Она была высокой и худой, и ее лицо можно было назвать скорее запоминающимся, чем красивым. Твердое, умное лицо незаурядной женщины, которое, увидев раз, уже не забудешь; полные губы, глубоко посаженные глаза, презрительный взгляд. Ей было, пожалуй, около тридцати, точнее не скажешь - главным образом, потому, что кожа ее загорела на солнце, как у последней крестьянки. Знатные дамы делали все, чтобы их кожа была белой как мел и нежной как шелк, но эта женщина не старалась выглядеть ухоженной и нарядной. Охота была ее страстью, и когда она скакала за своими гончими, она и сидела верхом по-мужски, и одевалась по-мужски: бриджи, сапоги и шпоры. Этой ночью она выбрала форму французского гусара: облегающие лазурные бриджи, украшенные спереди по бедрам плетением из шнура на венгерский манер, доломан цвета сливы с синими манжетами и галунами из белого шелка и алый ментик, отороченный черным мехом. Ходили слухи, что донья Хуанита де Элиа коллекционирует полковые мундиры всех мужчин, с которым когда-либо спала, и что ее платяной шкаф размером со средней величины комнату. В глазах майора Дюко донья Хуанита де Элиа была всего лишь оригинальной шлюхой, солдатской подстилкой, а в сфере тайной войны, которой принадлежал Дюко, оригинальность была смертельно опасной, сама же Хуанита считала себя авантюристкой и afrancesada, а любой испанец, согласный примкнуть к Франции в этой войне, был полезен Пьеру Дюко. И, неохотно признавал он, эта любящая войну авантюристка готова на величайший риск ради Франции, поэтому Дюко должен относиться к ней с уважением, какого он обычно не испытывал к женщинам.
- Расскажите мне об El Lobo, - потребовала донья Хуанита.
- Он - бригадир драгун, - начал Дюко, - который в начале армейской карьеры был конюхом в кавалерии. Он храбр, он требователен, он добивается успеха и, прежде всего - он безжалостен. - В целом Дюко мало уделял внимания солдатам, которых считал романтичными дураками, обожающими красивые позы и жесты, но Лупа он ценил. Луп была целеустремлен, жесток и напрочь лишен иллюзий - этими же качествами отличался и сам Дюко, и Дюко нравилось думать, что если бы он был настоящим солдатом, он походил бы на Лупа. Очевидно, что Луп, как и Хуанита де Элиа, отличался определенной оригинальностью, но Дюко прощал бригадиру претенциозные украшения из волчьего меха - просто потому, что он был лучшим солдатом, какого Дюко обнаружил в Испании, и майор полагал, что Луп должна быть подобающим образом вознагражден. - Луп однажды будет маршалом Франции, - сказал Дюко, - и чем скорее, тем лучше.
- Но не будет, если маршал Массена не захочет этого?
Дюко хмыкнул. Он собирал сплетни усерднее, чем кто-либо иной, но не любил подтверждать их, однако неприязнь Массена к Лупу была настолько известна в армии, что у Дюко не было надобности это скрывать.
- Солдаты как олени-самцы, мадам, - сказал Дюко. - Они дерутся, чтобы доказать, что они самые лучшие в своем стаде, и они ненавидят самых жестоких соперников куда больше, чем тех, кто не бросает им вызов. Таким образом, я готов утверждать, мадам, что неприязнь маршала к бригадиру Лупу - лучшее доказательство выдающихся способностей Лупа.
И еще, полагал Дюко, типичное проявление пристрастия к живописным позам. Неудивительно, что война в Испании тянется так долго и сопряжена с такими трудностями, если маршал Франции тратит впустую свой воинственный пыл на лучшего бригадира в армии.
Он обернулся к окну, услышав звук копыт, отдающийся эхом во входном туннеле крепости. Дюко услышал, как был назван пароль, затем визг петель открывающихся ворот, и секунду спустя он увидел, что группа серых всадников появилась в тускло освещенном сводчатом проходе.
Донья Хуанита де Элиа подошла и встала рядом с Дюко. Она стояла так близко, что он чувствовал запах духов, исходящий от ее безвкусной формы.
- Который из них? - спросила она.
