- Какие тут меры… Вот я им в штабе дивизии, и полковнику Егорову лично, то же самое сказал: как мы сможем вас от этого снайпера уберечь, если мы своего батю не уберегли? Крепись, говорят, и обещали прислать какого-то своего снайпера. Мол, чемпион СССР по стрельбе тридцать девятого года. Ждем с утра… - Он посмотрел на часы. - И еще. Мы тут присмотрели нового командира разведроты вместо погибшего Медведева.
- Отставить! Я уже нашел его… Опаньки! А это кто ж такая симпатичная, почему не знаю? - Иноземцев остановился, заметив юную девушку с погонами связистки, чья женственная стройность сочеталась с подростковой угловатостью. - Что, это тоже новое пополнение?
Он смотрел на девушку пристально, не отрываясь, так, что та засмущалась, невольно отводя взгляд и не зная, как ответить на фривольное обращение старшего офицера.
- Прекрасных незнакомок на войне не бывает, - продолжал щуриться майор Иноземцев. - У них обязательно есть должность, звание, фамилия.
- Рядовая Екатерина Соловьева… - вытянулась перед начальством смущенная девушка, по-прежнему глядя в сторону. - Закончила ускоренные курсы, работаю в штабе на рации и телефонном коммутаторе.
- Как в песне: "Выходила на берег Катюша, на широкий берег на крутой… - продолжал Иноземцев, и Самсонов почтительно хмыкнул. - Выходила, песню заводила…" Ладно, потом познакомимся поближе, и все вместе споем… - утвердительно, будто приказал, закончил Иноземцев и быстро двинулся дальше, уже не оглядываясь, так что Самсонов снова едва за ним успевал.
- Разве нам не хватает связисток? - отрывисто спросил Иноземцев.
- Есть потери… В смысле сержант Костромина в интересном положении… - сказал Самсонов, как если бы чувствовал за собой вину. - На пятом месяце. Отправляем скоро домой.
- Черт… Но это наша самая опытная связистка… Ты-то куда смотрел?.. Ну нельзя оставить полк на неделю… Кстати, чья это работа? - строго спросил Иноземцев, снова остановившись. - Слушай… Неужели, Кости Горелова?
- Так точно. Через несколько дней планируем сыграть им свадьбу по-фронтовому.
- Если только Гитлер не будет возражать… Кстати, в какую графу потерь ты запишешь Костромину? - снова на ходу спросил Иноземцев, козыряя всем встречным.
Тот не успел ответить, поскольку Иноземцев в этот момент заметил немецкого пленного, которого выводили из кабинета, где шел очередной допрос.
- Резервист?
- Он самый. На гражданке был бухгалтером, - подтвердил Самсонов. - Недавно призвали, ничего, говорит, не знает. Похоже, не врет.
- Там посмотрим… Вы его хоть покормили?
- Нет еще.
- Накормите от пуза, ты понял? И сразу ко мне. Кто у тебя сейчас в разведке за старшего?
- Старший сержант Степан Каморин.
- Передай ему: мне нужен срочно, позарез кадровый офицер, а не бывший бухгалтер!
…Немца кормили во дворе штаба, и охрана, ездовые, шоферы - все, кто свободен, смотрели, как он примеривается к солдатской каше.
Поворочал ложкой, отодвинул миску, оглянулся на полевую кухню, откуда шел пар, и что-то недовольно сказал по-своему.
- Еще морду воротит… - ворчали ездовые.
- Может, добавки хочет? - предположил повар.
- Я б ему добавил. Черпаком промеж глаз… - вздохнул сержант Степан Каморин. - Но нельзя. А хочется не знаю как… Целую ночь там пролежали. И кого, спрашивается, дождались?
- Переводчик-то где? - спросил повар. - Костю-переводчика позовите. А то балаболит непонятно что…
И сразу, как из-за театральных кулис (явление семнадцатое, те же и переводчик), появился Костя Горелов, он же жених, полгода назад нанесший непоправимый урон связи полка, а сейчас что-то жующий на ходу.
- Отведите его к Иноземцеву, - сказал Костя Каморину.
В это время к штабу полка подъехала знакомая полуторка, и из кузова спустились старшина Безухов и та самая Оля, девушка в военной форме, объект внимания рядового Малахова, который, лихо спрыгнув, оказался на земле первым и подал ей руку. Увидев вновь приехавших, о немце сразу забыли.
