По возвращении купца я выгодно в несколько дней распродал товар, оставив себе несколько штук. Музыкальную шкатулку и часы с золотыми стрелками подарил Настеньке, а самые красивые завернул в атлас и направился в Кремль. Князь был занят, но вскоре освободился, и я был впущен в светлицу. После приветствий и расспросов о здоровье жены и детей я развернул атлас и с поклоном подарил князю. Глаза его загорелись детским восторгом, он закрывал и открывал крышечки часов-луковицы, вслушиваясь в мелодию. С таким же интересом осмотрел музыкальную шкатулку – княгине Елизавете Николаевне по вкусу вещица сия придется. Я вкратце объяснил, как заводить часы и шкатулку. Князь дернул за шнурок, и в светлицу вошел слуга. На подносе стоял кувшин с вином и кубки. Провозгласив здравицу князю и его княжеству, я осушил кубок, перевернув его, демонстрируя, что не осталось ни капли.
– Что просить хочешь? – ласково осведомился князь.
Часы он так и не выпускал из рук.
– Ничего, князь, редкостную вещицу привез, бояре, кто побойчее, уже купили. Негоже князю без часов.
Хмыкнул.
Мы распрощались, и я в хорошем настроении отправился домой.
Меня всегда удивляла скукота – вечером после работы и в выходные дни делать было нечего – телевизора и радио нет, аттракционов нет, разве что заезжие скоморохи на торгу потешали периодически публику. Я решил несколько ликвидировать пробел. Долго мыслил, что такое можно сделать – электричества-то нет, да и нескоро будет. Решил остановиться на комнате с кривыми зеркалами, качелях, каруселях, гигантских шагах. Очень долго бился со стекольщиком – кривые зеркала сделать оказалось непросто, то есть кривое-то оно выходило, но изображение рассыпалось, а надо было, чтобы изображение было цельное, но искаженное, смешное. Я уже почти отчаялся, комната готова, а зеркал нет, как все-таки что-то начало получаться. Все остальные аттракционы уже были готовы. Горожане с любопытством старались заглянуть в щели забора – чего это там делают? Наконец, все было готово, нанятый глашатай несколько дней драл глотку, обещая в субботу невиданное зрелище. Вспомнив мои дни, пригласил княгиню с детьми на открытие. Когда подкатил возок с Елизаветой Николаевной, у уголка с аттракционами была уже толпа – разодетые горожанки с детьми, купцы, поддатые ремесленники. Всем хотелось посмотреть. У каждого аттракциона стояли нанятые люди. Для затравки я сопроводил княгиню с двумя детишками в комнату кривых зеркал – такую выстраданную. Дети покатывались со смеху, княгиня сначала улыбалась, пытаясь сдерживаться и блюсти лицо, но и она не выдержала – начала весело смеяться. Насмеялись до икоты, с трудом удалось увести детей на другие игры. Уже не сдерживаемая толпа ринулась к игрищам и забавам. Я был доволен, что смог сделать что-то полезное для отдыха горожан. Поблагодарив, княжна еле увезла с собой детей. Вечером, когда начало темнеть, я попытался остановить работу аттракционов – куда там, новость распространялась со скоростью ветра. К игрищам подходили все новые и новые люди. Однако при факелах эффект был уже не тот, да и боялся я испортить открытие несчастным случаем. Кое-как удалось уговорить разойтись до завтрашнего дня, заверив, что все это не на один день, стоять будет всегда. Назначил цену я совсем крошечную – деньга за один аттракцион, стоило мне все это немало, но глубоким вечером, подсчитав выручку, я понял, что шоу-бизнес дело очень прибыльное. Если так пойдет и далее, я окуплю затраты за месяц.
Господи, да здесь непаханое поле. Если раскинуть мозгами – горожанам польза и удовольствие, да и я внакладе не останусь. Кузнецы и прочий торговый люд чуть локти не кусали, глядя, как буквально на ровном месте появилось столь доходное место. Именитые купцы при встречах степенно здоровались и почти непременно добавляли:
– Удачлив, рука, видно, легкая, да Бог помогает!
