Глава LXVI. ДВОЙНЫЕ ВСАДНИКИ
Действительно странное зрелище представлялось на водах Сан-Сабы. Эти обе фигуры имели все очертания лошадей, но величиной со слона. Но то, что они несли на себе, казалось странным для наблюдателей, находившихся на берегу речки.
Всадники не имели человеческого вида. Если же это были демоны, то демоны двойные, потому что у каждого было по две головы и по два туловища. Не мудрено, что Кленси и Вудлей, смотря на эту переправу, думали о существах фантастических, так как это зрелище способно было устрашить самые отважные сердца.
Скоро, впрочем, очарование исчезло, и здравый рассудок одержал верх. Они убедились, что фантастическая картина, представлявшаяся их взорам, была простой действительностью.
Вудлей сказал вполголоса:
- Две лошади и на каждой по два всадника. Всадники эти, - прибавил он, помолчав, - похожи на индейцев. Видите ли у них на головах пучки перьев? Конечно, это индейский головной убор. Существа, сидящие сзади них, похожи на женщин. Я думаю, что не ошибаюсь. Однако в этих степях у индианок всегда есть отдельные лошади. Странно, что они едут по двое, а еще более странно, что их всего две пары. Это сбивает Саймона Вудлея с толку и подает ему мысль о необходимости присмотреть за этими двойными всадниками. К счастью, мы имеем перед ними преимущество и воспользуемся этим. Они переправляются на ту сторону и, без сомнения, поедут по обыкновенной дороге, пролегающей через лес. Там мы можем захватить их, бросившись им наперерез поперечной тропинкой, которую я хорошо знаю. Идем, Кленси.
- А эти? - спросил Кленси, указывая на спящих товарищей. - Не лучше ли разбудить их, может быть, нам понадобится их помощь.
Вудлей подумал.
- Нет, - сказал он, - ведь индейцев только двое, а женщины не в счет, и мы можем смело справиться с ними. Однако, в самом деле - не разбудить ли Хейвуда, а Гаркнесс и мулат пусть себе дрыхнут. Да, возьмем с собой Хейвуда. Нед! послушай, Нед!
Слова эти были сказаны тихо на ухо Хейвуду, который вздрогнул и приподнялся.
Другое слово поставило его на ноги. Он немедленно понял, зачем его разбудили. Взгляд, брошенный на реку, объяснил ему все. Странные всадники были еще видны, хотя они почти уже переправились и выезжали под тень деревьев, окаймлявших луговой берег.
Вудлей в кратких словах передал молодому охотнику свой замысел с Кленси. Они втроем совещались с минуту, держа карабины в руках. Они не считали необходимым будить Гаркнесса и Юпитера, так как это было бы неосторожно: малейший шум, одна потерянная минута, и дикари могли ускользнуть. Они решились захватить индейцев и для этого были достаточно сильны.
- А лошади? - сказал Хейвуд, - не лучше ли ехать верхом?
- Нет, - отвечал Вудлей. - Если индейцы захотят убежать, мы можем остановить их выстрелами. Начни мы седлать лошадей, они услышат, бросятся в леса, и тогда мы их никогда не отыщем. Я знаю каждый вершок дороги, ведущей от реки; они должны ехать по ней, и мы можем быть прежде них на перепутье и захватить их, как в мышеловке. Нет надобности стрелять по ним. Они наши, как только мы схватим их лошадей за поводья. Имея при себе женщин, они не окажут ни малейшего сопротивления. Притом это могут быть мирные индейцы и было бы жаль убивать их, да в этом и нет надобности. Мы можем захватить их в засаде, что очень легко. Как вы думаете, Чарльз Кленси?
- Конечно, я одобряю ваше средство. Не следует проливать неповинной крови.
- В этом и не будет нужды, - повторил Вудлей. - Идем!
