Ловцу нужен был релевант, вернее его крылья, но найти крылья отдельно от релеванта невозможно. Правда достать живого релеванта задача не из легких. Когда-то крылатые люди жили среди обычных людей. В городах целые кварталы принадлежали им, а в небе то и дело можно было встретить парящую человеческую фигуру. Но это было очень давно. С тех пор многое изменилось. Релеванты бежали от преследовавших и ненавидящих их людей. Они никак не могли взять в толк, как можно ненавидеть кого-то только за то, что он не такой как ты. То тут то там вспыхивали погромы и побои. Релевантов вырезали по ночам целыми семьями, их сжигали живьем в собственных домах, забивали камнями на улицах. По Руссии появились несколько экстремистских организаций, занявшихся отловом и уничтожением релевантов. Одна из них называлась "Чёрная сотня" и сохранилась до сих пор, только теперь не релевантов уничтожала, а всяких иных, непохожих, чуждых. Для релевантов не осталось иного выхода. Они снялись с места и отправились в поисках нового дома. Исход релевантов произошел не только в Руссийской империи, но по всей Европе. Релеванты осели в труднодоступных горных районах. Руссийские релеванты заселили Кавказские горы, выстроив на своих границах непреодолимые препятствия, чтобы толпы любопытствующих и охотников не добрались до их резерваций. Они ушли из мира и не хотели ничего знать о нем. Но через некоторое время злоба и ненависть улеглась, и релеванты открыли торговлю своими изделиями с миром людей. А так где торговля нашлось место и контрабанде. Контрабандисты же, обходившие любые кордоны и преодолевавшие любые препятствия, не гнушались и воровством релевантов и их детей. Доставленные на большую землю, релеванты продавались за хорошие деньги. Их покупали разные люди для разных целей, нередко весьма гнусных. Обеспокоенные и разозленные релеванты попытались прекратить торговлю с людьми, но это не помогло. Среди них нашлось немало крылатых, которые не захотели терять солидный доход, да и контрабандисты не перестали залезать на территории резерваций.
В списке заказа Ловца восьмым пунктом значились "крылья релеванта". Когда же один из осведомителей сообщил, что один из контрабандистских отрядов доставил свежего релеванта, Ловец отправился на торги, намереваясь выкупить крылатого, но его опередил папаша Плоеш, вернее его жена. Ни один из давно живущих релевантов не подходил Ловцу для его целей. Все они были отравлены чуждым им, грязным миром. Их крылья давно забыли что такое открытое небо и счастье полета. Оставалось только одно, попытаться выкрасть из бродячего цирка папаши Плоеша купленного им релеванта.
Ловец заглядывал в каждую клетку, совал нос в каждый шатер, прощупывал магическими щупами все закрытые и заколоченные ящики, бочонки и кадки, но нигде не было и следа релеванта. Времени на поиски оставалось все меньше. Скоро шеф жандармов закончит беседу с папашей Плоешем и отправиться назад. Тогда и найдут пустую оболочку жандарма. Поднимается переполох. Вернуться нужно раньше, чтобы не допустить этого. К тому же даже если он найдет релеванта, провести обряд изъятия крыльев получится только ночью. Любой магический обряд требуется проводить неторопливо, иначе можно что-то напутать и испортить. Хотя магии в отрубании крыльев у релеванта на грош, но и этой толики при неправильном торопливом прочтении хватить испортить добычу.
Наконец Ловец нашел релеванта. Его спрятали в старой клетке на отхожем дворе, куда сносили помои, мусор и навоз от животных со всей территории цирка. Релевант спал, завернувшись в серые крылья. Ловец взглянул на него, запомнил местоположение и бросился назад к жандармскому телу. Ночью он вернется за его крыльями.
