Эрос (испуганно). Нет! От мыслей – сомнения. А там и до ереси недалеко.
Секретарь. До сумасшедшего дома тут недалеко, отец… настоятель!
Пауза. Все молчат.
Эрос. Нет, я сам, конечно, ничего… но если вдруг случится…
Секретарь. Да не можешь ты с ним встретиться!
Эрос. Почему… не могу?
Секретарь. Потому что не по чину! Был бы ты патриарх или на худой конец митрополит… Но простой сельский батюшка…
Диакон. Так, а Спаситель сам был человек простой, из плотников.
Секретарь (диакону). Еще слово скажешь, такую епитимью наложу – до конца дней заикой будешь. (Эро́су.) Ну, сам подумай. Ну, как ты можешь его встретить? Он же Господь Бог, Отец наш небесный. Он – невидимый. Он даже ангелам не показывается.
Эрос (не отступая). А Сын?
Секретарь. Что – сын?
Эрос. Сын его возлюбленный, Иисус Христос. Он же видимый.
Секретарь. И что?
Эрос. Чего мне Ему сказать… если увижу?
Секретарь, с трудом пытаясь себя сдержать, ходит туда и сюда.
Секретарь (не выдержав, останавливается, кричит). Да не увидишь ты его!!! Понимаешь! Не у-ви-дишь!
Эрос (упрямо). Еще того не лучше. На небеса слетал, Бога не видел. Что паства-то скажет? Может, его и вовсе нет?
Диакон. Да, отец секретарь, скандальчик может выйти.
Секретарь. Так. Я понял. Вы это специально! Дурака валяете? Думаете, я разозлюсь и на ваше место другого определю? Ну, так вот, не надейтесь! Полетишь ты у меня в космос, отец Эро́с! Не собака, не лошадь, не Юрий, мать его, Гагарин, а ты полетишь! Собственной персоной! Готовься!
Выходит вон. Эро́с и диакон смотрят ему вслед.
Эрос. Что-то больно суров новый секретарь.
Диакон (разводит руками). Начальство.
Эрос. Да уж… Ну, а вообще что думаешь, отец Михаил?
Диакон. Прогневали мы Бога, отец Эро́с – вот что я думаю.
Эрос. Бога еще прародитель наш Адам прогневал…
Диакон (кивает). За его грехи и терпим. "И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть…"
Эрос (нетерпеливо). Господь с ним, с Адамом. Нам-то что теперь делать?
Диакон (помолчав). Придется, видно, лететь. Другого выхода не наблюдаю.
Эрос. Да ты что? Лететь! Ты еще мне плыть прикажи…
Диакон. Да ведь двадцать первый век на дворе, отче. И не такие похабствия творятся, пора бы привыкнуть.
Эрос. Это пусть с другими творятся. Со мной – шалишь! Не пройдет.
Диакон. А чем мы лучше прочих?
Эрос. Во-первых, не мы, а я. Ты тут и вовсе не при чем.
Диакон. А во-вторых?
Эрос. Во-вторых, не готов я. Ни духовно, ни физически.
Диакон. Ну, так это… Подготовиться можно.
Эрос. Подготовиться, значит?! Так ты своего настоятеля, да? Иудиным целованием приложиться хочешь?
Диакон (струхнув). Да что вы, батюшка… Я ведь от чистого сердца! А вдруг и правда кого там встретите?
Эрос. Кого я там встречу? Там триста градусов мороза!
Диакон. Ну, так силам небесным все равно.
Эрос (изумленно на него смотрит). Ты это серьезно?
Диакон. А почему нет, отец Эро́с? Конечно, Господь Бог наш вряд ли на околоземной орбите обретается. Но ангелы там, херувимы…
Эрос (в сердцах). Дурак! Вот дурак – он дурак и есть!
Диакон. Да почему же сразу дурак?
Эрос. Да потому что соблазн это нечестивый, понимаешь, соблазн! По твоему, ангелы в космосе только моего появления ждут?
Диакон. Да я, отец…
Эрос. Довольно. Ты ведь что сейчас говоришь? Ты всю мистику христианскую обрушить хочешь?!
Диакон. Что вы? Даже в мыслях не было!
Пауза. Отец в волнении Эрос ходит туда и сюда.
