Бойбабченко. Нет, не слышно: тихо шепчет, окаянная.
Кофейкина. Гогенштауфен – к стене! Повторяем! (Свистит.)
Дамкин.
… же-е
И то и се!
Ха-ха! Хо-хо!
Упырева. Ну, значит, они… дайте-ка ухо. (Шепчет.)
Кофейкина. Опять не слышно? Ну, тогда пущу медленно! Слушайте во все ваши уши! От этого, может, жизнь человеческая зависит. (Свистит.)
Упырева и Дамкин повторяют предыдущие реплики чрезвычайно медленно, как при ускоренной съемке в кино.
Дамкин.
… су-у-у-л-я-я-т
На-а-а-а-м-м ла-а-а-ски,
Су-у-лят нам также
И то и се-е-е…
Упырева. Ну-у, зна-а-а-а-чит-ит о-о-они… Да-а-ай-те-ка у-у-у-у-у-у-у-у-ух-х-о-о. (Шепчет.)
Бойбабченко. Нет, не слышно.
Кофейкина. Почему она шепчет, гадюка! Неужто догадывается? Продолжайте! (Свистит.)
Дамкин(на шепоте Упыревой). Да не может быть! Ну, я ему покажу. А она-то! Ах ты, детка! У меня есть такое свойство… Ах, ты, Гогенштауфен…
Упырева. Но будьте осторожны с ним!
Дамкин. Будьте покойнички! В этом кармане, но не в этом пиджаке. Так это, говорите, его прямо убьет?
Упырева. Расстроится, как зарезанный.
Дамкин. А наверху его проект, значит, того?
Упырева. Совер…
Свисток.
Кофейкина. Не бойся – врет.
Свисток.
Упырева. …шенно провалился…
Дамкин. Я всегда говорил… Значит, завтра ждать? Она напишет? Прекрасно! Бегу! Детка, знаете новость?
Кофейкина. Надоел! (Свистит.)
Действие на сцене начинает идти с необычайной быстротой, как в киноленте с вырезанными кусками.
Дамкин(скороговоркой). Потрясающая новость… Демисезонное пальто… Пальчики оближешь! Бегу! Стальные зубы! Есть хочу! Пока! Я… я… мне… меня… со мной… ко мне…
Жизнь – это бочка страданий,
С наслаждения ложечкой в ней!
Уносится прочь.
Упырева(скороговоркой). Так-так-так, все идет… Сейчас позову Марусю…
Кофейкина. Интересно… (Свистит.)
Упырева(обычным темпом). Сейчас позову Марусю, займемся объявлением. И все запутается, и все замечутся, как зарезанные, все расстроится. (Напевает, перебирая почту.) Там, где были огоньки, стынут, стынут угольки… (Внезапно оживляясь, вглядывается в штемпель). Какое красивое название города: Режицы. Ах, скоро ли в лабораторию… Вчера там был выходной день. (Страстно.) Я пить хочу!
Свист и шипенье, похожие на змеиные.
Я тебе покажу проект! Оживление! (Брезгливо плюет, вытирает губы.) Притихнешь. (Напевает.) Там, где были огоньки, стынут угольки… Маруся!
Входит Маруся.
Марусенька! Не в службу, а в дружбу. Машинистки разошлись, а надо, чтобы не забыть, написать объявление. Что вы улыбаетесь? Кому?
Маруся. Да так… Это я себе…
Упырева. Себе? Эх, Марусенька, ты ходишь сейчас вся, как фонарик. Изнутри светишься. Как я тебя понимаю!
Маруся. Понимаете?
Упырева. Как дочку. Да не опускай ты голову. Все хорошо. Не опускай, дурочка, головку. От мужчины скроешь, от женщины никогда. У вас с ним это… С Гогенштауфеном…
Маруся. Ну, зачем вы говорите!
Упырева. У вас с ним все хорошо. И ты еще привыкнуть не можешь. Все вспоминаешь. Все вспоминаешь.
Маруся. Ну, зачем вы…
Упырева. Любя… Глядя на тебя, свою молодость вспоминаю.
Маруся. Но ведь вы совсем молодая.
Упырева. Но не девочка, а ты еще девочка. (Целует ее и, отвернувшись, пихает.)
Маруся. Я не знала, что вы такая добрая. Даже неудобно, какая ласковая. Я не знала.