* * *
Тал-Ли-Ла знал, что случается с теми, кто попадает в руки людей. Об этом ему в красках рассказывали родители. Как же, несколько лет назад из их родного поселка украли мальчишку. Больше его никто не видел. Только торговцы, время от времени наведывающиеся к границе, рассказывали, что в одном из столичных цирков появился крылатый мальчик необычайной красоты. Впрочем, про необычайную красоту это наверное родители похищенного присочинили. Тал-Ли-Ла видел этого мальчишку до того, как его украли, ничего себе особенного, крылатый как крылатый, лицо конопатое, глаза белесые, словно их солнце выжгло. Где уж тут можно было необычайную красоту углядеть. Про похищения им рассказывали и в школе. Старые перья предостерегали неразумную поросль от глупых шалостей. "Глупость в нашем положении – грех" – любили говорить они. Недолюдки наблюдают за нами, и только и ждут, чтобы уничтожить нас. Ведь Господь даровал нам крылья, а на них крыльев не хватило. Мы венец создания, они же роковая ошибка. Но если мы исчезнем, недолюдки успокоятся. Больше ничто не будет напоминать им об их ущербности.
Многие ужасы рассказывали родные и учителя о тех крылатых, которые к недолюдкам попадали. И молодые верили в их рассказы. Говорили, что молодое перо недолюдки отправляют по циркам и зоопаркам, продают за большие деньги. Там же на потеху толпе крылатые выполняют разные трюки и фокусы. Кормят плохо, да и самое страшное для крылатого, в небо не выпускают. А какой крылатый без неба. Отловленных девушек чаще всего отправляют в публичные дома. Что это такое Тал-Ли-Ла не знал. Старое перо недолюдков не интересует. Если уж старое перо и попалось им в ловушку, то его продают для разных увеселительных забав. В некоторых странах старые перья обращают в рабов и заставляют служить по дому, но это еще не страшная беда. Куда ужаснее если старое перо продают Устроителям Охоты. Эти недолюдки раз, два в сезон проводят Большие Охоты в диких лесах. Туда съезжаются самые богатые и заядлые охотники со всего мира. Старые перья выпускаю из клеток и позволяют им бежать, даже фору дают в несколько часов. Далеко старое перо не улетит. А потом по их следу выступают охотники.
Дикость какая-то! Тал-Ли-Ла не верил в то, что разумные могут устроить подобное. Какие же они в таком случае разумные, но что-то подсказывало ему, что родные перья врать не станут. Другое дело молодое перо, их участь в мире недолюдков особо не пугала Тал-Ли-Ла. Подумаешь, выступать в цирке, он правда смутно понимал, что это такое, главное чтобы кормили и давали слушать пение неба. А все остальное не так важно. Правда родные перья утверждали, что в небо никого из плененных не пускают, но Тал-Ли-Ла не хотел в это верить. Не могли эти недолюдки быть такими тупыми. Ведь любой крылатый, лишенный неба, умирает от тоски, которая ничем не лечится. Вот, например, старое перо Тми-Ри-Ла по весне неудачно приземлился, завалился на бок и сломал крыло. Он очень долго не мог летать, и все время сидел у себя в хижине, даже на улицу носа не казал, пил крепкий чварк из горных кореньев и забродивших ягод. А когда через другой десяток дней знахари поселка сказали, что он больше никогда не сможет летать, потому что крыло у него сильно ослабло, да к тому же срослось неправильно, старое перо Тми-Ри-Ла сбросился с ближайшей скалы поздно ночью, когда его никто из родных перьев не видел.
Тал-Ли-Ла не верил в непроходимую ограниченность недолюдков, Но самые страшные рассказы родных перьев оказались детскими страшилками по сравнению с тем, что он увидел после пленения.
И надо же было так глупо попасться. Вот что значит потерять осторожность. А ведь все Лат-Ма-Ми, самая прекрасная девушка на земле, из-за нее он потерял голову, из-за нее он поплелся в Дикую Рощу на границе владений крылатых, из-за нее он не заметил выкопанную в земле яму, засыпанную поверху ветками и листвой. Если бы не его рассеянность, мечтательная влюбленность, будь она трижды проклята, разве он страдал бы сейчас так. Крылатый он конечно может в любое время на крыло подняться, однако только тогда когда он видит опасность. А если опасности нет, то и крылья расправлять нету смысла. Тем более затемно никто не летает. Когда же земля под его ногами треснула и разошлась, он почувствовал, что падает, попробовал было раскрыть крылья, но было уже поздно. В тесной яме даже если и удастся расправить крылья, взмахнуть ими невозможно.
