Глава XXI. ЧТО С НЕЮ БЫЛО
Елена Армстронг чувствовала, как она поднялась в воздух, или, вернее, она несколько секунд видела, как пароход прошел под нею, видела сестру, которая бросилась на галерею, испустив резкий крик в ответ на крик Елены. Когда последняя закричала во второй раз, страшные руки выпустили ее, и она упала с большой высоты. Вода ослабила падение. От сильного удара она, однако, почти лишилась чувств. В ушах у нее шумело, она чувствовала, как ей захватывает горло - словом, испытала чувство, предшествующее удушению.
Все пассажиры бросились на палубу.
- Кто-то упал в воду! - закричали со всех сторон. Немедленно лоцман подал сигнал в колокол на остановку, и на пароходе остановили машину.
Джесси, единственная свидетельница этой катастрофы, была слишком взволнована, чтобы разумно объяснить случившееся. Она могла только закричать:
- Сестра… поднята на воздух… упала в воду… О, спасите, спасите ее!
- В воду, где? - спросил кто-то. В тоне вопроса слышалось, что человек был готов на все.
- Там, под этим большим деревом. Она сперва поднялась в воздух, потом упала в воду. Я слышала плеск от ее падения, но не видела ее больше. Она пошла ко дну. О, Боже! О, Елена, сестра моя, где ты?
Несвязные слова эти смущали всех, каждый был как бы прикован на месте от изумления.
К счастью, один человек из всех не потерял ни присутствия духа, ни хладнокровия. К счастью, также, он был отважен и, к тому же, превосходный пловец. Это был тот, кто спросил: "Где?" Это был молодой креол Луи Дюпре, который в то время, как ему давали ответ, успел снять верхнее платье, сапоги, потом, не дождавшись полного объяснения, перепрыгнул через перила и поплыл к указанному месту.
"Благородный и отважный молодой человек," - подумала Джесси, которая, любуясь поступком юноши, забыла на секунду положение сестры.
Веря в силы молодого человека, в его способности, она была почти уверена теперь в спасении сестры. Она стояла на палубе вместе с другими, следя тревожным взором за происходившим. Глаза ее сверкали или тускнели, смотря по тому, волновал ли ее страх или надежда.
Можно было удивляться ее надежде, но не страху. Луна опустилась до вершин деревьев, и поверхность воды погрузилась во мрак, еще усилившийся у берега, к которому направлялся пароход. Пловец не мог видеть ничего в воде. Река была быстрая, глубокая, мутная, к тому же наполненная гнусными аллигаторами. Те, кто стоял над перилами, думали об этом и тревожились не только за красивую молодую девушку, упавшую за борт, но и за красивого отважного юношу, поплывшего к ней на помощь.
Беспокойство - слово слишком слабое, чтобы выразить чувства Джесси Армстронг. Она вся была под влиянием пытки ожидания и страха, переходившей постепенно в агонию в то время, когда еще не возвратился пловец и ничего не было видно на поверхности воды. Отец, стоявший рядом с нею, не мог ее утешить, потому что и сам находился в крайней тревоге.
С парохода поспешно спустили шлюпку. Она пробилась к тому месту, где видели пловца в последний раз. Глаза всех были устремлены на лодку, все замолкли, чтобы уловить первое ободряющее слово.
Дожидаться пришлось недолго; вскоре раздался радостный крик на поверхности воды:
- Она спасена!
Потом послышался резкий голос матроса:
- Все благополучно, вытащили обоих, бросьте нам веревку!
Просьба была исполнена и вслед за тем отдано приказание:
- Тащи наверх!
При свете лампы, горевшей на палубе, можно было увидеть даму, склонившую голову на колени полуодетого человека; ее белое платье покраснело от красно-желтой воды и совершенно промокло. Она была без признаков жизни. Все, стоявшие на палубе, выражали живейшее сожаление.