Упырева. Ну, знай теперь. И если что у тебя будет неладно, иди прямо ко мне. Вот. А теперь пиши, я тебе продиктую. Вот тебе бумага. Пиши прямо на всей стопе, так удобней. Пиши. Только распланируй слова так, чтобы машинистки поняли, как печатать. Наверху напиши… нет, не надо. И так понятно, что объявление. Ну, значит, что же… Пиши во весь формат: "Обязательно приходите все, все, все восьмого июня в парк на вечер цыган, в шесть часов вечера. Хор исполнит…"
Теперь пиши название вещи с одной стороны, и композитора – с другой. Налево, вот здесь, пиши: "Любви не прикажешь". Направо, вот здесь, – старинный романс.
Любовь победила – музыка Зинина.
Молчи со мною о письме – музыка Вавича.
Мне стыдно – музыка Дракули-Критикос.
Твоя навек – музыка Бравича.
Маруся – народная песня.
Вот и все, голубчик. И отдай это машинисткам завтра с утра. Летний развлекательный концерт! Бежишь?
Маруся. Да, бегу. А ты?
Упырева. К нему? Ну, беги, а я еще чуть поработаю. Иди, милая!
Маруся уходит.
Упырева. Прекрасно! Все готово! В трех экземплярах! Бумага-то промокает! Ну, теперь попляшут они! В сетях они! (Разглядывает письмо.)
Кофейкина. Чему она радуется? А ну, посмотрим это объявление. (Свистит.)
На сцене – объявление крупным планом:
"Обязательно приходите все, все, все
Восьмого июня, в парк, на вечер цыган.
В шесть часов вечера. Хор исполнит:
Любви не прикажешь – старинный романс.
Любовь победила – музыка Зинина.
Молчи со мною о письме – музыка Вавича.
Мне стыдно – музыка Дракули-Критикос.
Твоя навек – музыка Бравича.
Маруся – народная песня".
Кофейкина. Ничего не понимаю.
Упырева(за письмом). Это объявление все перекрутит.
Кофейкина. Каким образом?
Упырева. А за него я сама постараюсь. Ну, надо бежать. Завтра, в обеденный перерыв начнутся веселые танцы. Бегу!
Кофейкина. Катись! (Свистит.)
Сцена становится на место. Диаграммы повисают.
Гогенштауфен. Что это такое? Когда было вчера? Несколько часов прошло или сто лет? Что за страшная жизнь пошла! Что она шептала Дамкину? Почему она так обрадовалась дурацкому этому объявлению? Причем тут цыгане? Причем тут песни?
Кофейкина. Поймем. Все-таки мы напали на след. Где мой электрический пылесос?
Бойбабченко. Нашла время пыль сосать.
Кофейкина. Не для пыли ищу я пылесос.
Бойбабченко. А для чего?
Кофейкина. Сейчас поймешь. Все-таки она проговорилась! Завтра в обеденный перерыв окружим ее и будем следить, следить, следить – в шесть глаз!
Бойбабченко. Как же следить? Во-первых, она почует. Во-вторых, мне лично следить неудобно. Я же в штате не состою! Она меня порвет.
Кофейкина. А ты забыла, кто я? Над городом ветер, в городе тихо, под городом камни! Я в полной силе!
Распахиваются окна и дверь на балкон. За дверью ночной город.
Гогенштауфен. Как же мы будем следить?
Кофейкина. Было бы дело зимой – дала бы я вам шапки-невидимки. Но не зима теперь – лето: тепло, хорошо. И раздам я вам поэтому завтра кепки-невидимки. Потрачу капитальное чудо номер два. Где мой электрический пылесос?
Бойбабченко. Да зачем он тебе?
Кофейкина. К ней полечу. Моложе была – на метле летала, а теперь состарилась, отяжелела – летаю на электрическом пылесосе. Мне, старой, на нем покойнее. Все-таки электроэнергия. Спи, Гогенштауфен.
Гогенштауфен. А проект?
Кофейкина. Спи, машины-арифмометры за тебя поработают.
Гогенштауфен. Позволь, но ведь там надо знать!
Кофейкина. Я все знаю. Моя энергия в них будет работать. Это даже не чудо, а чистая наука. Правят кораблями с берега, а я с дороги буду править машинами. И все очень просто. Чистая наука.
Гогенштауфен. Позволь, но ты-то сама…
Кофейкина. Я все знаю. Забыл, кто я? Я молода была – называлась фея. Это я теперь Кофейкина. Все очень просто. Спи.
В окно влетает подушка. Нерешительно повисает в воздухе.
(Подушке). Да-да, правильно, сюда!
Подушка укладывается Гогенштауфену под голову.
Вот так. Отдыхай. (Арифмометру.) А ну, перемножь-ка мне, браток, две тысячи восемьсот на триста сорок восемь.
Арифмометр вертится сам собой. Кофейкина берет под мышку зонтик, пылесос. Идет на балкон, становится на перила, идет по воздуху.
