- Ах, дружище, - грустно промолвил Стивен и собирался уже высказать предположение, что мичманов с "Леопарда" правильнее было бы оставить наслаждаться ярким солнцем и свежим воздухом Ост-Индии, чем заставлять гнить от чахотки на переполненных палубах, но внезапно остался без собеседника. Капитан Йорк покидал корабль, и Баббингтон поспешил исполнять установленный ритуал. Спустившись в гичку, Йорк крикнул:
- Так значит, с отливом? С отливом мы мигом отойдем от берега, а мне не хочется терять ни минуты муссона.
- С отливом, - подтвердил Джек, посмотрев на часы. Потом повернулся к Стивену и сказал. - Капитан Йорк чрезвычайно любезно согласился очистить для тебя весь форпик, и нам необходимо в течение часа переправить твои сокровища. Мистер Баббингтон выделит партию матросов для переноски, а ты сам следи за укладкой. Шлюпки с "Ля Флеш" придут едва я сдам командование. Нельзя терять ни секунды.
Стивен привык к выбивающей из колеи стремительности, нечеловеческой срочности флотской жизни - вопль "Не терять ни мгновения!" отдавался у него в ушах с первого дня на службе, - но никак не ожидал, что от него потребуют переместить плоды многомесячного кропотливого труда с корабля на корабль за какие-нибудь пятьдесят три минуты. Одни минералы весили несколько тонн. Стивен раскрыл было рот, чтобы заявить протест, но понял его бессмысленность, поэтому вернул челюсть на место и растерянно оглянулся.
- Пойдемте, сэр, - заявил юный Форшоу своим чистым пронзительным голоском, ведя доктора к люку. - Я знаю только где хранятся морские слоны. Ступайте осторожнее, сэр, и держитесь обеими руками.
Форшоу частенько заботился о Мэтьюрине, в котором видел человека хорошего, но абсолютно неприспособленного к жизни. Но, вопреки помощи молодого джентльмена, равно как и первого лейтенанта, рвению грузчиков и доброжелательности большинства "леопардцев", поспешивших на выручку, едва собственные их пожитки благополучно переехали - дело нетрудное, поскольку почти все нижние чины способны оказались унести у себя на спине, оставшееся же заняло всего лишь несколько мешков, а офицерам хватало одного сундучка на двоих - так вот, вопреки этому доктор провел несколько самых адских часов своей жизни. Его мучили жара, спешка, духота, но более всего - крайнее волнение. Он даже не заметил прибытия адмиральского назначенца, принявшего командование кораблем, разжалованным в одночасье в шлюпы - поскольку "Леопард" теперь оказался под началом у лейтенанта. Матросы с радостными возгласами подтягивали к стеньге бесконечного гигантского кальмара, скабрезными смешками и жестами приветствовали появление самца - в наглядном понимании этого слова - морского льва, играючи перекидывали с рук на руки банки с заспиртованными животными - незаменимыми образцами невообразимой редкости. А на борту "Ля Флеш" все было еще хуже, стократ хуже. Здесь люди его не знали, а первый лейтенант, в отличие от Баббингтона, молодого человека, который с периода подросткового созревания был верным другом Стивена, оказался мрачным седым служакой. Его явно не вдохновлял мутный желто-зеленый след, отставленный гигантским кальмаром на марселе, гроте и прилегающем такелаже, или вомбат, натворивший делов на квартердеке. К тому же случилось то, чего доктор больше всего опасался - во мраке форпика моряки прикладывались к спирту двойной очистки, в котором хранились образцы, и постепенно веселость их росла, в то время как сноровистость падала.
В какой-то момент Форшоу потянул Стивена за рукав и сказал, что наступила пора прощения, они уходят в море, домой. Мэтьюрин выбрался из темноты на залитую светом палубу и посмотрел туда, где справа по борту стоял старый потрепанный корабль, едва не ставший их гробом. Он уже отдалялся, "Ля Флеш" ставил марсели, а поредевшая команда "Леопарда" провожала корвет нестройным криком: "Ура! Ура! Передавайте всем привет в Портсмутской гавани!". Стивен махал париком - шляпы давно уже след простыл - и смотрел на свой старый корабль, пока из-за поворота тот не скрылся за кормой. Потом он спустился вниз. Ситуация там усугубилась: аромат стоял как на Джин-Роу вперемежку с Биллинсгейтом (большинство образцов составляли рыбы), голоса стали громче, а поведение развязнее. Двое юнг устроили игру, перетягивая вместо каната тюленью шкуру. Властно возвысив голос - и отпустив пару душевных тумаков - Стивен спас шкуру, а также корзину с яйцами альбатроса, которая едва не свалилась, когда "Ля Флеш", поднявший уже брамсели, накренился под дыханием муссона. Но стоило ему подхватить одну корзину или чучело пингвина или синеглазого баклана, как что-то другое уже оказывалось в опасности, и все по вине легкомыслия или чрезмерного усердия матросов. А тут еще корабль покинул спокойные воды рейда и стал кланяться на волнах, идущих с левого борта, отчего форпик и все в нем находящееся пришли в состояние непрерывного движения. Охваченный ужасом Стивен не сразу расслышал обращенные к нему слова помощника штурмана: "Наилучшие пожелания от капитана, сэр. Он просит оказать любезность составить ему компанию за обедом".
