Глава XXV. ВЫБОР ЗЯТЬЕВ
Город Начиточез расположен более нежели в двухстах милях выше устья Красной реки. Это одна из древнейших колоний юго-запада и ведет свое происхождение от тех времен, когда испанцы и французы пытались поселиться в долине Миссисипи. Земля эта последовательно принадлежала обеим упомянутым нациям, и, наконец, была уступлена Северной Америке вместе с Луизианой в 1803 году Наполеоном Бонапартом, который, нуждаясь в деньгах, продал ее за восемнадцать миллионов долларов - сумма, за которую в наше время нельзя приобрести и самого маленького прихода в той же Луизиане.
Первая колонизация была произведена двумя нациями, а впоследствии смесью многих национальностей, таких, как саксы, кельты, скандинавы и немцы, составляющих теперь американский народ, - вследствие чего население Луизианы представляет особый интерес для этнографа. Сюда входят также негры и туземные индейцы.
Следы этих разнообразных типов существуют и до сих пор в Начиточезе, так же как и большая часть их национальных обычаев, которые, однако, уже не так ярки, как двадцать лет назад, когда в нем случились события, передаваемые в нашем романе. В то время это была большая деревня, которая отличалась настолько от американских городов, насколько швейцарская деревушка отличается от промышленных городов Массачусетса и Ланкашира.
Он расположен на покатом берегу Красной реки в нескольких футах над уровнем воды в ней. Деревянные дома в городе были построены и разрисованы по французскому образцу, с широкими верандами, с высокими и остроконечными кровлями. Тротуары были выложены кирпичом и обсажены великолепными деревьями, между которыми выдавались душистая магнолия и мелия азедарах или "гордость Китая", которые, сплетаясь, образовали в нескольких местах зеленые своды над улицей. Навесы и веранды были покрыты ползучими растениями. Внизу имелись трельяжи с массою зелени и цветов, висевших над дверьми и окнами, предохраняющих от слишком знойных солнечных лучей и наполняющих воздух ароматом.
Но особую гордость города составляли молодые девушки с грациозными манерами, щегольски разодетые, лениво прогуливавшиеся по широким верандам. Они происходили от латинского племени саксов, поселившихся в Начиточезе, и были неизменными брюнетками с черными глазами.
В тогдашнем обычае было при встрече с молодыми девушками на улице снимать перед ними шляпу, кланяться и потом проходить далее, не останавливаясь.
Всякий мужчина, знавший приличия, обязан был соблюдать этот закон вежливости; каждая женщина, если только она была прилично одета, пользовалась знаками уважения. Комиссионер и самый скромный ремесленник имели право кланяться самой гордой особе, встреченной на тротуарах Начиточеза, хотя это не давало права заговорить с нею или завязать знакомство.
Это была простая вежливая формальность; простирать ее далее - значило выказать грубость, которая могла вызвать серьезные последствия.
В описываемую эпоху две молодые девушки появились на улицах этого цивилизованного городка. Перед ними снимали шляпы с большим почтением, чем обыкновенно, и кланялись с покорным видом и грацией, часто обличавшими чувство гораздо сильнее вежливости. Сестры остановились в главной гостинице. Не прошло и двух суток после их приезда, а в Начиточезе знали, кто они. Всякий молодой аристократ, всякий молодой плантатор на двадцать миль в окрестности знал, что они дочери полковника Арчибальда Армстронга, находившегося в городе проездом из штата Миссисипи по дороге в Техас.
Вскоре стало известно также и плохое положение дел миссисипского плантатора, хотя это ни в чем не вредило будущему его дочерей. Ни той, ни другой не было необходимости уезжать в Техас.
Проведя десять дней в Начиточезе, их отец уже мог выбрать по крайней мере дюжину зятьев: один член конгресса, два или три члена законодательного собрания штата, остальные - офицеры ближайшего гарнизона, одним словом, все порядочные, состоятельные люди.