- Тот, что впереди.
- Хорошо держится в седле, - сказала Хуанита де Элиа со сдержанным уважением.
- Прирожденный наездник, - сказал Дюко. - Не позер. Он не учит свою лошадь танцевать, он заставляет ее драться.
Он отошел от женщины. Он не любил запах духов так же, как не любил самоуверенных шлюх.
Двое ждали в неловком молчании. Хуанита де Элиа уже давно догадалась, что ее оружие не действует на Дюко. Она полагала, что он не любит женщин, но правда была в том, что Пьер Дюко просто забывал о них. Время от времени он посещал солдатский бордель, но только после того, как врач назовет ему имя здоровой девушки. Большую часть времени он обходился без подобных развлечений, предпочитая монашеское служение делу Императора. И теперь он сидел за своим столом и листал бумаги, делая вид, что не замечает присутствия женщины. Где-то в городе церковные часы пробили девять, затем голос сержанта эхом отразился от стен внутреннего дворика, и взвод солдат промаршировал к крепостным валам. Дождь лил беспрестанно. И вот наконец застучали сапоги, зазвенели шпоры на лестнице, ведущей к апартаментам Дюко, и донья Хуанита оглянулась в ожидании.
Бригадир Луп не потрудился постучать в дверь Дюко. Он ворвался, кипя от гнева.
- Я потерял двух человек! Пропади оно пропадом! Двух отличных солдат! Убиты стрелками, Дюко, британскими стрелками. Казнены! Их поставили к стенке и расстреляли как бандитов! - Он подошел к столу Дюко и налил себе бренди. - Я хочу назначить цену за голову их капитана, Дюко. Я хочу сварить яйца этого типа.
Он внезапно остановился, заметив экзотического вида женщину в мундире, стоящую около огня. Поначалу Луп решил, что фигура в кавалерийском мундире - чересчур женоподобный молодой человек, один из разряженных парижан, что тратят больше денег на портного, чем на лошадей и оружие, но потом увидел, что парижский денди - на самом деле женщина, и что ниспадающий каскадом черный плюмаж - ее волосы, а не украшение шлема. - Это что - ваша, Дюко? - злобно спросил Луп.
- Месье, - официальным тоном сказал Дюко, - разрешите представить: донья Хуанита де Элиа. Мадам? Это - бригадный генерал Ги Луп.
Бригадир Луп уставился на женщину у огня, и то, что он увидел, ему понравилось, и донья Хуанита де Элиа ответила бригадному генералу взглядом, и то, что она увидела, ей также понравилось. Она увидела не очень высокого, одноглазого человека с грубым, иссеченным непогодой лицом, у него были седеющие волосы и короткая борода, а серый, отороченный мехом мундир сидел на нем как костюм палача. От меха, усыпанного блестящими каплями дождевой воды, пахло звериной шкурой и смесью крепких ароматов седельной кожи, табака, пушечного масла, пороха и конского пота.
- Бригадир, - сказала она вежливо.
- Мадам, - ответил Луп, затем нахально осмотрел с ног до головы все ее тело в облегающей форме, - или я должен говорить "полковник"?
- По крайней мере бригадир, - ответила Хуанита, - если не маршал.
- Двух человек? - прервал Дюко начавшийся флирт. - Как вы потеряли двух человек?
Луп поведал им историю этого дня. Рассказывая, он расхаживал по комнате и грыз яблоко, взятое со стола Дюко. Он рассказал, как взял небольшой отряд в горы, чтобы найти там беглецов из деревни Фуэнтес-де-Оньоро, и как, свершив возмездие над испанцами, был удивлен появлением зеленых курток.
- Ими командовал капитан по имени Шарп, - сказал он.
- Шарп, - повторил Дюко, затем пролистал огромную бухгалтерскую книгу, в которую заносил каждую крупицу информации о врагах Императора. Это была работа Дюко - знать все о противнике и рекомендовать, как его можно уничтожить, и его информация была столь же всеобъемлюща, как его власть. - Шарп, - повторил он, найдя то, что искал. - Стрелок, вы говорите? Я подозреваю, что это может быть тот же самый Шарп, который захватил Орла при Талавере. С ним были только зеленые куртки? Или у него были и красные мундиры?
