– Тогда с вас – две куны с четвертью.
– Две куны хватит, – сказал второй стражник. – Девку безмытно пустим. А не та ли это девка, которую намедни лехиты силком увезли?
– Та самая, – сказал Богуслав.
– Ага. А как…
– Купили, – отрезал Богуслав.
– Ну тогда хорошо. А то у нас дружки тех лехитов еще гостят. Мало ли спросят…
– Спросят – ответим. Много ль лехитов?
– Два больших десятка наберется.
– Целое войско, – усмехнулся Богуслав. – То-то они у вас суд творят, как у себя в Гнездно.
– Это старейшины так решили, – буркнул второй страж. – Не хотят с лехитским князем ссориться. Боятся: будет как с Червнем.
– А князь ваш что, тоже боится?
– Нет у нас князя, – ответил страж. – Прежнего дулебы убили, а нового старшие всё никак не выберут. Так и живем.
– Без князя – нельзя, – подъехавший Соколик неодобрительно покачал головой. – Кто защитит, если беда случится? Без князя боги удачи не дадут. Не страшно?
– Мы – вои городские, – сказал первый страж. – За кем скажут, за тем и пойдем…
– Вот потому у вас лехиты и заправляют, – презрительно бросил Хриси. – Таких, как вы, только и стричь.
– А что, воин, под киевским князем хуже было б, чем под лехитским Мешко? – вдруг спросил Богуслав.
– По мне – так лучше, – не задумываясь, ответил второй стражник. – Лехиты родовых богов жгут, а киевский князь, слыхал, за отчих богов стоит.
– Так и есть, – кивнул Богуслав. – Каких богов хочешь кормить, тех и будешь. У нас – вольно. Я вот Христу кланяюсь, а он (кивок в сторону Хривлы) – Тору и Одину.
– А я – Перуну и Сварогу, – подал голос Соколик.
– Сварога и мы почитаем, – сказал первый стражник. – Выходит, и нам под Киевом не худо было бы.
– Что ж тогда дань Киеву присылать перестали? – усмехнулся Богуслав.
Стражи промолчали.
– Я бы еще понял, кабы у вас сильный князь был, – продолжал Богуслав. – Так ведь нет у вас князя.
– По мне, так можно и дать, – пробормотал первый страж.
– Дать, как же! – язвительно бросил второй страж. – А на вече кто кричал: не давать дани!
– Так я – как все, – смутился страж. – Зачем же давать, если не требуют.
– А затем, что ворог придет – всё возьмет, – наставительно произнес Богуслав. – Вот как ее, – он кивнул на не поднимавшую глаз Лучинку. – Надо бы ваших старейшин уму-разуму поучить. Или новых выбрать. Давно у вас князя убили?
– Зимой еще.
– И что же, так никого и не нашли?
– Нашли, как не найти. Прежнего князя брат младший. Так не хочет он. Говорит: придут лехиты – убьют его, как с червенскими князьями было. Еще один есть, который при прежнем князе десницей был. Он не боится, да его уже старейшины не хотят, потому что – из кривичей. Полоцкому князю служил, а после – нашему. Чужак он. Вдруг наши боги не примут?
– Вот сожгут ваших богов лехиты, тогда узнаете, кто кого примет, – посулил Богуслав.
– Типун тебе на язык! – испугался первый страж.
– За своим языком следи! – строго произнес Богуслав. – Не со смердом толкуешь!
– Не серчай! – поспешно произнес страж, сообразив, что ляпнул не по уму. – Хочешь, проезжай так, без мыта.
– Ладно уж, – махнул рукой Богуслав. – Прощаю! На-ка, – сунул стражу серебряную монетку ромейской чеканки. – Подскажи, где тут у вас передохнуть да поесть лучше?
– Прямо езжай, – первый страж показал вдоль улочки, где вдоль заборов чернели дорожки из тесаных стволов, спасавшие от осенней распутицы. – Постоялый двор Толстого Выжи. Сами увидите.
– Ты куда его отправил? – зашипел второй страж на первого, когда русы отъехали. – Там же лехиты стоят.