А ведь и вправду в церковь я заходил только по выходным да праздникам, видно, воспитание атеистическое сказывалось. Выучил всего несколько молитв, чтобы не смущать челядь. Не дело это. Видно, и впрямь Господь помогает, надо и мне достойно ответить. Не раздумывая долго, поехал к митрополиту местному – отцу Кириллу. Перекрестившись, поклонился и поприветствовал митрополита. В ответ услышал неожиданное:
– В церковь редко ходишь, сын мой, не причащаешься, десятину с доходов не отдаешь.
– Грешен, батюшка, с тем и пришел.
Сухое лицо отца Кирилла смягчилось.
– Новый храм думали ставить на ткацком конце, чем сподобиться можешь?
Сговорились на десяти возах досок и деньгах. Доски были товар ходовой и дорогой, в отличие от бревен. С тем и расстались довольные друг другом. Дни были заполнены почти до отказа, как в моем прошлом, тьфу, будущем времени. Я ощущал свою нужность людям, князю, домочадцам. Казна моя, несмотря на немалые траты, увеличивалась, и я стал подумывать, что делать с деньгами. Подвернулся случай, как-то на торгу разговорился я с двумя купцами, что набивались войти ко мне в долю в какое-либо дело. Решив, что серьезные дела на улице не решаются, пригласил их к себе, взяв обязательство привести с собой еще нескольких солидных торговых людей.
Известив домашних, накрыли стол, шикарный по местным меркам – икра, белорыбица, пироги, жареное, вареное, копченое мясо, уха и пиво. Я уже знал, что на деловых обедах вина не подают.
К назначенному времени гости собрались, да в количестве большем, чем я ожидал. Местных купцов разбирало любопытство – почти все мои начинания заканчивались успешно: у лесопилки конкурентов не было, все богатые люди ездили на колясках с рессорами, как у меня, аттракционы заставляли от зависти скрежетать зубами.
Что-то удумал этот странный и удачливый Кожин, Григория сын? Гости неторопливо расселись за столом, соблюдая некую иерархию: кто побогаче да породовитее – ближе к концу стола, где на правах хозяина восседал я, кто менее удачлив в делах – ближе к другому концу. После длительных приветствий я попросил гостей подкрепиться. Купцы не заставили себя ждать и с аппетитом приступили к трапезе. Насытившись, почти одновременно стали вопрошать, а по какому такому поводу их пригласили. Я собрался с духом. Задумка была новая, еще не обкатанная здесь, но давно работающая в моих временах. А придумал я некое подобие банка на новых началах. После моих подробных пояснений, как из этого получить прибыль, сохранив и приумножив деньги, купцы надолго задумались. Уже никто не стучал ложками, кружки с пивом были отставлены. Понятно, своими деньгами рискуют, репутацией. В этом мире репутация стоила дорого, сделки заключались на словах: поговорили, договорились, хлопнули по рукам – все. Задумавший обмануть знал, что в этом месте ему больше не торговать, никто с ним дела иметь не станет. Худая слава впереди бежит, не устроишься и в другом городе.
По моим прикидкам, банк должен был давать деньги под проценты торговым людям, а также участвовать в открытии новых производств. Купцы навострили уши:
– А что новое предложить можешь?
– Предлагаю открыть сахарный завод или выпускать черепицу.
Если про сахар сомнений не было, то черепица вызвала недоумение: дранкой крыши кроют, досками еще, а это зачем?
Я объяснил, что это красиво и долговечно. Долго судили-рядили торговые люди, разбились по кучкам, спорили. Наконец обратились ко мне.
– Насчет денег в складчину – банка, как ты говоришь, – мы согласны, кто будет главою?
