- Такая мушка называется "роковая тайна". А роковые тайны дорого стоят. А после театра поедем ко мне…
Алеша упал на колени и припал к руке благодетельницы. На его лице застыла гримаса полного отчаяния.
Стоящая у крыльца навигационной школы карета была великолепна. Вся школа пришла в возбуждение от редкого зрелища. Но прилипших к окнам курсантов волновали не столько кони в сафьяновой сбруе и золоченые колеса, сколько обитательница кареты - молоденькая и очень красивая девица в пышной прическе. Она, казалось, не замечала общего внимания, но принимала картинные позы: то начинала зевать, выказывая крайнюю скуку, то взбивала тоненькими пальчиками локоны у виска, то невидящим взглядом скользила по верхушкам деревьев. Тот же невидящий взгляд оборотила она на вышедших из школы Никиту и Сашу и тут же отвернулась.
- Нас, может быть, и не тронут, - говорил Саша, продолжая разговор, - а вот Алешке достанется. Засадят… - он не окончил фразы и замер, глядя на девушку в карете.
- Кто это? - спросил Никита, поймав его взгляд.
- Анастасия Ягужинская, - ответил Саша благоговейным шепотом, - Дочь Бестужевой… от первого брака.
Они остановились в тени тополей. Анастасия повернула голову, Саша тут же поклонился. Надо ли говорить, что его поклон был оставлен без всякого внимания.
На крыльцо вышла Бестужева, директор почтительно вел ее к карете.
- Наконец-то! - капризно сказала Анастасия. Подоспевший кучер опустил подножку перед Бестужевой.
- Премного благодарен, ваше сиятельство… - бормотал директор. - За великие заботы ваши… Флот русский перед вами в неоплатном долгу…
Уже сидя в карете, Бестужева подняла взгляд и в одном из окон увидела Алешу. Лицо его было напряженным и испуганным. Анастасия увидела улыбку на губах матери, поймала ее взгляд и неодобрительно скривилась.
Карета покатила.
Никита и Саша не заметили, как рядом с ними очутился Алеша.
- Алешка… живой… - сказал Никита. - Нам надо убираться отсюда поскорее, пока Котов к начальству не вызвал. Пошли ко мне обедать. Гаврила уже щи из трактира принес…
Директор подошел к своему кабинету. С лица его еще не сошла та особая улыбка, которая появляется после общения с большим начальством, но она медленно сползла с лица, когда он увидел ожидавшего его у двери Котова. Тот был мрачен, под левым глазом его уже разлилась болезненная синева. Они молча прошли в кабинет. Котов положил перед директором бумагу и сел, хмуро глядя перед собой. Директор быстро пробежал глазами бумагу, потом отодвинул ее от себя, потом опять запустил в нее глаза.
- Да что он такое натворил - этот Корсак? - спросил он, наконец, с некоторым раздражением.
- Ленив, необуздан, зол, невоздержан на язык, предерзостен, любопытен без меры. - Котов поморщился и добавил словно для себя. - Знакомства подозрительные имеет…
- А мне известно, что он весьма прилежен в науках, о море мечтает, остропонятен, а что любопытен, так и хорошо! - назидательно сказал директор, но, встретив ощупывающий взгляд Котова, переменил тон на доверительный. - Ну не могу я его наказать, исключить, выпороть и в солдаты не могу списать. Вы меня понимаете?
Лицо Котова словно в кулек сжалось, стало жестким и опасным.
- Дурные новости из Петербурга… Открыт злодейский заговор, - сказал он почти с радостью. - Одного уже взяли…
Директор озаботился и понимающе закивал головой, но видно было, что подобные разговоры волнуют его мало - слишком далека навигационная школа от дворцовых дел.
- Ивана Лопухина, подполковника, - продолжал Котов. - Матушка его, говорят, тоже замешана и некоторые дамы… Государыню Елизавету хотели извести, а трон вернуть младенцу Ивану, внуку Анны Иоанновны, что в Риге под стражей обретается. Опять задумали немчуру во дворец пустить. Сейчас ищут причастных… Среди знатнейших и влиятельнейших фамилий. Вы изволите понимать, о чем я говорю, господин капитан?
