Дарган молча спрыгнул с седла, сдернув перекинутые через холку жеребца торбы с овсом, поставил их на траву, затем вытряхнул переметную суму с пожитками и отошел в сторону. Мешок с приданным супруги он не снял, лишь развязал на нем горловину. Один из пограничников спешился, концом сабли потыкал в торбы, пошевелил бурку с запасной одеждой и свертками с едой. Заставил казака расстегнуть кожаный ремень на поясе, распахнуть черкеску. Затем подошел к лошади, тем же концом сабли поддел вплетенный в гриву засохший кусок грязи, недоуменно передернув плечами, отступил назад. После чего покосился на мешок с торчащими оттуда принадлежностями женского туалета и указал Даргану место подальше от коня. Сам помог девушке спуститься на землю, взялся за ее поклажу. Но как только дело дошло до чепчиков с трусиками, стыдливо потупил глаза, обернулся на своего командира.
- Мешок на загривке лошади моего супруга тоже моя собственность, - обратилась к капралу путешественница. Пояснила. - Это приданное, врученное мне моим дядей господином Месмезоном, мэром города Обревиль.
- Мадемуазель, мой брат женился на девице из городка Обревиль, ведь мы живем в приграничных населенных пунктах, и я не раз бывал в тех местах, - подбирая поводья, разоткровенничался капрал. Отдав команду подчиненному, огласил результаты проверки по русски. - Обыск закончен, господин казак приношу вам и вашей супруге извинения за причиненные неудобства. Вы можете продолжать путь.
- Мы свободны? - переспросил Дарган.
- Вы и ваша супруга свободны, - сухо повторил пограничник.
- А как вы поступите с гусарами? Они станут преследовать нас до тех пор, пока между нами не произойдет стычка. Сдаваться им добровольно мы не собираемся.
- Мы не допустим никаких насилий, я постараюсь уладить конфликт.
Подождав, пока Дарган со спутницей управятся с вещами и вскочат в седла, капрал отдал честь и заспешил к пограничному столбу, возле которого приплясывали от нетерпения гусары. Но не успел он проехать половины расстояния, как ротмистр повел свой отряд напролом, он был уверен в безнаказанности, ведь на его плечах красовались погоны армии победителей, занявших половину Европы вместе с ее столицей. Одного не учел командир отважных гусар - немецкой педантичности. Хоть мирные договора и были подписаны, немцы считали себя нацией избранной, не позволяющей кому бы то ни было диктовать ей условия. Капрал выхватил похожую на палаш саблю, направил коня наперерез сорвавшемуся с привязи отряду русских. Прозвучали первые выстрелы, сделанные немцами в воздух, кони противных сторон завертелись в дикой карусели, из которой стало невозможно вырваться.
- Зачем вы их отпустили, капрал, это преступники, - брызгал слюной ротмистр. - Их давно ждет виселица.
- Вашего казака я бы препроводил в комендатуру сам, - старательно подбирая слова, рычал капрал. - Но французскую женщину никто не имеет права подозревать в преступлении. Как и немецкая фрау, мадемуазель вне подозрений.
- Не путайте жену Наполеона Жозеффину с обычной парижской шлюхой.
- А вы не путайте Германию с Россией.
- О преступном поступке вы пожалеете.
- Война закончилась, границы обозначились вновь. Предъявите аусвайс, руссиш ротмистр, сюда вас никто не приглашал…
Но пляски орловских рысаков с германскими меринами Дарган со спутницей уже не видели, они неслись по погружавшейся в ночную тьму равнине, заворачивая к лесному массиву, чтобы найти поляну и отдохнуть наконец от утомившей обоих бешенной гонки за личными свободами. Лишь единожды девушка подтянулась к хорунжему на расстояние вытянутой руки и как бы между прочим поинтересовалась:
- Месье Д, Арган, зачем тебе кусок грязь в конский холка? Ты не желаешь купать лошадь?