Елену Армстронг перенесли в ее каюту и вскоре все узнали, что она пришла в себя и находится вне опасности. Сам полковник передал это пассажирам, которые искренно обрадовались.
После ухода отца сестры, оставшись одни, молчали некоторое время.
- Скажи мне, Елена, - начала, наконец, Джесси, - зачем ты прыгнула с борта? Не бойся, милая сестра, говори правду!
- С борта? Что ты хочешь сказать, Джесси?
- Я сама ничего не знаю, все это так таинственно. Я почти готова побожиться, что видела тебя высоко в воздухе, где ты держалась, словно на крыльях… Конечно, это игра воображения, оно у меня, видимо, разыгралось, когда я увидела, как ты упала за борт. Потом я видела твое падение, мелькнуло твое белое платье и раздался плеск. О, Елена, это было ужасно… Что же это значит?
- Я сама задала себе именно этот вопрос, когда висела в воздухе, а я именно висела, милая Джесси. Но я вскоре разрешила загадку, мучившую меня, как мучит она тебя теперь: ничего не может быть проще.
- Но что же это такое?
- Стоя у перил, я вдруг почувствовала, как меня схватили две сильные, костлявые руки; подержав несколько секунд, они выпустили меня, и я упала в реку и утонула бы непременно, если бы меня не спас…
- Луи, милый Луи!
- Ах, Джесси, я не удивляюсь, что ты полюбила его! Он вполне заслуживает этого. Я завидую тебе, но не ревную. Ревность - это такое чувство, которое никогда не будет мне доступно.
- Милая сестра, не думай об этом. Разве ты не видишь, что не объяснила мне самого странного? Ты говоришь о двух руках. Что это за руки? Чьи они были?
- Фантастического кипариса! Да, Джесси. Вот объяснение загадки. Теперь я все знаю. Пароход зацепил за длинную, раздвоенную на конце ветвь - и она согнулась. Когда же она выпрямилась, то подхватила меня и бросила в воду. Теперь тебе все ясно.
Душу Джесси не мучило больше подозрение, что ее сестра намеревалась утопиться.
Глава XXII. СОВЕЩАНИЕ ЛЕСНЫХ ПРИСЯЖНЫХ
Лишь несколько человек: самых лучших друзей вдовы Кленси, решили прийти в ее домик в конце второго дня поисков.
Однако, когда распространилось известие, что вдова умерла, все соседи вновь собрались во дворе дома Кленси. Многие из них расстались с мечтой о постели, где они думали отдохнуть от усталости.
Еще до полуночи около дома собралась толпа более значительная, чем прежде, и голоса становились все взволнованнее и раздражительнее. Бледное лицо покойницы словно взывало о правосудии. Но покойница не имела надобности напоминать об этом; многие из присутствовавших громко требовали правосудия. Группа мужчин сгрудились возле террасы, чтобы обсудить средства помощи правосудию.
В подобных случаях всегда являются инициативные люди. В данный час те, кого назначает сам Бог, должны руководить другими. Их признают и выбирают.
В группе шли толки, как поступить лучше.
Это были настоящие лесные присяжные, собравшиеся наскоро, их было более двадцати. Старшиной они избрали Саймона Вудлея.
Предстояло разрешить два вопроса: был ли убит Чарльз Кленси? и кем убит?
Первый вопрос вскоре был разрешен утвердительно. Никто не сомневался в совершившемся преступлении. Все внимание обратилось на преступника. Какие улики можно было предъявить против того, кто уже был арестован по этому делу и сидел в тюрьме графства в ожидании законного суда?
Все, что свидетели видели, все малейшие указания были обозначены так же спокойно и взвешены также тщательно этими грубыми лесными присяжными, как это сделали бы двенадцать лучших граждан, выбранных в самом цивилизованном городе. Они обсуждали не только известные им события, но даже и поводы, послужившие к этим событиям. Какие отношения существовали между этими двумя молодыми людьми? До этих пор ничто еще не доказывало, чтобы они были смертельными врагами, способными на преступление.