Директор сидел, не поднимя глаз. Он начал понимать…
Вечер. Театральная зала наполнилась публикой: роскошно одетые вельможи, дамы с фижмами, девицы, старички.
Три музыканта: флейта, виолончель и клавесин наигрывали гавот для развлечения публики. На сцене устанавливали последние декорации. Кто-то из актеров заглянул в глазок занавеса: "Нарышкина приехала?.. А это кто в лиловом у колонны?"
Второй актер тоже заглянул в глазок, отыскал глазами вельможу в лиловом: "Не московский… У нас он первый раз…"
На сцене появился Алеша в платье камеристки, в пышном парике. Он заметно нервничал и все время поправлял подкладной бюст, который разъезжался куда-то под мышки.
- Бестужева приехала? - спросил он, подходя к актерам.
- Нет еще.
- Дай я посмотрю.
Алеша заглянул в глазок. Горели свечи, нервно дергались веера. Кресло Бестужевой, поставленное как всегда чуть поодаль от прочих, пустовало.
- Может, заболела? - с надеждой в голосе прошептал Алеша и тайно перекрестился. - Пронеси, господи!..
Поздний вечер. Тихая зеленая улочка. Особняк Бестужевой. На противоположной стороне улочки под липой стоял Саша Белов и внимательно смотрел на окно мезонина, в котором двигалась фигура Анастасии. Лицо у Саши было мечтательным и нежным.
Вдруг на улочку въехала закрытая карета, остановилась возле особняка. С запяток соскочил человек в штатском и угодливо распахнул дверцу. Из кареты решительно вышел офицер, за ним двое драгун, вошли в дом. Саша всмотрелся в штатского и с изумлением узнал в нем Котова.
- Из тайной канцелярии… За Бестужевой Анной Гавриловной и ейной дочерью Анастасией… А вина ваша - участие в заговоре! - Услышал чуть позже Саша.
Свет в мезонине погас, раздались пронзительные крики, залаяла собачонка, мужские голоса что-то бубнили на одной ноте. Саша метался под липой, то прятался за ее широкий ствол, то выходил вперед, нерано кусая ногти.
Из дома в сопровождении охраны вышли арестованные женщины. Анна Гавриловна держалась спокойно, независимо. Анастасию почти волокли под руки двое драгун. Она плакала и кричала:
- Как это - арестована? Да как вы смеете? Матушка, да что же это?
- Уймись, Анастасия, стыдно! - прикрикнула Бестужева и первой села в карету. Анастасия забилась в руках драгун: "А-а-а!"
Офицер сгреб ее в охапку и впихнул в карету. Неожиданно перед Сашей вырос Котов.
- А ты что здесь делаешь? - прошипел он.
- Я? Мимо шел.
- Ну и ступай себе! Да, кстати… а где Корсак? В театре?
- А где ж ему быть? - угрюмо ответил Саша. Котов засмеялся, деловито потер руки и вспрыгнул на запятки. Карета пронеслась по улице, и снова стало тихо.
Саша пришел в себя и бросился в театр…
В антракте Алеша прибежал в пустую гримерную, чтобы перетянуть бечевки и поставить на место подкладной бюст. Свеча перед зеркалом освещала его напряженное лицо, снятый парик на подставке, сброшенное платье. Алеша очень торопился, потянул за бечевку слишком сильно, и она оторвалась, перекосив толщинки.
- Черт! - он с ненавистью ударил себя кулаком в пышные перси.
В этот момент в гримерной появился Саша Белов.
- Сашка, вот кстати, - обрадовался Алеша. - Помоги затянуться.
Задыхающийся после сильного бега Саша поспешно потянул за тесемку, перевел дух.
- Твоя арестована!
- Кто - моя? - не понял Алеша, довольный тем, что бюст наконец занял положенное место.
- Анна Гавриловна… Бестужева… Час тому назад. Ну что уставился? Взяли твою Анну Гавриловну и с ней дочку - Анастасию.
Алеша ничего не ответил и стал поспешно одеваться.
- Что молчишь-то? - не выдержал Саша. - Заговор в Петербурге открыт.
- А ты откуда знаешь?
- Знаю, - многозначительно сказал Саша.
- Анна Гавриловна-то здесь причем? - Алеша стал прилаживать парик, шепча при этом себе самому: "Ах жалость-то какая!.."