- У него были красные мундиры.
- Тогда это - тот самый человек. По причине, которую мы никак не можем установить, он служит в красномундирном батальоне. - Дюко добавил новую запись в книгу, которая содержала подобные записи о более чем пятистах офицерах противника. Некоторые из записей были перечеркнуты черной чертой, обозначающей, что эти люди мертвы, и Дюко иногда представлял себе тот великолепный день, когда все герои противника - британцы, португальцы и испанцы - будут перечеркнуты неудержимой французской армией. - Капитан Шарп, - отметил Дюко, - довольно известный человек в войсках Веллингтона. Он произведен в офицеры из рядовых, бригадир, - редкий случай в Великобритании.
- Меня не волнует, произведен ли он из лакеев или нет, Дюко, я хочу его скальп и его яйца!
Дюко неодобрительно относился к личной мести, боясь, что она может помешать исполнению служебных обязанностей. Он закрыл бухгалтерскую книгу.
- Разве не лучше будет, - предложил он холодно, - если вы позволите мне подать формальную жалобу о казни? Веллингтон едва ли ее одобрит.
- Нет, - сказал Луп. - Я не нуждаюсь в адвокатах, чтобы отомстить за себя. - Гнев Лупа был вызван не смертью его солдат, поскольку смерть - это риск, который всякий солдат должен допускать, а скорее тем, как они умерли. Солдат должен умирать в бою или в собственной постели, но не у стенки как уголовный преступник. Луп был также задет тем, что другой солдат одержал над ним верх. - Но если я не смогу убить его за следующие несколько недель, Дюко, вы можете написать свое проклятое письмо. - Разрешение было дано неохотно. - Солдат убивать труднее, чем гражданских, - продолжал Луп, - и мы боролись с гражданскими слишком долго. Теперь моя бригада должна узнать, как правильно убивать врага, тоже одетого в форму.
- Я думал, что большинство французских солдат сражается скорее с другими солдатами, чем с guerrilleros, - сказала донья.
Луп кивнул.
- Большинство да, но не мои, мадам. Мы специализируемся на борьбе с партизанами.
- Расскажите мне как, - попросила она.
Луп поглядел на Дюко, как будто спрашивая разрешения, и Дюко кивал. Дюко раздражало взаимное влечение, которое он ощущал между этими двумя. Это было влечение, столь же примитивное, как кошачья похоть, похоть настолько ощутимая, что Дюко чуть ли не морщил нос от ее зловония. Оставьте этих двоих наедине на полминуты, и их мундиры будут валяться на полу в общей куче. Его оскорбляло не столько их влечение, сколько то, что это отвлекало их от надлежащего исполнения дела.
- Рассказывайте, - предложил он Лупу.
Луп пожал плечами, как если бы в том, чем он занимается, не было никакого особенного секрета.
- У меня самые хорошо обученные солдаты в армии. Лучше, чем императорская гвардия. Они хорошо сражаются, хорошо убивают, и им хорошо платят. Я держу их отдельно. Они не расквартированы с другими войсками, они не смешиваются с другими войсками, и поэтому никто не знает, куда они идут и что будут делать. Если вы пошлете шестьсот человек отсюда в Мадрид, я гарантирую вам, что каждый guerrillero отсюда до Севильи будет знать об этом прежде, чем они выйдут. Но не с моими людьми. Мы не говорим никому, что мы делаем или куда идем, мы просто идем туда и делаем то, что хотим. И мы везде находим свое собственное место, чтобы жить. Я освобождаю деревню от жителей и делаю ее своим опорным пунктом, но мы не остаемся там. Мы идем дальше, мы спим, где придется, и если guerrilleros нападают на нас, они умирают, и не только они, но и их матери, их дети, их священники и их внуки умирают с ними. Мы наводим ужас на них, мадам, так же, как они пытаются навести ужас на нас, и сейчас наша волчья стая наводит ужас почище чем партизаны.
- Хорошо, - сказала Хуанита просто.
- Область, где патрулирует бригадир Луп, на удивление очищена от партизан, - великодушно признал Дюко.
