в хату не пускают,
и чужие прогоняют.
Не найдется злому
на всей земле бесконечной
ни ласки, ни дома.
Тяжело мне, только вспомню
печальные были
дедов наших. Что мне сделать,
чтоб о них забыл я?
Я бы отдал за забвенье
жизни половину.
Такова-то наша слава,
слава Украины.
И вы также прочитайте,
чтоб неспящим снились
все неправды, чтоб могилы -
курганы раскрылись
перед вашими глазами,
чтоб вы расспросили
мучеников: где, какого
и за что убили?
Обнимите ж меньших братьев,
как братья родные, -
мать пусть ваша улыбнется
за века впервые!
Всех детей своих обнимет
твердыми руками
и деточек поцелует
вольными устами,
и забудется позора
давняя година,
оживет иная слава,
слава Украины,
и свет ясный невечерний
тихо засияет...
Обнимитесь, братья мои,
прошу, умоляю!
Холодный Яр
Каждому свои напасти,
да и мне нет счастья,
хоть не свои, а пришлые,
но все же напасти.
К чему, скажем, вспоминать бы,
что давно минуло,
будить старое, былое!
Ладно, что заснуло,
взять хоть этот Яр; ведь ныне
к дикому оврагу
даже тропки не осталось;
кажется, и шагу
там никто вовек не делал,
а вспомнишь - путь старый
от монастыря Матрены
до страшного Яра.
В Яру этом гайдамаки
лагерем стояли,
самопалы проверяли,
копья заостряли.
Шли туда по всем дорогам,
будто с креста сняты,
отец с сыном и брат с братом
для страшной расплаты.
Чтобы сгинул лях жестокий
от того удара.
Где же ты, идущий к Яру
путь широкий, старый?
Сам зарос ты лесом темным
или засадили
палачи другие, чтобы
люди не ходили
за советом, что им делать
с добрыми панами,
людоедами - со злыми
новыми врагами?
Вам не скрыть пути!
Над Яром Зализняк витает
и на Умань взор бросает,
Гонту поджидает.
Вы не прячьте, не топчите
святого закона,
не зовите преподобным
лютого Нерона.
Вы святой войны царевой
не кичитесь славой.
Ведь вы сами не знаете
царских дел кровавых.
А кричите, что кладете
и душу и шкуру
за отечество!.. Ей-Богу,
овечья натура;
дурень шею подставляет,
сам за что не зная,
да еще бесчестит Гонту -
вот ведь мразь какая!
"Гайдамаки - не воины,
разбойники, воры,
пятно в нашей истории..."
Врете, людоморы!
За святую правду-волю
разбойник не встанет,
не раскует народ темный,
что вами обманут
и закован; не зарежет
лукавого сына;
не отдаст живое сердце
он за Украину!
Нет! Вы сами разбойники,
хищные вороны!
По какому праведному,
святому закону
и народом замученным,
и землей, всем данной,
торгуете? Берегитесь:
грянет долгожданный
Грозный суд!.. Детей дурачьте,
темный люд убогий,
самим себе, чужим лгите,
но не лгите Богу.
Знайте: в светлый день над вами
разразится кара,
снова запылает пламя
Холодного Яра.
Псалмы Давида
1
Не явится муж блаженный
в совет нечестивых
и не встанет на путь злого,
с ним не вспашет нивы.
По закону господнему
его дух и воля
мужаются, и станет он -
как на добром поле
над водою окрепшее
древо зеленеет,
все в плодах. Вот так и муж тот
в добром своем зреет.
От лукавых, нечестивых
и след исчезает,
как от пепла, что по свету
ветер развевает.
И не встанут с праведными
злые из могилы.
Дела добрых возродятся,
дела злых погибнут.
12
Ты ли меня, Боже милый,
навек забываешь?
От меня свой взор отводишь,
меня покидаешь?
Доколь буду мучить душу,
в тоске изнывая?