Браконьеры, изловившие его, были несказанно рады удаче. Иной раз они по нескольку месяцев просиживали в засадах, но так и уходили домой ни с чем. А тут здоровый молодой крылатый. И как понял Тал-Ли-Ла у них был заказ на него. Браконьеры хорошо обращались с ним, правда неудобно связали крылья за спиной, так что как ни старайся раскрыть их не удавалось. Тал-Ли-Ла пытался сопротивляться, когда его связывали, но браконьеры пообещали, что подрежут ему крылья, и тогда он никогда не услышит небо. И Тал-Ли-Ла испугался и больше не трепыхался. Вел себя мирно и покладисто.
Браконьеры спустились с гор с добычей. Помимо плененного крылатого они везли с собой сотни товаров, купленных или выменянных у релевантов. В ближайшем же пограничном городке они остановились на постоялом дворе и отправили куда надо известие. Через несколько дней за Тал-Ли-Ла приехала страшная на вид женщина с подвижным гибким телом и желтыми зубами. Она не выпускала изо рта самокрутку, так назывался кусок бумаги, внутрь него заворачивались какие-то дико вонючие листья. Бумага с листьями поджигалась. Ее брали в рот и втягивали противный дым в себя. Дикие существа. Дикие обычаи. При запахе этого дыма, Тал-Ли-Ла стало плохо, закружилась голова, он похолодел и моментально вспотел.
Эту противную и очень опасную женщину, Тал-Ли-Ла это сразу почувствовал, браконьеры очень уважали и боялись. Они называли ее "госпожа Ирма". До самого утра браконьеры и госпожа Ирма просидели в кабаке, договариваясь, торгуясь и напиваясь. В результате она купила его, и забрала с собой. Тут и начались его самые ужасные деньки.
Браконьеры держали крылатого в человеческих условиях. Они сняли для него пускай и крохотную комнату, но зато с кроватью. Кормили хоть и дрянью, но сытно. Не заставляли спать снаружи на морозе, привязав раба к забору, не били. Только оказавшись на поводке у этой страшной женщины, Тал-Ли-Ла понял, какая участь ему уготована.
Госпожа Ирма церемониться не стала. Поутру после покупки, тут же возле конюшни на глазах всего постоялого двора отметелила Тал-Ли-Ла вожжами, чтобы знал с кем, сволочь крылатая, дело имеет. После чего запихала его на пол в старенький рассохшийся экипаж, сама забралась и водрузила ему на спину ноги. Надавила больно каблуками, да приказала "трогать". Старенькие лошадки медленно покатили повозку.
Тал-Ли-Ла было обидно. Как это? Почему? За что с ним так обращаются? Что он такого сделал этой госпоже Ирме, что она так его унижает? Но он не осмелился спросить. А вдруг она его за такие вопросы еще больше изобьет.
По дороге госпожа Ирма много пила прямо из горлышка крепкое вино. У нее с собой в экипаже был запас горячительного. Когда она достигала кондиции, то начинала громко разговаривать сама с собой, порой ругаясь матерно. Из этих разговоров Тал-Ли-Ла узнал, что его продали в бродячий цирк. Где госпожа Ирма намеревается заставить его летать под куполом за деньги. Но не только летать. Она пообещала ему, что как только он станет ей не нужен, она подрежет ему крылья и во время очередного выступления он разобьется на потеху восторженным людишкам.
Они ехали долго, несколько дней, и за все это время Тал-Ли-Ла один раз накормили какими-то помоями, да два раза попоили. Он жутко хотел есть и страдал от жажды. Один раз, словно смилостивившись над ним, госпожа Ирма дала ему напиться из ее бутылки с вином. Вино оказалось жутким пойлом. Сперва ему похорошело, а потом пить захотелось еще больше.
Как они приехали он не помнил. Вино его вырубило, а когда он очнулся, обнаружил, что сидит в жутко тесной клетке. Здесь лишний раз и повернуться было нельзя, не то чтобы крыльями пошевелить. Снаружи клетки стояла миска с какой-то серой субстанцией, застывший на осеннем морозце. Возможно, это когда-то и было съедобным, но сейчас оно так явно не выглядело. Рядом находилась миска с протухшей водой. Не обращая на все эти мелочи внимания, Тал-Ли-Ла выпил всю миску горстями. В клетку ее было не затащить, разве что пролив по дороге. А есть не стал. Такую жуть есть, лучше сдохнуть. Но через неделю, когда от боли в животе он корчился на полу клетки, и эта серая гнилость показалась лакомым кусочком.
