– Вы даже представить себе не можете, что это были за камни. Закачаешься! Вот такие…
И Коган изобразил руками величину камня.
– Что твой грецкий орех! Но я сразу понял: это, понимаете ли вы меня, те еще камушки. Я ведь тут стою без малого двадцать лет и кое-что в этом понимаю…
В это время Лешка случайно уронил одну гирьку и она, упав, громко звякнула о стеклянную поверхность прилавка. Ювелир недовольно покосился в сторону Казарина.
– …Да-с, дорогие товарищи, двадцать лет. Но такого мои глаза еще не видели…
Старик расправил галстук на груди и, выждав театральную паузу, продолжил:
– Я сразу все понял: дело не чисто. Сразу!
– Что вы говорите! – восхищенно откликнулся собеседник.
– Но не это главное, – заметил Коган. – Главное, что я его раскусил.
– Кого?
– Да его же – врага! Это, понимаете ли вы меня, не каждый на моем месте смог бы. А я смог! Вот представьте: он входит, этот самый враг, и проходит прямо сюда, где вы сейчас стоите. Кремовое пальто, шляпа – в общем, что ваш король. Посмотришь – солидный клиент. Но Когана не проведешь!
Лешка с усмешкой слушал похвальбу Зиновия Ефимовича и терпеливо ждал своей очереди.
– Ну а дальше? – нетерпеливо спросил посетитель в роговых очках.
– "Дальше!" – передразнил Коган. – Дальше я для вида торгуюсь – заманиваю, значит. Говорю, мол, таких денег сейчас не имею – приходите завтра, а сам пулей бросаюсь к телефону и набираю… сами знаете куда…
– И что, не побоялись?
– Ни ка-пель-ки! Тут же, прямо сразу и набрал номер, понимаете ли вы меня, и доложил!
При этих словах Лешка перестал улыбаться. Его ладони разжались сами собой, и гирьки со звоном посыпались на весы. Коган хотел было продолжить рассказ, но грохот и звон отвлекли его. Весы валялись на полу, а Лешка ползал под прилавком, собирая гирьки с мраморного пола.
– Такие вот дела! – Ювелир развел руками, тем самым выражая свою досаду, что не может продолжить рассказ, и нехотя направился в сторону прилавка. – Молодой человек, вы же бегемот, понимаете ли вы меня. Вы же… вы же слон в антикварной лавке. Не понимаю, как это Герман доверяет вам такие ценности?
Лешка поднялся, положил собранные гирьки на прилавок и передал Когану принесенный сверток.
Старик развернул бумагу, в которую была завернута старинная гравюра и направился в подсобку.
Пока ювелир скрывался за дверью, в голове Казарина как эхо отдавались слова Когана: "Прямо сразу и набрал номер… прямо сразу., прямо сразу…" И чем дольше думал Лешка, тем отчетливее вспоминал ту самую сцену, когда увидел Барона-Ищенко у Когана в первый раз. Перед его глазами проплыл бархатный мешочек с бриллиантами и разговор Зиновия Ефимовича с кем-то по телефону. Особенно Лешке почему-то припомнились последние слова ювелира:
– …говорю: я собственными глазами их видел… мое дело предупредить.
Что-то было не так в этих словах. А вот что? Лешка никак не мог сообразить.
Его размышления оборвал вновь появившийся Коган. Он протянул Лешке гравюру и, как обычно, без всяких эмоций произнес.
– Передай Герману Степановичу, что это XVII век, Франция. Возможно – Людовик Эй, молодой человек!
Лешка пришел в себя.
– Да-да… Франция…
Он схватил гравюру и торопливо пошел к выходу.
Глава 16
Вечером того же дня Лешка, Танька, Вера, Вася Сталин и еще трое ребят сидели в зале "Ударника" и в ожидании сеанса ели мороженое.
– Говорят, что Орлова ушла от Александрова к Пырьеву. Я лично в это не верю. А ты? – Танька дернула Лешку за рукав.
Лешку новости светской хроники не интересовали. Таньке же нужен был собеседник, и она обернулась к сидевшей в следующем ряду Вере Чугуновой.