Те, что помоложе, разглядывали девушку, а кто постарше - были рады видеть Безухова. Его приветствовали, обнимали, хлопали по спине и плечам.
- Товарищ майор, разрешите обратиться! - звонко крикнула Оля, протягивая майору Иноземцеву документы.
Только сейчас все обратили внимание, что она поволжски окает.
Майор листал, читал ее документы, потом с удивлением на нее смотрел…
- Ольга Позднеева… постойте. Так вы и есть тот самый снайпер, чемпион СССР по стрельбе? - недоверчиво спросил он.
- Так точно, товарищ майор! - деловито ответила она. - Имею на своем счету шестьдесят убитых фашистов. Из них шесть снайперов, четыре пулеметчика.
- Значит, это вы сегодня сняли пулеметчика? - прозрел майор. - Там, на колокольне?
- Это и есть четвертый, - кивнула она, глядя на майора исподлобья ясными голубыми глазами.
- Устраивайтесь… - только и сказал он. - Вам помогут. Вы нам очень, очень кстати. Уберете этого фашиста, зачтем вам его за десяток пулеметчиков.
* * *
В кабинете Иноземцева между тем пленный немец и Костя Горелов - переводчик - сидели в ожидании хозяина.
Иноземцев стремительно вошел, не глядя на присутствующих, и стал молча просматривать документы пленного, а также протокол его допроса.
- Пусть для начала расскажет об их снайпере, что появился на нашем участке, - обратился он к Горелову. - Хотя бы о нем он что-то знает?
Немец, выслушав вопрос, неожиданно оживился и стал увлеченно говорить и жестикулировать. По-видимому, эта тема доставляла ему немалое удовольствие.
- Это капитан СС Рихард Кремер, награжденный Железным крестом с дубовыми листьями… - переводил Костя. - О нем все говорят: ему нет равных по меткости стрельбы. У него дальнобойная винтовка и специальные патроны с бездымным порохом, с прямым выстрелом на полтора километра. Оптический прицел для него изготовили лучшие специалисты фирмы Карла Цейсса. Воевал у генерала Роммеля в Северной Африке. На его счету многие высшие офицеры противника. В том числе русские генералы и полковники.
Пленный так явно гордился своим соотечественником, что уже не казался запуганным. Даже положил ногу на ногу.
- Я бы этого твоего Рихарда, со всеми его дубовыми листьями… - потемнев и едва сдерживаясь, негромко сказал Иноземцев. - На дубе повесил! Причем за яйца. Ферштейн?.. Так и переведи, не отклоняясь от текста.
Но немец и без того смолк и посерел от страха, пугливо оглядываясь на переводчика.
- Уведи его, пока не пришиб! - едва сдерживался Иноземцев. - И вернись, будет разговор.
Костя вернулся, а Иноземцев все ходил, постепенно успокаиваясь, по кабинету и наконец обратился к Косте:
- Так, теперь рассказывай о своих подвигах.
- Вы о чем? - недоуменно спросил Костя. - А… Ну мы с Лидой решили пожениться, скоро сыграем свадьбу… Вас тоже приглашаем.
Майор ответил не сразу, помотал головой:
- Костя, пойми, скоро здесь совсем другая свадьба начнется… - Иноземцев подошел к окну и увидел там проходившую мимо Катю. - Собачья свадьба, и очень кровавая… А ты, Костя, накануне наступления, считай, вывел из строя нашу лучшую, самую опытную связистку!
Костя молчал, тонкий юношеский румянец расползался по его щекам.
- Ладно, что сделано, то сделано… Приберегу это для свадебного тоста. Не под трибунал же тебя. А сейчас, будь добр, сопроводи этого бухгалтера в штаб дивизии со всеми протоколами и бумагами. Там они сейчас изучают их моральный дух, с чего вдруг он упал… Раньше надо было изучать, в сорок первом, когда мы от них драпали! Словом, через час туда пойдет наша машина. Будь готов… Да и купи там в городке невесте подарок, что ли… Не с пустыми же руками. Деньги хоть есть? Могу одолжить… Бери-бери! Это приказ, понял?
Иноземцев чуть не силой заставил Горелова взять деньги.
