Диакон. А он: когда-то и начинать надо. Мы, говорит, передовое российское священство, должны соответствовать духу времени. Скажут в космос лететь – полетим в космос. Скажут под землю – мы и туда не побрезгуем.
Эрос. Еще и под землю?!
Диакон. А если, говорит, отказываться будет, мы его и вовсе от церкви отлучим.
Эрос. Вот так вот! До чего дожил, а? Меня, православного батюшку, какие-то лябди космические от церкви отлучать будут!
Ефросинья. Не бранись, батюшка…
Эрос. Как же не браниться, когда хер знает, куда посылают – на самую Луну!
Диакон. Главное, что мы на Луне-то не видели?
Эрос (в отчаянии и гневе). Да в том-то и дело, что ни до Луны, ни до земли не долетишь! Я уж знаю, было мне сегодня видение.
Ефросинья. Неужто?
Эрос. Сам пророк Илия во сне явился.
Диакон. Напутствие дал?
Эрос. Точно, напутствие. "Хрен, говорит, тебе, отче, а не на ракете летать. На горшке летай – вот твой потолок! А коли дерзнешь, будешь до конца дней своих в космосе мотаться, яко цветок в проруби!" И исчез таинственным образом, не говоря худого слова.
Все молчат.
Диакон (с надеждой). Может, уклониться можно?
Эрос. Как же это – уклониться?
Диакон. Мертвым прикинуться. Придут за вами – в космос отсылать, а вы во гробе сущу. Так и так, дескать, опоздали – умер батюшка.
Эрос. Умер, значит? А служить потом как? Из гроба всякий раз вставать замучишься. Не космонавт буду первый, а первый дракула среди священства.
В гневе и расстройстве ходит туда и сюда.
Диакон. Да уж, замысловато… Куда ни кинь, всюду хрен.
Ефросинья. Так что же делать?
Эрос (остановившись, внезапно). Знаю, что делать! (Диакон и Ефросинья смотрят на него. Отец Эрос, торжествующе.) В другую юрисдикцию перейду.
Диакон. Ох, пресвятые угодники! Куда же это?
Эрос. В Зарубежную церковь – вот куда.
Ефросинья. Э, батюшка, ты хватился… Она уж давно с РПЦ едина.
Эрос (начинает снова ходить). Ах, ты Господи, Боже мой! Со всех сторон обложили, бесовское обстояние… Ну, так я все равно не сдамся. К Мишке Ардову пойду! В автономную! Оттуда попробуйте выковырнуть!
Диакон. Неподобно как-то, отец настоятель.
Эрос. Что неподобно?
Диакон. Из одной церкви в другую шнырять.
Эрос. А им подобно меня в небеса запускать, как, прости Господи, салют какой-то? Подобно меня от церкви отлучать? Нет, коли уж на то пошло, перейду, истинно, перейду! Мишка Ардов ничем Святейшего не хуже, а то и, поди, получше будет. А Христос везде воскресе!
Ефросинья. Может, тогда уже сразу в католики?
Диакон. Или в мусульманы? К иудеям тоже можно податься, Бог-то везде един.
Ефросинья. А вот еще, я слышала, религия хорошая у индусов есть. Как помрешь, то не со святыми упокой, а сожгут и по реке спускают, вместе с крокодильями…
Эрос (хмуро). Ну, довольно юродствовать, матушка.
Ефросинья. Так и ты, батюшка, глупости говоришь. Какая юрисдикция, куда переход? Не скакать по юрисдикциям, словно заяц, а молиться и думать надобно. Пойду обед приготовлю. А вы тут без меня поразмыслите. Может, Господь вразумит.
Ефросинья выходит вон.
Эрос. Ох, отец Михаил, боюсь, вразумление меня только на том свете настигнет.
Диакон. Спешить не надо, батюшка, всему свое время.
Эрос. Я бы не спешил, да, видишь, поторапливают.
Диакон. Я тут вот о чем подумал…
Эрос. Ну-ну?
Диакон. Если космос отменить нельзя, хорошо бы отменить полеты туда.
Эрос. Как же это возможно?
Диакон. Проще простого. Небольшая диверсия – и никто никуда не летит.
Эрос. Диверсия?
Диакон. Я же в миру в десантниках служил. Высадиться в тыл противнику, охрану перебить, вывести из строя, взорвать чего – это для меня дело плевое.