Бойбабченко. Что же ты, матушка, пешком?
Кофейкина. А тут, между домами, много воздушных ям. Подымусь повыше, сяду и поеду себе. (Останавливается в воздухе, улыбаясь вглядывается в Гогенштауфена.)
Арифмометры вертятся сами собой. Поднимается звон. Музыка. Кариатиды спрыгивают со стен. Вместо ног у них орнаменты. Они прыгают на своих орнаментах, как мячи. Из ящиков письменного стола подымаются в большом количестве девушки. Вступают в танец. Бойбабченко с ними. Мебель тоже пляшет.
Гогенштауфен. Что это?
Кофейкина. А это сон. Ты видишь сон. Спи!
Завтра бой – свирепый и суровый.
Но я с тобой – и горе Упыревой!
Уходит по воздуху.
Занавес.
Действие второе
Картина первая
Комната перед кабинетом Упыревой.
Гогенштауфен. Маруся! Маруся! Маруся!
Маруся. Что?
Гогенштауфен. Мне очень много тебе надо было сказать, а как увидел – забыл. Я тебя так давно не видел. У тебя кофточка новая?
Маруся. Мы два дня не виделись. Это кофточка старенькая. Сейчас обеденный перерыв – давай пообедаем вместе.
Гогенштауфен. Нет, Марусенька, нельзя мне.
Маруся. Жалко… Знаешь, я к тебе очень привыкла. А ты что, работать будешь?
Гогенштауфен. Нет… То есть…
Маруся. Уходишь?
Гогенштауфен. Нет, но меня не будет…
Маруся. Совещание, что ли?
Гогенштауфен. Да… Вроде. Ты вчера приходила?
Маруся. Приходила.
Гогенштауфен. Случилось что?
Маруся. Нет… Скучно стало…
Гогенштауфен. А говорила – надо спешно передать?
Маруся. Это я со страху выдумала. Я хозяйки твоей боюсь.
Гогенштауфен. А ты ее не бойся.
Маруся. Она когда на меня смотрит, что-то шепчет. Не то молится, не то ругается.
Гогенштауфен. А-а, да. Это она насчет кухни боится. Переедешь – будешь готовить. Она боится.
Маруся. А ты уже сказал, что я переезжаю?
Гогенштауфен. Да… То есть нет еще… Я ей напишу. Она сама каждый день говорит… Но не в этом дело! Будь осторожнее, Маруся, будь осторожней!
Маруся. А что такое?
Гогенштауфен. Не могу объяснить – сложно. Ну, будут, например, меня ругать – не верь!
Маруся. Что ты! Кто тебя будет ругать? Все говорят: вот талантливый… Экономист – и вдруг талантливый… Тебя все любят!
Гогенштауфен. Никому не верь, ничему не верь.
Маруся. А тебе?
Гогенштауфен. Мне, конечно, верь.
Маруся. Я к тебе… приду сегодня?
Гогенштауфен. Да… А пока прощай. (Обнимает ее. Свисток. Гогенштауфен торопливо надевает кепку. Исчезает.)
Маруся. Что такое? Куда он исчез? Или это у меня опять голова закружилась?
Голос Гогенштауфена. Прощай, Маруся.
Маруся. Ты где – за дверью?
Голос. Да, вроде.
Маруся. А как ты исчез? Молчит. Конечно, он просто ушел. Всегда у меня от него так голова кружится, что прямо неудобно. Интересно – у всех это бывает или только у меня?
Сцена меняется. Кабинет Упыревой. Кончается обеденный перерыв. За столом пьют чай Юрий Дамкин, Журочкин, Арбенин, Брючкина. Упырева сидит в стороне. Возле нее Кофейкина, Бойбабченко, Гогенштауфен.
Журочкин. Страшно, товарищи, прямо страшно делается. Как можно бухгалтерии касаться? Бухгалтерии касаться нельзя. Это такая система, которая вечная. А Гогенштауфен подлец. Это – раз! Наглец – это два! Пройдоха – это три! (Говоря "раз", "два" и "три", отбрасывает эти цифры на счетах.) И в итоге получается черт знает что! Когда мне было лет восемнадцать (отбрасывает на счетах восемнадцать), я сам иногда ночью думал – а нельзя ли, например, отчет упростить? Нельзя, вижу! Нет! Зачем вертится Гогенштауфен в бухгалтерии? Что нюхает? Все трусость! Боится, что недостаточно старается. Вдруг не заметят. Хоть бы провалился он со своим проектом.
Бойбабченко шлепает его по лысине.