Некоторое время Дарган скакал молча, лишь усмехаясь себе в усы, признаваться в том, что он вплел в гриву кабардинца необычный камень из клада хозяина парижского подворья, ему не хотелось. Соглашаться же искупать коня означало новую возню с изделием, которое нужно было опять куда-то пристраивать, а здесь оно было словно при месте. К тому же неизвестно, что это за штука, вдруг серебряное яйцо опять из кардинальского набора. Наконец он повернулся к спутнице и с улыбкой пояснил:
- Это не грязь, Софьюшка, а казачий оберег.
- Оберег!? - вопросительно прикусила она губу. - А что это - о-бе-рег?
- Навроде нательной ладанки, он спасает человека и его скотину от всех несчастий и напастий.
Некоторое время девушка не сводила со спутника изумленно-недоуменного взгляда, затем с участием, похожим на понимание забот маленького ребенка, улыбнулась и заняла свое место. Больше она никогда не заводила разговор на эту тему.
Путники добрались до крохотной лужайки посреди дубовой рощи лишь тогда, когда на небе засиял тонкий лунный серп. Дарган бросил бурку между корнями, вместо подушки подкинул один из мешков с туалетами падавшей от усталости подружки и занялся стреноживанием коней. О костре нечего было мечтать, за все время они не повстречали ни одного ручья - так хорошо дубы высасывали подпочвенную воду, во вторых, сил оставалось только на то, чтобы задать корма лошадям. Сняв уздечки, чтобы животные не поранили десна о загубники, Дарган глотнул из баклажки кисловатого на вкус вина и упал рядом с девушкой подрубленным столбом.
Прошло несколько дней с тех пор, как Дарган со спутницей пристроились в хвост войсковому обозу с кухнями, палатками, обмундированием и прочими, не нужными больше, армейскими атрибутами. Позади остались убранные поля неласковой Германии с половиной польской территории. Проехать по немецким землям как по Франции - наскоком - не получилось, на первом же перекрестке их едва не арестовали придирчивые немецкие патрули. Если в поверженной республике до сих пор восстанавливался порядок, то в восьмисотлетнем рейхе этот порядок не нарушался никогда, даже во времена охоты на ведьм. Они с трудом сумели оторваться от вооруженных острыми алебардами кнехтов, сидящих на широкогрудых жеребцах, и теперь тащились между разномастыми верховыми и пешими солдатами, отмеченными свежими и поджившими ранами, между санитарами и медсестрами в надвинутых на лбы белых платках с красными крестами. Дарган сменил черкеску на солдатский мундир, спрятав под ремнем лишь походный ножик, он понял, что в кавказской одежде его узнает и арестует любой патруль, ведь гусары охотились за терским казаком с француженкой. Ему перевязали ранение, впрочем, рана почти затянулась сама. Как ни верил он в безопасность места, в которое спрятал деньги с сокровищами, червячок сомнений не покинул его ни разу. Тыловым крысам стоило только зацепиться, и клубок ниток начал бы разматываться сам. Среди офицеров нашлось немало таких, которые сносно говорили по французски, спутница отводила с ними душу, заодно заучивая русские слова. Она оказалась способной ученицей, там, где появлялась, слышались взрывы хохота, почти безобидные шутки, а нередко и звон гитарных струн. Русский народ восприимчив, стоило кому-то подсмотреть, как союзники французов испанские волонтеры перебирают натянутые на грифы жилочки, как в следующий раз дерево гитар издавало уже звуки русские.
Но не это было главным, дело заключалось в том, что обоз нагоняли вестовые, привозившие пакеты с различными приказами. Армия походила на организм, продолжавший снабжать кровью даже отслужившие части. В один из таких набегов показалось, что командир колонны взялся за проверку личного состава, на остановках он поочередно выстраивал подразделения, выкрикивал по списку бойцов. Очередь приближалась к хвосту, в котором нашли место все, догнавшие обоз в пути. И еще был повод для размышлений. Как-то вечером, когда часть разбила бивуак недалеко от дороги, затеялся очередной концерт с песнями, плясками, с переодеваниями. Особенно любили поглазеть на разгромивших Наполеона русских жители окрестных селений, они приходили толпами, приносили продукты питания. Когда объявили привал, девушка подмигнула Даргану, скинула на землю мешок с приданным. Он понял, что спутница решила облачиться в лучшие свои наряды. Он не был против, пока они ехали по территориям европейских стран, хотя чувства воспитанного в условиях гор человека нередко заставляли вспыхивать серые зрачки. Но в тот раз рядом с девушкой оказался подпоручик уланского полка, получивший ранение в бою под Фонтенбло. Юнец из благородной семьи вдрызг проигрался в карты, все знали его как отъявленного должника. Со спутницей Даргана его связывало знание французского языка и не менее прекрасный голос, которым он подпевал девушке, играя на гитаре.