- Чего жалеть? Не нашего ума это дело. Я к тебе не с тем, - Саша понизил голос. - Я Котова сейчас встретил. Он меня спросил: "А Корсак где?" Я говорю: "В театре… где же ему быть?", а он руки вот так потер и засмеялся. Деловит и весел. Чуешь, куда гнет. Это арестом пахнет. И не в наш школьный подвал, а кой-куда подальше.
Алеша дико посмотрел на Белова.
- Куда - подальше?
- В крепость - вот куда. Ты записки Бестужевой носил?
- Записки? Зимой вроде одну отнес. А куда, убей бог, не помню.
- Так вспомнишь. В тайной канцелярии умеют память оживлять. Бежать тебе надо и немедля.
- Да куда бежать-то?
- В Петербург… или в деревню к матери.
- А спектакль?
- Отыграй свой спектакль - и деру. Деньги есть?
Алеша плохо соображал.
- Да мало денег-то, - он закинул юбку на голову и подпоясался шпагой. - И теплое что-то надо взять. И это… книги, глобус…
- Какой к черту глобус! В казарму не ходи. К Никите тоже не ходи. Котов может нагрянуть. Я побегу за Никитой. Жди нас здесь, понял?
- Корсак! - крикнули снизу. - Где ты, дьявол тебя…
Алеша бросился из комнаты, Саша поспешил за ним…
Пошло второе действие. В зале было душно, публика разомлела, где-то слышались негромкие разговоры, трещали веера, и мало кто заметил, что очаровательная камеристка Анна поет явно невпопад.
- Голос его подобен органу, цитре, флейте… Но его стрелы не достигнут меня. Нет! И вздохи не тронут, - томно закатив глаза, восклицала сценический текст госпожа Лебрен.
Алеша покосился в зал, прошелся мужской походкой, потом встал столбом и только тут услышал реплику, подсказанную суфлером.
- О госпожа моя… не так уж он плох, кавалер… кавалер, - бубнил Алеша, вспоминая имя.
- Буридан… - надрывался суфлер. - Буридан…
- Буриданов осел… - проговорил Алеша, словно про себя…
В зале раздался смешок. Госпожа Лебрен ущипнула Алешу за руку.
- Сам ты осел! - прошипела она одними губами. - Что за чушь ты несешь?
Какой-то лишний шум в зале привлек Алешино внимание. Он глянул в зал и увидел драгун. В зале было много зеркал, и оттого казалось, что драгун не трое, а целый отряд.
- Что за чушь ты несешь… - повторил он тупо, потом прошептал в ухо мадам Лебрен, - это за мной… - И уже в полный сценический голос добавил, - госпожа, я того… должна уйти…
Мадам Лебрен посмотрела на него дико.
Тут Алеша увидел, как откуда-то возник Котов и деловой походкой направился за кулисы. Продолжая пятиться в глубь сцены, весь взмокший от ужаса, Алеша скосил глаза и увидел Котова совсем рядом. Он стоял в проходе, отрезал Алеше путь в гримерную. Тут они встретились глазами, и Котов даже слегка качнулся в Алешину сторону, словно собирался вскочить на сцену.
Самообладание изменило Алеше.
- Черт красноглазый! - крикнул он Котову в лицо и вдруг неприлично подобрав юбки, прыгнул со сцены в зал и понесся вдоль стены.
Котов тоже вскочил на сцену, тоже спрыгнул в зал. В двери, ведущей на главную лестницу, стояли драгуны, поэтому Алеша нырнул в боковую дверь, при этом нечаянно сбил ногой высокий канделябр, утыканный свечками. Канделябр, словно нехотя, стал заваливаться на бок, через него лихо перепрыгнул Котов и скрылся вслед за Алешей за дверью.
Канделябр не упал, потому что был подхвачен вельможей в лиловом - князем Черкасским. Только одна свеча упала в подол сидящей рядом дамы. Рюшки на подоле дамы занялись сразу, и по парчевому подолу побежали два огненных ручейка. Черкасский сбросил свечу на пол, наступил на нее ногой, потом сорвал с себя камзол и прижал его к юбке дамы, пытаясь потушить огонь. Та начала дико кричать и отпихивать князя от себя. Вокруг дамы засуетились родственники.
