Лэл Дарио Ноччи вошел под своды бронзовой арки. Он увидел длинный переливающийся всеми цветами радуги туннель, уходящий далеко за горизонт. Неужели ему предстоит пройти все это расстояние. Чудовищно! Но он готов был идти хоть несколько дней кряду, лишь бы достичь цели. Второй шаг привел его на смотровую площадку, висящую над множеством лабораторий, накрытых стеклянными куполами. Куда-то подевался нескончаемый разноцветный туннель, где его просветили, взвесили, оценили и посчитали достойным. Островной Лис с восхищением взирал на расстилающиеся под ногами бесконечные стеклянные клетки лабораторий, за которыми проводились десятки, сотни, тысячи экспериментов разной степени сложности и опасности. То и дело в лабораториях что-то вспыхивало, взрывалось, рассыпалось искрами и тогда прозрачное стекло становилось мутным. Когда же мутность рассасывалось в лаборатории больше ничего не напоминало о неудачном эксперименте.
– Рад видеть вас, лэл Дарио Винченцо Ноччи, – раздался позади мага тихий вкрадчивый голос.
От неожиданности Островной Лис вздрогнул и крепко вцепился в стальные перила смотровой площадки. Он обернулся, сглотнул подступивший комок испуга и ответил:
– И я рад вас видеть, лэл Торквемада. Но нельзя так к людям подкрадываться. Можно и инфаркт подхватить. Сами знаете в нашем возрасте полезно за здоровьем следить.
– Бросьте жаловаться на здоровье. Вы моложе меня на целую пропасть лет. А все туда же в старики записываетесь. Рановато.
Лэл Торквемада был одет скромно в серые штаны, заткнутые в высокие сапоги, в просторную рубашку на выпуск с изображением извивающейся в ярости боя Морской Гидры, подхваченную на животе ремнем с золотой пряжкой. В руках верховного мага была тяжелая деревянная трость с золотым набалдашником в виде головы гидры.
– Что впечатляет? – заметив восторженно просветленное лицо лэла Дарио Ноччи спросил бывший Инквизитор.
– А что заметно? – поинтересовался Островной Лис, не в силах оторвать взгляд от стеклянных лабораторий, где творилась волшба.
– У каждого кто попадает в Оранжерею в первый раз такой же пришибленно-восторженный вид. Так что не вы первый, не вы последний. Впрочем, не об этом сейчас. Вы хотели со мной поговорить, Дарио. Я готов выслушать вас. И думаю разговор у нас получится интересный. Но давайте все-таки начнем беседу в более удобном месте. А то стоим как два старых идиота на смотровой площадке на потеху всей честной публике. Раньше вы меня приглашали и угощали. Позвольте я вас кое чем угощу. Идите за мной.
Не дожидаясь ответа, лэл Торквемада развернулся и стал спускаться вниз по винтовой лестнице, уводящей прочь со смотровой площадки. При ходьбе он сильно опирался на деревянную трость. Не смотря на всю свою моложавость и отменное здоровье, возраст все-таки давал о себе знать. Где те времена, когда маги жили по триста – четыреста лет. Все находилось в упадке и даже магическая наука по сравнению со своим золотым веком влачила жалкое существование. От прежних времен остались лишь пара тройка магов по всему миру, чей возраст насчитывал не одну и даже не три сотни лет. Былое величие вымирало, и с этим ничего нельзя было поделать. Надо смириться и ждать возрождения магии, как было уже не раз.
Лэл Торквемада привел Островного Лиса в свой рабочий кабинет, больше всего напоминающий монастырскую келью. Голые каменные стены с газовыми светильниками, ковер, привезенный откуда-то с востока, покрывал весь пол, в углу стоял письменный стол с аккуратными стопочками бумаг и свитков, высокое дубовое кресло ждало хозяина. По центру комнаты стоял обеденный стол с двумя стульями, накрытый на две персоны. Кувшин с монастырским вином, привозимым для бывшего Инквизитора из Лютеции, два высоких бокала на тонкой ножке и тарелки с закусками.
– Прошу вас устраиваетесь поудобнее. Давайте сперва немного выпьем, чтобы разговор веселее пошел. Знаменитое бургундское, недавно доставили пару бочек. Обошлось мне весьма и весьма весомо, но оно того стоит.
Лэл Торквемада разлил вино по бокалам, уселся на стул, аккуратно переложил к себе на тарелку кусок копченого мяса и соленых грибов и поднял бокал.
– Давайте выпьем, Дарио, за то, чтобы два умных человека всегда могли договориться друг с другом.