– Вот пусть лехитам и покажут, какие они грозные, – сердито сказал первый страж. – Слова ему не скажи…
* * *
– Та-ак… – мрачно протянул Богуслав, переглянувшись с Антифом. – Тем же копытом – в ту же яму.
Постоялый двор Толстого Выжи был попросторней того, что на дороге в Полоцк, но так же полон разного народу. А свободное место – только за одним столом. Лучшим столом, за которым угощалась четверка оружных. Судя по броням – воев князя Мешко. Была тут и визжащая девка с задранным подолом на коленях у усатого лехита.
Хотя в этом сходство было неполным: девка визжала не истошно, а вполне игриво.
И еще одно отличие: теперь русов тоже было четверо.
– Здравия всем, – произнес Богуслав вежливо и двинулся в лехитскому столу.
Уселся, снял с головы шлем, кивнул Лучинке: сядь рядом.
Девка перестала визжать. С любопытством уставилась сначала на Славку, потом – на Лучинку. На круглой курносой физиономии девки выразилось удивление.
С другой стороны Лучинки опустился Хриси. Рявкнул: "Жирняй, пива!" – и подмигнул девке.
– Кто есть панове? – вполне добродушно поинтересовался один из лехитов.
Судя по толстой золотой цепи на шее – старший.
– Киевского князя Владимира дружинники, – ответил Богуслав.
– Можно ли узнать, откуда и куда едете?
Почему бы и не ответить, если вопрос был задан вежливо?
– Из Сандомира. Сопровождали посла вашего князя к нашему. Ныне возвращаемся домой.
– Благополучен ли путь?
– Вполне.
Курносая девка что-то зашептала "своему" лехиту. Тот нахмурился, уставился на Лучинку. Потом поинтересовался:
– Прошу простить, пан, девица эта с вами – она вам кто?
Под столом Славка успокаивающе погладил по коленке напрягшуюся Лучинку.
– Холопка моя, – бросил он равнодушно. – Купил третьего дня. А к чему вопрос?
– А ведомо ли пану, что девка эта – уличенная ведьма? – спросил лехит.
– Даже если так, то меня это не волнует, – спокойно ответил Славка. – Святой крест защитит меня от колдовства.
– Пан верует в Христа? – Лехит с золотой цепью поднял белесую бровь, разделенную надвое розовым шрамом. – А мне говорили: новый киевский князь всех христиан истребил.
Богуслав усмехнулся. И перекрестился. Лучше бы он этого не делал.
Рожа у лехита с цепью стала такая, будто он откусил яблоко и увидел внутри полчервяка.
– Византийский схизматик… – прошипел он и жадно глотнул из кружки, словно одно лишь это слово вызвало нестерпимую горечь.
– Не византийский, а булгарский, – уточнил Богуслав.
Тут и ему наконец поднесли пива. Вполне пристойного, к Славкиному удивлению.
– Я не богослов, пан, я – воин, – сказал Славка подобревшим от доброго пива голосом. – У нас в Киеве христиан не много, и мы не разбираем, кого из нас булгарские пастыри крестили, кого – константинопольские, а кого – преосвященный Адальберт. Здесь же – земли язычников, и если желаем мы обратить их к Богу, то не пристало нам выказывать друг другу рознь.
– Огонь и железо! – рявкнул лехит. – Вот лучшие средства для обращения варваров!
– Вот как? А что сказали бы деды уважаемого пана, услыхав такие слова?
– То же, что и я! – отрезал лехит.
– Да ну? А я слыхал, что и двадцати лет не прошло с тех пор, как князь Мешко крестил своих подданных.
– Я служу князю Мешко, но я не лехит. Я – сакс! – гордо заявил собеседник Богуслава.
– Ха! Сакс! – Хриси надоело молчать. – Отец мой ходил в вик на твоих родичей. Рассказывал: вы, саксы, знаете, с какой стороны у секиры рукоять. А вот настоящей храбрости у вас нет.
– Хочешь поглядеть, какова наша храбрость, тупоголовый? – рявкнул лехит, вернее, сакс с девкой на коленях.
– Я не против, – с усмешкой произнес Хриси. – Там, где ты ее сейчас ищешь, я ее ни разу не находил. Но готов помочь тебе в поисках. – И вновь подмигнул девке.