– Вер, ну скажи ему, что тебе об этом сказала материна портниха. Хотя, по-моему, это чушь собачья.
Вера подняла свои грустные глаза на Лешку, но тут же их опустила и покраснела. Ее выручил погасший в зале свет. В темноте послышался волнующий треск проектора, и на экране замелькали кадры киножурнала.
– Не звонил он в тот день, – ни с того ни с сего пробормотал Лешка.
– Кто, Александров? – не поняла Танька. Лешка недоуменно уставился на подругу.
– Какой Александров?!
С задних рядов послышалось недовольное шушуканье зрителей:
– Тише!…
– Не мешайте смотреть!…
Танька нагнулась к самому Лешкиному уху и зашептала:
– "Какой-какой", режиссер – муж Орловой. А ты про кого говоришь?
– Про Когана – ювелира.
– А он тут при чем?
Васька Сталин боднул Казарина в бок.
– Да угомонитесь же вы. Про отца ведь говорят…
Действительно, на экране шел сюжет о приеме в Кремле английской коммунистической делегации. Но Лешку это нисколько не интересовало.
– Понимаешь, – Казарин опять наклонился к Тань-киному уху, – Коган всем плетет о том, что сразу позвонил в милицию, как только Барон ушел.
– Ну и что?
– А то! Врет он. В тот день Коган звонил не в милицию, а кому-то другому.
– Кому ж он звонил? – Танька начала раздражаться.
– Не знаю. Но только не в милицию.
С заднего ряда зашикали еще сильнее, потому что заиграла музыка и на экране появился титр "Волга-Волга".
– Да ну тебя, – зашипела Танька. – Давай кино смотреть. Вер, гляди, какое платье у Орловой!
Верке было совершенно наплевать на Орлову, тем более на ее платье. В темноте она не сводила глаз с профиля Казарина и только тяжело вздыхала, когда он наклонялся к Танькиному уху…
Правда, Лешка ничего этого не замечал. Он думал о Когане и его откровенном вранье. Подозревать старика у Лешки не было достаточных оснований. Но все в этой истории как-то не складывалось, не состыковывалось. Он точно помнил, что Ищенко приносил камни за несколько дней до своего ареста. А Коган утверждал, что тут же позвонил в милицию. Да и Шапилин говорил, что Ищенко брали в тот же день по наводке ювелира. Получалось, что старик молчал почти неделю. Но зачем?
На экране героиня Орловой неслась на велосипеде по проселочной дороге, напевая веселую песенку. Танька, как и весь кинозал, неотрывно следила за ее судьбой.
– Тань, а Тань? – зашептал Лешка.
– Что? – не отрываясь от экрана, ответила Танька.
– А вдруг Коган знает, где Барон?
– Да отстань ты. Дай кино досмотреть…
Какое-то время Лешка еще пытался сидеть спокойно, но наконец не выдержал и, махнув Таньке, мол, я сейчас, вышел из зала. Он выпил в буфете стакан "ситро" и хотел было вернуться в зал, но мысли о Когане одолели его вновь. Поколебавшись: идти досматривать кино или не идти, – он выбрал второе и уверенно зашагал к выходу.
– Когда следующий сеанс?
– В 20.00, – ответила пожилая билетерша.
– Значит, успею, – сам себе сказал Лешка и толкнул дверь кинотеатра.
– Билет сохранил? А то обратно не пущу! – буркнула ему вслед билетерша.
– Я его нечаянно съел, – рассмеялся Лешка и зашагал в сторону Кремля.
Через двадцать минут он уже спускался в каморку хранителя. Но она оказалась на засове. Лешка подергал дверь и даже, на всякий случай, ударил по ней ногой.
– Чего шумишь?
Казарин обернулся и увидел уборщицу, моющую полы.
– Забрали Германа Степановича. Лешка так и обмер.
– За что? Когда?
– Утром, – сполоснув тряпку, ответила женщина. – Приступ у него был сильный. Вот и забрали. Он, конечно, не хотел, да врач настоял…
Лешка облегченно вздохнул и побрел к выходу.
– Ты ведь Казарин? Так? – неожиданно окликнула его она.
