В залу заглянул лакей, поманил пальцем секретаря, и Яковлев тут же вышел. Бестужев насторожился. За дверью слышались настороженные голоса и торопливые шаги. Вошел встревоженный Яковлев, за ним поспешил уставший с дороги человек, одетый по-крестьянски, в походке его, однако, чувствовалась военная выправка.
- В Москве из вашего дома похищены бумаги… архив, - доложил Яковлев, и незнакомец кивнул в знак подтверждения.
Бестужев передернулся, словно от озноба.
- Давно надо было его в Петербург перевести, - скрипнул он зубами. - Кто похититель?
- Точно установить не удалось, - ответил приехавший. - То ли монах-бенедиктианец, то ли капуцин из католического собора, или кто-то из наших, московских. На след вроде напали… ищем.
- Как могли пробраться в дом? Откуда узнали про тайник?
- Подкуп. Ваш дворецкий сбежал, - сказал Яковлев.
- Объявлен розыск?
- Нет, его нашли у навигацкой школы. Заколот.
- В этой школе, - присоединился к разговору "крестьянин", - служил брат вашего дворецкого, некто Котов.
- Котов? Ну и?!.. - нетерпеливо крикнул Бестужев.
- Старший Котов исчез при неясных обстоятельствах. При обыске в его столе обнаружено вот это, - "крестьянин" высыпал из знакомого нам кошелька деньги на стол.
- Таллеры, ефимки, луидоры… - Бестужев дотронулся до золота и добавил, - шетардиевы козни. Так… - голос его стал жестким. - Котова сыскать живым или мертвым. Поиски вести в строгой секретности. Бумаги должны быть найдены. Все, что до этого дела касаемо, сообщать мне лично… никому более! К поиску приспособь какого-нибудь неглупого и желательно честного человека из тайной канцелярии.
- Такой человек есть, - ответил Яковлев. Бестужев мрачно задумался, забыв о Яковлеве и приезжем. Те почтительно замерли у двери. В наступившей тишине запищали, завозились в углу мыши. Бестужев сорвал с ноги башмак с тяжелой пряжкой и с силой запустил им в угол.
- Не заведешь кота-а-а!!! - заорал он опешившему Яковлеву. - Самого заставлю мышей жрать!
Постоялый двор. Кареты, телеги с дровами, сеном; баре, крестьяне, чиновники, - шумно…
На крестьянской телеге сидела усталая девушка в помятом плаще, на голове косынка, глаза скрыты лохматой челкой. В девушке не без труда можно было узнать Алешу Корсака. Он как бежал в женском платье, так в нем и остался, решив, что это поможет ему сбить с толку котовских ищеек.
Лошадь хрумкала сеном, подвешенным к морде в мешке. Хозяин телеги, видно, надолго запропастился. И Алеша стал нетерпеливо оглядываться по сторонам. Из стоящей невдалеке кареты выглядывало личико Анастасии Ягужинской. Она внимательно наблюдала за Алешей. К окну кареты подошел де Брильи.
- Сейчас, звезда моя… Лошадей уже меняют.
- Ну так поторопи их, Сережа!
Де Брильи решительно направился к кучеру.
Неизвестно откуда понаехали драгуны, пошли вдоль карет, телег, расспрашивая, всматриваясь в лица. Бродяжек и подозрительных отправляли, подталкивая в спину, в подвал постоялого двора. Вдруг один из бродяг, молодой, косматый парень, оттолкнул от себя драгуна, вильнул, огибая толпу, и бросился меж телег. Драгун закричал что-то, вскинул ружье. Пуля угодила парню в шею. Он упал, дернулся несколько раз и затих. Дико завыла какая-то баба.
Алеша осторожно слез с телеги, присматриваясь, в какую сторону бежать в случае необходимости. Вдруг перед ним остановилась роскошная, запряженная цугом карета. Из нее вышел князь Черкасский и прошел в дом.
Показалось ли Алеше, или впрямь перед ним промелькнуло лицо Котова? Алеша уже не думал о драгунах. Весь напрягшись, он зашел за телегу и, чуть присев, стал следить за приехавшей каретой. Ждать ему пришлось недолго. Дверца отворилась, из кареты вышел Котов, огляделся воровато и на цыпочках, озираясь, пошел прочь, пытаясь затеряться меж крестьянских телег.