Сакс сначала не понял, на что намекает варяг, потом сообразил, покраснел, как рак в кипятке, выдернул руку из-под девкиной рубахи, спихнул ее с коленей и с отменным проворством попытался через стол пырнуть Хриси кинжалом, которым разделывал мясо.
Хриси даже не шелохнулся. А зачем, если руку сакса поймал Славка и вывернул ее весьма болезненным способом, которому его в свое время научил отец. Кинжал выпал, а сакс взревел от боли и ярости. Он был не слаб, но положение оказалось крайне неудобным. Отчаянная попытка вырваться была тут же пресечена легким доворотом схваченной кисти. Большой палец Славки еще глубже погрузился в показанную отцом точку, и сакс взвыл. Славка хорошо понимал, что тот чувствует. Будто предплечье пронзили до самого локтя раскаленной спицей. Проткни Славка руку сакса кинжалом, тому было бы не так больно.
На глазах у схватившихся за оружие саксов Богуслав (не разжимая хватки) свободной рукой поднял кружку и с демонстративным удовольствием отхлебнул.
– Не надо крови, – произнес он, со стуком опустив кружку на стол. – Мой человек пошутил. Он не сомневается в вашей храбрости.
И метнул в сторону Хриси сердитый взгляд.
Хриси был по крови нурманом, сыном и внуком викингов, но по воспитанию – киевским гриднем. Пусть наглым, но далеко не глупым. Если сотник хочет разойтись мирно, то перечить не стоит.
– Само собой, пошутил, – ухмыльнулся Хриси. – Одином клянусь!
Викинги называли своего главного бога Отцом лжи, но саксы, очевидно, об этом не знали.
Обладатель золотой цепи убрал руку с меча, и Славка разжал пальцы.
Сакс принялся баюкать онемевшую руку.
– Скоро отпустит, – пообещал Богуслав. – Но пока тебе придется кушать одной рукой.
– Ты сам колдун! – с ненавистью процедил сакс.
– Разве это колдовство? – усмехнулся Богуслав. – Вот если бы молния Перуна ударила тебя в макушку, вот это было бы колдовство. А это так, игры для детских. Но я гляжу, тебе, сакс, везде колдовство мерещится. Должно быть, слаб ты в вере, если так боишься бесов. Мой добрый друг (выделил Славка голосом), настоятель Сандомирской обители, мог бы тебе помочь. Но он далеко, а здесь – земля язычников. Будь осторожен, сакс! Колдовство особенно опасно для тех, кто его боится!
– Я не боюсь колдовства! – угрюмо заявил сакс, нянча беспомощную десницу. – Я знаю, как поступать с колдунами! В огонь их!
– Опрометчивые слова, – укоризненно произнес Славка. – Здесь – не христианская земля. Как бы тебе самому не угодить в огонь.
– Ништо! – с яростью процедил сакс. – Скоро и сюда придет Крест!
– Пасть закрой! – рявкнул на него обладатель золотой цепи.
Славка не знал германского языка, но о сути сказанного догадался.
Еще он обратил внимание, что к их разговору прислушиваются и местные.
Тут очень кстати русам принесли здоровенное деревянное блюдо с жареными потрохами – и разговор естественным образом прервался.
Наверху, в просторной горнице с надежной дверью, Богуслав сказал Антифу:
– Переночуем здесь, а завтра я, пожалуй, потолкую с местными старейшинами.
– О чем? – поинтересовался друг.
– О том, что сегодня сболтнул сакс. Кажется мне, им будет легче общаться с людьми князя Мешко, если они будут уверены в дружеском расположении Киева.
– А оно есть, это дружеское расположение? – усомнился Антиф. – Волыняне платили дань Святославу и Ярополку… пару раз. Но что-то я не слыхал, чтобы они кланялись оброком Владимиру. Забыли, наверное…
– Такую забывчивость еще можно исправить, – усмехнулся Богуслав. – Пока еще можно…
Глава 28
Старый друг
Ночь прошла спокойно.