- Пожар! - закричал кто-то фальцетом.
Шум, гам, перевернутые кресла. Все бросились к дверям…
Отступая от напиравшего Котова, Алеша размахивал шпагой и толкался во все двери. Наконец одна отворилась. Алеша оказался в спальне. Перемахнув через огромную кровать, он метнулся к окну, но сразу преодолеть высокий подоконник ему не удалось, подставные бока затруднили движение. Тут и настиг его Котов. Он буквально вцепился в сидящего верхом на подоконнике Алешу.
- Не уйдешь, злодей! Душегубец! - хрипел Котов, повиснув в Алешиной юбке.
Шпага полетела в открытое окно. Алеша отбивался двумя руками. Видя, что он вот-вот выскользнет из юбки, Котов решил обхватить юношу руками за талию, поэтому он разжал руки и слегка подпрыгнул. Этот прыжок был роковым для Котова. Удару под дых коленкой Алеша был обучен еще деревенскими мальчишками. Котов сразу обмяк, задохнулся и повалился на пол, ударившись головой в бронзовое крыло, украшавшее подлокотник лежащего на боку кресла. На миг ему показалось, что все звезды вспыхнули фейерверком.
- Тезоименитство государыни Анны… - прошептал Котов и потерял сознание.
Алеша выпрыгнул в окно.
В зале продолжалась кутерьма. Актеры облепили рампу, глядя с ужасом в зал. Суфлер почти вылез из будки, бил по ногам книгой, вопрошая: "Что там? Что там делается?" У дверей громоздилась толпа: драгуны стояли стеной и выпускали из зала по одному.
Только один человек в зале сохранял полное спокойствие… Задумчивым взглядом князь Черкасский посмотрел на дверь, в которую скрылся Котов, потом встал, надел камзол, вынул свечу из канделябра и неторопливо стал подниматься по узкой лестнице, ведущей на второй этаж. На втором этаже он прошел по коридору, зашел в открытую дверь спальни и остановился, глядя на лежащего на полу Котова.
Тот медленно приходил в себя. Полный муки взгляд его уставился на горящую свечу, потом он поднялся и только здесь увидел Черкасского.
- Не узнаешь? - тихо спросил князь. - Десять лет прошло.
Лицо Котова приняло дикое выражение, словно он призрака увидел, и вдруг бросился лобызать щегольские туфли.
- Не губите, князь!.. Я теперь наставником состою, при отроках. В навигацкой школе.
- Ничего, отдохнут без тебя молодые души, - Черкасский два раза повернул ключ в замке. - А теперь… молись, Котов, молись…
По опустевшей театральной зале расхаживали трое драгун, один из них ставил на ножки перевернутые кресла.
- Боюсь пожаров, - сказал первый. - От копеечной свечки пол-Москвы сгорело.
- Так не было пожара-то! - сказал второй. - Зюкин, брось порядок наводить. Пошли!
- А где энтот? В черном камзоле?
- А кто его знает?
- Кого арестовывать-то шли? - спросил первый.
- А кто его знает! Явился к нам один, и нашумел: слово, мол, и дело! Пришел сюда, а сам сгинул. Брось ты, Зюкин, кресла! Не наше дело карячиться тут! Пошли!
В залу стремительно вошли Никита и Саша Белов.
- А где актеры? - спросил Саша.
- Разбежалися…
- Куда разбежались? И почему здесь?.. - Саша показал рукой на косо стоящие кресла, брошенные веера, платки.
- Мы пришли на крик, - строго сказал второй драгун. - Спасли "киятр" от пожара. И точка!
Драгуны гуськом вышли из залы. Саша и Никита переглянулись в полном недоумении.
- Может, Алешка все же ко мне пошел? - спросил Никита…
Ночь. Саша и Никита сидели у окна в комнате Никиты. Гаврила сервировал стол на две персоны, всем своим видом являя недовольство.
- Ходят всякие… - ворчал он негромко. - Ночь на дворе, а тут… ужин. Посмотришь - франт-франтом, а тоже любит похарчиться за чужой счет.
За окном стукнула калитка. Друзья насторожились. Никита встал, всматриваясь в темноту.
- Нет, не Алешка… Ветер.