Островной Лис припал к бокалу. Вино оказалось изумительным с ярко выраженным терпким фруктовым ароматом, нежное и бодрящее. Почти все деньги, получаемые от лэла Дарио Ноччи, бывший Инквизитор тратил на дорогое вино, привозимое из разных концов света, взамен он оказывал камерлингу незначительные услуги. Эти услуги не стоили тех денег, что тратил Островной Лис, только доброжелательность и поддержка старого мага стоило куда больше.
– Превосходное вино, – оценил лэл Дарио Ноччи. – Я всегда поражался вашему вкусу. Вы так долго служили Единой Церкви, что должны были утратить вкус к подобной роскоши. Однако…
– Тот кто долго ограничивал себя во всем, исходя из принципов веры, может по достоинству оценить дары этого мира, – с хитрым прищуром нараспев произнес лэл Торквемада, покачивая вино в бокале. – Этот напиток сродни магии. В нем собран солнечный свет и летние теплые дожди, дыхание земли и дерзкий ветер, и все это сливается в изумительный вкус, дарящий наслаждение. Разве это не магия. Но, дорогой Дарио, вы пришли ко мне вовсе не о вине говорить. Давайте не будем топтаться вокруг, да около, словно нерадивые ученики, боящиеся потревожить покой учителя.
– Вы правы, я пришел к вам вовсе не о вине говорить, – задумчиво произнес Островной Лис. – О вашей прежней жизни ходит много легенд, о том каким жестоким и нетерпимым ко всему инакомыслию были вы. Вера была для вас символом вашей жизни, и на ее алтарь вы принесли немало чужих жизней. Также и я живу нуждами нашей ложи. Больше всего меня волнует ее дальнейшее процветание, но признаюсь честно я очень обеспокоен тем что вижу вокруг себя.
Бывший Инквизитор притворно огляделся по сторонам, ухмыльнулся и спросил:
– А что вы видите?
– Я вижу упадок. Я вижу пропасть, в которую нас ведет верховный магистр ложи.
– Еретические вещи говорите, мой друг. Очень опасные, – заметил лэл Торквемада и наполнил свой бокал.
– Быть может. Я очень хотел бы ошибаться, но лэл Альберто Кантарине, к сожалению, слишком стар. Его больше волнует собственное здоровье и последние дни жизни, нежели чем будущее ложи. Вам не больно видеть, как по улицам Венеции разгуливают Волчицы, как они диктуют нам что нам делать в собственном государстве? Я не могу смотреть на это. Но время идет и ничего не меняется. Именно Магистр лэл Альберто Кантарине привел нас к такому позору.
– Быть может, друг мой. Быть может. Но война с Священной Волчицей была неизбежна, как и наш проигрыш. К подобной войне мы были не готовы. Если бы ее вели на финансовом поле, мы одержали бы оглушительную победу, но Морская Гидра не так сильна в магии, как в финансах. Мы торговцы и банкиры, и в меньшей степени маги, – заметил лэл Торквемада.
– Я бы хотел изменить это положение. Мы должны показать всем свою силу, иначе наша ложа исчезнет. Ее поглотит Волчица, – твердо заявил Островной Лис.
– Похвально, Дарио. Похвально слышать это от главного финансиста ложи, но чем я могу помочь вам?
– Лэл Альберто Кантарине еще долго продержится в кресле Магистра, и за это время он погубит ложу окончательно. Мы не должны допустить это!
– Вы предлагаете заменить его и как в случае с любым переворотом убить старого Магистра, чтобы взошел новый, – задумчиво произнес лэл Торквемада.
– Да, другого выхода я не вижу, – горячо воскликнул Островной Лис.
– Боюсь разочаровать вас, Дарио, но это почти невозможно сделать.
– Почему?
– Верховный Магистр ложи застрахован от любых неожиданностей в том числе и от насильственной смерти. Магистр окружен таким количеством охранных заклинаний, что за секунду до того как вы попытаетесь убить лэла Альберто Кантарине Узники разорвут вас на части. Одна из лабораторий Оранжереи постоянно поддерживает охранные заклинания Магистра. Питает магической энергией. Вам не удастся его отравить, поскольку Магистр защищен от любого известного науке яда. При посвящении в магистерский чин мага инициируют особым образом, весь его организм перестраивается и становится невосприимчив к ядам. Я даже не знаю чем вам помочь, друг мой.
– А что если особая лаборатория Оранжереи, отвечающая за охранные заклинания Магистра на время даст сбой? И заклинания станут слабыми и не сработают? Возможно ли это? – спросил Островной Лис.
Лэл Торквемада зашелся в довольном смехе.
– Что ж я вижу, что не ошибся в вас. Я подумаю над тем, чем могу вам помочь, но остается единственный вопрос. Если все пройдет красиво и старый Магистр умрет, кто станет новым Магистром?
