Так, например, в случае внешнего восприятия (цвет как момент ощущения (Empfindungsmoment Farbe), который представляет собой реальную (reell) составную часть конкретного видения (в феноменологическом смысле – визуально воспринимаемого явления (Wahrneh mungserscheinung))) [90] , есть точно так же "пережитое", или "осознанное, содержание" как в качестве характерного свойства акта восприятия (Wahrnehmen), так и в качестве полного воспринимаемого явления цветного предмета. Напротив, сам этот предмет, хотя он и воспринимается, не переживается, или не осознается; равным образом также не переживается, или не осознается, его воспринятая окраска. Если предмет не существует, если, следовательно, восприятие должно быть критически оценено как обман, галлюцинация, иллюзия и т. п., тогда не существует также и воспринятый, увиденный цвет – цвет предмета. Это различие между нормальным и аномальным, верным и обманчивым восприятием не касается внутреннего, чисто дескриптивного, или феноменологического, характера восприятия. Тогда как видимый цвет, – т. е. цвет, являющийся в визуальном восприятии вместе с являющимся предметом как его качество и положенный вместе с предметом как налично существующий, – если этот цвет вообще существует, то, конечно, существует не как переживание; между тем ему соответствует в определенном переживании, т. е. в воспринимаемом явлении, некоторая реальная (reell) составная часть. Этому цвету соответствует ощущение цвета, качественно определенный цветовой момент, который в восприятии или в одном принадлежащем собственно ему компоненте восприятия ("явлении окраски предмета") подвергается объективирующему "схватыванию". Нередко смешивают ощущение цвета и объективную окраску предмета. Именно в наши дни весьма распространено представление, согласно которому одно и другое, являясь тождественным, только рассматривается с различных "точек зрения" и "интересов"; рассматриваемое психологически, или субъективно, это называется ощущением, рассматриваемое физически, или объективно, называется качеством внешних вещей. Однако здесь достаточно указать на легко улавливаемое различие между красным цветом этого шара, который видится объективно как равномерный, и несомненными и даже необходимыми в самом восприятии оттенками субъективных ощущений цвета – различие, воспроизводящееся во всех видах предметных качеств и соответствующих им комплексах ощущений.
То, о чем мы говорили, касаясь единичных определений, переносится и на конкретные целостности. Феноменологически ложным является утверждение о том, что различие между осознанным в восприятии содержанием и в нем воспринятым (в акте восприятия подразумеваемым – wahrnehmungsmässig vermeinten) внешним предметом есть только различие способа рассмотрения, берущего одно и то же явление один раз в субъективной связи (в связи явлений, относящихся к Я), а другой раз – в объективной связи (в связи самих вещей). В этом утверждении нельзя достаточно четко уловить эквивокацию, которую оно допускает, когда явлением (Erscheinung) называется не только переживание, заключающее в себе явленность (Erscheinen) объекта (например, конкретное переживание, в котором присутствует сам подразумеваемый объект), но так же и являющийся объект как таковой Обман этой эквивокации исчезает, как только отдают себе феноменологический отчет в том, чту же из являющегося объекта как такового действительно можно было бы обнаружить в переживании явления. Явление вещи (переживание) не есть являющаяся вещь ("противостоящая" нам, как подразумевается, в живой самости). Мы переживаем явления как принадлежащие связям сознания, вещи же являются нам как принадлежащие феноменальному миру. Сами явления не являются, они переживаются.
Если мы самим себе являемся в качестве членов феноменального мира [91] , то физические или психические вещи (тела или персоны) являются нашему феноменальному Я в физическом или психическом отношении. Это отношение феноменального объекта (который любят называть также содержанием сознания) к феноменальному субъекту (Я как эмпирическая персона, как вещь) нужно, разумеется, отделять от отношения содержания сознания (в нашем смысле – переживания) к сознанию в смысле единства содержаний сознания (к феноменологическому составу (Bestand) эмпирического Я). В первом случае речь идет об отношении двух являющихся вещей, в последнем – об отношении единичных переживаний к комплексу переживаний. Также и наоборот, следует, естественно, отделять отношение являющейся персоны Я к внешне являющейся вещи – от отношения между явлением вещи как переживанием и являющейся вещью. Когда мы говорим об этом последнем отношении, тогда только становится ясным, что само переживание не есть то, что присутствует "в" нем интенционально; аналогично этому, например, предикаты явления не есть одновременно предикаты являющегося в нем. И опять, новое отношение есть отношение объективирующее, которое мы приписываем отношению переживаемого в явлении комплекса ощущений к являющемуся предмет у, а именно, когда мы говорим, что в акте явления переживается комплекс ощущений, однако при этом он определенным образом "схватывается", "постигается", и в этом феноменологическом характере оживляющего истолкования (beseelender Auffassung) ощущений заключается то, что мы называем явлением предмета. [92]
Подобные существенные различия, как мы их только что с необходимостью обнаружили относительно восприятия, чтобы различить, чту в нем является переживанием, т. е. из чего оно реально (reell) состоит, и то, что "есть в нем" в некотором несобственном ("интенциональном") смысле, нужно теперь сделать также относительно других "актов". Вскоре нам предстоит обсудить эти различия в более общем виде. Здесь же все дело лишь в том, чтобы заранее отвести в сторону определенные, ведущие к ошибочному направлению мысли, которые могли бы запутать простой смысл требующих разъяснения понятий.