Я предложил им самим выбрать наиболее честного и уважаемого человека, оставив за собой должность советника, все-таки и я вкладывал солидный капитал и рисковать не хотел. Зачем мне здесь второй "Хопер" или "Русский дом Селенга"? Насчет сахарного завода к единому мнению не пришли. Решили подумать, поговорить, ответ сказать через неделю. Ну что же, у меня не горит. По главе банка разговор шел предметный, каждого кандидата обсуждали, некоторые из обсуждаемых вскакивали, краснели, бросали шапку об пол. Чувствовалось, разговор задел за живое. Выбрали Никиту Иванова – дородного, степенного купца в богатых одеждах. По моим меркам, уже пожилого, с сединой в бороде и на голове. Может, оно и к лучшему – меньше рисковать будет. Первым делом решили на общие деньги купить или построить дом, нанять охрану и писаря. Долго рядили, кто и сколько будет вносить. Наконец и этот вопрос утрясли.
Пока суть да дело, я через знакомых купцов нашел разорившегося торговца. Деньги он вложил в товар, отправил на ладье, только потом ни груз, ни ладью никто не видел. Толи утонула во время бури, то ли лихие ватажники захватили, груз продали, ладью сожгли или утопили, даже следов не было, а людишек – кого побили, живота лишив, кого в дальние земли в рабство продали. Такие случаи встречались не очень редко.
Подъехав к дому разорившегося торговца, я увидел добротный дом, правда видевший лучшие годы. Во дворе явственно проступали следы нужды. Хозяин – Тимофей – встретил хмуро.
– Здравствуй, лекарь! Почто ко мне? Болящих у нас нету.
– В дом пригласи, квасом или пивом напои, разговор у меня к тебе есть.
Цыкнув на босоногих детей, вертевшихся в горнице, уселись за стол.
Молодая женщина, вероятно жена, вынесла корец с квасом, сдержанно поклонилась. Квасок был хорош, с подвала, холодный, крепкий.
Я не стал затягивать разговор, известно, время – деньги.
– Хочу предложить тебе, Тимофей, на меня поработать. Думаю завод сахарный открыть, да дело пока незнакомое. Возьмешься?
– Так, и я ничего в этом не понимаю.
Я объяснил, что ссужу деньгами, надобно съездить в Малороссию, там делают сахар из свеклы, с кем-то поговорить, где-то подсмотреть, а лучше – мастера толкового, что весь процесс знает, сманить.
– Выгорит дело – построим заводик, управляющим тебя поставлю, на ноги снова поднимешься, понравится – так и будешь работать, нет – неволить не буду.
Тимофей долго не раздумывал. Семью кормить надо, прибытка нет, а какой русский, тем более купец в душе, откажется от неведомого дела, при том что и своими деньгами не рискует.
Обговорив детали, хлопнули по рукам. Видно, разговор вселил в него надежду.
На прощание угостили пивом. Когда вышел к воротам, потупясь, молвил:
– Все, что в моих силах, сделаю, не сомневайся, положись как на себя, ты мне поверил, когда никто денег даже под проценты давать не хочет. Завтра же и поеду.
С тем мы и расстались. Пусть господа задумчивые купцы чешут репы. Кто раньше встал – того и валенки.
Две недели пролетели, как один день, – подобрали уже готовый дом под банк, отремонтировали, наняли людей – проблема была в том, что грамотных было немного, а надежных еще меньше.
К деньгам абы кого не подпустишь. Купцы свозили свои обговоренные паи в дом, где соорудили серьезный железный ящик. Вскоре мешки с серебром и золотом почти наполнили его. Среди торгового люда, ремесленников уже было много разговоров о ссудах.
Не успели мы начать работу, как стали обращаться люди – кому на крупную торговую сделку, кому на строительство, кому на покупку ладьи или ушкуя. На все взятые деньги мы брали расписки и закладные – на товар, дом и другую недвижимость. Потихоньку дело отлаживалось, и я со спокойной душой переложил все финансовые операции на Никиту Иванова.
С каждым приобретением или новым делом мой деловой авторитет рос, и многие купцы, что раньше и здоровались-то нехотя – эко, лекарь, клистирка касторная, теперь первыми ломали шапку, подходили за советом. Что ни говори, деньги в любом веке значили много.
Меж тем ко мне подошли купцы, коих я приглашал на собрание к себе домой.
– Так что порешили мы, хотим в пай войти по сахарному заводику, трое нас.