Островной Лис усмехнулся. Он ожидал этого вопроса и нужно было верно сыграть, чтобы все получилось. Он очень надеялся, что рассчитал все правильно.
– Окажите великую честь и встаньте во главе ложи. Я бы хотел, чтобы вы стали Верховным Магистром Морской Гидры, – торжественно произнес лэл Дарио Винченцо Ноччи.
Лэл Торквемада довольно заулыбался, но в его глазах светилось понимание. Он знал, какую игру задумал Островной Лис, но не собирался ничего менять. Партия его вполне устраивала.
– Красиво излагаете, друг мой, но я далек от политики и власти. Мое дело наука. Я разрабатываю интересное направление. Мы сейчас занимаемся изучением Близнеца, пуповин, которые связывают наш мир и мир технического развития. Очень любопытное дело, не хочу я отвлекаться ради мирской возни. А вот вы вполне могли бы встать во главе ложи. В вас есть все необходимое для Магистра. А я помогу в нужное время советом умным, да своевременным.
Островной Лис ликовал. Поддержка бывшего Великого Инквизитора получена, теперь у него не оставалось сомнений. Дни Верховного Магистра ложи Морской Гидры лэла Альберто Варитто Кантарине были сочтены.
Глава 10
Крылья релеванта
Бродячий цирк папаши Плоеша раскинул свои потрепанные выцветшие от времени и погоды шатры на берегу извилистой реки Конючины в трех километрах от города Конючин Вережковской губернии. Вот уже три недели по вечерам цирк принимал в гости всех желающих "хлеба и зрелищ". Яркие огни и музыка цирка влекла к себе как мушек на огонь конючинцев и гостей города, приехавших кто по торговых делам, а кто и в гости к родственникам. Не часто в их "тмутаракань" заглядывают такие развлечения. Когда в следующий раз им повезет и цирковой табор остановится возле их города. Многие горожане побывали в цирке по два, а то и по три раза. Цирк манил к себе, влек необычным для этих мест представлением, но в то же время с цирковыми было связано много проблем.
Шеф жандармов Конючина ломал голову, как выдворить кочевников из своих владений. За то время что они стояли возле города почти вдвое выросло количество уличных и домашних краж. И все эти события приписывали цирковым. Для какого-нибудь "каучука" влезть в окно на третьем этаже через форточку дело плевое, да и не было никогда в Конючине такого количества воров, да и те что есть, все наперечет. Борька Жердяй вот уже третий год в остроге сидит за неудачную попытку ограбления дома купца Жернового. Лёха Сиплый месяц назад ногу сломал, когда от жандармов драпал, да через забор сиганул, так что ему теперь долго еще по чужим квартирам не лазать. Один Ленька Татарчонок свободен и не при делах. Он то конечно мог к этому разгулу воровства руку приложить, но обнести четыре дома одновременно даже ему не по силам. Оставались только цирковые. К тому же не секрет, что вместе с цирковым табором кочуют по городам и весям прибившиеся мастера воровского дела. Часто они и в самом цирке работают. Когда в городе множество пришлых лиц, найти вора безумно трудно.
Но не только участившееся воровство напрягало шефа жандармов. В последнее время в городе было совершенно несколько убийств, пьяных драк с поножовщиной. Два кабака, пользующихся правда дурной репутацией, разнесли в хлам. Владельцы "Корчмы" и "Счастливого гвоздя" написали в жандармерии заявления, да будоражили народ по улицам. И в этих случаях крайними цирковые оказывались. Наплясавшись, накривлявшись, накувыркавшись на арене цирковые выходили в город, где оседали в кабаках. Вино и пиво лилось рекой, да в их луженные глотки, а кто не так посмотрит, да криво ухмыльнется, да не дай бог слово кривое скажет, тому можно и в рыло залепить, чтобы в другой раз неповадно было. Им то цирковым что за дело, приехали, погостили, свое отработали, денег собрали, да и дальше пошли. А что наследили в городе, словно стадо неумытых варваров их это не сильно волновало. Им здесь не жить. Цирковые часто оказывались той лакмусовой бумажкой, которая выявляла всю мерзость, грязь и подлость, что царит в городе, и до поры до времени словно ил лежит на дне.
Шеф жандармов города Конючина Павел Сергеевич Мельников нервно курил длинную сигарету, вдыхал ароматный дым и выпускал его в приоткрытое окошко экипажа. Сигареты привозили ему из столицы и обходились они казне в кругленькую циферку, не будет же шеф жандармов курить всякое барахло. За последние полчаса эта была уже пятая сигарета. Мельников заметно нервничал. Как тут не нервничать, если он ехал на встречу с папашей Плоешом и его сумасшедшей женой Ирмой, которая по слухам сама всем и заправляла в этом балагане. Мельникова сопровождали двенадцать вооруженных ружьями жандармов, следовавших в двух черных каретах позади его экипажа. Сегодня Мельников намеревался предложить папаше Плоешу сворачивать шатры. Город больше не хочет видеть цирковых на своей земле. Хватит набедокурили вдоволь, пора и честь знать.