Сбросив мешок на землю, спутница потянула на себя одно из платьев с пышными оборками. Отложив его в сторону, выдернула жесткий корсет со множеством шнурков. Наблюдавший за действиями Дарган улыбался, он тоже учился привыкать к чудачествам супруги. Подпоручик его не интересовал, он не усматривал в нем мужчину, за драгоценности не переживал тоже, они были запрятаны почти на дно мешка. Но видимо во время скачек вещи переместились, из середины показалась пачка банкнот по сто рублей, упала на землю. Девушка среагировала моментально, она присела на корточки, подцепила деньги пальцами и кинула их обратно. Все произошло за доли времени, но его хватило, чтобы брови подпоручика поползли вверх, а глаза округлились.
- О, мадемуазель Софи, - хрипловато проговорил он по французски. - Вы богатая женщина, у вас столько денег!
- Вы ошибаетесь, господин подпоручик, это всего лишь пакет погашенных счетов из банка, - накрывая волосами вспыхнувшее пламенем лицо, отозвалась спутница. - Деньги вам мерещатся уже везде.
- Но на них стояла цифра сто и портрет…
- Правильно, бумаги стоимостью по сто франков, а портрет королевы Марии Медичи. Я сама заметила, что счета здорово походят на русские деньги.
- Не может бы-ыть… - протянул подпоручик, забывая захлопнуть рот.
Такую сцену подсмотрел Дарган. В груди у него возникло неприятное ощущение от того, что поспешность у спутницы получилась как бы наигранной, словно она не придала событию особого значения. Впрочем, так оно и было, привыкшая все измерять мерками французского высшего общества, считавшая подпоручика повесой, гораздым делать лишь карточные долги, девушка не верила, что ее новый знакомый способен на подлости. Но сам Дарган больше не сводил глаз ни с дончака с поклажей, ни с подпоручика, находившего малейший повод, чтобы быть поближе к мадемуазель Софи.
Вскоре тревога перевалила ту черту, после которой голову начинают терзать дурные мысли. Все смешалось: и подозрения по поводу вестовых, и устраивание проверок личному составу, и ревность к подружке, так беспечно кружившей мозги подпоручику, который в любой момент был способен проболтаться о виденных им деньгах. Дарган пришел к решению, что обоз надо покидать, пока одна из причин не выстрелила в упор, тем более, место нахождения тому благоприятствовало. Поляки понимали русский язык, могли спрятать у себя или указать правильное направление, тем самым мстя русским царям, прибравшим Польшу к рукам. К тому же, пути до России осталось не так уж много.
Надвигался вечер, спутница настраивалась на то, чтобы провести время в кругу офицеров, как всегда, возле нее крутился подпоручик. Улучшив момент, Дарган отозвал девушку, жестко посмотрел ей в глаза:
- Отсюда надо уходить, - твердо сказал он. - В обозе оставаться опасно.
- Пуркуа? - быстро спросила она. Поправилась. - Потшему, здесь весело.
- Я вижу, что тебе балы понравились, - Дарган выдержал паузу. - А если наш секрет раскроется? Тогда ни денег, ни веселий с офицерами не будет, поняла? Но ларжан.
- Но, но подпорутшик, он, как это… карош малый.
- Короче, собирайся, я два раза не повторяю, - резко махнул рукой казак, злой на то, что первым спутница вспомнила повесу. - Аллюр три креста, Софьюшка.
- Аллюр труа кгреста? - поджала она губы. Опустила голову. - Ви, месье Д, Арган, когда надо галоп?