- Но не полностью очищена, - добавил мрачно Луп. - El Castrador пока жив, но я еще использую его собственный нож против него. Возможно, прибытие британцев воодушевит его и он покажет нам свое лицо снова.
- Именно ради этого мы здесь собрались, - сказал Дюко, беря руководство на себя. - Наша работа состоит в том, чтобы удостовериться, что британцы не остаются здесь, но собираются и пакуют свои вещи. - И затем глубоким, почти гипнотизирующим, голосом он описал боевую обстановку так, как он представлял ее. Бригадный генерал Луп, который провел весь прошлый год в борьбе за то, чтобы сделать дороги через пограничные холмы свободными от партизан и таким образом снизить ущерб, наносимый армии маршала Массена в Португалии, слушал увлечено, поскольку Дюко рассказывал реальную историю а не патриотическую ложь, которой торговали вразнос в колонках "Монитора". - Веллингтон умен, - признал Дюко. - Он не блистает, но он умен, и мы недооценили его.
Существование линий Торрес Ведрас было неизвестно французам, пока они не подошли к ним на расстояние пушечного выстрела, и там они и стояли, голодные и холодные более чем когда-либо, в течение долгой зимы. Теперь армия вернулась к испанской границе и ждала наступления Веллингтона.
Это наступление будет тяжелым и кровавым из-за двух массивных крепостей, которые перекрывали единственные проходимые дороги через пограничные горы. Сьюдад Родриго был северной крепостью и Бадахос - южной. Бадахос был в руках испанцев еще месяц назад, и саперы Массена отчаялись когда-либо пробиться сквозь его толстые стены, но Дюко дал огромную взятку, и испанский командующий отдал ключи от крепости. Теперь оба ключа к Испании, Бадахос и Сьюдад Родриго, крепко держала рука Императора.
Но была еще третья крепость на границе, тоже в руках французов. Алмейда была в Португалии, и хотя она не была столь важна, как Сьюдад Родриго или Бадахос, и хотя ее огромный замок был разрушен вместе с собором в результате страшного взрыва пороха в прошлом году, толстые звездообразные стены города и его сильный французский гарнизон все еще создавали огромное препятствие. Любая британская армия, осаждающая Сьюдад Родриго, должна будет выделить несколько тысяч человек, чтобы предотвратить угрозу нападения гарнизона Алмейды с целью перерезать пути снабжения, и Дюко считал, что Веллингтон не потерпит такую угрозу в тылу своей армии.
- Первейшей задачей Веллингтона будет захватить Алмейду, - сказал Дюко, - и маршал Массена приложит все усилия, чтобы уменьшить риск британской осады. Другими словами, бригадир, - Дюко обращался скорее к Лупу, чем к донье Хуаните, - будет битва при Алмейде. Немногое бесспорно на войне, но я думаю, что мы можем считать это бесспорным.
Луп посмотрел на карту и кивнул, соглашаясь.
- Если маршал Массена не отзовет гарнизон, - сказал он презрительно, как если бы предполагал, что Массена, его противник, способен на любую глупость.
- Он не отзовет, - возразил Дюко с уверенностью человека, обладающего властью диктовать стратегию маршалам Франции. - И причина того, что он не сделает этого, здесь, - показал Дюко на карте. - Смотрите, - сказал он, и Луп послушно склонился над картой. Крепость Алмейда была изображена в виде звезды, напоминающей об очертаниях ее укреплений. Вокруг крепости были обозначены холмы, но позади них, между Алмейдой и остальной частью Португалии текла глубокая река. Коа. - Река течет сквозь ущелье, бригадир, - пояснил Дюко, - и единственный мост пересекает ее у Гастелло Бом.
- Я знаю это прекрасно.
- Так вот, если мы победим генерала Веллингтона на этой стороне реки, - показал Дюко, - тогда его бегущая армия будут вынуждены отступать через единственный мост - всего трех метров шириной. Именно поэтому мы держим гарнизон в Алмейде - потому что его присутствие вынудит лорда Веллингтон сражаться на этом берегу Кoa, и если он будет сражаться, мы уничтожим его. И как только британцы уйдут, бригадир, мы будем использовать вашу тактику наведения ужаса, чтобы покончить со всем сопротивлением в Португалии и Испании.