§ 3. Феноменологическое и общераспространенное понятие переживания
С этой же целью мы еще указываем на то, что наше понятие переживания не совпадает с общераспространенным, причем здесь снова важно иметь в виду проведенное различие между реальным (reell) и интенциональным содержанием.
Если кто-то говорит, что он пережил войны 1866-1870 гг., тогда то, что в этом смысле означает "пережитое", есть комплекс внешних событий, и акт переживания (Erleben) состоит здесь из восприятий, оценок и прочих актов, в которых эти события превращаются в предметное явление и зачастую – в объекты определенного полагания (Setzung), отнесенного к эмпирическому Я. Переживающее сознание, взятое в феноменологическом смысле, которым мы руководствуемся, не имеет в себе, естественно, этих событий, так же как и причастных событиям вещей, в качестве своих "психических переживаний", в качестве своих реальных составных частей или содержаний. То, что оно находит в себе, то, что реально в нем наличествует, – это соответствующие акты восприятия, суждения и т. д. со своим изменяющимся материалом ощущений, со своим содержанием схватывания, со своими характерными особенностями полагания и т. д. И, таким образом, "акт переживания" означает здесь нечто совсем иное, чем там. Переживать внешние события означало: иметь определенные, направленные на эти события акты восприятия, акты знания (как бы его ни определять) и т. п. То, что мы их имеем, тотчас дает пример совершенно иного рода переживания – в (феноменологическом) [93] смысле. Оно означает не более чем то, что определенные содержания суть составные части в единстве сознания, (в феноменологически едином потоке сознания эмпирического Я) [94] . Последнее само есть реальное (reell) целое, которое реально (reell) составляется из многообразных частей, и каждая такая часть означает: "пережитое". В этом смысле то, чтó переживает Я, или сознание, есть именно его переживание. Между пережитым, или осознанным, содержанием и самим переживанием нет никакого различия. Схваченное в ощущении, например, есть не что иное, как ощущение. Если, однако, переживание "относится" к предмету, который нужно отличать от самого переживания, как, скажем, внешнее восприятие относится к воспринятому, как номинативное представление к предмету и т. п., – тогда этот предмет в установленном здесь смысле не пережит, не осознан, но именно воспринят, назван и т. д.
Это обстоятельство дает основания говорить здесь о содержании всецело в собственном смысле. Нормальный смысл слова содержание относителен, он указывает в общем на схватываемое единство, которое обладает своим содержанием в совокупности принадлежащих ему частей. То, что дает возможность схватить себя в некотором целом как часть, то, что поистине реально его конституирует, принадлежит содержанию целого. Когда о содержаниях говорят в общепринятом дескриптивно-психологическом смысле, то умалчиваемая точка соотнесенности [содержаний], т. е. соответствующее целое, есть реальное (reell) единство сознания. Его содержание есть общая совокупность наличных "переживаний", и под содержаниями во множественном числе понимают тогда сами эти переживания, т. е. все, что в качестве реальной части конституирует (соответствующий феноменологический поток сознания). [95]
§ 4. Отношение между переживающим сознанием и пережитым содержанием не является специфически феноменологическим видом отношения
Из вышесказанного ясно, что отношение, полагаемое как отношение [тех или иных] переживаний к одному переживающему сознанию (или переживающему "феноменологическому Я" [96] ) [97] , не устанавливает ничего специфически феноменологического. Я в смысле обыденной речи есть эмпирический предмет – собственное Я, так же как чужое и всякое Я, точно так же как любая физическая вещь, как дом или дерево и т. п. Научный подход может затем весьма сильно изменить понятие Я, но если он избегает фикций, тогда Я остается индивидуальным вещеобразным предметом, который, как и все такие предметы, не имеет феноменально никакого иного единства, чем то, какое придается ему посредством согласованных феноменальных свойств, единство, получающее основание в собственном содержательном составе этих свойств. Если мы отделяем Я как одушевленное тело (Ichleib) от эмпирического Я, если мы затем ограничиваем чисто психическое Я его феноменологическим содержанием, тогда оно редуцируется к единству сознания, следовательно, к реальному (real) комплексу переживаний, определенную часть которого мы (т. е. каждый для своего Я) с очевидностью обнаруживаем как присутствующую в нас, а остальную часть обоснованно предполагаем. Феноменологически редуцированное Я не есть, таким образом, нечто особенное, парящее над многообразными содержаниями, оно просто тождественно своему собственному единству связей. В природе