Три товарища готовы были в поход, когда возле них очутился вдруг четвертый. Это был Юпитер. Жизнь мулата и многочисленные бедствия приучили его к чуткому сну, и он уже с минуту как проснулся. Хотя спутники его и говорили почти шепотом, однако он расслышал достаточно, чтобы понять, что Кленси грозила опасность. Беглый невольник, а теперь человек свободный готов был отдать свою жизнь за того, кто помог ему избавиться от неволи.
Он просил позволения разделить опасность, какова бы она ни была.
Просьба Юпитера была уважена.
Но оставался вопрос, как быть с Гаркнессом? С ним не обращались как с пленником, однако ему не доверяли, а в ту минуту он мог быть опасен. Кто знает - были ли у него связи с негодяями, которых, по его словам, он оставил? А может быть, это одна только уловка?
И они колебались. Но Саймон Вудлей разрешил вопрос просто: схватил Гаркнесса за ворот, растолкал и заставил подняться.
Не дожидаясь никакого замечания со стороны изумленного спутника, старый охотник сказал ему на ухо:
- Послушайте, Джо Гаркнесс, ступайте с нами и не задавайте никаких вопросов. Слушай, Джуп, стереги его. А теперь, братцы, в дорогу! Нам едва остается времени дойти до места, где должны проходить индейцы. Ступайте по-кошачьи.
И старый охотник толкнул Гаркнесса к мулату, потом пошел вперед, а прочие последовали за ним гуськом. Кленси вел собаку на привязи.
Вскоре они вышли на дорогу, ведшую от реки. Она была хорошо видна и шла между деревьями, окаймлявшими речку, потом потянулась по безлесой долине, походившей на огромную степь.
Вудлей вел товарищей туда, где дорога выходила на открытую местность, и вел по диагонали. Они остановились между широколистыми пальметто и ожидали прибытия индейцев.
Глава LXVII. СОШЛИ С ЛОШАДЕЙ
Ужасный смех, вскоре заглушенный плеском воды, произвел на обеих сестер неописуемое впечатление. Вскоре на них напал новый страх. Обе подумали, что люди, увозившие их, были не индейцы. Индейцы не поняли бы их разговора. Ясно, что именно речи пленниц вызвали этот насмешливый хохот.
Чувствовать себя во власти белых при подобных обстоятельствах было вовсе не утешительно. У дикаря бывают иногда искры жалости, рыцарского чувства, но смех, выходивший из груди всадников, имел в себе что-то сатанинское. Люди, которые могли насмехаться над отчаянием, были, очевидно, лишены всякого человеколюбия и от них нельзя было ожидать ничего хорошего.
Кто же могли быть эти люди, спрашивали себя одновременно пленницы. Они уже не решались больше обмениваться между собой впечатлениями.
Переправляясь через воду, каждая из них делала про себя предположения. Сердца их, больше чем прежде, были переполнены страхом.
Джесси полагала, что один из всадников был Фернанд. Он говорил по-английски и мог слышать разговор ее с сестрой. Этого-то она и боялась. Кто же был другой - для нее все равно. Несчастье их было слишком велико от одного уже присутствия Фернанда. При этой мысли кровь застывала у нее в жилах.
Елена также подозревала обман.
Она тоже полагала, что один из всадников, вероятно, был коварный слуга Луи Дюпре, но не его она более всего страшилась. Но что-то говорило ей, что другой, тело которого соприкасалось с ее телом, был враг, знакомый уже ей и от которого не должна была она ожидать ни малейшего сострадания.
Это могло быть одно предположение, ужасное, порожденное страхом. Но если… о, что тогда будет с ней!
В то время, когда эта ужасная мысль овладела ей, лошади шли уже по твердой земле. Всадники остановили их и заговорили:
- Мы здесь можем сделать привал, - сказал один из них. - Капитан велел ожидать себя под большим дубом. Я не понимаю, зачем нам идти туда, искать дорогу между кустарниками, и подвергать наши драгоценные ноши колючкам. Здесь также удобно остановиться на время. Когда товарищи захватят то, за чем поехали, они скоро будут здесь. Мы шли так медленно, что они должны быть недалеко. Не расположиться ли нам здесь, привязав лошадей? Что вы скажете на это, Фил?