Котов шел прямо на Алешу, а тот пятился от него, с каждым шагом приближаясь к карете Анастасии. Когда до кареты остался один шаг, Котов посмотрел прямо перед собой и встретился взглядом с Алешей. Оба они присели от неожиданности. Котов опомнился первым, протянул к Алеше руки и уже собирался крикнуть: "Держи!", как вдруг дверцы кареты Анастасии распахнулись. Нежная ручка схватила Алешу за шиворот и буквально втащила его в карету. С другой стороны кареты сел де Брильи.
- Она поедет с нами! - бросила Анастасия французу и крикнула кучеру: - Трогай же! Скорей, бестолковый!
Карета рывком взяла с места, а Котов так и остался стоять с открытым ртом. Его отрезвил голос князя Черкасского:
- Ты что? Бежать вздумал? Связать! - крикнул он подоспевшим гайдукам. Те подхватили обмякшее тело и, со стороны очень бережно, повлекли его к карете.
В это время около постоялого двора остановилась почтовая карета. Быстрый чиновник соскочил на землю и махнул рукой. В конюшне, видно, ждали этого знака, потому что сразу вывели свежих лошадей. В глубине почтовой кареты, среди бумаг и пакетов, сидел Саша Белов. В приоткрытую дверь он мог наблюдать за всем, что происходит.
Неожиданно он увидел, как гайдуки подсаживают Котова в карету с княжеским гербом. Котов вдруг схватился за живот и, показывая на дорогу, попросился по нужде. Издали гайдуки наблюдали, как развязывал Котов порты. Тот быстро обогнул почтовую карету и, став вне видимости гайдуков, вынул из-за пазухи мятый коверт. Присоединив к нему деньги, он быстро сунул его кучеру.
Саша в немом изумлении наблюдал эту сцену. Словно почувствовав на себе Сашин взгляд, Котов оглянулся и посмотрел внутрь кареты. Саша зарылся в ворох почтовой писанины.
Монастырь. Поздним вечером на монастырский двор въехала запыленная четырехместная карета и остановилась у подъезда монастырской гостиницы. Несколько монашек остановились поодаль, с интересом наблюдая за приехавшими. Среди них была юная киноватка Софья в черной шали на плечах. Из кареты, опираясь на руку де Брильи, вышла Анастасия и со стоном распрямила спину.
- О господи… неужто добрались? Скажите матери Леонидии - племянница приехала, - обратилась Анастасия к монашкам.
Софья заметила, что с другой стороны кареты неслышно отворилась дверца, из нее выскочила девица в чепце и, стараясь быть незамеченной, направилась к горбунье Феклушке, которая шла с фонарем в руках.
- Богомолка… пустите переночевать Христа ради, - услышала Софья сбивчивый голос. Фекла махнула рукой, и девица, в облике которой скрывался известный нам Алеша Корсак, торопливо пошла за ней.
Меж тем к карете подходила высокая, дородная женщина, мать Леонидия. Черный клобук трепетал на ее плечах. Она протянула руки:
- Настя… девочка моя, - и Анастасия упала на грудь игуменьи. - А это кто с тобой? - игуменья оглядела Лизу и де Брильи. - Что за добрый молодец?
- Так… француз… а это камеристка Лиза… А где богомолка? Девушка с нами ехала, - пояснила Анастасия. - Она в Новгород идет.
Софья заинтересованно слушала.
- Я ее в дальнюю келью отвела, - пояснила Феклуша.
Алеша устало сидел на топчане, оглядывая убогую комнатенку. Плавающий огонек в плошке освещал неструганую столешницу, каменные стены и лик Христа на иконе. Алеша с трудом развязал бечевки плаща.
В комнату вошла Феклуша, поставила на стол глиняную кружку, накрытую куском хлеба, и три ярких пасхальных яйца, потом молча поклонилась и вышла. Проходя по темному коридору, горбунья не заметила молоденькой киноватки. Та прижалась к стене, стараясь уйти в тень.
Алеша стащил с головы парик, повесил его на гвоздь под лампаду. Потом стянул пыльное платье, бросил его на топчан и заглянул в кружку.
