* * *
Стоя у временного памятника в военной части центрального католического кладбища, Ирена Ковальская осторожно поправила веночек из цветов, прикрепленный у фотографии её брата. Поручик Зенек, только теперь уже не в военной форме, а в цивильном, бывший рядом с Иреной, резко выпрямился, по-военному отдал честь и, напоминая, что пора уходить, легонько тронул девушку за плечо. Ирена смахнула слезу, перекрестилась, взяла Зенека под руку, и они медленно направились к выходу.
За воротами кладбища на удивление было людно, вокруг оживлённо сновали прохожие. Часть их куда-то озабоченно торопилась, другие наоборот, скапливались то здесь, то там и принимались что-то горячо обсуждать. Да и вообще в городском воздухе как бы висело странное напряжение.
По мостовой куда-то двигалась то ли колонна, то ли демонстрация, над головами людей возвышались транспаранты с выписанными по красному кумачу лозунгами, на одном из которых был памятный ещё с революции призыв: "Дайош!"
Вдобавок из бокового проулка показался отряд рабочей милиции во главе с духовым оркестром, перед которым вместо капельмейстера вышагивал какой-то бурмило , крепко сжимавший в руках явно заранее припасённый красный флаг.
На всякий случай Зенек оттянул панну Ковальскую в сторону и, зло усмехнувшись, показал на рабочую колонну:
- О, гляньте на этого пейсатого пролетария…
- Кто, этот?.. - Ирена присмотрелась и, скривившись, пожала плечами. - Я ж его знаю. Никакой он не пролетарий. Это же Зяма, половой из какого-то трактира. Пару лет назад обеды нашим соседям на дом носил…
- Я ж говорю, пролетарий. А марширует-то как… - презрительно фыркнул Зенек.
Зяма, а это был именно он, отбившись от строя и не слушая барабан, гордо шагал, выставив напоказ локоть, украшенный красной повязкой с буквами РГ . Зенек обратил внимание, что такие же повязки есть у многих, идущих в колонне, и, проследив за ними взглядом, наклонился к Ковальской:
- Ну вот, теперь приходит их власть…
Не ответив, Ирена повела Зенека дальше, заботливо поддерживая всё ещё прихрамывающего поручика под локоть. Они долго шли боковыми улочками, где почти не было толп, и вдруг, словно что-то вспомнив, Зенек спросил:
- Панна Ирена получила письмо от брата?
- Какое письмо? - Ковальская на секунду приостановилась и удивлённо посмотрела на Зенека.
- Когда мы из Варшавы вылетали, он в карман письмо положил, хотел лично отдать… - Зенек не договорил, так как они, едва миновав переулок, вынужденно задержались.
Занимая всю ширину главной улицы, по городу шли войска. В дыму газойля один за другим ползли тяжёлые многобашенные танки, и под их тяжестью, казалось, прогибается мостовая, заставляя весьма ощутимо вздрагивать близлежащие строения.
У Зенека, неотрывно следившего за этим движением, на щеках чётко обозначились желваки, а когда вслед за танками по дороге сплошным потоком двинулась пехота, панна Ирена решила, что благоразумнее будет и дальше идти боковыми улицами.
Так они наконец добрались до дома Ковальских и, уже собираясь открывать двери, Ирена спросила:
- Я могу узнать, что пан поручник собирается делать дальше?
- Я надеюсь… - Зенек зачем-то отступил на шаг и покачнувшись, чтобы удержаться, взялся за перила крыльца. - Панна Ирена понимает, я офицер…
- Так, это я понимаю, - Ирена кивнула и после короткой паузы добавила: - Догадываюсь, пана поручника ждут трудности?
- Конечно, это так… И всё-таки…
- Нет-нет, я совсем не про это, - предостерегающе подняла руку Ирена и посмотрела на Зенека. - Я только хотела знать, останется ли пан поручик на какое-то время в городе?
- Вероятно… - несколько заколебался Зенек.
- Тогда вы должны воспользоваться моим гостеприимством, - и она широко распахнула двери…
* * *
Саквояж, набитый деньгами до отказа, не давал Дмитру покоя. Он трижды перепрятывал его и, наконец, зарыл в самом тёмном углу старой, покосившейся клуни . Ещё тогда, на дороге, Дмитро пытался сосчитать деньги, но только одних пачек оказалось больше полусотни, а узнать, сколько это будет вместе, парень даже и не пытался.