- Солнышко за горизонт упадет и мы растворимся в ночи. Так оно будет вернее.
Подпоручик не прощался до последнего, он словно что-то почувствовал. Наконец Дарган легонько толкнул его в плечо:
- Вы бы шли к себе, ваша благородь, а то нам отдыхать пора.
- Солдат, ты должен радоваться, что возвращаешься домой живой и невредимый, да еще с красавицей женой, - попытался обнять казака за плечи ловелас. - Посмотри, сколько калек вокруг, разве они кому-нибудь будут нужны? Гуляй, пока есть возможность.
- Мы свое еще возьмем, - увернулся от объятий Дарган.
- Где? И что у вас может быть, дикие леса с дремучими мужиками в берлогах?
- У нас лучше, чем в каменных клетях, - ощерился казак. - Мы такую свадебку сыграем, что вся деревня сбегится, пива не пожалею, медовухи. Дом построю, лошадей разведу, овец с коровами.
- Медову-ухи, - подпоручик приподнял кончики усов, пожевал губами. - Ладно, солдат, возвращайся в свою деревню, но знай, что в мадемуазель Софи влюбился молодой гусар Леденцов, и что он приедет к тебе не только медовуху сосать, но и еще за кое-кем.
- Милости просим, ваша благородь, - бешенно сверкнул зрачками Дарган.
Глубокой ночью, когда обозники забылись во сне, они обошли часовых и растворились в ночи. Как только вместо булыжников под копытами коней застучала проселочная дорога, Дарган облегченно вздохнул, отпил из баклажки несколько глотков вина. Его спутница, наоборот, покусывала губы от досады, она только начала понимать разбитное российское общество и оно ей понравилось. Но девушка и не думала ставить в упрек Даргану его решение, она осознавала, что рано или поздно круг подозрений сомкнулся бы. Еще один прокол, подобный допущенному ею, и подпоручик принялся бы клянчить денег в долг. Она бы не отказала, он был душка, из тех, кто через время отплатил бы черной неблагодарностью. Маменькины сынки поступали так всегда.
Девушка не ведала, что ловелас уже доложил о мешках с деньгами командиру санитарного поезда, а тот в свою очередь получил пакет, в котором предписывалось до границы с Россией проверить всех подозрительных лиц. Еще в бумаге говорилось о вещи, имеющей государственную важность - о золотой цепочке с медальоном, принадлежащей французскому высшему духовному союзу. Именно эту цепочку требовал найти король Франции, поддержанный императором Александром Первым, из-за нее во всех направлениях были разосланы конные отряды.
Глава седьмая
Они остановились у харчевни посреди села из беленьких мазанок, Дарган обмотал конец уздечки вокруг бревна, подождал, пока спутница приведет себя в порядок. Из дверей уже выглядывал толстый улыбчивый хозяин:
- Прошу панове, прошу, - певуче начал он зазывать. - Горяче русски шчи, суп харчо, говядина на вертеле, бардзо свежая.
Дарган молча отцепил баклажку, вылил остатки вина на землю. Он не хотел подавать виду, что совсем недавно поляки были врагами, сейчас это было бы невыгодно.
- Есть, есть, и вино, и пиво старокралевецкое, ячменное, - тут-же заголосил толстяк. - Только открыл нову бочку.
Девушка подтянула ремень на поясе, заколола волосы красным гребешком. Она выпросила у Даргана шаровары и теперь щеголяла в них как заправская казачка, решившая к штанам надеть французскую безрукавку со множеством шнурков спереди, с кофточкой с пышными рукавами под ней. На ногах были красные сапожки с отворотами. Этот наряд она стала носить недавно, как познакомилась с офицерами из обоза, до этого единственной формой служило простенькое платье. Покосившись в ее сторону, Дарган оглядел площадь и домики вокруг, не заметив ничего подозрительного, переступил порог харчевни.
- Прошу, панове, - суетился вокруг выскобленного до белизны стола средних лет поляк. - Что подавать на первое, что на второе?