– Да…
Женщина вытерла руки о халат и достала из кармана ключ.
– Он тебе ключ просил передать…
Глава 17
В хранилище Алмазного фонда шла работа. Камни и украшения оборачивали ватой и складывали в коробки. Затем их упаковывали в деревянные ящики со стружкой и относили в фургон, стоявший во дворе. За рулем сидел Казарин-старший и молча наблюдал за происходящим. Рядом с машиной появился дежурный по гаражу Крюков. Казарин открыл окошко:
– Крюков, ну скоро?
– С полчасика еще. Вишь, какое дело.
– Вижу. Мне бы сыну позвонить, что задерживаюсь.
– Ну так и сделай! Я подменю пока.
Казарин выпрыгнул из кабины и побежал в дежурку. Отсутствовал он минут десять, а когда вернулся, погрузку уже почти закончили. Возле кабины стоял молодой красноармеец.
– Лебедев, Петр! Приказано вас сопровождать, – представился парень и протянул руку. Казарин пожал ее, они сели в кабину, заурчал мотор, и машина через Спасские ворота выехала с территории Кремля.
– Владимир Константинович, вы, наверное, по этому маршруту с закрытыми глазами проехать можете?
Казарин сдержанно кивнул в ответ.
– А я вот до сих пор в Москве с трудом дорогу нахожу, – не унимался паренек. – Боюсь я ее, теряюсь. Даже в увольнительную все время по одной схеме отбываю: Кремль – Парк культуры или кинотеатр "Колизей".
– Ничего, тебе еще, Петр, жить да жить. И с Москвой еще успеешь подружиться. Ее бояться не надо, ее завоевывать надо. Она слабых не любит.
Казарин резко повернул руль влево, машина въехала в старый переулок и, нарушая патриархальную тишину, двинулась вдоль трамвайных путей.
– Владимир Константинович, а вы давно в Москве? – Петр, видимо, совсем не умел молчать.
– С революции…
– И сразу в Кремль попали? – восхищению парня не было предела.
– Угу…
Но закончить мысль Казарин не успел. Он подался вперед и пробормотал:
– Ну и дела! Глянь, вот паршивец!
– Кто, Владимир Константинович?
– Вот сукин сын!
Лебедев взглянул в ту сторону, куда смотрел Казарин, и в следующее мгновение схватился за пистолет. Ему было от чего прийти в изумление. Прямо по курсу к висевшему на стене огромному портрету Сталина по приставной лестнице карабкался какой-то мальчишка с горящим факелом в руке. Достигнув последней ступеньки, он обернулся на звук приближающейся машины, но прыгать вниз не стал, явно не собираясь отказываться от своего плана. А через несколько секунд он уже тыкал горящим факелом в портрет вождя.
– Товарищ Казарин, остановите машину! Я этому гаденышу сейчас такой фитиль кое-куды вставлю, – заорал Петр. – Да остановитесь же вы!
– Сиди, Лебедев. Машину покидать ты не имеешь права по инструкции, а я останавливаться… Черт! Но не проезжать же мимо!
Казарин резко сбросил газ, но совсем останавливать машину не стал. Затем левой рукой в бешенстве крутанул ручку стеклоподъемника и закричал:
– Что же ты, гад, делаешь?! А ну гаси свою хреновину и быстро сюда!
Это были его последние слова. Какая-то тень отделилась от грязного подъезда и вскочила на подножку спецавтомобиля. Половины открытого окна нападавшему хватило, чтобы ударить Казарина рукояткой пистолета в висок и тут же выстрелить Петру в голову. Кровь хлынула на стекло, и потерявший управление грузовик врезался в стену дома. С другой стороны улицы к машине кинулись еще несколько человек. Они явно действовали по хорошо продуманному плану. Трое взяли под прицел заднюю дверь автомобиля, а один резко открыл дверцу кабины.
– А-а-а, дьявол! – выругался он, когда на него из кабины навалился окровавленный Лебедев.