5
Иван Безухов спустился в землянку своего взвода разведроты, и отсыпавшиеся там после ночного поиска бывалые сержанты стали по одному просыпаться, взирая на него с радостным удивлением.
Они были очень разные, но чем-то весьма схожие - русские крестьяне, которые всегда будут в неладах с выправкой и строевой подготовкой.
Словом, не смотрится на них военная форма. Гимнастерки топорщатся, пилотки сдвинуты прямо на затылок или надвинуты на уши - никаких тебе там молодецких набекрень…
- Семеныч, ты, что ли? - спросил наконец сержант Степан Каморин, самый крупный из них, с могучими плечами. - А говорили, будто комиссовали тебя вчистую…
Они оба сдержанно радовались, хлопая друг друга по плечам и будто не могли насмотреться один на другого.
- А ты позавидовал? - усмехнулся Иван. - Да вот, как видишь, отступились доктора. Годен, но ограниченно. Бегать, говорят, нельзя. А мне и не надо, говорю. Мы в разведке все больше на пузе передвигаемся. Это другое дело, отвечают. На пузе ползать можно… Только не протри, мол, его до спины. И еще вот курить мне запретили… - сказал он, заметив, как Степан, кивая, сворачивает козью ножку из старой газеты. - В госпиталях, чтоб вы знали, с этим не очень… Все больше папиросы, что союзники присылают. Только куда им до нашей махры! Баловство одно. Говорят, здоровье наше союзники берегут. Вдруг мы им еще пригодимся?
Ему протянули несколько конвертов с письмами, Иван не спеша вскрыл. Из одного выпала фотография круглолицей девушки с длинной косой.
- Что, опять невеста? Переписываться предлагает? - подмигнул Степан. - Везет же тебе… Кисет, поди, для тебя, жениха, вышивает.
- Кисет дело хорошее, - сказал Иван, складывая письмо. - Только сыпать в него покуда нечего… - И снова посмотрел на Степана.
- Да бери, Ванечка, бери, угощайся, не стесняйся. Я ж для тебя сворачиваю… Чем, как говорится, богаты… - И Степан, отдав старшине самокрутку, от избытка чувств нежно погладил его по облысевшей голове.
Все рассмеялись.
- За меня не беспокойся, я себе сейчас другую сверну.
- Спасибо, Степа, с меня причитается…
Все молча смотрели, как Иван раскуривает и с блаженством затягивается.
- Неверно, выходит, Степа, тебе доложили насчет того, что списали меня, - продолжал Иван после очередной продолжительной затяжки. - Вот он я, живой и ограниченно годный… Ну чего хорошего скажете, земляки?
- А чего сказать-то, сам небось все видел и слышал. - Степан кивнул наверх, откуда доносился далекий, приглушенный гул и вой танковых двигателей. - Дело обычное. Опять наступление готовится.
- Сам знаешь. Раз из госпиталей всех хромых, но ходячих вроде тебя выписывают да наркомовскую без задержек выдают, значит, жди наступления, - сказал Прохор Полунин. - Помнишь, под Полоцком? За два дня все наши калеки объявились.
- Начальству виднее… - Степан пожал плечами. - Наше дело телячье. Окопы вот роем в полный профиль, в секретах сидим, за немцем наблюдаем. И отсыпаемся покуда…
- Что-то я кое-кого не вижу. - Иван огляделся. - Петя где? В секрете, что ли, сидит?
Он оглядел помрачневших присутствующих.
- Петя, Ваня, махрой тебя больше не угостит, - покрутил головой молчавший до этого сержант Михаил Лопатин, рыжеватый, коренастый и самый молодой из них. - Он и сам теперь не выпьет и не покурит… Неделя прошла, как Петю убили.
Иван присвистнул, покачал головой.
- Да больше, - поправил его Степан. - Сегодня как раз девятый день идет.
- Нуда… - кивнул Прохор. - Девять дней как раз. А как сейчас помню. У меня мимо уха чиркнуло, а ему прямо в лоб, он сзади меня полз. Хоть не мучился, и то хлеб. Остальные из нашей роты, ты прав, в секрете. Скоро нам заступать…
- Это тот снайпер его, что ли? - нахмурился Иван. - Наслушался тут, пока ехал, чего только про него не говорили.