Об отношениях между семействами Армстронгов и Дарков говорили вообще мало, и еще менее об личных отношениях Елены. Подозревали, что Ричард искал руки молодой девушки, но не подозревали, что Кленси был его соперником. Полковник Армстронг был слишком горд, чтобы позволить своей дочери выйти замуж за человека в таком положении, в каком находился Кленси.
Тайна любви Кленси соблюдалась строго.
Если бы судьи знали, что он был счастливым соперником Дика Дарка, то их обсуждения приняли бы другой характер - у них в руках был бы ключ к раскрытию преступления.
Если бы Елена Армстронг находилась на плантации или, если бы ей были известны трагические события, волновавшие колонию, им не предстояло бы труда разрешить вопрос, потому что она сказала бы им то, что мигом побудило бы их произнести приговор.
Но она была далеко, и тайна, которую она унесла с собою, не могла помочь судьям, собравшимся вокруг домика вдовы Кленси. Поэтому об Елене упоминали случайно, не думая, что она могла бы объяснить эту мрачную загадку.
Обстоятельства против Ричарда Дарка подвергались несколько раз обсуждению, не приведя, однако, ни к какому положительному результату. Действительно, пуля, приходившаяся к двуствольному ружью, не была еще достаточною уликою, чтобы повесить человека, даже если бы тело Кленси было пробито этой пулею. В цепи доказательств недоставало двух условий: тело не было найдено, а пуля находилась в коре кипариса. Кровь, окрасившая эту кору, доказывала, что пуля сперва прошла сквозь живое тело, но нельзя было определить сквозь тело животного или сквозь тело человека.
Отверстие от пули в платье Дарка и ружье Кленси, найденное разряженным, были бы более неблагоприятными уликами для обвиняемого, если бы он захотел объяснить это обстоятельство; но с тех пор, как его посадили в тюрьму, он упорно отказывался отвечать на вопросы.
- Будет еще время объяснить непонятное для вас, когда явлюсь на суд, - сказал он лицам, допрашивавшим его.
Против него важнейшей уликой было собственное его поведение, а также отношение к нему собаки, весьма подозрительное, хотя он и объяснил на месте ненависть животного людям, наиболее склонным заподозрить его. Но теперь, когда прошло время, и они успели обсудить это обстоятельство, объяснение его показалось еще менее вероятным. Конечно, весьма естественно, что собака помнила о причиненных ей побоях, но отчего же она не выказала это Дарку, когда он находился возле дома вдовы Кленси? Зачем она лаяла на него и с такой яростью только под кипарисом, где, без сомнения, видела последний раз своего хозяина? Хотя это было и не более, как одно предположение со стороны людей, производивших следствие, но улика эта, по-видимому, подтверждала преступление Дарка.
Во время прений Саймон Вудлей и Нед Хейвуд принесли другую улику - сапоги Дарка, захваченные ими по секрету и которые, подобно тому, как пуля, подходившая к ружью, совершенно подходили, по словам охотника, к следам, оставленным в грязи на опушке болота.
Все эти факты, по-видимому, внушали совещавшимся твердое убеждение, которое должно было заставить их действовать так или иначе.
Еще не было принято никакого решения, когда небольшие столовые часы прозвонили полночь - час весьма грустный, но еще более грустный теперь, в эту ночь, в домике Кленси.
Глава XXIII. ДОБРОВОЛЬНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ
Звон часов на минуту заставил прекратить разговоры. Но едва последний удар затих, как за воротами послышался голос того, кто еще не принимал участия в прениях.
- Здесь масса Вудлей? - спросил незнакомец у толпы, стоящей перед домом.
- Да, - ответили многие одновременно.
- Могу ли я переговорить с ним? - поинтересовался незнакомец, оставаясь за воротами.
- Конечно, - ответил охотник, направляясь на голос. - Это ты, Синий-Билл, не правда ли? - спросил он, подойдя к воротам.