Эрос. Понимаю, что плевое. Но богоугодное ли?
Диакон. А как иначе, отец Эро́с? Ракеты эти только в сомнение православного человека вводят. Опять же – озоновые дыры, экологии вред. Вдобавок, на МКС знаете, кто сейчас летает?
Эрос. Кто?
Диакон. Американцы да японцы богопротивные. Так что мы еще и патриотами заделаемся, чужебесие пресечем.
Эрос. Да, это ты хорошо придумал – чужебесие пресечь. Ну, когда так, то благословляю.
Диакон. Нет, отче. Благословить тут мало. Тут ваше личное участие требуется.
Эрос. Какое же мое участие? Двигатели им, что ли, святой водой залить?
Диакон. Двигатели не двигатели, а один я не справлюсь. Помощник нужен.
Эрос. Новое дело. Да ты подумай, какой из меня диверсант?
Диакон. Сами не хотите, можно матушку вместо вас послать.
Эрос (ехидно). А она, значит, справится?!
Диакон. Главное – внимание отвлечь. А все остальное я сам сделаю.
Эрос. И что же ты сделаешь?
Диакон. Да взорву эту ракету ко всем святителям.
Эрос. Из нее же космонавты попадают!
Диакон. Не попадают. Мы ее на земле взорвем.
Эрос. Ну, отец диакон, даже не знаю. Дело-то уголовное.
Диакон. Зато богоугодное.
Пауза. Отец Эрос ходит по сцене в раздумьях. Останавливается, смотрит на дьякона.
Эрос. Слушаю я тебя, отец Михаил, и себе не верю. Какая-то диверсия, взрывы… А, может, мы с тобой с ума сошли?
Диакон (кивает). Обязательно, отец Эро́с, как же иначе? Сошли с ума. Да и как не сойти, когда в космос отправляют! Тут и обычный-то человек крышей подвинется, не то, что духовная особа.
Эрос. Я не о том… Может, мы еще раньше сбрендили? Еще до отца Василиска?
Диакон. Думаете?
Эрос (воодушевляясь). Уверен. И никакого отца Василиска на самом деле нету. А сидим мы с тобой в психической лечебнице и вокруг нас медбратья да врачи, галоперидолом нас колят. А это все (обводит рукой пространство) нам только чудится.
Диакон. Обоим?
Эрос. Чего?
Диакон. Обоим чудится?
Эрос. А что?
Диакон. Так вдвоем с ума не сходят. Сумасшествие – дело индивидуальное, навроде исповеди.
Эрос (смотрит на него, кивает). Уговорил…
Ходит туда и сюда. Останавливается, поднимает глаза к небесам.
Эрос. О, Господи, как же раньше было просто… И надо же отцу Игнатию преставиться в такой момент! Ведь мы у него за спиной, как у Христа за пазухой жили.
Диакон. Темпора мутантур, как говорят латиняне.
Эрос. Значит, думаешь, взрывать?
Диакон. Непременно взрывать.
Эрос. А если люди пострадают?
Диакон. Да какие же там люди – одни космонавты.
Эрос. А технический персонал? Они-то в чем виноваты?
Диакон. Так мы ночью, когда никого нет.
Эрос. Ночью – это хорошо. Только ночью Богу молиться надо, а не ракеты взрывать.
Диакон. А мы же не просто так. Мы помолясь пойдем.
Эрос. Ох, Матерь Божья, не нравится мне это, совсем не нравится! Неужели нельзя без взрывов-то?
Диакон. Можно, конечно. Но тогда придется вам в космос лететь.
Эрос (машет руками). Ладно, ладно, понял я все… Что от меня потребно?
Диакон. Напишите матушке записку: так, мол, и так, уезжаю по срочному делу. Скоро буду. Да и поедем уже, чего зря время терять.
Эрос. Твоя правда… Ох, грехи наши тяжкие!
Подходит к столу, пишет записку.
Диакон. Все, что ли, отец Эро́с?
Эрос. Все, все…
Диакон. Ну, присядем на дорожку. Чтобы удача нас не покинула в делах наших богоугодных.
Эрос (злится). Какую там еще дорожку?! Идем, пока я не передумал!
Чуть ли не силой тянет дьякона вон. Спустя несколько секунд в комнату входит Ефросинья.
Ефросинья. Ну вот, вскорости и обед поспеет… (Озирается). Где ж они? Батюшка… Отец диакон! Вышли куда? Что ж не предупредили?