Богатство, в прямом смысле свалившееся с неба, выбило Дмитра из обычной колеи. Даже неожиданное появление на кресах Червоной армии не произвело на него должного впечатления. Больше того, Дмитра начала мучить совесть - ведь, с одной стороны, деньги вроде бы должны были теперь принадлежать ему, а вот с другой…
Выход нашёлся неожиданно. Дмитро вспомнил о письме, которое дал ему умирающий лётчик, и пришёл к твёрдому выводу. Он сам поедет в город и занесёт конверт по указанному адресу. Там он отдаст письмо родным пилота и, если разговора о жёлтом саквояже не будет, то всё, что туда кем-то положено, станет его собственностью…
Каждый вторник окрестные селяне съезжались на базар в город. С утра колёса бестарок грохотали по булыжнику мостовых, чтобы в конце концов остановиться на топком лугу у базарной площади. Сюда свозили и продукты, и живность, и всё-всё, что обычно продаётся на городском рынке.
Так было раньше, так вроде бы оставалось и теперь, когда новая жизнь начала властно вторгаться во все сферы. Но так было только внешне. На самом деле одни ждали грядущих перемен с радостью, другие пытались как-то приспособиться, а кое-кто уже тщательно скрывал затаённую злобу.
Конечно же и Дмитру, как и другие селяне, прикатившему на своей бестарке, хотелось узнать базарные новости, но его главный интерес был в другом, и вместо того чтобы, как все, править к рынку, парень, довольно хорошо знавший город, прикидывал, как ловчее проехать к дому Ковальских.
Адрес, чётко выписанный в углу конверта, привёл Дмитра на тихую улочку, тянувшуюся вдоль реки. Нажав ручку калитки, парень несмело зашёл во двор, оглядевшись, прошёл дорожкой к крыльцу и только-только протянул руку к звонку, как дверь распахнулась, и молодая красивая женщина прямо с порога раздражённо кинула:
- Ну что надо?
- Очень извиняюсь, пани, - увидев барышню, засмущался Дмитро. - То я перепрошую, ту ест будынок Ковальских?
- Так… Я Ковальская… Цо тшеба?
- Ну, тогда это вам… - Дмитро неловко полез в карман и вытянул смятый конверт. - Вот…
- Письмо? - Ковальская поспешно выхватила конверт. - От брата?.. Откуда?.. Как оно к вам попало?
- Я перепрошую, пани, - мялся Дмитро, с трудом подбирая слова. - Я там ехал… Под лесом… Случайно… Ну, когда самолёт упал… Ну, то я той, вашего брата вытянул. Он ещё живой был, и з кишени листа тягне . Я того конверта взял, а ваш брат вже не живый…
- Ну?.. И что?.. Что? - Ковальская и сама не заметила, как, сойдя на ступеньки, принялась теребить парня за рукав.
- Ну, вы меня извините, пани, я до коней, чтоб ближе подъехать… А тут литак немецкий по мени стрелять начал… Кони, пани, понесли, и что там было, я, слово чести, не помню… Сам до тямы только в поле пришёл…
- Так, так, я понимаю… - закивала Ковальская и, разорвав конверт, наскоро пробежала глазами текст.
Дмитро мгновенно насторожился, но, к его удивлению, Ковальская улыбнулась парню.
- Я вам очень благодарна…
- За что, пани? - искренне удивился Дмитро. - То вы меня извините, что я вашего брата в поле кинул… А тут ещё такое началось, вот я и подумал, что то письмо важное, может, там про маетности или ещё что…
- Какие у нас маетности… - махнула рукой и горестно вздохнула Ковальская.
- А-а-а, - удовлетворённо протянул Дмитро и, заметив, что из дверей вышел ещё и молодой стройный мужчина, поздоровался. - Добрый день, пане Ковальский.
Не отвечая, мужчина неотрывно смотрел на Дмитра, а женщина, обернувшись, радостно сообщила:
- Представляете, пане Зенек, этот человек принёс нам от брата письмо. Ну, то, что вы говорили…
- Замечательно. - Мужчина странно улыбнулся и обратился к Дмитру: - Скажите нам, кто вы? Откуда?
- С Подгайчиков я… Иванчук Дмитро… - сбивчиво ответил парень и попятился. - Пробачьте , мне ехать треба…
- Да вы хоть расскажите подробнее, как и что… - попробовала остановить его Ковальская, но Дмитро, не слушая никаких уговоров, заспешил к калитке…
* * *
После нападения на воинскую колонну боёвка Смереки затаилась на Меланчиных хуторах. Остап, впервые побывавший в настоящем деле, всё ещё находился под впечатлением от короткой огневой стычки и время от времени с удовольствием вспоминал, как билась в его руках "зброёвка", как кругом грохотали выстрелы и свистели пули. А от того, что он вёл себя, как надо, Остап втайне наливался гордостью и хвалил себя за правильно выбранный путь.