Все эти претенденты были отвергнуты, исключая одного: молодого плантатора, о котором мы уже говорили, Луи Дюпре, взявшего приступом сердце Джесси Армстронг. Он сделал ей предложение, получил благоприятный ответ, и молодые люди обменялись клятвами.
Младшая дочь полковника Армстронга согласилась, однако небезусловно. Она обещала отцу не покидать его, по крайней мере, до тех пор, пока он не устроится на новом месте.
Дюпре согласился на это условие и не только устранил все препятствия, но устроил дело к взаимному удовольствию. Он предложил полковнику ехать с его семейством в Техас и разделить их судьбу. Молодому человеку тем легче было исполнить это условие, что заодно с другими луизианскими плантаторами он уже обратил взор на эту великолепную страну, которая только что была приобретена Северной Америкой у слабого мексиканского правительства.
Дюпре восторжествовал над многими соперниками, добивавшимися взаимности со стороны Джесси Армстронг.
Но они были малочисленнее в сравнении с претендентами на руку той, которую он должен был назвать свояченицей. Аристократическая молодежь Начиточеза сходила с ума от Елены Армстронг. Уже через неделю после ее приезда из-за нее произошло несколько дуэлей, которые, к счастью, не имели дурных последствий. И не потому, чтоб она выказывала хоть кому-нибудь предпочтение; напротив, она не ободряла никого, даже улыбкою. На все искательства ее чувств она отвечала равнодушием, прекрасное лицо ее носило следы глубокой грусти.
Все видели, что сердце ее страдает. От чего? Может быть, от неразделенной любви? Но это не пугало ее начиточезских обожателей, напротив, холодное равнодушие только усиливало их кипучие южные страсти.
Глава XXVI. ВЕСТИ ИЗ НАТЧЕЗА
Прошло десять дней по прибытии Арчибальда Армстронга и его семейства в Начиточез. Полковник провел все это время в поисках людей, необходимых для его поселения в Техасе. Сотоварищество Дюпре послужило ему значительным подкреплением. Молодой плантатор был богат, имел в руках наличные деньги и большое количество невольников всех оттенков, начиная от черных негров, до полубелых квартеронов. Кроме этого, у него было большое количество скота и разных хозяйственных принадлежностей.
Он покидал Луизиану не из необходимости, но, как мы уже сказали, главную роль здесь играло условие, объявленное его невестой. Дюпре знал, что сестры дали обещание отцу в тот день, когда Ефраим Дарк отнимал у них плантацию, следовать за ним и разделить его участь, по крайней мере, до тех пор, пока он не устроит своих дел. Все это Джесси рассказала своему жениху, желая объяснить то, что могло показаться ему тягостным в ее условии. Ей, впрочем, не было надобности давать объяснение молодому креолу, который был так сильно влюблен, что всякие условия показались бы ему удобными, раз он был уверен, что ему принадлежит рука и сердце прелестной блондинки. Кроме того, он и сам мечтал о Техасе.
Кроме того, Дюпре питал еще некоторые честолюбивые мысли. Он путешествовал по Европе, был во Франции, где посещал дома знатных фамилий, с которыми даже находился в родстве. В Луизиане же он был только плантатором между плантаторами. В Техасе, где земли отличались дешевизною, он мечтал построить большое и роскошное имение. И намеревался основать настоящее заатлантическое княжество.
Полковник Армстронг был для него очень важным компаньоном; его все уважали, несмотря на разоренное его состояние. Характер его внушал уважение, и он легко мог привлечь сильных и отважных лесных людей, которые одинаково хорошо владеют топором и карабином и без которых поселения на крайней границе Техаса не имели бы никаких шансов на безопасность и успех.
Полковник отправлялся на самую крайнюю границу, где земля продавалась еще по казенной цене - по доллару с четвертью за десятину.
Теперь, когда капиталист Луи Дюпре присоединился к колонии, устройство ее пошло довольно легко, и полковнику Армстронгу оставалось наблюдать за приготовлениями, заниматься покупкой фургонов, мулов и быков, нанимать погонщиков и других служителей, наводя справки о том, хорошие ли семейства соглашались следовать за ними.