- Тсс! масса Вудлей! - прошептал негр. - Бога ради не произносите моего имени. Если там услышат, то бедный негр погиб.
- Что случилось, Билл? К чему такая таинственность? - спросил Вудлей, оглядываясь. - А, теперь понимаю: ты ушел без позволения. Но это ничего, любезный, я тебя не выдам. Ну, что привело тебя сюда?
- Ступайте за мною, масса Вудлей, я вам все расскажу. Я боюсь оставаться здесь, чтобы меня не увидели; уйдемте в лес. У Синего-Билла есть нечто важное сообщить вам: дело идет о жизни и смерти.
Вудлей не дожидался более, отодвинул задвижку, приотворил ворота и вышел на дорогу, потом, следуя за негром, мелькавшим впереди, словно тень, он очутился в густых кустарниках, окаймлявших дорогу.
- Теперь говори, - сказал Вудлей охотнику за енотами, которого хорошо знал и не раз встречал в полуночных экспедициях.
- Хотите знать, масса Вудлей, кто убил Чарльза Кленси?
- Ты говоришь серьезно, Билл?
- Так серьезно, что ни жена, ни я просто не можем заснуть, пока не откроем тайны. Масса Вудлей, Феба не давала мне ни минуты покоя, пока я не пошел; она говорит, что это обязанность христианина, а мы оба методисты. Вот почему я вам говорю, что убийца Чарльза Кленси - мой хозяин, молодой масса Дик.
- И ты уверен в этом, Билл?
- Могу побожиться, что это правда, святая правда.
- Но где же доказательство?
- Доказательство? Я почти видел все собственными глазами, а то, что не видел, слышал собственными ушами.
- Господи! Расскажи мне, Билл, что ты видел и слышал.
Через десять минут Саймон Вудлей знал все, чему был свидетелем охотник за енотами.
Вудлей не удивился услышанному; негр только подтвердил тот вывод, к которому он давно уже пришел. Поэтому он только спросил:
- Когда твой господин убегал, он уронил письмо, не правда ли?
- Вот оно. - И негр подал письмо, в котором находилась и фотография.
- Хорошо, Билл! Я полагаю, что это послужит выяснению правды. Чего ты еще хочешь?
- Боже мой, масса Вудлей, вы сами знаете и мне нет надобности говорить об этом. Если бы старый Ефраим Дарк знал, где я был и что делал, жизнь Синего-Билла не стоила бы енотовой шкуры, не стоила бы шелухи пшеничного зерна. Меня секли бы день и ночь, пока не засекли бы до смерти - это верно.
- Ты прав, - сказал Вудлей, подумав. - Да, тебе пришлось бы плохо, если б узнали. Хорошо, Билл, это останется между нами, даю тебе слово. Показание твое не будет представлено в суд, и ты не будешь назван, не бойся. Нам теперь не нужно другого доказательства. Я думаю, не найдется адвоката, который взглянул бы на дело с другой точки зрения. Ступай спокойно домой, я позабочусь, чтобы тебя не трогали.
После этого торжественного обещания охотник за медведями и оленями расстался с охотником за енотами, пожав ему на прощание руку, и негр без тревоги отправился к своему семейству.
Глава XXIV. УБЕДИТЕЛЬНЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
Присяжные с нетерпением ожидали возвращения старшины, так как перед его уходом они готовы были произнести приговор, а равно и определить способ приведения этого приговора в исполнение.
Они поочередно ходили в комнату умершей и молча смотрели на труп, бледное лицо которого, обращенное к ним, словно требовало правосудия и мщения. Каждый уходивший шептал или громко произносил клятву, что возмездие неминуемо.
Им не было надобности знать то, что держал Саймон Вудлей в запасе, чтобы заставить их действовать немедленно.
Они уже были достаточно осведомлены. Ярость постепенно овладела ими и достигла почти высшей точки.