Мы обсудили: кто сколько вносит, кто за что отвечает: на каких землях строим, кто отвечает за закупку свеклы, кто поставляет стройматериалы. Беседовали полдня. В конце зашел разговор: а кто умеет сахар делать, есть ли мастер? Вот тут я и удивил своих дольщиков:
– Давно уже человек уехал, скоро быть должен, он все обстоятельно обскажет.
Переглянулись купцы:
– Быстр ты, батенька, видно, пальцы в рот класть не след.
В деловой круговерти прошел еще месяц. Надвигалась осень. В один их прохладных вечеров в ворота постучали. Прохор, как всегда, открыл. За воротами стоял обносившийся, исхудавший Тимофей, рядом стояла неказистая лошадка, запряженная в телегу, на которой лежали какие-то узлы и восседал мужик с молодкой и сопливыми детьми.
– Вот, мастера сахарного сманил, почти из-под Киева. Поговори с ним, чтобы не сомневался, я уж и так ему все деньги на переезд отдал.
Долго уговаривать меня не пришлось, и я сразу согласился на его условия по оплате и жилью. Устроил его пока внизу, благо комнат хватало.
Дал денег счастливому Тимофею с наказом быть завтра утром.
Поутру, после завтрака, запрягли мой возок и лошадь мастера, дождались Тимофея и тронулись к моей вотчине – деревне Власьево. Конечно, можно было прикупить земли и в Рязани, но я смотрел вперед: вздумай расширять заводик – и будет некуда – вокруг дома жителей, да и держать завод в средневековом городе – задача не из легких, к нему надо возить свеклу, дрова для топки, обратно вывозить отходы. Проще из деревни привезти сахар. Да и неизвестно, как дело пойдет, не осрамлюсь ли? На душе было неспокойно, деревня встретила перестуком топором, визгом пил на лесопилке. Количество домов увеличилось – с моего разрешения поставили дома артельщики с лесопилки, мельник. Теперь вот заводик будет, народу точно прибавится. После решения деловых вопросов ко мне подошел староста деревни, робко поклонился.
– Дозволишь ли слово сказать, барин?
Я кивнул.
– Деревня наша разрастается. Лавку бы торговую открыть да постоялый двор.
– Ты что ли хочешь?
– Нет, не по мне это. Дочка замуж вышла, хотят с зятем попробовать, да деньги нужны да соблаговоление твое.
Строить я разрешил:
– А вот за деньгами в Рязань, в банк, езжай, я поручителем буду.
Староста чуть не бросился целовать мне руки. Ништо, к деревне крепче привяжу, хорошие руки везде ценятся.
Довольный я возвращался домой. С высоты своего современного опыта я видел массу возможностей улучшить быт и жизнь людей и честно заработать при этом.
Глава 9
Дела мои шли более чем хорошо. Всего за год я добился значительных успехов – в подаренной деревне открыл лесопилку и строил сахарный завод, начал работать банк, госпиталь исправно функционировал – помощники принимали больных, на себя я брал только сложные случаи или требующие каких-либо оперативных вмешательств. Среди бояр, купцов, простого населения пользовался заслуженным доверием, да и у князя был в фаворе.
Лежа утром в постели, размышлял, что делать дальше, все начатые предприятия требовали догляда, а то и прямого участия. Денежки, конечно, капали, но и вертеться приходилось. Ладно, понежился и будет. Не спеша встал, умылся, позавтракал, вышел во двор. За высоким забором раздался стук копыт, облако пыли садилось за воротами. В ворота постучали. Прохор кинулся открывать калитку. Посыльный от князя шагнул во двор, ведя в поводу коня. Поприветствовал.
– Князь рязанский, Олег Всеволодович, к себе просит.
Я уже был собран, только сесть в возок. Во дворе княжеского дома стояли богато украшенные кареты, вокруг ходили по-иноземному одетые люди, слышался немецкий и французский говор. Меня препроводили к князю в гостиный зал. Я вошел, поклонился князю и боярам.