Полковник был почти предоставлен самому себе, своей интуиции и своему опыту.
Будущий зять оказывал ему не особенно большую помощь. Молодой человек был слишком занят своею белокурой Джесси, чтобы думать о чем-нибудь другом. Без нее он жить не мог, они оба скучали, если что-нибудь отвлекало их друг от друга.
Елене Армстронг, вследствие этого эгоизма влюбленных, часто приходилось быть одной или ограничиваться обществом своей мулатки Юлии. Последняя знала причину грусти своей госпожи. Девушка была грамотной и, когда клала надушенные записки в дупло магнолии, она понимала, что это были любовные письма.
Мулатка обладала нежным сердцем и очень любила свою госпожу. Горе, подтачивавшее эту молодую жизнь, глубоко трогало ее. Но у Юлии были собственные печали: она оставила на Миссисипи возлюбленного, местопребывание которого было известно только ей и еще одному лицу. Ее, однако, поддерживала надежда, что он может преодолеть все препятствия и присоединиться к ней в краю, где собаки Дика Дарка не могли уже его преследовать. Какова бы ни была судьба беглого невольника, Юлия была уверена в его преданной любви, и уже одно это предохраняло ее от отчаяния. Вот почему она особенно остро понимала боль и отчаяние своей молодой госпожи.
И вот однажды она вошла в спальню своей госпожи, неся в руке то, что, по ее мнению, должно было послужить разгадкой к горю ее госпожи.
- Посмотрите, мисс Елена, - сказала она, подходя с волнением, - вот натчезская газета, только что полученная с почтой. Здесь есть одно место, которое удивит вас, я уверена.
Елена дрожащей рукою схватила газету. Она ожидала найти в свадебных объявлениях известие о женитьбе Чарльза Кленси на какой-нибудь молодой креолке, имени которой она не знала. Это было бы последним его коварством
Но как же изменилось ее лицо, когда она взглянула на статью, извещавшую о смерти Чарльза Кленси.
Вся затрепетав, она попыталась найти подробности. Было подробно описано убийство Чарльза Кленси и арест Ричарда Дарка, заподозренного в этом убийстве и посаженного в тюрьму графства. О дальнейшей судьбе последнего ничего не было сказано, так как газета вышла в самый день ареста. Но затем напечатано было сообщение о смерти вдовы Кленси и о том, как эта смерть привела в волнение всю колонию, в которой случились эти трагические события. Рассказывались и другие подробности и, между прочим, одна, имевшая для Елены интерес: редактор упоминал о письме, которое она написала и адресовала Чарльзу Кленси и которое потерял Ричард Дарк. Редактор, не получив еще копии, приводил содержание письма вкратце, но оно все-таки компрометировало и унижало Елену.
Горе и стыд охватили ее. Гордая девушка, до сих пор поддерживаемая ревностью, теперь отдалась другому волнению; выронив из рук газету, она упала на спинку кресла, на котором сидела. Сердце ее билось с такой силою, что, казалось, готово было разорваться.
Глава XXVII. ЧТО СДЕЛАЛОСЬ С ДИКОМ ДАРКОМ
Тюрьма, в которой сидел Ричард Дарк, находилась в главном городе графства, в котором совершилось убийство.
В цивилизованных странах Европы вид главного города округа дает представление о важности города. Вы можете увидеть улицы, по большей части кривые, одну или несколько церквей и даже собор.
Не встречается этого на юге или юго-западе Америки. Там столица округа не имеет ничего общего с европейскими городами. В ней, правда, есть улицы, но не кривые, и есть церкви, и даже гораздо больше, чем в городах Старого Света, и, без сомнения, здания важнее английской ратуши или рыночного дома.
Таков Корт-Хауз или дом судебных учреждений - здание, присущее американской республике, представляющее замечательную черту ее национальной архитектуры и в то же время играющее важную роль в политической жизни страны.