Выхватив из руки трупа связку ключей, бандит метнулся к задней двери, вставил ключ, повернул его два раза, потянул на себя створку и резко отпрыгнул в сторону. Раздался выстрел и бандит, схватившись за бок, рухнул на асфальт. У находившихся внутри машины охранников шансов на спасение не было. Зажатые в узком кузове, они не только не имели возможности двигаться, но и не видели передвижения нападавших вокруг машины. Решив, что ждать не имеет никакого смысла, охранники одновременно спрыгнули на землю и попали под перекрестный огонь. Стрельба по ним началась с трех сторон. Но, к удивлению грабителей, один из охранников, юркнув под машину, выскочил из-под правого борта и кинулся в соседний подъезд.
Красноармеец поднимался все выше и выше по лестнице, на ходу тыча пальцем в звонки квартир. Но ни одна дверь не открылась. Добежав до последнего этажа, он спрятался в нише стены, сжимая в руке пистолет.
В подъезде было темно и тихо. Сюда доносились лишь завывание ветра и стук капель воды в водостоке. Охранник выждал минуту и медленно выглянул за угол стены. Никого не было. Неожиданно заработал и медленно пополз вверх лифт. Красноармеец занял позицию поудобней, приготовившись стрелять. Кабина замерла прямо напротив него, он, ни минуты не мешкая, разрядил всю обойму. Пули разбили все стекла и разнесли в щепки верхнюю часть внутренних деревянных дверей. Вновь наступила мертвая тишина. Из лифта не доносилось признаков жизни. Охранник медленно подошел к кабине и осторожно распахнул тяжелую чугунную дверь. Когда она полностью открылась, раздался выстрел, отбросивший его к стене. В углу кабины, на полу, широко раскинув ноги, полулежал человек, держащий в руках дымящийся наган…
Глава 18
Над Москвой светало. В переулке, где несколько часов назад произошло ограбление, шла напряженная работа. Милиция перегородила все въезды и выезды, а у каждого подъезда стояли постовые, не позволявшие выходить на улицу жильцам. Кто-то пытался прорваться, но то тут, то там слышались грозные окрики:
– Назад! Куда прешь! Назад!
Опергруппа фотографировала трупы охранников около фургона. По переулку метались люди в штатском, мешая работать сотрудникам МУРа. Один из них тряс капитана милиции, схватив того двумя руками за грудки:
– Родной, я тебя прошу, как брата прошу! Умоляю! Делай же что-нибудь.
Капитан тяжело вздохнул и поправил съехавшую набекрень фуражку.
– Погодите, вот соберем все улики, опросим жильцов. Вот тогда…
– Да ты что, бл…? Да ты знаешь, что в этой фуре было?
– Догадываюсь! – пробурчал себе под нос капитан. – Не волнуйтесь, товарищ Васильков, отыщем.
Затем капитан хитро улыбнулся и добавил:
– Ценности – они как дерьмо: рано или поздно всплывают. Это уж вы мне поверьте!
Васильков махнул в отчаянии рукой и отошел в сторону.
Лешка Казарин еще спал, когда чья-то рука тряхнула его за плечо.
– Вставай, – раздался грубый голос над самым ухом.
Лешка нехотя открыл глаза и потянулся.
– Вставай! – Команда прозвучала как приказ. Только теперь он увидел, что в комнате находились чужие люди в синей форме.
– Что случилось? – недоуменно спросил Лешка.
Человек, который его разбудил, бросил брюки и приказал:
– Одевайся!
Когда Казарин торопливо оделся, человек указал на табурет:
– Садись!
Продолжая застегивать пуговицы, Лешка сел туда, куда велели.
– Где отец? – спросил человек.
Лешка растерянно огляделся по сторонам.
– Не знаю.
– А когда ты его последний раз видел? – Человек еще ближе придвинул свой стул и впился глазами в Лешкино лицо.
– Вчера… – Казарин-младший никак не мог взять в толк, что от него хотели все эти люди. – А что случилось?
Майор Васильков, а это был он, несколько секунд изучал Лешкины глаза, пытаясь для себя понять, врет сын исчезнувшего водителя или нет. Удостоверившись, что парень ничего не скрывает, майор достал папиросы и закурил.
– Вот и я хотел бы знать, что случилось!