Эрос. Вот ты говоришь: космос, ангелы, херувимы… ладно, пускай. А почему тогда они другим космонавтам не являлись, которые до меня?
Диакон. Так те атеисты были. А вы лицо духовное, в сущем сане. Вашу молитву скорее услышат, чем какого-то, прости Господи, космонавта. Тем более, что он и не молится вовсе.
Пауза. Отец Эро́с о чем-то тяжело задумался.
Эрос. Значит, полагаешь, нужно лететь?
Диакон. Так ведь и выхода никакого нету. Лететь – или сан с себя сложить. Уж лучше лететь с чистым сердцем, с надеждой, с радостью.
Эрос (смотрит перед собой, мрачнеет). А если там ничего нет? Вообще ничего? Ни Бога, ни ангелов, ни святых – только тьма внешняя и скрежет зубовный… И я это увижу? Своими глазами? Что тогда?!
Диакон (рассудительно). Тогда, батюшка, и думать будем. А дневи, как сказано в Писании, довлеет злоба его. Надо приуготовляться к тому, чего не избежать.
Эрос (после паузы). Ну, раз так, то и начинай.
Диакон. Что начинать?
Эрос (садится на стул). Приуготовляться!
Диакон. В каком смысле?
Эрос. В прямом. Готовь меня к полету. Как ты есть бывший офицер.
Диакон. Так я, батюшка, в ракетных войсках не служил. Я десантником.
Эрос. Ну, все равно… Дело военное, летучее.
Диакон. Не так, чтобы сильно летучее… Мы больше по падениям. Падать, пожалуй, научу.
Эрос (с досадой). Да зачем мне падать? Падать я и без тебя умею… Ох, Владычица Небесная, за что наказуешь? (Диакону.) Ладно, что помнишь о подготовке космонавтов?
Диакон. Перед стартом, вроде, не едят ничего…
Эрос. Это пусть… Поститься нам – дело привычное.
Диакон. Еще… на центрифуге вращаются.
Эрос. А это для чего?
Диакон. Чтобы не тошнило.
Эрос. Мудро. Это подойдет.
Диакон. Одна беда – центрифугу брать неоткуда.
Эрос. Центрифуга не твоя забота. Центрифугу я найду. (Встает со стула, ходит вокруг диакона, разглядывает его.)
Диакон (с подозрением). Что?
Эрос. Разоблачайся, отче!
Диакон. Это зачем?
Эрос. Будешь центрифугой.
Диакон (в ужасе). Ке… кем буду?
Эрос. Центрифугой, что непонятно?
Диакон. Как же это, помилуйте?
Эрос. Руки дай… Ну, давай, не бойся.
Диакон с сомнением подает обе руки. Эро́с берется за них.
Эрос. Держи крепче… вот. А теперь, отец Михаил, вращай меня.
Диакон. Да вы что, отец Эро́с?! На мне ангельский чин, как я вас буду вращать?!
Эрос. Вокруг своей оси… Что смотришь, давай!
Диакон сначала с сомнением и испугом, потом все смелее начинает крутить Эро́са вокруг себя.
Эрос (вращаясь). Что молчишь? Твори молитву!
Диакон. Да какую же? О здравии или упокоении?
Эрос. Какое упокоение?! О благополучном полете.
Диакон. Не знаю таких, батюшка!
Эрос. Чему вас только учат? Самых важных вещей и не знаете! Ладно, тогда вращай быстрее… Молитву уж я сам творить буду.
Диакон начинает вращать быстрее.
Эрос (испугавшись). Ох, матерь Божья… Пресвятые угодники… Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его… Спаси и помилуй на-а-а-с!
На этих словах срывается и вылетает вон из дверей. За сценой слышен грохот.
Диакон (с тревогой). Не долетит он до Луны… Как Бог свят, не долетит!
Диакон торопливо выходит вон. Становится темно.
Сцена вторая
Темно. В темноте слышны какие-то подозрительные звуки – шуршание, кряхтение, езда. Зажигается свет. Видна странная картина – легши животом на большой скейтборд, отец Эрос ездит туда и сюда, делая плавательные движения руками и ногами. Появляется матушка Ефросинья. Цепенеет, глядя на батюшку.