Пока что Мельников собирался договориться по-хорошему, а надо будет жандармерия и предписание выпишет. Тому же кто осмелится ослушаться предписания прямая дорога в острог, да на каторгу. Павел Сергеевич не хотел ругаться с папашей Плоешом и уж тем более с его безумной женой Ирмой, он лишь собирался в мягких выражениях, да полунамеками объяснить им, что они нежеланные гости в городе. А уж как получится время покажет. Но если признаться честно Мельников весьма побаивался даже не самого папашу Плоеша, тот как раз казался безобидным толстяком с носорожьими короткими ногами и такими же уродливыми руками, из бывших силовых акробатов, а вот его жена длинная худая гибкая с кривыми желтыми от табака зубами Ирма внушала шефу жандармов какой-то животный страх. Было в ней что-то такое дикое, безумное, ведьмовское. Среди цирковых ее за глаза так и звали ведьмой Ирмой, или просто ведьмой. Правда если бы она услышала это, с живого бы кожу содрала за такое непочтенье.
За окном показались цирковые шатры. Покачиваясь и подпрыгивая на ухабах разбитой дороги экипажи въехали на землю, захваченную цирковым табором. Петляя между телегами, деревянными домиками на колесах с кричащей облупившейся рекламой, стальными клетками, в которых содержались полуголодные грязные больные животные. Злые уссурийские тигры, запертые в тесные клетки, где даже развернуться негде было. Вечно спящие бурые медведи с тучами помойных мух, кружащихся над ними. Чуть вдалеке в специально оборудованной клетке, из лохани с зацветшей водой выглядывал утомленный жизнью крокодил. Только стальные прутья мешали ему совершить побег и отомстить извергам, не меняющим ему воду. За клеткой с крокодилом стоял деревянный ящик с надписью "ЗМЕИ", а за ним вольер, в котором лежала, сидела, бегала свора разномастных собак.
То тут, то там на узких цирковых улочках встречались акробаты, жонглеры и силовые мастера. Фокусники, выделявшиеся среди пестроты чужих одежд своими черными костюмами и плащами, лишенные боевой раскраски полупьяные клоуны. При виде жандармских карет цирковые оживлялись, кричали непристойное, кривлялись, или просто зло смотрели вслед. Каждый из них понимал, что появление жандармов на территории цирка ничего хорошо не несет. Хорошо хоть грязью кареты не закидывали.
Наконец экипаж шефа жандармов остановился. Мельников выбрался наружу, оправил помявшийся мундир, провел рукой по козырьку фуражки и направился в сопровождении вооруженных жандармов в сторону фургона на колесах, на котором размашистыми буквами красной краской было написано "ДИРЕКЦИЯ".
Дверь фургона распахнулась и навстречу Мельникову выскочил карлик в клоунском костюме. Увидев шефа жандармов он зашелся в каркающем кашле и запричитал:
– Экого барина к нам принесло, засмотреться можно. На работу устраиваться пришли. Так у нас все клоуны на месте, новых не треба…
Он еще что-то успел прокричать, когда поручик Укоров слегка ткнул клоуна кулаком в зубы:
– Чтобы не зубоскалил, собака.
Клоун упал на зад в лужу и захныкал, что малый ребенок.
– Будешь еще какую хрень нести, в колодки закатаю. Так и знай, – пригрозил Укоров.
Карлик вытаращился на поручика с наигранным испугом, высунул длинный язык, показал матерный жест и тут же испарился, поручик и шага в его сторону сделать не успел.
– Вот шельма. Найду, отхайдокаю вусмерть, – пообещал разозленный Укоров.
– Ты его еще найди, – усмехнулся Мельников и поднялся по ступенькам в фургон. Поручик последовал за ним, остальные жандармы рассредоточились вокруг фургона и замерли в ожидании.
Один из жандармов, отправившийся охранять задворки фургона, воровато огляделся по сторонам, убедился в том, что товарищи не смотрят в его сторону, и раздвоился. Жандарм остался стоять на посту, а из его тела, словно из контрабасного футляра вышагнул Ловец. Закутанный в черный плащ, Ловец прокрался вдоль фургона, перебрался на соседнюю улочку и заскользил между шатрами, фургонами, клетками и ящиками с реквизитом. Он заглядывал в каждую щель и в каждую дырку. То что он искал должно было быть где-то здесь. Его "глаза и уши" сообщили, что в цирке папаши Плоеша находится необходимое ему существо.