Я не намерен приводить обычаи американского Корт-Хауза или описывать его. Достаточно будет сказать, что, несмотря на свою величину и претенциозную архитектуру, он часто стоит в центре города среди деревянных домиков, что скорее можно назвать деревней. Гостиница - единственное частное здание, которое можно назвать домом. Самый маленький американский городок имеет свою гостиницу, которая может приютить сто путешественников. Но Корт-Хауз может поместить их двести и усадить за одним столом.
Тюрьма, в которой сидел Ричард Дарк, примыкала к Корт-Хаузу наподобие флигеля. Она состояла из одной только камеры, ибо в юго-западных штатах Америки только убийц или важных преступников можно было сажать в тюрьму. Посетители занимали отдельные комнаты в отдаленной части Корт-Хауза.
Было около двух часов утра на другой день после ареста Дика Дарка, когда в окружной город въехали всадники, о которых мы уже говорили. Они двигались в беспорядке и, по-видимому, без начальника. Несмотря на это, ими, казалось, руководила одна мысль, заставлявшая их придерживаться кое-какой организации. Во всяком случае, они прямо стремились к цели, словно повинуясь самой строгой дисциплине. Подъехав к воротам тюрьмы, они остановились без всякого приказа. Так же быстро, словно по команде сурового начальника, они спрыгнули с седел, закинули поводья на шею лошадям и оставили их на свободе. Каждый держал ружье в руке. Первые три или четыре человека, подошедшие к двери тюрьмы, остановились в изумлении: они не нашли здесь тюремщика.
- Тем лучше, - решили они, - нам будет легче исполнить наше намерение.
А заключалось оно в том, чтобы взломать тюремные двери, забрать арестанта и повесить без всякой церемонии. Суд Линча произнес приговор, и они, его служители, явились для приведения его в исполнение.
Нарочно ли удалился тюремщик, чтобы предоставить им больше свободы, или, узнав об их прибытии, он оставил свой пост из страха?
Как бы то ни было, но ни он и никто другой не препятствовали их намерению. Никакая власть, даже власть шерифа и вооруженная сила, не могли бы остановить их.
Приговор Линча предписывал им отыскать Ричарда Дарка в тюрьме и повесить немедленно на первом столбе. С этим решением они ушли из домика вдовы Кленси и всю дорогу поддерживали его в себе восклицаниями гнева и мести.
Они выломали дверь и бросились в тюрьму в надежде захватить арестанта. Кое-кто остался у входа, чтобы помешать ему уйти в крайнем случае.
Когда ворвавшиеся выломали замок, вошли в камеру и когда зажгли огонь, то увидели, что камера пуста.
Приговор Линча не мог быть исполнен, потому что убийца Ричард Дарк ускользнул от яростного мщения.
Глава XXVIII. ПРИВИДЕНИЯ НА УЛИЦЕ
Начиточезская гостиница, в которой остановился полковник Армстронг, конечно, была главная в городе. Неприличным считалось плантатору, хотя бы и разорившемуся, останавливаться во второстепенных гостиницах.
Она, между тем, была далеко не великолепна, и если бы сравнить ее с современными пышными гостиницами, то показалась бы хижиной. Однако она представляла удобство во многих отношениях. Чего недоставало ей во внутренней роскоши, в меблировке, то вознаграждалось наружными украшениями, принадлежащими не архитектуре, но растительности, которая окружала и украшала ее. Магнолия, туземное дерево, простирала свои широкие листья, подобные лавровым, над стенами, а чужеземная "гордость Китая" спорила с нею относительно цветов и аромата, лаская своими душистыми кистями зеленые решетчатые ставни, словно хотела своим нежным благовонием понравиться находившимся внутри комнаты.