Эрос (напевно, продолжая ездить). "Вознесу Тя, Господи, яко подъял мя еси, и не возвеселил еси врагов моих о мне. Господи Боже мой, воззвах к Тебе, и исцелил мя еси. Господи, возвел еси от ада душу мою, спасл мя еси от низходящих в ров…"
Ефросинья. Ты что же это, отче, беснуешься? Зачем хулиганничаешь?
Эрос. Молчи, матушка! То не хулиганство, а имитация невесомости…
Ефросинья (крестится). Прости и помилуй нас, пресвятая Матерь Божья! Умом тронулся старый.
Эрос (останавливаясь). Понимала бы что. Меня сам владыка благословил.
Ефросинья. Владыка? На доске ездить? Ты бы еще на мотоцикле проехался.
Эрос. Даст Бог, и на мотоцикле проедемся. У нас, матушка, теперь такая жизнь настанет, что и печалиться не надо. Господь ныне упромыслил мне в космос лететь. Я, мать, теперь навроде Юрия Гагарина, такой же буду грешник великий…
Хочет ехать на скейте дальше, заводит отрывок из псалма.
Эрос. "Яко узрю небеса, дела перст Твоих, луну и звезды, яже Ты основал еси…"
Неожиданно Ефросинья упирается в скейт ногой, не дает ему ехать.
Эрос. Ты что, матушка?
Ефросинья. Не позволю. Стыд, срам!
Эрос (кротко). Срываешь космическую программу.
Ефросинья. Да хоть все программы на свете! Не допущу поношения! Если у тебя ум за разум зашел, у меня еще голова ясная.
Эрос. Произволению Божию противишься. Живьем, матушка, на небеса поднимусь, яко Енох и Илия…
Ефросинья. Илию Господь вознес, а ты на богомерзкой ракете взлететь желаешь? Возгордился, отец Эро́с? Возомнил себя равным ангелам?
Ефросинья спихивает отца Эроса со скейта. Тот лежит на полу.
Эрос. Что ты, матушка? Где я возгордился? Сказано же: "Бог летел, и нам велел!"
Ефросинья (всплеснув руками). Это где ж такое сказано? А? Сам выдумал… Как не совестно, батюшка, а еще литургию служишь!
Эро́с поднимается, садится на стул. Сидит молча.
Ефросинья. Что молчишь?
Эрос. Думаю.
Ефросинья. Думай не думай, а толку не будет. Не пущу тебя в космос.
Эрос. Почему, мать?
Ефросинья. Да как же ты не понимаешь? А ну гакнешься оттуда, как мешок с говном.
Эрос. Другие же не гакнулись.
Ефросинья. Так им, поди, парашюты выдавали.
Эрос. Ну, и мне выдадут.
Ефросинья. Тебе даже кредит в банке не выдадут, где уже тебе с парашютом.
Эрос (помолчав, с надеждой). А, может, обойдется? Слетаю и вернусь. Еще и поощрение выйдет. Митрофорным иереем буду. А то и воинское звание дадут. Все ж таки первый батюшка среди космонавтов богомерзких. Не меньше полковника должно быть, я так думаю.
Ефросинья. Ну, нет уж. Хватит с нас полковников. От этих не знаем, куда деваться.
Пауза.
Ефросинья. Да ты подумай хотя бы, что со мной-то будет? Была я матушка, стану космонавтица многогрешная! А люди что скажут? Наш-то, скажут, батюшка, совсем стыд потерял, яко осьминог в ракете колбасится… Да тебе, может, после этого и служить нельзя будет!
Эрос (хлопает ладонями по коленям, поднимается). Права ты, матушка. В мозгах у меня помутилось. Возгордился я. Да и не так возгордился, как испугался. Шутка сказать, самого владыки секретарь припожаловал. Поди-ка, откажись!
Ефросинья. Чем же он тебя так напугал?
Эрос. Коли, говорит, не полетишь, размозжу!
Ефросинья. Прямо так и сказал?
Эрос. Ну, не прямо так, конечно. Погрубее… Сама подумай, матушка, не ересь ли? Летающие попы!
Ефросинья. Прям как у Шагала.
Эрос. Нет, не то. У него там евреи летающие. Где евреи и где я?
Ефросинья. Ты бы ему так и сказал.
Эрос. Я сказал. А он: несть, говорит, ни жида, ни масона, а токмо жизнь вечная.
Ефросинья. В каком же это смысле?