Правда, эти приятные воспоминания старательно обходили тот момент, когда Остап, расстреляв патроны, с испугу бросил пулемёт, и надо же, чтобы именно тогда на него выскочил убегавший польский майор… И всё бы ничего, никто Остапа ни в чём не упрекал, но Смерека, проводивший потом детальный разбор боя, почему-то обратил особое внимание на то, что удравший поляк был вроде как лично знаком Остапу…
Вдобавок из разговоров боевиков, со всех сторон обсуждавших перипетии в общем-то удачной засады, Остап уяснил себе, что хотя в целом дерзкое предприятие удалось, но самого главного из ехавших впереди колонны в легковых машинах, захватить не удалось, а вдобавок ещё несколько человек, и среди них тот самый польский майор, сумели ускользнуть.
Но всё это, как ни смакуй, оставалось в прошлом, зато впереди, как понял из прозрачных намёков Остап, его ждал Краков, где после нелегального перехода новоустановленной демаркационной линии, ставшей вроде границы, бывший студент должен был пройти вышкил , а потом, став настоящим военным, получить, как и Смерека, под командование боёвку.
От этих приятных размышлений Остапа, устроившегося на солнышке под скирдой, оторвал оклик:
- Друже Левко, к командиру!
Остап мгновенно вскочил на ноги и не пошёл, а побежал на подворье местного священника отца Теофила, в доме которого разместился штаб боёвки. Буквально через пару минут оказавшись в комнате, обставленной почти на городской лад, запыхавшийся Остап прямо с порога уже на военный манер гаркнул:
- Друже Смерека! Шеренговый Левко прибыл!
Смерека, расхаживавший по комнате, окинув строгим взглядом Остапа, отозвался:
- Добре, що прибыл, - и показал на устроившегося в дальнем уголке комнаты крепкого мужчину. - Вот друже Змий с тобой поговорить хочет…
Убеждённый, что именно сейчас пойдёт речь о желаемой переброске в Краков, Остап повернулся и выжидательно посмотрел на Змия. Раньше Остап его никогда не видел и даже не слышал этого "псевдо", но это было в порядке вещей и никакого удивления не вызывало.
Змий, не вставая с места, оценивающим взглядом глянул на Остапа и неожиданно спросил:
- Друже Левко, я хочу знать, при каких обстоятельствах ты встречался с поляком?
- С каким поляком? - не понял Остап.
- А с тем польским майором, которого ты упустил, когда он выскочил на твою позицию.
Голос Змия звучал холодно, и Остап, внезапно уяснив, что сейчас речь пойдёт вовсе не о Кракове, а об его досадной промашке, сбивчиво пояснил:
- Так, друже Змий, он внезапно выскочил, а у меня патроны вроде как кончились…
- И хорошо, что патронов не было, - непонятно почему сказал Змий и повторил вопрос:
- Меня интересует, где и как вы встречались раньше?
- А, вон что, - Остап облегчённо вздохнул и обстоятельно пояснил: - Я хотел вступить до войска, а этот майор встретил меня в войсковой канцелярии и сказал, что уже поздно.
- Чего-нибудь особенного или сугубо личного он не говорил? - поинтересовался Змий.
- Нет, - отрицательно покачал головой Остап. - Сказал только напоследок, что ценит моё мужество и преданность.
- А вот это хорошо, - непонятно почему обрадовался Змий и уже совсем другим тоном, обращаясь к Смереке, сказал: - Пусть друже Левко, как не вступивший до войска, возвращается до дому и там ждёт моего наказу .
- Будет зроблено, друже Змий, - ответил Смерека и одобрительно посмотрел на Остапа…
* * *
Село Подгайчики оказалось большим, и Зенек поначалу даже растерялся, не зная, где искать хату Иванчука. То, что селюк, так неожиданно заявившийся с письмом к Ирене Ковальской, чего-то недоговаривает, поручик понял сразу, однако поначалу вмешиваться не стал. Зато позднее, всё обдумав, решил сам отправиться в эти самые Подгайчики.
Зенек ещё раз огляделся и, решительно подойдя к ближайшему забору, окликнул какую-то бабу, возившуюся в огороде:
- Гей, не скажете, где Дмитра Иванчука найти?