Заходит секретарь отец Василиск.
Секретарь (развязно). Здрасьте, мамаша.
Ефросинья. Какая я вам мамаша? Что еще за нахальство?
Секретарь. А как же изволите вас величать?
Ефросинья. Матушка Ефросинья.
Секретарь. Ну, пусть будет Ефросинья. Возражений не имею. (Осматривается по сторонам.) А что, отец Эро́с дома?
Ефросинья. А вы кто такие будете?
Секретарь. Мы будем отцы Василиски, владыки Антония секретари. Ныне, и присно, и во веки веков.
Ефросинья. А-а-а… премного о вас наслышаны.
Секретарь. Хорошего, надеюсь?
Ефросинья. Всякого и разного.
Секретарь. А ничего, матушка, я привык. Ибо сказано: "Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня; радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас".
Ефросинья. А еще сказано "Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные…"
Секретарь. Так я ведь своей сути и не скрываю. И рядиться в овечью шкуру мне незачем, ибо сам по себе я агнец божий, как мне по чину моему и положено.
Ефросинья. Ваша правда, нам о том заботиться не пристало. Господь сам отделит агнцев от козлищ.
Секретарь. Да что же такое-то, матушка? Полминуты мы с вами знакомы, а уж и волком меня обозвали, и козлом, и кем только еще не честили. И ведь не зону пришел топтать, а к священнику домой.
Ефросинья. С чем же вы пришли, отец Василиск?
Секретарь. С добром, матушка, только с добром. Дай, думаю, загляну к отцу Эро́су на огонек, чайку выпью, на жизнь сельскую посмотрю.
Ефросинья. А коли чайку, мы рады. Главное, чтобы не сразу живьем есть.
Секретарь (садясь за стол). Ну, какие новости у вас, господа пейзане?
Ефросинья. Да новостей много, всех не упомнишь.
Секретарь. А вы с богоугодного начните.
Ефросинья. Из богоугодного-то… Да вот, тракторист наш Ванька месяц назад покрестился.
Секретарь. Отрадно.
Ефросинья. Отрадно-то оно отрадно, конечно. Только он с младых ногтей ругатель, каких свет не видывал.
Секретарь. И что же, по Божьей матери теперь ругается – вместо обычной?
Ефросинья. Что вы, как можно? Просто замест бранных слов вставляет богоугодные…
Секретарь. Что ж, прекрасно.
Ефросинья. Да как сказать… Ведь он богоугодность по своему понимает. Идет по улице, да и бормочет "Мандрит твою налево!"
Секретарь (изумляясь). М-м… Мандрит?!
Ефросинья. Ну да. Это он вместо "Едрит твою налево".
Секретарь. Понятно… А вы что же?
Ефросинья. Ну, мы уж, конечно, разобъяснили, что нет такого слова – мандрит. Архимандрит – да, имеется, а мандрита никакого нет. Теперь уж он исправился, произносит, как следует. Архимандрит, говорит, твою налево!
Секретарь (не меняясь в лице). Ясно… Что еще?
Ефросинья. Еще-то? (Думает.) Прибегала Людмила, тутошнего алкоголика жена. Радость, говорит, великая у нее.
Секретарь. Что за радость?
Ефросинья. Дочь ее, Марья, забеременела. Я говорю: какая же радость – затяжелеть без мужа, да еще в 14 лет?
Секретарь. А она что?
Ефросинья. Конечно, говорит, радость. Она, Марья-то, все в компьютере сидит. Боялись, что гомосексуалистом сделается. А раз беременна, то, значит, все в порядке, не хуже людей.
Секретарь. Да. Это оригинально… Но лично я бы эту тему педалировать не стал.
Ефросинья. Только вам еще не хватало педалировать, отец Василиск. Слава Богу, это теперь запретили. А то как ни включишь телевизор, там все голые мужики с перьями педалируют. А людям-то от этого какая радость, я вас спрашиваю? Содом да и только.
Секретарь. Н-да… Я вижу, в вашем приходе все к шутке склонны, к юмору.
Ефросинья. А как без этого, отец Василиск?
Секретарь (раздраженно барабанит пальцами по столу). Ну, на сегодня цирк будем считать оконченным. Так где же, матушка, наш отец Эро́с?
Ефросинья. А вам для чего? В космос его запускать?
