бы освободиться одним движением из их рук.
- Ваше высочество, мы держим этого человека! - сообщил верховный главнокомандующий храброго войска.
- Больше не отпускайте его! - приказал со строгим выражением на лице наместник.
Сотня пальцев впилась еще основательнее в мой бурнус, и как раз это чопорное восточное достоинство, с которым все совершалось, достоинство, несшее в себе что-то комическимарионеточное, стало виною тому, что я громко рассмеялся.
Во время этих событий Абу эн-Наср снова поднялся. Его глаза сверкали гневом и жаждой мести, когда он прошипел векилю:
- Прикажи его расстрелять!
- Да, он должен быть расстрелян. Однако прежде я выслушаю его, потому что я справедливый судья и не могу никого приговорить, не предоставив обвиняемому возможности высказаться.
- Этот гяур, - начал убийца, - шел с проводником и со своим слугой через шотт. Он наткнулся на нас и спихнул моего спутника в трясину, в которой тот утонул.
- Почему он это сделал?
- Из мести.
- Почему он хотел мстить?
- Он убил одного человека в Вади-Тарфои. Мы как раз проезжали мимо и хотели его задержать, однако он улизнул от нас.
- Ты можешь поклясться в правдивости своих слов?
- Клянусь бородой Пророка!
- Этого достаточно!.. Ты слышал эти слова? - спросилменя векиль.
- Да.
- Что ты можешь возразить на это?
- Что он негодяй. Это он убийца. В своем обвинении он просто переменил действующих лиц.
- Он поклялся, а ты - гяур. Я верю не тебе, а ему.
- Спроси моего слугу. Он - мой свидетель.
- Но он служит неверному. Его слова ничего не стоят. Я прикажу созвать большой совет оазиса, который услышит мои слова и решит твою судьбу.
- Ты не хочешь мне верить, потому что я христианин, и тем не менее оказываешь доверие гяуру. Этот человек армянин, а следовательно, тоже христианин, а совсем не мусульманин.
- Он поклялся Пророком!
- Это низость и грех, за которые его накажет Бог. Если ты не хочешь меня выслушать, я обвиню его перед советом оазиса.
- Гяур не может обвинять правоверного, и совет оазиса не может причинить Абу эн-Насру ни малейшего вреда, так как у него есть надежный паспорт, - следовательно, он один из тех, кто стоит в тени государя, то есть находится под высочайшей защитой.
- И я один из тех, кто ходит под защитой моего короля. И у меня есть надежный паспорт. Ты положил его в свой карман.
- Он написан на языке гяуров; я осквернюсь, если прочту его. Твое дело будет изучено еще сегодня, но прежде вы получите свои колотушки: ты - пятьдесят ударов, твой слуга - шестьдесят, а проводник - двадцать. Отведите их вниз, во двор! Я спущусь следом!