Лучинка, как и прошлую ночь, спала под боком у Богуслава. Но, как и в прошлую ночь, ничего меж ними не было, хотя Лучинка знала (женским чутьем), что рус ее хочет. Только знака от нее ждет. Лучинке же сделать такой знак было трудно, и потому она даже немного сердилась на Богуслава. Почему он ей не поможет?
Утром вои проснулись с рассветом. Устах и Соколик пошли проверить коней, Богуслав с Крысой во дворе сначала обливали друг друга колодезной водой, потом затеяли возню – кто кого. Прочие гости стояли в сторонке и не решались подойти к колодцу. Два огромных воина, мощных, нечеловечески быстрых, даже без оружия внушали простым смердам почти суеверный страх.
Завтракали у себя. Потом Богуслав с нурманом оседлали коней и уехали. Лучинка видела, как один из вчерашних лехитов пешком побежал за ними. Сказала об этом Антифу. Тот спокойно кивнул и принялся перебирать стрелы. Важное дело. Русы холили свое оружие так же тщательно и бережно, как семья землепашцев – единственную лошадку. О лошадях, впрочем, русы тоже заботились очень хорошо. И лошади у них были такие умные, что Лучинка диву давалась. Понимали всё, почти как люди.
Богуслав решил начать свое знакомство с волынской знатью с того самого десницы, который не испугался лехитов и не побоялся предложить себя в князья.
Оказалось, что после смерти прежнего князя старшина городская от власти десницу отставила, так что жил он теперь не в кремле, а на собственном подворье.
Подворье, впрочем, было немаленькое.
На решительный стук в воротах отворилась узкая (всаднику не проехать) калитка.
– Кто такие? – строго спросил плечистый отрок с редкой порослью на щеках.
За спиной отрока скалили клыки два кудлатых волкодава.
– Не твоего ума дело! – отрезал Хриси. – Хозяина зови! Видеть его хотим!
– А он тебя, нурман, видеть хочет? – насмешливо поинтересовался отрок.
Хривла схватился за плеть – поучить дерзкого, но Славка тронул его руку – погоди! – и двинул Ворона вперед, чтоб отрок увидел и его.
– Дурня не валяй, – строго произнес Славка. – Я – сотник великого князя Владимира Богуслав Серегеич. Довольно тебе?
– Дык ясное дело! – Отрок улыбнулся Славке широко и радостно. – Варягу батюшка завсегда рад, а уж тебе, сотник Богуслав, – и вовсе! Подождите малость, я ворота отворю.
– Богуслав! – Ворота только открылись, а с крыльца уже сбегал седоусый воин, хорошо знакомый Богуславу.
– Драй! – воскликнул Славка, спрыгивая наземь. Обнялись, будто старые друзья.
Собственно, Драй был скорее отцовским другом, чем Славкиным. Но знакомы они были давно и хорошо.
– Сынок мой Улад! – Драй кивнул на отрока.
– Хриси, гридень из русов киевских, – представил Славка своего спутника.
– Русов? – уронил крепкую челюсть Драев сынок. – Не серчай, Хриси! – повинился он. – Ты ж с виду – чистый нурман.
– А я и есть нурман! – осклабился Хриси и хлопнул отрока по плечу. – Молодец, глазастый!
– Пожалуйте в дом! – пригласил Драй. – Сынок, распорядись, чтоб челядь на стол накрыла. Хозяйка моя померла позапрошлой зимой, а младшая женка – в тягости. Последние дни донашивает. Я ее к мамке отправил, а то у нас в граде нынче и повитухи надежной нет. Была девка, так ее старшина здешняя, пни старые, лехитам отдали. Будто заморила она кого…
– Что ж не вступился? – спросил Богуслав.
– Так я для них чужой теперь. Жена моя покойная со здешними князьями в родстве была. Детишек у нас не было, а Улад – у меня от первой. Так что для здешних я – не родович, а как есть пришлый. Считай, изгой.
– В нашем доме тебе всегда рады будут, – заверил Славка. – Да и воевода Устах, чай, не чужой тебе человек.
– Устах живой? – обрадовался Драй. – Точно знаешь?
– Когда из Киева уезжал, был живой, – заверил Славка. – Поживей тебя.