- Вода… теплая… - он откусил от куска хлеба.
В этот момент дверь со скрипом приоткрылась. Он метнулся к топчану, закрылся плащом и замер, настороженно глядя на дверь. Стоящий в коридоре медлил войти, а Алеша, проглотив хлеб, крикнул:
- Ну?!
В дверь проскользнула киноватка.
- Ты в Новгород идешь? - шепотом спросила она Алешу и с удивлением уставилась на шпагу, лежащую на полу.
- А тебе что в этом? - спросил Алеша, запихивая босой ногой шпагу под топчан.
- Я завтра с тобой пойду.
- Вот радость-то! - иронично протянул Алеша. - Зачем ты мне нужна? Ты кто - монашка?
- Нет.
- Зачем тебе в Новгород?
- А это мое дело! - запальчиво ответила девушка.
- Вот и иди одна со своими делами. А мне спать надо.
Девушка посмотрела на Алешу диковато, потом бухнулась на колени, вцепилась в волосы и запричитала, раскачиваясь.
- Возьми с собой! Христом богом молю! Не могу я идти одна, я мира не знаю. Выйду из монастыря, меня назад и воротят. А мне назад никак нельзя…
- А ты не блаженная? - с испугом спросил Алеша. Девушка умолкла и уставилась на Алешу.
- Ты что? - оторопел Алеша. - Ну и взгляд у тебя! Глазами костер поджечь можешь.
- Мне сестра Федора тоже говорит: "Спрячь глаза!" Ну возьмешь меня с собой?
- Как звать-то?
- А тебе зачем? - опять насторожилась девушка.
- Не хочешь, не говори.
- Софья… А тебя?
- Алек… - Алеша поперхнулся своим именем. - Аннушка.
Софья кивнула головой, потом метнулась к иконе и опять с размаху упала на колени.
- Господи, решилась я! - страстно прошептала Софья. - Господи, не помощи прошу. Об одном молю - не мешай! Я сама, господи…
Алеша сидел не шелохнувшись, с изумлением слушая странную молитву, и когда Софья заломила руки, сказал тихо:
- Только у господа и забот, что за тобой следить…
Софья еще что-то пробормотала тихое, страстное, потом затихла, закрыла голову платком, встала.
- Все, - она улыбнулась Алеше светло и белозубо. - Сейчас спи. Я рано за тобой приду…
Софья возвращалась в свою комнату, когда в темном коридоре ее обогнала Феклуша и шмыгнула в комнату игуменьи.
- Какие люди? Зачем они у нас? - услышала Софья голос игуменьи и поспешила дальше.
- Верхами они… солдаты, - с поклоном поясняла Феклуша. - Офицер глазами так и зыркает, сердится…
Сидящая в кресле Анастасия встала, подошла поближе.
- … зови, говорит, игуменью, - продолжала Феклуша. - Беглую ищем… из Москвы.
- Это за мной, - выдохнула Анастасия, - не выдай, тетушка… - прошептала она умоляюще.
Мать Леонидия посмотрела на нее строго и, не говоря ни слова, вышла. Феклуша засеменила за ней. Анастасия подошла к окну и, стараясь быть незамеченной, глянула на монастырский двор.
У надвратной церкви сгрудилась группа всадников. К спешившемуся офицеру неторопливо подошла игуменья, ничто в ее поведении не выдавало волнения. Офицер склонился в поклоне, потом быстро начал говорить, показывая на карету. Мать Леонидия внимательно его выслушала, задала какие-то вопросы, потом отрицательно покачала головой и пошла к дому.
Когда всадники выехали за ворота, Анастасия отошла от окна, упала в кресло и перевела дух. Игуменья остановилась в двери, испытующе посмотрела на племянницу:
- Взяла я за тебя грех на душу. Рассказывай, да правду говори… Из-под ареста бежала?
Анастасия бросилась к ногам игуменьи…
Алеша вертел ключ в замке узкой, неприметной дверцы в монастырской стене.
- Скорее, скорее… - торопила Софья.
- Ключ куда деть? - спросил Алеша, когда дверь отворилась.
- Брось в крапиву! - крикнула Софья и кинулась бегом от монастырских стен.