(Вскакивает). Какое странное явление! Что-то теплое стукнуло меня по голове! Вот… Довели… Стукать начало меня!
Арбенин. Нервы.
Журочкин. Конечно! Довели…
Кофейкина. Поаккуратнее надо. Они нас не видят и не слышат, но чувствуют, если коснешься… Чудо чистое, вполне научное.
Гогенштауфен. Ну, когда же, когда все это выяснится? Обеденный перерыв кончается.
Кофейкина. Смирно…
Брючкина(хохочет. Подходит к зеркалу, у которого стоит Бойбабченко. Поправляет волосы). Гогенштауфен такой чудак.
Бойбабченко. Чего она лупится на меня?
Кофейкина. Она сквозь тебя в зеркало глядит.
Брючкина. Ужасный чудак.
Бойбабченко. Ты хороша.
Брючкина. Недавно я иду, а он щурится на меня…
Бойбабченко. Ослепила, подумаешь!
Брючкина. В ваших, говорит, очах есть бесенок. Я так хохотала! Зачем это ему?
Бойбабченко. Точно, что незачем!
Арбенин(Упыревой). А скажите, атласная, это верно, что в сферах к его проекту отнеслись скептически?
Упырева. Не имею пока права сказать. Но…
Арбенин. Я это знал заранее. Все очень хорошо знал.
Упырева. Проект хороший.
Бойбабченко. Вот хитрая скважина!
Упырева. Гогенштауфен – человек талантливый.
Арбенин. Я так и знал, что все это скажете, шелковая. Знаю я таких. Очень хорошо знаю… Талантливый! Все люди одинаковы! Он такой же человек, как и все. Ловкач, пролаза, приспособленец, лентяй!
Упырева. Доброжелателен. Его любит периферия.
Журочкин. Доброжелателен! Это ломанье, и все! Как можно быть доброжелательным, когда приходит человек ко мне, чтоб я ему деньги выписал! Я как увижу такого из своей стеклянной клетки, так в момент зверею от страха. Все идет гладко – вдруг здравствуйте, ассигновка! Да мало ли что по смете! Убил бы!
Арбенин. Все эго я знаю, все понимаю… Побывал бы он в шкуре юрисконсульта среди людей без малейшего признака юридического мышления.
Брючкина. А в машинописном бюро красиво? То это экстренно, то это экстренно. А мне-то что? (Хохочет.) У нас на периферии есть один химик. Огромный-огромный – его путают на улице с Петром Великим.
Бойбабченко. Пугаются должно – памятник идет.
Брючкина. Он как приедет, сейчас скачет в машинописное бюро.
Бойбабченко. На лошади аль пешком?
Брючкина. Увидит меня и вздыхает. И щурится. Я всегда так хохочу. Зачем это ему нужно? Вот к нему я все-таки доброжелательна. (Хохочет.) Петр Великий! Ах-ах!
Упырева. Его проект может вызвать большое оживление.
Кофейкина. Подначивает, подначивает, натравливает!
Арбенин. Оставьте, фильдекосовая! Однако проект не одобрен? Периферию распускать надо, а?
Журочкин. На голову себе сажать?
Брючкина. Перед посетителями унижаться?
Арбенин. Я давно предлагаю завести пропуска.
Журочкин. Святые слова!
Брючкина. Лезут совершенно неинтересные люди.
Журочкин. Хотя бы один день никто не пришел, никто бы не мучил. К двум принес кассир из банка деньги, к шести обратно сдал бы ту же сумму, копеечка в копеечку. Ходили бы бумаги внутри аппарата! Работала бы машина для одной красоты. Ах… Простите, что мечтаю, но очень я изнервничался! Вчера, например, читал я книжку и расплакался. А книжка-то смешная. "Вий" Гоголя. Изнервничался. Стукает меня.
Дамкин хохочет.
Журочкин. Что это вы?
Дамкин. Ха-ха-ха! Наелся. А вы, детки? Детка Упырева? Детка Брючкина? (Хохочет.) Хорошо. Да, товарищи, слышали новость? Я себе зубы вставил. Стальные. Нержавеющей стали. Жарко! Люблю жару. Я люблю. Я… у меня… мне…
Входит Маруся Покровская.
Привет, детка… Ля-ля-ля-ля.
Журочкин. Привет, товарищ Покровская.
Арбенин. Что это вы будто не в себе?
Маруся. Вот утренняя почта, я разобрала. (Вдруг закрывается платком. Плачет.)
Гогенштауфен. Маруся!
Кофейкина. Вот оно! Началось!
Упырева. Что с вами?
Журочкин. Может, нервы? Может, вас это… стукнуло?
Брючкина. Кокетничает!