Обменялись новостями. Драй покинул Полоцк, женившись второй раз. То есть восемь лет назад. Служил волынскому князю. Теперь – никому.
Посидели до полудня. Поговорили обо всем. Потом Драй послал сына к Толстому Выже: забрать Славкиных спутников и вещи.
– У меня гостевать будете, – заявил он.
Славка не возражал.
Возражали другие.
Вскорости во двор Драя прибежал мальчишка:
– Воевода! У Толстого Выжи лехиты бузят!
Собрались мигом. Славка с Хриси, Драй с двумя верными людьми. Домчали вихрем…
Беда случиться не успела. Но – могла.
Два десятка оружных лехитов (включая уже знакомых Славке саксов) и с полсотни зевак толпились в корчме и во дворе. Внутри, на лестнице, с наложенными на тетивы стрелами стояли бронные киевляне: Антиф и Соколик. Меж ними, с мечом, – Улад.
С лехитами было двое местных: богато, по-боярски одетые немолодые мужи. Городская старшина. Один из них пытался уговорить киевлян отдать лехитам колдунью. Мол, расклад явно не в вашу пользу. Стоит ли умирать за чужую девку?
Появление Богуслава, Драя и остальных ни лехитов, ни старшин не порадовало.
– За чужую девку, может, и не стоит, а вот за Правду постоять надо! – решительно заявил Славка. – Тем более что девка не ваша теперь, а моя. И Правда тоже моя. Варяжская. Кому не по нраву, может прогуляться со мной до перекрестка.
Не по нраву оказалось – многим. В первую очередь двадцати шести подданным князя Мешко. И двум старейшинам-волынянам, которые, как поведал Драй, были наиболее горячими сторонниками лехитского князя-герцога. Надо полагать, небескорыстно. А может – по внутреннему убеждению. Однако и сторонников киевского направления в городе оказалось немало. До сих пор Драй (изгой не изгой, а авторитет у него был на Волыни изрядный) к последним не примыкал: как-никак Владимир захватил Полоцк, и от рук его сторонников погибли многие из тех, с кем Драй многие годы делил ратный труд. Но, узнав, что даже Устах теперь в дружине киевской, бывший десница изменил своему нейтралитету. А те волыняне, которые не жаловали лехитов, обрели вождя.
Как только Драй определился, вокруг него тут же образовалась собственная дружина, ядро которой составили те, кто полтора года назад служил под его началом. Пусть таких было не много, десятка полтора, но все они были опытные вои, ничуть не уступавшие загостившимся в городе лехитам. Да еще вокруг каждого такого воина собралось по пять-шесть способных к ратному делу родичей.
Словом, вышел Драй со двора сам-третей и вдруг оказался во главе доброй сотни оружных. И тут же со всей возможной деликатностью предложил Богуславу отказаться от поединка. Мол, теперь и без того сил хватит, чтоб восстановить справедливость.
Но Славка не согласился. По трем причинам.
Первое: никогда он от схватки не уклонялся и впредь не будет. Не хватало еще, чтоб сына воеводы Серегея сочли трусом!
Во-вторых, в победе Славка не сомневался. В Киеве не набралось бы и полусотни воев, способных одолеть его на мечах. Среди этих воев были его брат Артём, нурманский ярл Сигурд, великий князь Владимир, и можно было не сомневаться, что и в Гнездно найдется немало таких, что одолели бы Славку в поединке. Но не здесь.
И, наконец, в-третьих, Богуслав считал, что его победа покажет местным, что удача и сила – на стороне Киева, а не Гнездно. Отец бы это одобрил. Историю о том, как он лет двадцать назад свалил в единоборстве печенежского богатыря, до сих пор пели и в княжьих хоромах, и на городских рынках. Так пусть о Славке тоже что-нибудь споют.
По ту сторону городских ворот собралась немалая толпа.
Славка был прав. Предстоящий поединок мог не только обелить Лучинку (хотя многие в городе считали, что выдали девку неправедно), но и показать, к кому расположены древние волынские боги (местные уже знали, что у Богуслава и у лехитов покровитель один – Христос): к людям князя Мешко или к гридням Владимира.