- Нет, - отвечал другой несколько повелительным тоном: - мы пойдем к дубу и там будем дожидаться: я имею на это свои причины.
- Хорошо, мне все равно. Только я очень устал от этой драгоценной ноши за спиной, хоть это и красавица. Я полагаю, что этот труд не будет продолжителен: капитан, вероятно, заменит меня. Что ж, я очень рад. Однако, ступайте вперед, Фил, я не очень хорошо знаю дорогу.
Последний не отвечал; повернув лошадь, он поехал вдоль берега между густыми деревьями.
Товарищ молча за ним последовал.
Отъехав шагов двести, они остановились под большим деревом, ветви которого покрывали обширную окружность. Не сходя с лошадей, спутники приблизились друг к другу. Наклонясь ко второму, первый сказал несколько слов так тихо, что они могли быть услышаны лишь тем, к кому относились.
- Останьтесь по эту сторону дерева, а я пойду по другую. Мне надо переговорить, пока подъедут наши.
И разбойник указал на закутанную особу, привязанную сзади его, повернув слегка голову в ее сторону.
- Хорошо, - отвечал товарищ, сделав зловещий жест в знак того, что понял.
И он слез с лошади в то время, как другой поехал на другую сторону дуба.
Оба отвязали ремни, удерживавшие пленниц, потом слезли с лошадей, сняли пленниц и положили их на землю. Хотя последние и были завернуты в одеяла, обвязаны одной веревкой вокруг шеи, а другою вокруг талии, но у них ноги оставались свободны. Они могли бы спастись, бросившись в лес, густая тень которого представляла удобный случай. Похитители приняли против этого свои меры.
Теми же ремнями, которыми были прикреплены к ним пленницы, они связали последним ноги. Таким образом, нечего было опасаться, что они убегут. Они лишены были даже возможности двигаться.
Глава LXVIII. ФИЛ КОНТРЕЛЛ
Дело происходило под деревом, которое один из всадников назвал местом свидания. Упомянутый дуб имел не менее пятнадцати футов в диаметре, а ветви его простирались на большое пространство. Зеленые листья его мало были видны даже и днем, потому что наверху у него рос испанский мох и спускался фестонами. Иногда при лунном свете этот паразит казался белым и фантастическим. Иногда эти длинные фестоны, качаемые ночным ветром, делали его похожим на танцующее привидение. В тихую погоду его можно было принять за водопад, остановившийся вдруг в своем падении и окованный льдом. Гигантский ствол казался черной, неровной стеной, шершавою, словно кожа крокодила. Представьте себе пятнадцать футов в диаметре, не считая подпорок, которые, следуя по направлению корней, занимали вдвое большее расстояние.
Шагах в пятидесяти от речного берега и в двухстах от брода рос густой, старый лес, и только на небольшом пространстве вокруг большого дуба местность была обнаженная. Идя от брода вниз, сюда невозможно было пройти иначе как сквозь высокие деревья, под которыми вела сюда тропинка, едва заметная и такая узкая, что два всадника не могли ехать рядом.
По ней шли два человека один за другим, и только под большим дубом они соединились, и между ними произошел описанный краткий разговор.
Потом вскоре их разделил огромный ствол дерева, так что они не могли слышать друг друга, разве только стали бы кричать во все горло.
Тот из них, которому не хотелось удаляться от речного берега, остался на стороне дуба, обращенной к броду. Спустив пленницу на землю, он остался у лошади, держа поводья в руках.
Так он пробыл с минуту, не обращая никакого внимания на особу, лежавшую у его ног. Это был старый грешник, не питавший большой слабости к женщинам. Поэтому, может быть, его попечениям и поручили Джесси Армстронг - это именно она находилась под его охраной.
Каковая бы участь ни готовилась пленнице, последняя была не для него, и он едва обращал на нее внимание; все его поведение показывало, что он думал о другом. Обернувшись к броду, он прислушивался внимательно, и у него вырывались по временам ругательства от нетерпения.