Секретарь. Дался вам этот космос! Не в космосе дело…
Ефросинья. А в чем?
Секретарь. Сами подумайте.
Ефросинья. Да уж думала, отец Василиск. И так, и сяк крутила. А ничего не вижу, кроме хитрой интриги.
Секретарь. Да вы уж, матушка, совсем… Что за фигура ваш отец Эро́с, чтобы интриги против него плести?
Ефросинья. Вот и я гадаю: кому дорогу перешел?
Секретарь. С вами нужно гороху наевшись, разговаривать. Где настоятель?
Ефросинья. Не знаю. Были тут с отцом дьяконом, потом вдруг растворились.
Секретарь. Что значит – растворились? Они что – херувимы бесплотные?
Ефросинья. Вам виднее. Может, херувимы. А, может, просто погулять вышли.
Секретарь (замечает записку, быстро просматривает ее). Погулять, говорите? (Показывает записку.) А вы вот это читали?
Ефросинья. Дайте. Не вам писано.
Секретарь (не дает записку, читает вслух). "Дорогая и разлюбезная моя матушка, по срочному делу с отцом диаконом еду на Байконур – взрывать ракету. При Божьем попущении вскорости надеюсь быть обратно. Всегда твой, отец Эро́с". (Смотрит на Ефросинью.) Значит, ракету взрывать поехал?
Ефросинья (крестится). О, Господи спаси!
Секретарь (вставая). Я ему взорву ракету… Я ему такую ракету взорву – на всю оставшуюся жизнь запомнит.
Идет вон. Ефросинья за ним.
Ефросинья. Отец Василиск! Погодите! Да что же это творится, Матерь Божья!
Затемнение.
Действие второе
Сцена третья
Темно. Постепенно становится светлее. Видны сидящие на двух стульях отец диакон и отец Эро́с. Оба – в смирительных рубашках.
Эрос (озираясь). Где мы, отец Михаил?
Диакон (со страхом). Не знаю, ваше преподобие. Похоже, в каком-то месте…
Эрос. Премудрость! Наверняка, что в месте. Вопрос – в каком?
Диакон. Не могу знать. Не наделил меня Господь всеведением.
Эрос. А вот я, кажется, догадываюсь.
Диакон. Вам положено. На вас и чин выше.
Эрос. На том свете мы с тобою, отче.
Диакон (осторожно). Это выходит, в раю?
Эрос (гневно). Похоже, по твоему, это на рай?
Диакон. Тогда где?
Диакон смотрит на Эро́са. Тот молчит.
Диакон. Неужто?.. Быть того не может! А где ж сковородки?
Эрос. Не скучай, отче, по сковородкам. И до них дело дойдет. Во благовремении.
Диакон. Как же это нас угораздило – к чертям?
Эрос. Возгордились сверх всякой меры. Вот Господь и решил нас смирять.
Диакон. Живьем, значит, во ад низвергнул?
Эрос. Много чести – живьем.
Диакон. Когда ж мы умереть-то успели, отец Эро́с?
Эрос. А ты не помнишь?
Диакон. Нет… Помню, ехали в Байконур – ракету взрывать.
Эрос. А дальше что было?
Диакон. А дальше… не знаю. Как отрезало.
Эрос. Я тебе скажу, что было дальше. Взорвали мы с тобой ракету, да и сами вместе с ней взорвались.
Диакон. Неужто?
Эрос. Точно так, уж мне поверь. Разорвало нас на части – за грехи наши.
Диакон. Чего же мы в преисподнюю-то угодили?
Эрос. А куда нас прикажешь? В райские кущи?
Диакон озирается по сторонам.
Диакон. Нет, отец Эро́с, не могло этого быть.
Эрос. Почему не могло?
Диакон. Я бомбу-то не успел собрать, это я хорошо помню. А раз бомбу мы не собрали, то и взрыва никакого не было. Выходит, живы мы с вами.
Эрос. Ну, а раз так, тогда на какие кулички нас загнали?..
Диакон. А это мы сейчас выясним.
Поднимается. Видно, что он в смирительной рубашке.
Диакон. О, Господи помилуй! Руки отпилили!
Эрос. Ничего не отпилили. Это ты, отче, в смирительной рубашке.
Диакон (смотрит на него). И вы не лучше.
Эрос (вставая). И я…
Озирается.
Эрос. Это что же будет? Карательная психиатрия? Как при советской власти?