Почти все лавки были заняты видными рязанскими людьми, князь восседал на кресле, рядом сидела княгиня. Перед князем стояли иноземцы, среди которых я разглядел французского посла, которого оперировал по осени по поводу грыжи. Выглядел он прекрасно – розовые упитанные щеки. Поправился килограммов на пяток – прикинул я. Мы вежливо кивнули друг другу.
– Вот он, – француз указал на меня пальцем.
В голове мелькнули нехорошие мысли: "Неужели в чем виноват?"
– Вот какое дело, – начал князь. – Прибыло к нам немецкое и французское посольство, просят отпустить тебя, Юрий Григорьевич, в Москву, сильно, сказывают, занедужил посол немецкий Карл. Тамошние лекари не помогли, по старой памяти французский посол за тебя просить приехал. Поможешь ли? Приказать я не могу, ты, лекарь, свободный человек, не холоп, просить только. Вишь, оказывается и в столице о тебе знают.
Думал я недолго, срочных дел в Рязани не было, а в Москву чего не съездить – хоть погляжу, какая она.
– Хорошо, князь, – ответил я.
– Выезжать завтра, вместе с послами, воинов в сопровождение я выделю.
Раскланявшись, я поехал домой. После моего известия поднялся переполох. Надо было успеть собрать инструменты, материалы – я ведь не знал, что может понадобиться, личные вещи, деньги, успеть съездить в банк, отдать кое-какие распоряжения. Ночь перед отъездом прошла бурно – то любовные ласки Анастасии, то ее уговоры взять ее с собой и мои твердые отказы – долгая дорога и утомительная, родни там нет, остановиться негде. Лишь под утро, усталый, я заснул, проснувшись с тяжелой головой. Возок мой уже был готов, челядь заранее погрузила вещи. На передке гордо восседал неизменный Прохор.
После бурных проводов с рыданиями Анастасии подъехали на княжеский двор. Кареты были готовы, слуги в ожидании, но послы изволили выйти после долгого ожидания. Француз радостно поприветствовал меня, похлопал по плечу. Предложил ехать в своей карете. Я с удовольствием согласился – хотелось поговорить, как себя чувствует после операции, и хоть чего-то узнать, что с немецким послом случилось. Про посла я ничего не узнал, так как посол французский Филипп слышал лишь слухи. Поговорив с ним, я хотел перебраться в свой возок, но пришлось ждать остановки всей колонны на отдых и обед. Филипп предложил французского вина, я не отказался, а поскольку вино оказалось великолепным, а закуска ввиду дорожных условий скромной, к вечеру мы укушались, как в пору моей студенческой юности. С утра у обоих был бледный вид, и Филипп предложил поправиться. Закончилось тем же. Я не знаю, как он вел себя во Франции, но в России перенял не самые лучшие привычки.
Потихоньку миновали Коломну.
Дорога вытрясла всю душу, уже болели все кости и мягкие места. Хотелось помыться и полежать. Ближе к Москве дорога стала расширяться, но была такой же пыльной. Неторопливо переставляли ноги крестьянские клячи с телегами, полными грузов, кареты с важными ездоками, галопом пролетали гонцы и ратники. И над всем этим висела пыль, облаком въедливым и удушливым проникая всюду – в нос, глаза, волосы, одежду, обивку карет. Все было одинакового цвета – серо-коричневого. Путники периодически чихали, полоскали из фляжек с водой рты. В борьбе с пылью так незаметно и подъехали к Москве. Ба, деревянные стены, узкие улицы опять же с деревянными домами. На улицах слой пыли с навозом, отчего пыль была серо-желтой. Вот это белокаменная! Лишь ближе к центру стали попадаться мощенные дубовыми плахами улицы и каменные дома. Стало почище, меньше пыли. Крестьянских повозок тоже стало меньше, однако по улицам ходили толпы. Здесь были и ремесленники, и торговые люди, и священники, и семейные матроны, шедшие из церкви, и праздношатающиеся. Медленно пробиваясь через толпу, подъехали к домам немецкого посла. Меня привели в комнату, где я умылся и переоделся в чистую одежду, и тут же провели к больному. От усталости пошатывало.