Однако они сохранили еще спокойствие, чтобы терпеливо выслушать Вудлея. Они догадались, что его вызвали по какому-нибудь обстоятельству, имевшему отношение к общему делу.
Ведь никто в эту минуту не осмелился бы прервать их совещание чем-нибудь посторонним? Хотя ни один из них не узнал голоса Билла, искусно подделанного, однако они поняли, что это был негр и что охотник получил какую-то информацию, способную пролить новый свет на все дело. Они обступили его с вопросами и потом внимательно выслушали. Вудлей передал им, что узнал, умолчав, однако, о рассказчике, чтобы как-нибудь не скомпрометировать честного негра, который рисковал жизнью ради истины. Изложив все подробности, сообщенные ему охотником за енотами, он добавил, что последний передал ему и письмо, потерянное Диком Дарком.
- Вот это письмо, - сказал он, - и, конечно, оно, может быть, в состоянии осветить это дело, которое кажется мне и без того довольно ясным.
Дюжина голосов закричала:
- Нам не надо знать больше! Чарльз Кленси убит, а Дик Дарк его убийца.
Но не необходимость в уликах, а просто любопытство пересилило: прозвучали требования прочесть письмо, которое держал в своих руках Вудлей. Хотя содержание письма могло и не иметь отношения к делу, однако почему бы и не познакомиться с ним.
- Прочтите его, Генри Спенсер, вы человек ученый, - сказал Вудлей, подавая письмо школьному учителю колонии.
Спенсер взял письмо, подошел к навесу, куда принесли лампу, и, приблизясь к свету, прочел сперва адрес, написанный женской рукой "Чарльзу Кленси"…
- Чарльзу Кленси! - закричали двадцать голосов удивленно.
- И это письмо выронил Дик Дарк? - спросил кто-то.
- Да, - сказал Вудлей, к которому обращен был этот вопрос. - Терпение! Не перебивайте, господа.
Воцарилось молчание.
Но когда вместе с письмом была вынута фотография Елены Армстронг и - всеми узнана, послышались новые возгласы удивления.
Внизу портрета прочли надпись:
"Елена Армстронг - тому, кого она любит".
Письмо было адресовано Чарльзу Кленси, следовательно, ему также предназначалась и фотографическая карточка. Дело шло о любви между мисс Армстронг и умерщвленным молодым человеком. Для всех это было открытие, столь же удивительное, как и знаменательное.
- Продолжайте, Спенсер, прочтите письмо! - закричал нетерпеливый голос.
- Да, прочтите письмо, мы теперь напали на правильный след, - прибавил другой голос.
Школьный учитель развернул листок бумаги и прочел его содержание, известное уже нашим читателям.
- Это письмо найдено у Дика Дарка? - спросил кто-то из толпы, немедленно по прочтении и после признания всеми подписи.
- Он уронил его, - ответил Вудлей, - следовательно, можно сказать, что оно найдено у него.
- Вы уверены в этом, Саймон Вудлей?
- Нельзя быть уверенным в том, чего не видел. А я не видел этого собственными глазами, но имею самые твердые доказательства и готов предъявить их.
- Слушайте, господа, - воскликнул один из самых нетерпеливых, - я не говорю ни о молодой особе, которая писала это письмо, ни о том, к кому оно адресовано. Ни письмо, ни портрет не были необходимы для убеждения нас в том, что мы уже знаем, а именно, что Дарк убил Чарльза Кленси.
В толпе произошло движение.
Все собравшиеся разражались угрозами и осматривали свои ружья. Затем бросились к лошадям, привязанным вдоль ограды. Через десять минут все были на дороге к городу, где молодой Дарк сидел в тюрьме. Они составили отряд, если и неправильный по своему строю, то, по крайней мере, грозный по своему виду.
Если бы Ричард Дарк из глубины своей тюрьмы мог видеть этих всадников, их яростные жесты, и слышать их угрозы, то задрожал бы сильнее, чем в лихорадочном припадке.