Тал-Ли-Ла запутался во времени. Он привык к клетке, настолько насколько можно привыкнуть к этому. Он привык к еде, если ее можно было так назвать. Но проходили день за днем, а за ним никто не возвращался. Его будто бы забыли на заднем дворе. Забыли и похоронили.
Сперва Тал-Ли-Ла было больно и обидно за свою никчемную несчастную жизнь. Ну, почему это случилось именно с ним. Потом ему стало жалко родителей, которые больше не увидят его. Он у них был единственным сыном, а тут такая потеря. Вся их жизнь на дно ущелья камнем. Страшная судьба. Потом он стал бояться смерти. Он ничего не видел в этой жизни, да что тут говорить, даже толком не налетался. Потом он стал звать смерть. К чему эти унижения, к чему вся эта боль, если можно разом оборвать все, и начать с начала. Может в следующей жизни ему повезет больше. А потом ему стало все равно.
И в это время возле его клетки появилось новое лицо. До этого дня он видел только толстого волосатого мужика с заросшим лицом в грязном окровавленном халате и стоптанных ботинках. Он выносил из хижины помои и прочую мерзость. А тут появился кто-то новый.
Тал-Ли-Ла заслышал его издалека. В этот день его особо сильно звало небо. Он лежал скрючившись на заледеневшем полу и одним глазом обозревал двор. Ему было дико холодно, даже крылья не спасали. И этот съедающий душу зов неба. Тал-Ли-Ла хотел умереть, когда увидел фигуру недолюдка в черном плаще. Он явно что-то искал, заглядывал в каждый шатер, приподнимал крышки бочек, осматривал вольеры. Наконец, он добрался и до их дворика и увидел Тал-Ли-Ла. Крылатый почувствовал разлившиеся в воздухе довольство. Недолюдок нашел то, что искал, но почему-то тут же убежал, словно чего-то испугался. Это очень заинтересовало Тал-Ли-Ла. Он все ждал, когда человек в черном плаще вернется, но он не шел. Вскоре стемнело и Тал-Ли-Ла, отчаявшись, заснул. Хоть ему и далось это тяжело. Спать в таком холоде.
Он проснулся от того, что кто-то стоял возле его клетки. Ему принесли поесть, но почему так поздно, подумалось почему-то спросонья. Тал-Ли-Ла приоткрыл один глаз, но ничего не увидел, только неясную черную тень. От нее вело какой-то обреченностью. Тень не понравилась Тал-Ли-Ла. Он мгновенно проснулся, попытался приподняться на локтях и сесть в клетке, но какая-то неведома сила тут же придавила его к полу. Он не мог пошевелиться. Душный липкий страх вцепился в его горло клешнями. Послышался скрежет проворачиваемого в древнем замке ключа. Дверца клетки открылась и тень выступила в дорожку лунного света. Тал-Ли-Ла узнал в ней недолюдка в черном плаще, искавшего кого-то возле его клетки. Недолюдок протянул к нему руку, схватил за крылья и больно потащил на себя. Тал-Ли-Ла хотел сопротивляться, но не мог, хотел закричать, но потерял внезапно голос. Его выволокли на мокрую грязную землю и уронили лицом в грязь. Он чуть было не захлебнулся. Вонючая жижа устремилась в горло. Каким-то чудом ему удалось вывернуть голову на сторону, выплюнуть грязь и вздохнуть. Тем временем недолюдок ухватил его за одно крыло, распахнул плащ и извлек мясницкий нож. Короткий, но сильный взмах… сволочь знала что делала, даже ни чуточку не сомневалась… дикая ужасная боль. Тал-Ли-Ла расстался с одним крылом. Через минуту недолюдок коротким мясницким ударом отрубил ему второе крыло. Тал-Ли-Ла больше не был ему нужен. Недолюдок спрятал крылья в большой чёрный мешок, очень аккуратно сложил, чтобы не поломать. И направился прочь со двора. Лишенный сил, окровавленный, полумертвый Тал-Ли-Ла его не интересовал. Ему не было никакого дела до крылатого. Он сделал то, ради чего пришел.