- Завелся тут такой, - кивнул Прохор. - Не знают, что с ним делать… Если уж самого Пашу Никодимова свалил… Он, главное дело, нас, рядовых и сержантов, не трогает. Ему офицеров подавай. Он больше по ним шмаляет. Или вот таких, как Паша Никодимов, которые на него охотятся.
- А Петра тоже он? - спросил Иван.
- С Петей не так было. - Степан мотнул головой. - Ночью с ним за "языком" пошли, только доползли до колючки, кусать ее начали, а немец, видно, проснулся, ракету подвесил и пальнул - на кого бог пошлет, в белый свет как в копеечку… А попал в червонец. В Петра то есть, считай, самого заслуженного из всех нас разведчика.
Они помолчали.
- Лейтенанта тут одного Иноземцев к нам в разведроту сосватал, - сказал Иван Безухов.
- Майор Иноземцев? - спросил Михаил. - Он здесь?
- А ты только проснулся? - хмыкнул Иван. - Теперь наш бывший начштаба майор Иноземцев будет за батю. Тоже вместе сюда добирались…
- А что, мужик он толковый, - одобрил Степан. - И ходок известный.
- Вроде говорили, на повышение его в корпус, а то и в академию? - спросил Прохор.
- Не нашего ума дело, - отмахнулся Иван. - Словом, по дороге этого лейтенанта нашли. Тоже только из госпиталя вернулся. Прежде в другой дивизии служил. Боевой, с наградами. Годен к строевой. Он в штаб дивизии ехал, а направят его вроде к нам сюда…
- Это хорошо… - оживился Прохор. - А то Степа уже всю плешь проел, как начальником стал.
- Вот и я говорю: наконец-то… - поддакнул Степан. - Надоело с вашей разболтанностью бороться.
- А мы уж думали, не перевели бы тебя, Ваня, от нас в другую часть, - сказал Прохор. - А что, разговор такой был. Штабные нам рассказывали. Начальству, если какой подчиненный больно самостоятельный, если от него житья нет, - лишь бы от него поскорее избавиться. Это у них не заржавеет. А с кем тогда в поиск ходить?
- Этот лейтенант, Малютин его фамилия, ему тоже палец в рот не клади, - обнадежил его Иван Безухов.
- А что, мужики, все-таки верная примета… Ну насчет того что Прохор сказал, - снова встрял Михаил. - Раз из госпиталей всех, кто винтовку держать может, выписывают - точно, пиши письма домой, может, последние. И жди наступления.
- Бывало такое, - согласился Иван. - Ну так что теперь делать, если кроме нас, увечных да покалеченных, других резервов нету? От необстрелянных-то какой толк? Мужики, вы будете меня ругать, но я там по дороге еще одного "добровольца", мать его так, из колонии подобрал. Совсем пацан еще, а уже лет пять отсидел.
- И зачем он нам такой? - недовольно спросил Степан. - Мало тебе тех "добровольцев" было?
- Он от своей штрафной роты отстал. Но парень боевой, тоже палец в рот не клади. Напрочь откусит. Главное - он прямо на моих глазах получил, так сказать, боевое крещение. На пару с тем лейтенантом уничтожил пулеметчика в засаде. Тот всех нас держал носом в землю… Иноземцев ему самолично руку пожал… Сейчас его в штабе оформляют, к нам на довольствие ставят… Вы лучше скажите, что там дальше было? С Петром то есть как вы поступили?
- А что? - пожал плечами Степан. - Похоронили по-людски, все как положено… Ружейный залп дали. Могилку, памятник со звездой, домой написали… Мы тебе ее покажем. А командир полка нам еще тогда клизму вставил: сколько, мол, времени на похороны потеряли… И чтоб, мол, не видел вас, пока языка не приведете…
- Ну да. Бросайте нашего Петю в яму и топайте в ночной поиск… - возбужденно хмыкнул Прохор. - За самим небось самолет прислали, когда его в глаз поранили. А сколько Петя ему "языков" перетаскал, кто-нибудь считал?
Он все не мог успокоиться и даже начал слегка заикаться.
- Не ему, а для пользы дела, - примирительно сказал Иван. - Им, начальникам нашим, тоже сверху приказывают… Так что ж батю-то не уберегли? - спросил он в наступившей тишине.