Товарищ его, находившийся по другую сторону, держал себя совсем иначе.
Елена Армстронг лежала на земле, закутанная в одеяло и связанная веревками. Человек, стерегший ее, стоял возле нее на коленях.
- Наконец-то вы у меня в руках здравая и невредимая, - сказал он. - О, как это приятно! Как приятно!
Елена Армстронг не имела надобности спрашивать, чей это был голос. Она давно заподозрила, что всадники были не индейцы, подозрения ее подтвердились, когда после переправы через реку один из них назвал другого Фил. Хотя она и была закутана, однако ей удалось уловить несколько слов, которые она поняла, потому что они были сказаны по-английски. Ей припоминалось, что она слышала имя Фил в Начиточезе.
Глава LXIX. ТОРЖЕСТВУЮЩИЙ НЕГОДЯЙ
Помолчав с минуту, в продолжение которой Контрелл, казалось, наслаждался своим торжеством, он повторил свои слова.
Елена не отвечала на его веселую, страстную речь. Ее мучило чувство своего бессилия; она очень хорошо знала, что все, что она может сказать, ни к чему не приведет.
Она вздрогнула, узнав голос, но не столько от удивления, сколько от невольного прилива отвращения, как бывает, когда наступишь на змею или прикоснешься к убийце.
Потом она сделалась неподвижна, так что можно было слышать биение сердца.
Стоявший над ней человек знал, что оно билось от страха; но это не внушало ему ни малейшего сострадания, напротив, он еще более торжествовал и, повторив свои слова, прибавил:
- О, какое наслаждение!
Не получив ответа, он продолжал:
- Надобно ли вам пояснять, Елена Армстронг, кто я такой? Хотя мы уже давно не виделись, однако, я полагаю, вы узнаете мой голос. А если нет, то одно обстоятельство может напомнить вам наше последнее свидание. Это было под магнолией. Под одной из ее ветвей было отверстие, служившее удобным почтовым ящиком для двух влюбленных, из которых одного нет на свете, а другая - это вы. Теперь, прелестная девица, вы знаете, кто говорит с вами.
Ответа не было, даже не последовало никакого движения.
Контрелл продолжал насмешливо:
- Может быть, вы узнаете меня глазами, ведь недаром говорят, что на зрение лучше всего можно положиться. Я вам предоставлю эту возможность. Но прежде необходимо вас перенести на место, где будет посветлее, чем здесь. Здесь ведь одни светляки.
Взяв на руки неподвижную пленницу, он перенес ее на место, озаренное лучами месяца. Он положил ее на землю, стал над нею на колени, сдвинул назад шапку с перьями, придававшую ему вид индейского вождя, и платком, смоченным в воде во время переправы, стер со своего лица разрисовку. После этого он вынул нож, разрезал серапе на лице пленницы и таким образом освободил ее.
Открытые черты были бледны и грустны при лунном свете. Они напоминали лицо красивой монахини в широком капюшоне и казались еще привлекательнее.
Лицо Елены Армстронг было мрачно сперва, но оно исказилось ужасом, когда она увидела человека, склонившегося над ней с ножом в руке, длинное лезвие которого он, казалось, хотел вонзить в ее грудь.
Он не заметил ее испуга и сказал:
- Не правда ли, вы узнаете меня? Смотрите хорошенько на мое лицо теперь, когда я снял шапку. Не похож ли я на Ричарда Дарка?
Вопрос этот требовал ответа, но его не последовало. Она знала и без того, что возле нее находится убийца Чарльза Кленси.
Это не прибавило ничего к ее страданиям, достигшим и без того уже высшей степени.
Глаза ее, однако, сверкали, обнаруживая прилив отваги - отваги отчаяния, которая, может быть, готова была высказаться словами.
Дарк не стал этого ждать; он не заботился более о том, что она ему скажет. Он уже сильно увлекся. Яд мщения примешался в его горькую чашу отвергнутой любви.