Глава 19
Владимир Казарин лежал на земле. Где-то играл патеффн. Он открыл глаза и тут же зажмурился от яркого дневного света, потом попытался поднять голову, но жуткая боль пронзила затылок. Запекшаяся кровь на лице стягивала кожу…
– Дяденька, ты что, с крыши упал? – раздался над ним детский голос.
Рядом с Казариным стояли два мальчика лет десяти и с любопытством смотрели на него сверху вниз.
Владимир Константинович поднялся. В углу двора, за веревками с бельем, он увидел бочку, наполненную до краев дождевой водой. Шатаясь, он подошел к ней и опустил голову в воду. Смыв кровь с лица, Казарин попытался вспомнить все, что произошло с ним накануне. Как короткие вспышки сознания, перед Владимиром Казариным пролетели портрет Сталина… стрельба… и мальчишка, крутящий сальто на ночной улице…
Глава 20
Наступил вечер. Лешка сидел в опустевшей комнате. Со стены на него смотрела фотография отца. Первый раз в жизни Казарин ощутил, что такое одиночество. Оно выползало из всех щелей комнаты, заползало внутрь и кололо в сердце тупой иглой. А когда стало совсем невмоготу, в дверь постучали. Лешка опрометью бросился открывать. На пороге стояла запыхавшаяся Таня.
– А-а-а, это ты… – разочарованно сказал Алексей и хотел было вернуться в комнату, но Танька не дала ему это сделать. Она схватила Казарина за руку и зашептала:
– Он нашелся!
– Где?! – Лешка затряс Таньку за плечи: – Где он?!! Танька не знала, как сказать правду.
– В больнице.
И не дав ему сильно испугаться, добавила:
– Не волнуйся – он жив.
Лешка схватил со стула пиджак, но тут же замер.
– Откуда ты все это знаешь?
Танька прислушалась к тишине за дверью:
– Отцу позвонили с работы… Лешка заметался по комнате.
– А где? В какой больнице?
Танька пожала плечами и так же тихо ответила:
– Не знаю. Скорее всего – в нашей, в центральной…
В больничной палате, кроме Владимира Казарина, находились майор Васильков и два человека в штатском. Они пытались вести допрос, и состояние больного их нисколько не волновало.
– Значит, вы утверждаете, что нападавших не видели? – начал Васильков.
– Утверждаю, – запекшимися губами произнес Казарин.
– И в вас они не стреляли? – не унимался майор.
– Как видите.
– Но почему? Зачем им оставлять свидетеля? Казарин попытался приподняться на локтях.
– Да они не хотели оставлять. Так, видимо, получилось. Один из следователей ехидно заметил:
– Не понятно.
Казарин зло посмотрел на него.
– Что вам не понятно?
– Все не понятно, – вмешался Васильков. – Вы говорите, что ничего не помните, а сами ушли с места происшествия.
– Я не уходил.
– А как объяснить тот факт, что вы оказались за несколько километров от места ограбления?
Казарин обессиленно упал на подушку и отвернулся к стене. Ему стало ясно, что следователи не верят ни единому его слову.
– Не знаю. Для меня это тоже загадка.
Один из следователей перелистал свой блокнотик.
– Вы утверждаете, что кому-то был известен ваш маршрут.
– Конечно. А то как бы они узнали, что мы поедем именно по этой улице?
В глазах Владимира Константиновича появилась надежда. Но следователь клонил совсем в другую сторону:
– Согласен. Кстати, а вы когда узнали о маршруте поездки?
Казарин задумался.
– Накануне. Вечером. Как только меня вызвали в гараж.
– И никуда с тех пор не отлучались? -Нет.
– Все время находились у машины? -Да.
Следователь потер нос.
– А у нас другие сведения на этот счет. Казарин удивленно вскинул брови.
– Что вы имеете в виду?
Следователь зашуршал в папке и извлек исписанный лист.
– Вот. Дежурный по гаражу Крюков утверждает, что вы ходили куда-то звонить.
– Разве? – Казарин вновь задумался. – Ну да, звонил. Я сыну звонил домой, сказать, что буду поздно.
– Дозвонились?
– Нет. Его не было дома.