- Да ведь рассказывал я уже! Значит, третьего дня подстрелил его этот снайпер, - ответил Степан. - Ходил он тут во весь рост: чего, мол, хоронитесь, мол, меня пуля не берет… Я ему говорил: товарищ подполковник, не будите лихо, пока оно тихо! А он знай отмахивается…
- Жаль, толковый мужик был, - сказал Иван. - Под Ржевом ротой командовал. Орать не по делу любил, это точно. Но отходил быстро… Ну и чего? Доставили вы ему "языка"?
- Ну, - сказал Степан. - Резервист какой-то глаза бы на него не глядели. Нажрался как зюзя… Вылез из блиндажа помочиться. Мотню еще не застегнул, идет прямо на меня. Но дисциплинированный, гад. За всю дорогу, как я ему велел, ни разу не пикнул. Только икал.
- Ну надо думать… - хмыкнул Иван, одобрительно оглядев мощную фигуру Степана.
- Шнапсом от него несло, веришь, сам аж захмелел, пока его на себе допер, а потом он в себя маленько пришел, меня разглядел - и враз его медвежья болезнь прохватила… И все опять на меня. Еле отмылся. А комбат, когда руку жал, принюхался: чем, говорит, от тебя, Каморин, несет?
Все заулыбались, закивали: ну, Степан! Горазд приврать… И припоминали, как это все было на самом деле. Только Прохор оставался серьезен.
- Петя будто наперед все знал, - сказал он. - Я, говорит, в сорок первом от самой границы пятки смазывал, сколько порток и обмоток сносил, чтоб только снова наш пограничный столб своими руками пощупать. Вот тогда, мол, можно и помирать. Чуть-чуть, совсем немного, недотянул…
- У меня отца еще в первую германскую вроде где-то здесь убили… - вдруг сказал Степан. - Недалеко отсюда. Местечко Шиловичи, что ли, называется… А может, и не здесь… Да, и еще Петя очень хотел, Ваня, тебя повидать. Чувствовал, что ли, что может не успеть.
- Ну, - кивнул Михаил. - И еще он ночами уснуть не мог, жаловался: какую ночь, говорит не сплю, все думаю… Оставил он тут для тебя кое-что.
И полез в свой вещмешок. Достал оттуда трофейную флягу, тряхнул ее, и все услыхали, как взболтнулась в ней жидкость.
- На вот, Ваня, это тебе подарок от Пети. Велел передать. Трофейный коньяк, он самолично с убитого фрица снял, - продолжал он. - Налил нам тогда по крышечке, только попробовать дал. Остальное, говорит, Ванечке оставим, когда из госпиталя вернется, он в жизни такую вкусноту не пробовал.
- Ну что ж, помянем, стало быть, обоих, тем более девять дней… - Иван открутил крышечку, вопросительно оглядел товарищей. - Не поняли? Кружки ваши, спрашиваю, где?
Он разлил по кружкам, они молча выпили.
- Хорош коньячок, - одобрил Степан. - Только слабоват против наркомовской. Или взять Маркелов самогон. До костей пробирает. Ты закусывай, Ваня, вот тушенка американская, на Петю недавно получили, он поесть не успел, так тут еще осталось… С довольствия его до сих пор не сняли, а нам что - больше всех надо, чтоб самим заявлять?
И протянул ему открытую банку тушенки. Иван неодобрительно крякнул, но промолчал.
- Дают, бери. Небось в госпитале такой не бывает, - сказал Прохор. - Только начальству и нам, разведке. Закусывай, чего смотришь?
Старшина взял наконец банку, и оба дружно принялись выковыривать мясо ножом.
- Михаил, тебе оставить? - спросил Иван Безухов. Тот отмахнулся, а Прохор предостерегающе выставил руку.
- Мишка перебьется, - сказал Степан. - Мы одну банку оставляли, договаривались, что я сегодня борщ из нее сварю. Как раз бы тебя угостили… А он ее деду Маркелу этому отнес.
Михаил сердито засопел, но ничего не сказал.
- Что хоть за дед такой у вас объявился? - спросил Иван Безухов, с причмокиванием подбирая мясо с ножа.
- Не сказать чтоб уже совсем дед, - сказал Степан. - Шестидесяти еще нет. Вроде поляк. Но по-русски чешет не хуже нашего. С акцентом, не без этого…