содержаний и законах, которым они подчиняются, заложены определенные формы связей. Они протекают многообразными способами от содержания к содержанию, от комплекса содержаний к другому комплексу и в конце концов конституируется единое совокупное содержание, которое есть не что иное, как само редуцированное феноменологическое Я. Этим содержаниям, как и содержаниям вообще, присущи свои закономерно определенные способы сближения друг с другом, сплавления в более обширные единства, и, таким образом, их единством и тождественностью уже конституировано феноменологическое Я, или единство сознания, без того чтобы требовался помимо этого некий особый Я-принцип, который служил бы опорой всем содержаниям, еще раз их всех объединяя. И в том и в другом случае действие такого принципа было бы непонятным [98] ,. [99]
§ 5. Во-вторых: "внутреннее" сознание как внутреннее восприятие
В трех последних параграфах был установлен определенный смысл терминов "сознание", "переживание", "содержание", точнее, дескриптивно-психологический, а при феноменологическом "очищении" – чисто феноменологический смысл. Мы хотим далее придерживаться этого смысла, разве что будут определенно указаны другие понятия.
Второе понятие сознания обнаруживается тогда, когда говорят о внутреннем сознании. Речь идет о "внутреннем восприятии", которое должно сопровождать актуально данные переживания вообще или в определенном ряде случаев и должно быть отнесено к ним как к своим предметам. Очевидность, которую обычно приписывают внутреннему восприятию, указывает на то, что его принимают в качестве адекватного восприятия, которое не привносит в свои предметы ничего, что не было бы наглядно представлено и реально дано в самом переживании восприятия; и наоборот, которое именно так наглядно представляет и полагает предметы, как они фактически переживаются в восприятии и вместе с восприятием. (Любое восприятие характеризуется посредством интенции схватывать свой предмет как присутствующий в живой самости (in leibhafter Selbstheit). Этой интенции соответствует восприятие в своей исключительной полноте, оно адекватно, если предмет в нем самом действительно и в строгом смысле присутствует "как живой", как то, чтó он есть, схваченный целиком и, таким образом, реально (reell) содержащийся в самом восприятии. Итак, само собой разумеется, ведь это очевидно из чистой сущности восприятия, что адекватное восприятие может быть только "внутренним", что оно может быть нацелено только на одновременно с ним данные и вместе с ним принадлежащие одному сознанию переживания, причем это, строго говоря, имеет силу только для переживаний в чисто феноменологическом смысле. С другой стороны, ни в коем случае нельзя просто сказать противоположное на психологический манер – что всякое направленное на собственные переживания восприятие (которое естественно было бы обозначить как восприятие внутреннее) должно быть адекватным.) [100] При такой проявившейся двойственности выражения "внутреннее восприятие" было бы лучше провести терминологическое различие между внутренним восприятием (как восприятием собственных переживаний) и адекватным (очевидным) восприятием. Вместе с тем могла бы исчезнуть и гносеологически ложная и психологически обесцененная противоположность между внутренним и внешним восприятием. Она заменяется подлинной противоположностью между адекватным и неадекватным восприятием, коренящейся в чисто феноменологической сущности таких переживаний.
Близкая связь обоих обсуждавшихся понятий сознания обнаруживается у некоторых исследователей, например, у Брентано, потому, что они считали правомерным рассматривать сознание (или переживаемость (Erlebtsein)) содержаний в первом смысле одновременно и как сознание во втором смысле. В последнем смысле осознается или переживается то, что воспринимается внутренне (а для Брентано это всегда означало – адекватно). В первом же смысле считалось осознанным то, что представлено как переживание в единстве сознания вообще. Смешение, которое подталкивает здесь к трактовке сознания как некоторого вида знания, причем знания, основанного на созерцании, могло бы привести к концепции, обремененной весьма серьезными неудобствами. Я напомню о бесконечном регрессе, вытекающем из того обстоятельства, что внутреннее восприятие само вновь становится переживанием и, таким образом, требует нового восприятия, относительно которого повторяется то же самое и т. д. Брентано пытался снять этот регресс путем различения первичной и вторичной направленности восприятия. Так как мы стремимся здесь к чисто феноменологическим констатациям, мы должны отстраниться от теорий такого типа, пока (феноменологически) [101] не доказана необходимость допустить непрерывное действие внутреннего восприятия.
§ 6. Происхождение первого понятия сознания из второго