В один тихий весенний вечер сестры Армстронг сидели на веранде гостиницы. Их можно было рассмотреть при лунном свете и видеть, что выражение их лиц было различно еще больше, чем цвет их волос. На румяном личике Джесси отражалось довольство жизнью, ее глаза сверкали радостью. Для нее в прошлом не было скорби, а будущем - страха. Вся ее жизнь заключалась в счастливом настоящем. В эту минуту она ожидала своего жениха, Луи. Он обещал прийти, и инстинкт любящей женщины подсказывал ей, что он сдержит слово.
Сестра представляла резкую противоположность. Воспоминания прошлого, настоящее, будущее, бледные щеки, начинавшие худеть, унылый взгляд, недавно еще сверкавший так величественно и повелительно, - все это отличало ее от Джесси.
Конечно, этому были причины: тяжелых неприятностей, перенесенных ею в короткое время, было вполне достаточно, чтобы сломить самую сильную натуру. Прибавьте к этому стыд за письмо, содержание которого вот-вот будет опубликовано в газетах.
Но больше всего ее мучила смерть Кленси и мысль о том, что она напрасно укоряла его.
- Развлекись, милая Елена, милая сестрица, - проговорила Джесси, - помни, что многие страдали подобно тебе.
- Нет, никогда никто так не страдал, а если страдал, то не утешался. Да и как можно утешиться? Женщины, как ты и я, Джесси, любят один только раз в жизни; если мы утрачиваем первую любовь, о второй не стоит думать. Я ее потеряла и поэтому не хочу больше жить.
- Нет, нет, не говори этого, ты мучишь меня, пожалуйста не говори. Время и новый образ жизни в Техасе все изменят. Ты утешишься, и, я уверена, - все пойдет хорошо; будут еще и у тебя радости впереди, Елена.
- У меня, о, никогда!
Холодный и решительный ответ этот произвел свое действие. Джесси не настаивала - она видела, что в ту минуту спорить с сестрой было бесполезно. Опыт подсказывал ей дождаться более благоприятного времени. Ожидая жениха, который мог прийти в каждую минуту, она по временам подходила к решетке веранды, чтобы взглянуть незаметно на улицу.
Джесси вглядывалась во всех проходивших под сводом китайских деревьев, стараясь увидеть того, кого ожидала.
В эту минуту показался мужчина, привлекший ее внимание. Он остановился перед гостиницей против веранды и смотрел сквозь решетку. Вид его был отвратителен, черты носили отпечаток скотских наклонностей. При свете лампы, висевшей у двери, он казался особенно зловещим.
Джесси узнала это лицо, и оно привело ее в трепет. Она возвратилась к сестре, сидевшей в тени.
- Что с тобою, Джесси? - спросила Елена при виде испуганной сестры. - Ты увидела что-то неприятное?
- О, сестрица, - отвечала Джесси, - это ужасный человек, верзила, у которого такие страшные черты лица. Я несколько раз встречала его, когда прогуливалась одна. Каждый раз, когда я его вижу, я дрожу, хотя и не могу сказать от чего.
- Он был с тобою невежлив?
- Скорее просто нахален. Он смотрел на меня как-то странно из-под своей шляпы с широкими полями, надвинутой на глаза, и какие глаза! Впалые и страшные, как у аллигатора. Я видела их при свете лампы, под которой он остановился. Я полагаю, что он еще не ушел.
- Я посмотрю на его крокодильи глаза, - сказала, вставая, Елена, - может быть я сумею бросить на него такой взор, который заставит его держаться на благородном расстоянии.
И отважная старшая сестра подошла к перилам веранды и, облокотясь на них, наклонилась вперед, чтобы посмотреть вдоль улицы.
Проходили мужчины, но не было ни одного, который походил бы на описание Джесси. Однако она увидела человека, лицо которого, рост и осанка привлекли ее внимание. Он тоже остановился против веранды. Свет от лампы падал на него и хорошо освещал его лицо. Елена Армстронг узнала эти черты и пришла в ужас.
Она остановилась словно вкопанная, подчиняясь какому-то странному обаянию. Но это продолжалось с минуту: вскоре же придя в себя, она поспешила сообщить сестре то, что узнала.