- Какой длинный сегодня день, - сказал Саша, - и сколько событий. Бестужеву арестовали… И Анастасию… - в голосе Саши прозвучала такая боль, что Никита быстро посмотрел на него.
- Ты что?..
- Влюблен… хочешь спросить? - усмехнулся Саша. - Я не влюблен, я сошел с ума. Любить Анастасию все равно, что пылать страстию вон к той звезде… Что с ней будет, Никита?
- Я думаю, что их больше Анна Гавриловна интересует. Анастасия так молода. Но странно. Зачем Бестужевой участвовать в каком-то заговоре? Фамилия Бестужевых в таком почете. Муж Бестужевой - брат самого вице-канцлера!
Друзья сели за стол.
- Алешка бежал, это ясно, - сказал Саше Никита. - Как все нелепо получилось. Боюсь я за него.
- Козла бойся спереди, осла сзади, а тихого Алешу Корсака со всех сторон. Никогда не знаешь, что он выкинет. Паспорт его из школы изъять надо, вот что… А потом переправим его Алешке как-нибудь.
- Куда?
- К Алешкиной матери… в деревню, - сказал Саша и спросил озабоченно, - У тебя деньги есть?
Никита присвистнул и незаметно перешел на речитатив.
- Как сказал поэт: "В кошельке загнездилась паутина". Значит, выход у нас один. Сейчас будет спектакль, - предупредил он Сашу. - Гаврила! Принеси полосканье, горло болит, - и он застонал, схвативши себя за шею.
- Ты болен? - удивился Саша.
- Болезнь нужна, чтобы умилостивить моего камердинера.
Гаврила явился с подносом, на котором стояла колба. Никита пригубил настойку.
- Фу, горечь! Яд! Опять гнилая брюква!?
- Нет, здесь настой из благородных трав, - торжественно пропел Гаврила. - Овощ брюква потребен лишь при подагре.
- Ах дал бы мне калгану на спирту.
- Спирт при вашем телосложении - яд, - вздохнул Гаврила. - Будете пить настойку "манэ эт ноктэ", то есть утром и вечером.
- Мне-то хоть латынь не переводи, эскулап. Латынь для твоего телосложения - яд. - Никита поставил колбу на стол и спросил как бы между прочим. - Гаврила, сколько я тебе должен?
Лицо камердинера посуровело, он перешел на прозу.
- Нет у меня денег. Все на покупку компонентов извел.
- Гаврила, побойся бога. Ты лампадное масло носил в Охотный ряд?
Гаврила с отвлеченным видом смотрел в темное окно.
- Ну отдадут мне долги, - увещевал Никита. - А Корсаку я подарил. Не умирать же человеку с голоду. Я могу подарить. Я князь!
Гаврила молчал. И тогда Никита опять пропел:
- Ладно. Я знаю, где их взять: тебя продам, а батюшке скажу, что ты колдун. Скажу, хотел меня калганом извести…
- Кхе… - ухмылялся Гаврила в паузах.
- Черт с тобой! Я помогу тебе толочь порошки, я переведу с латыни книгу с рецептами и буду пить добрую дрянь, которую ты на мне пробуешь!
Гаврила задумчиво смотрел на хозяина, видно у него были основания верить обещаниям Никиты.
- Зачем деньги нужны? - перебил Гаврила излияния Никиты.
- Паспорт Алешки Корсака надо выкупить. Дай пять рублей.
- За пять рублей не только паспорт, саму натуру купить можно! - неожиданным фальцетом взметнулся Гаврила.
- Сама натура в бегах… и у нее могут быть большие неприятности.
- Рубль дам… ну два, и мой бальзам впридачу, - Гаврила пошел за деньгами.
- Вот, Сашка, мы богаты, - сказал Никита. - И поделимся с писарем, - он глотнул питья из колбы, поперхнулся и фонтаном выпустил едкий настой в чашку. - Не хочешь горло пополоскать, Белов? Очень бодрит!
Саша со смехом затряс головой.
- Тогда спать…
Саша лежал в кровати и смотрел на звезду в окне. Ему слышался ласковый нежный голос, который пел о любви.
Никита тоже не спал, ворочался.
Из "лаборатории" Гаврилы доносился неясный шум, видно он и ночью продолжал свои алхимические опыты.