Тал-Ли-Ла захлебывался слезами. Теперь для него все было кончено. Больше он никогда не увидит небо. Больше никогда не услышит песню ветра. Слезы мешались с кровью и уличной грязью. Нестерпимая тоска жгла сердце. Ему никогда не вернуться назад, не обнять родителей, не встретить возлюбленную, не познать таинство брака, не родить детишек, не воспитывать их. Его жизнь оказалась бездарно загублена. Он никому не нужен, бескрылый, даже этим проклятым цирковым. Его использовали, а теперь скомкали и выбросили, как фантик от конфеты.
Тал-Ли-Ла поднял зареванное лицо к чёрному, но такому теплому небу. И ему показалось, что небо улыбнулось и позвало его к себе. В ту же секунду он почувствовал, как оторвался от земли и воспарил вверх, набирая скорость. А там далеко на земле, в грязной луже, напоенной кровью, осталось лежать его покинутая исковерканная оболочка.
Тал-Ли-Ла было грустно, но это была ласковая теплая грусть. Через мгновение счастье затопило его и растворило в себе. Он поднимался все выше и выше, и вскоре покинул пространство Земли, устремляясь куда-то в запределье.
Глава 11
Гильдия Ловцов
Замок "Осколок Солнца" врос в вершину Черничной скалы и закрывал собой половину неба для жителей деревушки Озерная, лежащей на дне долины. Три десятка домов с яблоневыми и грушевыми садами, хозяйственные дворы с мычащими, блеющими, визжащими, кудахтавшими обитателями, небольшая кирха, собиравшая народ по утрам и вечерам на службу колокольным переливом, трактир "Златой гвоздь", дважды горевший за прошлый год, и вновь отстроенный на прежнем месте, неказистая деревянная гостиница "У Карла" в два этажа, дом деревенского старосты с резными наличниками и красной черепичной крышей, и большое колесо мельницы, стоящей на окраине деревни. С одной стороны деревеньку накрывал густой тенью замок, обитатели которого были частыми посетителями деревенского трактира, с другой же стороны рос густой смешанный лес, сквозь него пролегал дорожный тракт, ведущий в ближайший к деревне город Карлсштадт, находящийся в двух днях пути. За кривоватой от старости кирхой находилось широкое поле по осени облысевшее, а за ним простиралось большое зеркальное озеро, в котором плавали облака. На поле возле озера любила играть деревенская детвора. Здесь гоняли надутый бычий пузырь, ходили стенка на стенку в потешных боях, играли в "Рыцарей и еретиков", а по зиме катали снежных людей, строили ледовые крепости и брали их штурмом, то защищая, то нападая.
На противоположном берегу блестящего на осеннем солнце озера виднелась другая деревня. Местные называли ее Заозерной. Давным-давно ее обосновали изгнанные из деревни отступники, поправшие заветы предков. Это было так давно, что память о том, что именно они совершили, давно истерлась. Словно напоминание о былом родстве остались лишь схожие фамилии у жителей Озерной и Заозерной деревень. И там и там проживали представители старинных семейств Груберов, Шенкеров, Ульрихов.
Раз в год по зиме, когда озеро промерзали насквозь, а горы и стены "Осколка Солнца" покрывал толстый слой снега, жители деревень встречались на поляне за кирхой, ставились теплые зимние шатры с дымными очагами, выстраивались помосты для представлений, длинные ряды столов накрывались посудой и вкусными блюдами, и жители Озерной и Заозерной деревень собирались вместе отпраздновать День Мирового Равновесия, старинный праздник пришедший из глубин веков. В этот день нельзя ссориться и враждовать, ругаться и драться, и даже громко разговаривать тоже запрещено. Иной раз встретятся в городе дальние родственники и друг другу в лицо плюнут, да слова змеиные прошипят, а за столом на празднике рядом сидят, да вино хмельное молодое друг другу подливают, а как захмелеют обнимаются и целуются.