Однажды он уже стоял на коленях перед ней, как смиренный искатель ее руки. Однажды он лежал уже у ее ног, изливая свою душу в страстных молениях. Но оба раза он был отвергнут, унижен. Теперь он больше не хотел умолять, она была у него во власти; он мог теперь требовать.
Настала его очередь унизить ее.
- Итак, прелестная Елена, - проговорил он, - я узнал, что вас очень огорчила потеря того, кого нет больше на свете, что вы, подобно орлице, потерявшей своего орла, не хотите избрать никого другого. Позвольте мне вам доложить, что это с вашей стороны величайшее безумие. Вы не должны впадать в отчаяние, потому что для вашего утешения явился я, Ричард Дарк. Я вас так уважаю, что решился сделать вас счастливой, и сделаю. Когда вы приедете в пустынные степи, куда я намерен увезти вас, мы женимся в приличном месте, вполне подходящем для такой свадьбы, какой будет наша. Там брак может совершиться по законам, созданным нами самими, не нуждаясь ни в освящении церкви, ни в словах пасторов. Полагаю, что вы меня понимаете?
Душа Елены Армстронг, все еще лежавшей на земле, изнемогла также, как и ее тело. Закутанная в мексиканское одеяло, обвязанное вокруг ее стройного тела, очертания которого были ясно видны, она походила не на живую женщину, а на одну из дочерей фараона, вынутую из гробницы, в которой она пролежала несколько тысяч лет.
Когда Дарк перестал говорить, она по-прежнему молчала и была неподвижна, как мумия. Даже не слышно было биения ее сердца.
Не умерла ли она? Не убила ли ее страшная угроза? От страха она закрыла глаза и сделалась похожа на существо, пораженное громом.
С минуту он считал ее мертвой. Он вполне понимал ее положение; он знал, что слова его должны были произвести потрясающее впечатление; этого-то он и хотел, хотя и не намерен был ее убивать.
Он наклонился ниже над ней, чтобы удостовериться в этом, как вдруг услышал шум, заставивший его быстро приподняться. Этот шум означал близкую опасность.
Он, казалось, позабыл Елену Армстронг. Он услышал топот испуганной лошади, и вскоре крик тревоги, борьбу, шаги бегающих людей, слова, наконец, имена и, между прочим, имя человека, от которого ему следовало бы бежать как можно поспешнее. Товарищ его кричал по другую сторону дерева:
- Это вы, Саймон Вудлей? О, Бога ради, не убивайте меня, прошу вас.
Дарк не стал больше слушать. Он кинулся к своей лошади, оторвал повод от ветки, поспешил с лошадью к пленнице, схватил последнюю за талию, поднял с земли, перекинул поперек седла, а сам вскочил позади нее.
Мисс Елена Армстронг не оставалась уже в молчании и неподвижности. Она также слышала имя Саймона Вудлея и слова, произнесенные вслед за тем. Она начала биться и призывать на помощь, которая, по-видимому, была недалеко.
Глава LXX. НЕ ОПОЗДАЛИ
В тот момент, когда Саймон Вудлей и его товарищи засели в засаду, чтобы захватить индейцев и женщин, как они предполагали, - плеск воды прекратился и слышно было, как лошади выкарабкались на берег.
- Мы захватим их здесь, - сказал охотник тихим голосом.
Через минуту лошади остановились.
- Это для того, чтобы оправить сбрую, - пояснил Вудлей. - Ах, черт возьми!
С последним восклицанием охотник бросился на тропинку. Он услышал, как лошади тронулись вновь, и догадался по стуку копыт, что они двинулись не по дороге, а свернули в другую сторону.
- Проклятие! - воскликнул он еще раз: - Куда же они едут? Они словно направляются вверх по берегу. Нам необходимо следовать за ними. За мной, товарищи, и как можно ближе. Смотрите, Кленси, за собакой, чтобы она не вздумала броситься, а то мы только и видели индейцев. Я готов был жизнью своей поручиться, что они поедут в эту сторону, а они поехали в другую, это очень странно. Черт возьми!