Доколь будет враг мой лютый,
на меня взирая,
усмехаться?... Спаси душу
и сердце живое,
да не скажет хитрый недруг:
"Одолел его я".
И все злые посмеются,
коль упаду в руки,
в руки вражьи. Спаси меня
от смертельной муки,
спаси меня, помолюся
и воспою снова
твои блага чистым сердцем,
псалмом тихим, новым.
43
Про твою, всесильный Боже,
мы слышали славу,
нам рассказывают деды
о грозном, кровавом
давнем веке, как своею
твердою рукою
развязал ты наши руки
и покрыл землею
трупы ворогов. И силу
твою восхвалили
твои люди, и в покое,
в достатке зажили,
славя Господа!.. А ныне
покрыл еси снова
Ты людей своих позором, -
и наш недруг новый
на заклание нас гонит,
как овец!.. Без платы
и без цены ты нас отдал
недругам проклятым;
покинул нас на смех людям,
в насмешку соседям,
покинул нас, яко в притчу
неразумным людям.
И кивают, усмехаясь,
на нас головами,
и каждый день перед нами -
стыд наш перед нами.
Обмануты, замучены,
в путах умираем.
Не молимся чужим богам,
а к тебе взываем:
"Отведи от нас, спаситель,
вражью руку злую!
Силу первую разбил ты,
разбей и вторую,
что еще страшней!.. Встань, Боже,
спать тебе доколе,
от слез наших отрекаться,
забывать о горе!
Смирилася душа наша,
жить тяжко в оковах!
Помоги восстать нам, Боже,
на деспота снова.
52
Речь свою ведет безумный,
Бога отрицая,
в беззаконье он скудеет,
благости не зная.
А Бог смотрит: есть ли еще
взыскующий Бога?
Нет творящего святое,
нет сердца святого!
Когда они, покрытые
грехами, прозреют?
Едят людей вместо хлеба,
веры не имеют.
Там боятся, пугаются,
где бед и не будет.
Так самих себя боятся
лукавые люди.
Кто ж пошлет нам спасение,
вернет правду-долю?
Бог когда-нибудь поможет,
разобьет неволю.
Восхвалим же тебя, Боже,
дыханием всяким;
Возрадуется Израиль
и святой Иаков.
53
Боже, спаси, суди меня
ты по своей воле.
Молюсь, Господи, внуши им
уст моих глаголы.
Топчет душу мою сила
черная, чужая,
не зрит Бога над собою,
что творит - не знает.
А Господь мне помогает
и обороняет,
людям злым взамен неправды
правду возвращает.
Помолюсь тебе я, Боже,
сердцем одиноким
и взгляну на силу злую
незлым моим оком.
81
Меж царями-судиями
на вече великом,
стал судьей земным владыкам
небесный владыка:
"Доколь вам грабить и лукавить
доколе кровь вам проливать
людей убогих? А богатым
судом неправым помогать?
Вдове убогой помогите
и прогоните темноту
от сирых, тихих; сироту
не осудите, защитите
от злобы жадных!" Не хотят
прозреть, развеять тьму неволи
и всуе Господа глаголы,
и всуе плачет вся земля.
Цари, рабы - все равные
сыны перед Богом;
вы умрете, князь умрет ваш
и ваш раб убогий.
Встань же, Боже, суди землю
и судей лукавых.
На всем свете твоя правда,
и воля, и слава.
93
Господь Бог лихих карает -
душа моя знает.
Встань же, Боже, твою славу
гордый оскверняет.
Вознесись же над землею
высоко, высоко,
закрой славою своею
незрячее око.
Доколь злобой сонм лукавых,
Господи, доколе -
будет хвастать? Твои люди
во тьме и неволе
закованы... Добро твое
в крови потопили,
зарезали прохожего,
вдову задушили
и сказали: "Не зрит Господь,
ниже сие знает".
Вразумитесь, немудрые:
кто мир озирает,
тот и сердце ваше знает,
и род ваш лукавый.
Дивитесь делам его,
его вечной славе.