Луп выпрямился. Он был впечатлен анализом Дюко, но и сомневался в нем. Ему было нужно время, чтобы сформулировать свои возражения, и он выдержал паузу, раскуривая длинную, темную сигару. Он выпустил струю дыма, затем решил, что нет никакого вежливого способа высказать свои сомнения, а потому решил идти напролом.
- Я не сражался с британцами на поле боя, майор, но я слышал, что они - упорны как черти в обороне. - Луп смотрел на карту. - Я знаю эти места хорошо. Тут сплошные холмы и долины рек. Дайте Веллингтону холм, и вы можете умереть от старости, прежде чем собьете с него этого педераста. Так я слышал, по крайней мере. - Луп пожал плечами, как бы сомневаясь в собственном высказывании.
Дюко улыбнулся:
- Предположим, бригадир, что армия Веллингтона загниет изнутри?
Луп обдумал вопрос и кивнул.
- Тогда он сломается.
- Отлично! Потому что это именно то, ради чего я хотел, чтобы вы встретили донью Хуаниту, - сказал Дюко, и леди улыбнулась драгуну. - Донья Хуанита пересечет линию и будет жить в стане нашего противника. Время от времени, бригадир, она будет приезжать к вам за тем, чем я буду ее снабжать. Я хочу, чтобы вы поняли, что обеспечить это снабжение - ваша самая главная обязанность.
- Снабжение? - спросил Луп. - Вы подразумеваете пушки? Боеприпасы?
Донья Хуанита ответила за Дюко:
- Ничего, бригадир, что нельзя перевезти в корзинах вьючной лошади.
Луп посмотрел на Дюко:
- Вы думаете, что это легко - проехать от одной армии к другой? Черт, Дюко, у британцев есть кавалерийские заслоны, есть партизаны и наши собственные пикеты, и Бог знает сколько других британских часовых. Это не походит на прогулку в Булонском лесу.
Дюко выглядел беззаботным:
- Донья Хуанита сделает собственные приготовления, и я полагаюсь на нее. То, что вы должны сделать, бригадир, это ознакомить леди с вашим логовищем. Она должна знать, где найти вас и как. Вы можете устроить это?
Луп кивнул и посмотрел на женщину.
- Вы можете отправиться со мной завтра?
- Хоть на весь день, бригадир.
- Тогда мы едем завтра, - сказал Луп, - и, возможно, послезавтра тоже?
- Возможно, генерал, все возможно…
Дюко снова прервал их флирт. Было уже поздно, его ждал ужин, и у него еще оставалась бумажная работа на несколько часов, которую необходимо закончить.
- Ваши люди, - сказал он Лупу, - теперь находятся на линии пикетов армии. Поэтому я хочу, чтобы вы были проследили за прибытием новой части британской армии.
Луп, подозревая, что новое задание не стоит выеденного яйца, нахмурился:
- Мы всегда следим за такими вещами, майор. Мы - солдаты, помните?
- Особенно внимательно следите, бригадир. - Дюко был нечувствителен к выпадам Лупа. - Испанская часть, Real Compania Irlandesa, как ожидают, скоро присоединится к британцам, и я хочу знать, когда они прибывают и где они размещены. Это важно, бригадир.
Луп поглядел на Хуаниту, подозревая, что Real Compania Irlandesa была так или иначе связана с ее миссией, но ее лицо ничего не выражало. Неважно, решил Луп, женщина скажет ему все, прежде чем пройдут следующие две ночи. Он обернулся к Дюко.
- Если собака пернет в британском расположении, майор, вы будете знать об этом.
- Хорошо! - сказал Дюко, заканчивая беседу. - Не буду задерживать вас, бригадир. Я уверен, что у вас есть планы на вечер.
Луп, готовый откланяться, взял свой шлем с влажным серым плюмажем.
- Dona, - спросил он, - прежде чем открыть дверь на лестницу, - так ведь называют замужнюю женщину?
- Мой муж, генерал, похоронен в Южной Америке. - Хуанита пожала плечами. - Желтая лихорадка, увы.