Из кухни наплывал сытный запах, из крана бочки возле стойки в кружку капала прозрачная жидкость, за ограждением суетилась молоденькая полячка, скорее всего, дочь хозяина. В помещении царили тишина и покой, словно война обошла это место стороной. Когда на столе задымились тарелки со щами, с большими кусками мяса в них, Дарган снял головной убор, перекрестился, взялся за деревянную ложку, девушка последовала за ним. Она во всем старалась подражать супругу, эта маленькая француженка из высшего общества, она стремилась найти взаимопонимание, слиться в единое целое, несмотря на то, что многие вещи коробили ее тонкую натуру.
Когда было покончено с первым и со вторым, Дарган отпил из кружки вызревшего пива, подвинул баклажку к середине стола:
- Сливянки, брусничной? - вновь напрягся толстяк. Он знал, что на этом дело не закончится, посетители обязательно наберут в дорогу вкусной домашней колбасы с овощами, с желтыми головками сыра, с пышным подовым хлебом. Русские были щедрыми на деньги, как и на все остальное. - Есть польская и русская водка, украинская горилка.
- Налей виноградного вина из прошлого урожая, - Дарган посмотрел на разомлевшую от горячего спутницу, ухмыльнулся в усы. - Без добавок, а нет, и крепленое сойдет.
- Бардзо добже.
Они успели допить пиво, попробовать по стаканчику вина, казак приладил к поясу баклажку и собрался выбираться из харчевни, когда с улицы донесся торопливый топот копыт. Дарган стрельнул глазами в окно, увидел, как на полном скаку к харчевне подворачивает небольшой отряд конников в мундирах уланов. Хозяин сразу побежал на выход встречать дорогих гостей, девушка тоже подалась было к двери, но казак успел поймать ее за рукав:
- Куда ты устремилась, Софьюшка? - одернул он ее. - Нам самое время переждать непогоду.
Она покорно опустилась на лавку, положила руки на столешницу. Подозвав дочку хозяина, Дарган заказал еще по кружке пива с кусочками сушенного мяса. В это время в зал ввалилась распаленная ездой ватага пропитанных пылью уланов, старший расстегнул воротник кителя:
- Черт меня дернул связаться с этим подпоручиком, - в сердцах пристукнул кулаком по столу бравый корнет. - Продолжали бы двигаться по главному тракту, результат был бы весомее, а мы заехали в нехоженую глушь, ни дорог, ни приличных заведений.
- Ищем какого-то солдата с парижской шлюшкой, когда в приказе ясно написано задержать преступную группу из казаков в черкесках и одной французской девушки, она, мол, является главарем банды. Чистая неразбериха, - поддакнул пристроившийся рядом полнокровный прапорщик. - Я еще поверю, что сундук с драгоценностями захватили казаки, мамзелька подсказала, они взяли и тряхнули богатого мусью, это на них похоже. Но чтобы мешки с деньгами были у солдата с простой девкой - нонсенс.
- Напутал подпоручик, как пить дать, или больной на голову. Корчмарь!
- Я тут, панове, - отозвался толстяк. - Что прикажет вельможный пан?
- Всем по чарке вина и по кружке пива!
- Слухаю пана.
- А потом накормить.
- Я весь тут.
Корчмарь с дочкой завертелись юлой, из боковой двери выскочила дополнительная сила в виде сына и жены. Они начали шустро загромождать столы кружками и тарелками с едой. В середине появились пузатые бутыли с темной наливкой.
- Я сразу сказал, что этому подпоручику только за бабьими подолами таскаться, - продолжил развивать доводы корнета прапорщик. - Ранение показывал, мол, под Фонтенбло в атаку ходил, за что наградили Анной.
- После окончания военной кампании с Наполеоном Анны удостоили почти весь офицерский корпус, - отмахнулся корнет. - Ему деньги были нужны, не заметил, как заблестели глаза, когда я сказал, что за поимку преступников назначена награда в десять тысяч рублей?
- Как было не заметить, когда руки заходили ходуном, - прапорщик припал к краю кружки с пивом. - Пальцы холеные, словно у карточного шулера.