Благо тому, кого Господь
карает меж нами,
не пускает, пока злому
выроется яма.
Господь своих людей любит,
любит, не оставит,
ждет, пока святая правда
перед ними встанет.
Кто б меня от злых, лукавых
спас, обороняя?
Если бы не Божья помощь,
то душа б живая
во тьме ада потонула,
проклятая светом.
Ты мне, Боже, помогаешь
жить на свете этом.
Ты радуешь мою душу
и сердце врачуешь;
и пребудет твоя воля
и труд твой не всуе.
Свяжут праведную душу
и добро осудят.
А мне Господь убежищем,
заступник он будет,
И воздаст им за дела их,
на них громом грянет,
их погубит, и их слава
их позором станет.
132
Есть ли что лучше, краше в мире,
чем вместе трудиться,
с братом добрым добро править
и добром делиться?
Словно миро, что пахучей,
чистою росою
на бороду Аарона
стекает порою;
иль на ризы драгоценной
шитые узоры;
или росы ермонские,
нам радуя взоры,
ниспадают на святые
Сионские горы,
творя добро разным тварям,
и земле, и людям, -
так и братьев своих добрых
Господь не забудет,
воцарится в доме тихом,
в семье дружной, светлой,
и пошлет им счастье-долю
на многие лета.
136
На потоках Вавилонских,
под вербами в поле,
сидели мы плакали
в далекой неволе,
и на вербы повесили
органы глухие,
и, смеясь, нам говорили
едомляне злые:
"Спойте песню вашу, может,
мы тоже заплачем,
или же вы нашу спойте,
невольники наши".
Какую же будем петь мы?
Здесь, на чужом поле,
не поется веселая
в далекой неволе.
Если я забуду стогны
Иерусалима,
забвен буду, покинутый,
рабом на чужбине.
И язык мой онемеет,
высохнет, лукавый,
если помянуть забуду
тебя, наша слава!
И Господь наш вас помянет,
едомские дети,
как кричали вы: "Громите!
Жгите! В прах развейте!
Сион святой!" Вавилона
смрадная блудница!
Тот блаженен, кто заплатит
за твою темницу!
Блажен, блажен! Тебя, злую,
в радости застанет
и ударит детей твоих
о холодный камень!
149
Псалом новый Господу мы
и новую славу
воспоем честным собором,
сердцем нелукавым;
во псалтыри и тимпаны
грянем, воспевая,
как карает Бог неправых,
правым помогая.
Преподобные во славе
и на тихих ложах
радуются, славословят,
хвалят имя Божье.
И мечи, мечи святые
им вложены в руки
для отмщения неверным
и людям в науку.
Закуют царей кровавых
в железные путы,
им, прославленным, цепями
крепко руки скрутят.
И осудят губителей
судом своим правым,
и навеки встанет слава,
преподобным слава.
Лилея
"За что меня, как росла я,
люди не любили?
За что меня, как выросла,
бедную, убили?
За что они теперь меня
в дворцах привечают,
царевною называют,
очей не спускают
с красоты моей? Дивятся,
меня ублажают!
Брат мой, цвет мой королевский,
ответь, умоляю!"
"Я, сестра моя, не знаю", -
и, сестру жалея,
королевский цвет склонился;
наклонился, рдея,
он к белому, поникшему
личику лилеи.
И заплакала Лилея
росою-слезою...
Заплакала и сказала:
"Братец мой! С тобою
мы давно друг друга любим,
а не рассказала,
как была я человеком,
сколько я страдала...
Мать моя... о чем она,
о чем так скорбела,
на меня, на свою дочку,
смотрела, смотрела
и плакала... Я не знаю,
мой любимый братец,
кто принес ей столько горя?
Я была дитятей,
я играла, забавлялась,
а она все вяла;
да нашего злого пана
кляла-проклинала.
И умерла... А меня пан
воспитал, проклятый.
Я росла и подрастала
в хоромах, в палатах
и не знала, что я дочка,
дочь его родная.