Алеша пустился вдогон, но стертая нога затрудняла движение, и он скоро потерял девушку из виду за стогами сена. Дойдя до опушки, Алеша остановился, крикнул Софью, она не отозвалась. Он поправил косынку на голове.
- Парик забыл, - сказал он с испугом, оглянулся на монастырь, уж не вернуться ли?
Монастырь стоял на взгорье: башенки, луковки церквей. От восходящего солнца стены его казались розовыми, блестели на башнях изразцы.
- Красиво…
- Подальше бы нам от этой красоты, - услышал он под ухом голос Софьи.
- Ты что бежишь, как угорелая? Не в салки играем.
- Мы на этом поле, как на ладони, а с монастырских стен далеко видно.
- Ну и что? Из мортир они будут в нас палить? Не могу я бежать. У меня нога стерта.
- Сядь, - бросила Софья хмуро.
Она вытащила из узелка мазь в склянке и большой полотняный бинт, внимательно осмотрела Алешину ногу.
- Запасливая, - уважительно сказал Алеша.
- В какую сторону идти - знаешь? - спросила Софья, бинтуя его ногу.
- Главное, дружок, взять правильный пеленг.
- Что? - спросила Софья, вскинув на него глаза.
Алеша смутился.
- Солнце должно в спину светить, а там спросим…
- Странная ты, Аннушка…
Мать Леонидия сидела за большим рабочим столом, заваленным книгами. Перед ней на стуле с высокой спинкой сидела настороженная Анастасия.
- Как почивала? - спросила игуменья.
- Хорошо почивала, тетечка.
Игуменья сняла очки, положила их на раскрытую книгу, потерла уставшие глаза.
- А я, грешница, думала, что после нашего разговора сон к тебе не придет, что проведешь ты ночь в покаянной молитве. Какое же твое окончательное решение?
- Париж.
- Париж… Значит, отвернулся от тебя господь.
- Что же мне делать? Ждать тюрьмы? Ты святая, тебе везде хорошо, а я из плоти и крови. Я боюсь!
- Плоть и кровь - это только темница души, в которой томится она и страждет искупления вины.
- И в Париже люди живут! - запальчиво крикнула Анастасия.
- Невенчанная, без родительского благословления бежать с мужчиной, с католиком! Бесстыдница! - Игуменья широким размашистым жестом сотворила крест. - Неужто я из-за такой мерзости впала в обман?
- Господи!.. А ты знаешь, как перед следователем стоять?.. И талдычить: "Да! Да! Да!.." Другие ответы не надобны. А потом - бумага: "Обличена, в чем сама повинилась, а с розыском в том утвердилась". Ты этого хочешь?
Игуменья тяжело встала, подошла к окну, окинула взглядом монастырский двор.
- Останешься в монастыре киноваткой, - сказала она спокойно, как о деле решенном. - Жить будешь вместе с моей воспитанницей Софьей, девушкой строгой, смиренной и благочестивой. А как пройдет гроза, вернешься в мир. Что там еще?
Речь игуменьи была прервана возней за дверью, потом в келью вошли две монашки, ведущие под руки убогую Феклушу. Та продолжала гугнить:
- Опреснок собирала и другое пропитание в дорогу. Я видела, видела…
- Матушка игуменья, - сказала сестра Ефимья дрожащим голосом, - Софья бежала из монастыря с девицей, что приехала вчера в карете с господами. А в келье, где сия девица ночевала, нашли вот это, - на пожелтевшие страницы книги лег лохматый Алешин парик.
- О-о-о! - робость Анастасии как рукой сняло. Она вскочила, схватила парик, надела его на кулак и присела в поклоне.
- Мадемуазель гардемарин, вы забыли важную часть вашего туалета, - она расхохоталась, парик согласно закивал.
- Софья бежала? - Игуменья не могла оправиться от изумления. - Анастасия, перестань дурачиться! О каком гардемарине ты толкуешь?
- Эта девица, - Анастасия показала пальцем на парик, - переодетый в женское платье мальчишка. Я его знаю. Он в маменькином театре играл. Она в нем души не чаяла. Такой талант! Вот он вашу птичку в сети и поймал!
И Анастасия стремительно вышла из комнаты.
Игуменья села за стол, опустила голову на сложенные ладони.