Эрос. Я так понимаю, что в космос теперь всех забрасывают – и православных, и таких.
Ефросинья. До чего дожили!
Эрос. Вы, говорит, совсем страх Божий потеряли. Работать не желаете, лишь бы вам кадилом кропить.
Ефросинья. А ты что?
Эрос. А я говорю: кадилом кропить – это вам не елдою махать.
Ефросинья. А он?
Эрос. Смеется. Мы, говорит, монахи, нам эти ваши образы непонятны. В общем, матушка, в сомнениях я. Просил у Господа вразумления – полное радиомолчание в ответ.
Ефросинья. Какое же тебе вразумление нужно? Откажись – и все.
Эрос. Да ведь владыка велит!
Ефросинья. Не все то от Бога, что от людей. И владыка – человек, ошибаться может.
Эрос. Говорят, с самого верху указание пришло. От администрации президента.
Ефросинья. А в администрации что – не люди сидят?
Эрос. Ох, матушка, кто там сидит, об том один Господь ведает. И чего им в голову придет… То-то давеча Святейший с фотографии на меня так злобно глядел.
Ефросинья. Не злобно, а грозно.
Эрос. Ну да. И грозно тоже.
Ефросинья. Да он на всех так глядит.
Эрос. Глядит на всех, а в космос меня одного упек…
Ефросинья (берется за скейт, разглядывает его). Кто тебе эту пакость приволок, глаза бы ее не видели?
Эрос. Отец диакон – для упражнений.
Ефросинья. Вот тоже дурак, прости Господи!
Эрос. Я у него тележку просил – низенькую, на колесах. Тележки не нашлось, так он скейт принес. У племянника было, еле отнял. Ничего, я ему верну. Коли жив останусь.
Ефросинья. Типун тебе на язык.
Эрос. А что, мать, запросто! Дело-то государственное. Могут и согласия не спросить. Мешок на голову – да в космос.
Ефросинья. Господь не попустит.
Эрос. Ох, матушка, твоими бы устами… Господь ныне все попущает, видно, последние дни настали.
Ефросинья. Тебе-то откуда знать?
Эрос. Оттуда… (Понижая голос.) Мне отец секретарь говорил, что у в Москве теперь уж одной задницей на пяти машинах не ездят. Теперь не меньше, как на десяти. И это, мать, монахи. Что же там с белым-то духовенством творится?
Ефросинья. Ты о них не думай. Ты о себе думай.
Эрос. Вот я и думаю. Дадут мне под зад, и полечу я не в космос. Полечу я, матушка, из настоятелей хорошо если в дьячки. А скейт ты все ж таки не выбрасывай. На память оставим. О космическом подвиге моем.
Вбегает диакон. Он запыхался, не может говорить.
Диакон (задыхаясь). Бла… благослови, отче… Господь посреде нас, матушка…
Ефросинья. И есть, и будет.
Эрос (сурово). Что ты, отец диакон, бежишь, как Усэйн Болт нечестивый? Какие рекорды ставишь?
Диакон. Сейчас вам, батюшка, не до смеха станет. Как узнаете… ох… откуда я к вам прибежал.
Эрос. Ну, и откуда? Черти за тобой, что ли, гнались?
Диакон. Хуже всякого черта… Новый секретарь владыки.
Эрос. Что же ему надо? Каких еще непотребств учинить думает?
Диакон. Насчет новых непотребств не знаю, он все со старыми. Желаю, говорит, беседовать с тобой о судьбе отца Эро́са.
Ефросинья (крестится). Ох, Пречистая дева!
Эрос. И что за разговор был?
Диакон. Доверительный… Можно сказать, от всего сердца.
Эрос. Ну! Ну! Что говорит-то?
Диакон. Не повезло, говорит, нам с тобой, отец диакон. Поп, дескать, какой нам говнистый попался – в космос лететь не желает!
Эрос. Так и сказал?!
Диакон. Так и сказал.
Эрос. Ах ты… Да как у него язык повернулся! Меня, иерея, таким словом… Отродясь я не был говнистым – матушка, подтверди!
Ефросинья крестится.
Диакон. Да погоди ты, отче, еще и не то услышишь… Я ему говорю: как же быть, отец секретарь? Ведь дело совсем небывалое, в нашей епархии никто доселе в космос не летал.
Ефросинья. А он что?