Пан уехал в край далекий,
меня покидая.
И прокляли его люди,
хоромы спалили...
А меня, за что - не знаю,
убить не убили,
только длинные мне косы
остригли, накрыли
меня, стриженую, тряпкой, -
еще и смеялись;
а евреи и те даже
на меня плевали.
Так-то вот на свете, брат мой,
со мной поступали.
Молодого, короткого
мне дожить не дали
люди веку. Умерла я
зимою под тыном,
а весною расцвела я
цветком при долине,
цветком белым, как снег белым!
Лес развеселила.
Зимой люди... о, Боже мой!
В хату не пустили.
А весною, словно диву,
мне они дивились.
Я девушек украшала,
и для них я стала
Лилею-снегоцветом;
и я расцветала
и по рощам, и в теплицах,
и по светлым залам.
Скажи ты мне, милый братец,
королевский цветик,
зачем же Бог меня сделал
цветком на сем свете?
Чтоб людей я веселила,
тех, что погубили
и меня и мать?.. Всещедрый,
святой Боже милый!.."
И заплакала лилея,
и, ее жалея,
королевский цвет склонился;
наклонился, рдея,
он к белому, поникшему
личику лилеи.
Иржавец
Было время, добывали
себе шведы славу,
убегали с Мазепою
за Днестр из Полтавы,
а за ними Гордиенко...
Раньше бы учиться,
как повыкосить пшеницу,
к Полтаве пробиться.
Выкосили б, если б дружны
меж собою были,
да с фастовским полковником
гетмана сдружили, -
у Петра тогда б, у свата,
копий не забыли
и, с Хортицы убегая,
силу б не сгубили.
Их не предал бы Прилуцкий
полковник поганый...
Не плакала б матерь Божья
в Крыму об Украйне.
Когда бежали день и ночь,
когда бросали запорожцы
родную матерь-Сечь и прочь
спешили, только матерь Божью
с собою взяли, и пошли,
и в Крым к татарам принесли,
к другому горе-Запорожью.
Туча черная, густая
белую закрыла.
Пановать над казаками
орда порешила.
Хоть позволил хан селиться
им на голом поле,
только церковь запорожцам
строить не позволил.
И поставили икону
в шатре одиноком,
и украдкою молились...
Край ты мой далекий!
Роскошно цветущий, прекрасный, богатый!
Кто только не мучил тебя? Если: взять
да вспомнить злодейства любого магната
то можно и пекло само испугать.
Последний приказчик большого вельможи
и Данта жестокостью б мог поразить.
И все, мол, все беды - от Бога! О, Боже
зачем тебе нужно невинных губить?
Замучены дети Украины сердешной.
За что они гибнут и в чем они грешны?
И ты ль осудил их оковы носить?
Кобзари про войны пели,
битвы и пожары,
про тяжкое лихолетье,
про лютые кары,
что терпели мы от ляхов -
обо всем пропели.
А что было после шведов!...
Словно онемели
с перепугу горемыки,
слепые умолкли.
Так Петровы воеводы
рвали нас, что волки...
Издалека запорожцы
ухом уловили,
как в Глухове зазвонили,
как пушки палили;
как людей погнали строить
город на трясине.
Как заплакала седая
мать о милом сыне,
как сыночки на Орели
линию копали,
как в холодном финском крае
в снегу погибали.
Услыхали запорожцы
в Крыму на чужбине,
что и гетманщина гинет,
неповинно гинет.
Услыхали горемыки,
да только молчали,
потому что рты им крепко
мурзы завязали.
Убивалися, бедняги,
плакали, и с ними
заплакала матерь Божья
слезами святыми.
Заплакала пресвятая,
словно мать над сыном.
Бог увидел эти муки,
пречистые муки!
Отдал он Петра-злодея
лютой смерти в руки.
Воротились запорожцы,
принесли чудесный,
чудотворный старый образ
царицы небесной.
И в Иржавце ту икону
поставили в храме.
И доныне она плачет
там над казаками.