- Если сговора не было, - сказала она наконец, - то побежала Софья к своей тетке в Новгород. Снаряжайте карету, возьмите с собой странницу Веру, она Софью с младенчества знает, укажет, где ее тетка живет. А теперь уйдите все…
Плечи игуменьи опустились, лицо размягчилось. Она глубоко задумалась…
Кучер, перекрестясь на храм, залез на козлы кареты. Де Брильи хотел подсадить Анастасию, но она отвела его руку.
- Подожди, шевалье. Посижу перед дорогой. У русских такой обычай.
Анастасия села на лавочку у святых ворот, окинула взглядом палаты игуменьи. Но мать Леонидия уже сама шла к ней легкой походкой. У Анастасии на глаза навернулись слезы.
- Настя, последний раз… - она положила руки на плечи Анастасии. - Девочка моя, не уезжай. Святая Русь… Тяжело тебе будет! А эти стены защитят тебя от навета и тюрьмы.
- И от жизни, - еле слышно прошептала Анастасия. - Я к тебе попрощаться приехала, никого у меня больше не осталось. Благослови… - Анастасия опустилась на колени и прижалась губами к пахнувшей ладаном руке. - Боюсь… Страшно…
Большая сизая туча неожиданно заполнила небо. Из нее выросла кривая молния. Грянул гром. Дождь огородил стеной Софью и Алешу. Бескрайнее поле вокруг утонуло в белесой пелене, и лишь далеко впереди маячила темная кромка леса. Молния опять ослепила путников, и грохнуло над самой головой.
- Пронеси, господи! - Софья прижалась к Алеше. Алеша оглянулся. Их стремительно догоняла знакомая карета де Брильи.
- Это за нами! - испугался Алеша, и, подхватив Софью, побежал к лесу.
Софья бежала тяжело и тихо поскуливала от страха. Карета была совсем близко. Уже можно было различить мокрого кучера. Он что-то кричал и махал рукой, но Алеша и не пытался вслушаться в его слова. Наконец, спасительная опушка. Алеша с Софьей, крепко обнявшись, упали в кусты. Совсем близко Алеша услышал конский храп, ругательства - карета, не задерживаясь, промчалась мимо. Когда стихли эти тревожные звуки, Алеша почувствовал, как обмякло тело Софьи и затряслось в рыдании.
- Не карай меня, господи! - Софья воздела к небу худые руки. - За все отвечу, за себя и за сродственников моих! Только дай испытание по силам!
И небо, словно услышав ее крик, стало успокаиваться.
…Карету Брильи мотало во все стороны. Анастасия вцепилась руками в мягкие подушки. Скрипели сундуки и баулы. Перепуганная Лиза крестилась и плакала. Карету качнуло, потом еще раз, видно, кучер зазевался и направил лошадей в глубокую яму. С полки на голову Брильи посыпались узлы и картонки. Карета резко накренилась. Чертыхаясь, француз открыл дверь.
- Поберегись! - раздалось рядом.
Мимо, забрызгав шевалье грязью, пронеслась карета князя Черкасского. Вслед за ней, звеня колокольчиками, поспешила почтовая карета. В окне мелькнуло усталое Сашино лицо.
- О эта русская гроза! О эти русские дороги! О эти русские кучера! О эти русские лошади! - сжав кулак, кричал де Брильи.
Карету качнуло еще раз. Лошади с трудом вытащили ее из колеи и помчали дальше, в Петербург, вслед за звенящими колокольчиками…
Песчаный, поросший ивняком берег, слепящая гладь озера, а дальше, на горизонте, призрачный, словно колеблющийся в знойном мареве белокаменный Новгород.
Софья восторженно смотрела на город.
- Дошли! Думала, конца не будет нашему пути, а вот… дошли! Сколько всего было - страшно подумать! А как на нас собаки напали, помнишь? А эта ужасная гроза? А как мы подрались, помнишь? - Софья засмеялась, оглянувшись на Алешу.
- Помню, - сказал тот, не поднимая глаз. Лицо его было печальным.
Софья внимательно на него посмотрела, думая о чем-то своем, потом сказала:
- Запали костер, мыться будем, а то тетка в дом не пустит.
Алеша молча принялся собирать хворост.