Баба тут же подбежала к ограде, заинтересованно посмотрела на Зенека и затараторила:
- А сюда, панычу, сюда… Ось так, стежечкою, и он-до хата ихняя. И сам Дмитро десь во дворе був, я бачила…
- Как это был? - глядя на хату, указанную бабой, забеспокоился Зенек. - Он что, ушёл?
- Та ни, панычу, ни! Дома он, дома. Во дворе весь час ковырялся, а сейчас, мабуть, до клуни пошёл. Вон та стара. Бачите? Ему б нову…
Не дослушав болтливую бабу, Зенек кивнул головой и прямиком направился к скособоченной риге. Перед дверью, прежде чем сделать шаг в темноту, где действительно кто-то копошился, Зенек чуть задержался и только потом переступил порог.
- Кто то? - спокойно окликнул хозяин, и Зенек, узнав знакомый голос, весело отозвался:
- Это я, пане Дмитро, я…
Внутри было темновато, и Зенек не понял, чем был занят Дмитро, который что-то делал в дальнем углу, а теперь, выбравшись к свету, насторожённо смотрел на поручика.
- А, то вы, пане, забув , як вас зваты… - наконец протянул Дмитро и, заметно обеспокоившись, спросил: - То вас пани Ковальская прислала?
- Не присылала, а кто я, знать тебе вообще незачем… - с угрозой заявил Зенек и неожиданно рявкнул: - Мувь, гайдамака , ты всё пани Ковальской отдал?
- Что всё, что всё?.. Какое-такое всё, про что это вы? - растерялся Дмитро и почему-то добавил: - И пани Ковальская сказали, всё. Вы ж слышали…
- А ну не выкручивайся! - прикрикнул Зенек. - Где саквояж? Который в самолёте был?
- Який саквояж?.. Вы про що?.. Я не разумею, пане… - как-то неуверенно забормотал Дмитро.
Однако Зенек, уже успевший привыкнуть к полутьме, заметил, как глаза у парня воровато стрельнули в угол, и потому, обрывая пустой лепет, выхватил из-под полы ВИС .
- Говори, пся крев, где саквояж?.. Считаю до трёх… Раз…
Зенек повёл дулом пистолета и вдруг, получив страшный удар по затылку, рухнул на землю. Едва придя в себя, поручик поднял голову и со страхом увидел, что Дмитро, который только что испуганно жался в угол, схватил вилы и, взвыв:
- Запорю!.. - бросился на него.
Поручик рванулся в сторону, но кто-то невидимый от дверей кинулся на Дмитра и, вырвав у парня вилы, заорал:
- Та вы тут що, подурели?!
И тогда враз обмякший Дмитро жалко залопотал:
- Та чого ты, Остап?.. Чого?.. Бачишь, он меня убить хотел. Саквояжа якогось ему давай. А де той саквояж брать, когда той литак наче смолоскип палав?
Ничего не слушая, крепкий парень, которого Дмитро назвал Остапом, откинул ногой подальше валявшийся на земле ВИС и обратился к продолжавшему полулежать Зенеку:
- Вставайте, пане…
А Дмитро, поняв, что теперь-то ему больше ничего не угрожает, тоже подал голос:
- От и робы людям добре. Я им письмо, а он люфою в облыччя … - Дмитро обиженно шмыгнул носом и, видя, что Остап ставит вилы на место, спросил: - А ты откуда взялся?
- Вчера вечером вернулся и тебя проведать зашёл, - Остап замолчал и, увидев, что поручик наконец поднялся, жёстко взял Зенека за локоть. - Идёмте, пане, я провожу вас, бо тут, я гадаю , вам робыты нечего.
Хорошо понимая, что парубок прав, Зенек молча подчинился. Они вместе, как добрые друзья, прошли сельской улицей, и только миновав крайние хаты, Остап спросил:
- Пане, а через что у вас бийка вышла?
- Самолёт наш упал. А Дмитро ваш рядом был. Письмо взял, а саквояжа, который я сам в кабину клал, вроде как нет, - поигрывая желваками, процедил Зенек.
- А в саквояже-то что? Наверно, что-то важное было? - миролюбиво поинтересовался Остап.
Зенек, и сам этого не зная, наобум ляпнул:
- Бумаги…
- Э-э-э, бумаги моему брату ни к чему, - откровенно рассмеявшись, махнул рукой Остап.
Зенек глянул на Остапа и, уяснив, что говорить больше не о чем, сжав зубы, зашагал по дороге…