- Тишина тут! - вынужден был гаркнуть молодой офицер, после чего повторил приглашение и добавил. - Вас ждут через двадцать три минуты, сэр.
- Но не могу же я оставить свои коллекции катающимися из угла в угол, - ответил доктор. - А тут, скорее всего, до вечера не управиться. Передайте капитану мои извинения и скажите, что я буду рад принять его в любое другое время. Польщен, счастлив. Эй, сэр! - он возвысил голос, обращаясь к самому темному из углов. - Положите немедленно на место!
Через пять минут появился седой лейтенант.
- Должно быть, сэр, произошла ошибка, - сказал он, добившись внимания мистера Мэтьюрина. Капитан пригласил вас на обед. Именно капитану дано право приглашать.
Офицер сменил парадный мундир на обычный китель, и в полумраке Стивен не узнал его.
- Уважаемый сэр, - начал он. - Вы же видите как обстоят дела в этом бедламе, в этом чистилище, и наверняка согласитесь, что я не могу бросить в таком состоянии все, что здесь находится, не говоря уж об остающемся пока наверху. Сначала дело, потом удовольствия.
Мистер Уорнер возражал, напирая на "проявление неуважения - непреднамеренное, без сомнения", и обронил неудачное замечание насчет "всяких там ученых безделиц". Тон все более поднимался, и наконец Стивен, лично раскокавший одно из бесценных яиц китовой птички, не выдержал.
- Вы невыносимы, сэр. Бестактны. Довели до бешенства со своим этикетом. Вынужден просить вас: займитесь своими делами и не суйтесь в мои.
- Ну хорошо же, сэр! Очень хорошо, мистер… э-э… - протянул первый лейтенант, выходя из себя и одновременно становясь еще более суровым. - Тогда кровь ваша да падет на вашу голову.
- Какая еще кровь, хотел бы я знать? - пробормотал Стивен, возвращаясь к своим хрупким сокровищам. - Ох, беда, беда, забота! Эй, вы, черти безмозглые! Дуроломы!
Следующим, кто пришел отвлекать его от столь трудных дел, от бесплодных попыток закрепить ящики, сундуки и корзины с помощью веревок и при этом удержать в узде бестолковых помощников, был капитан Обри собственной персоной. Джек, однако, обратился сначала не к приятелю, а старшему из матросов.
- Как тебя зовут?
- Джеггерс, ваша честь. Из команды плотника, вахта правого борта.
- Прекрасно, Джеггерс. Отправляйся-ка со своими парнями на главную палубу. Передай моему старшине и стюарду, что они срочно нужны мне здесь.
- Есть, сэр.
Матросы молча потянулись наверх, похожие на захмелевших мышей-переростков - ни единого крика или возгласа не издали они, пока не скрылись из виду.
- Стивен, - сказал Джек, ловко подхватывая падающую корзинку и ставя ее на место. - У тебя, как я вижу, прямо катастрофа.
- Еще какая, - возопил тот. - С этими подлыми готами, пьяными гуннами… Я плакать готов от отчаяния… Так много надо еще сберечь, так много уже утрачено… Нет ли у тебя в кармане куска бечевки? А тут еще заявляется какой-то надоедливый малый и начинает бубнить, что я обязан отобедать с капитаном этой адской посудины! Я послал его куда подальше. Иди, говорю, подтягивай свои паруса.
"Адская посудина" рыскнула под ветер и самка морского слона заскользила к штирборту. Джек дождался, когда с наветра подойдет волна, вернул чучело назад, пропустил вокруг него веревку, завязал узел и сказал:
- Да, это был Уорнер, первый лейтенант. Стивен, есть нечто, о чем я обязан был сказать тебе раньше, и это касается флота. Приглашение капитана отклонять нельзя.
- Но почему, во имя всего святого? Приличия ради что ли?
- Неписанный закон службы требует этого. Приглашение капитана - почти что королевский приказ. Отказ последовать ему граничит с неповиновением долгу.
- Какая чепуха, Джек. По самой своей природе приглашение подразумевает допустимость, возможность его отклонить. Вам не более удастся убедить человека разделить с вами общество иначе как по доброй воле, по согласию, чем заставить женщину полюбить вас силой. Пленник - это не гость, опороченная шлюха - не жена, приглашение - не указ.
Джек отставил в сторону неписанный закон флота, хотя раньше это всегда срабатывало. В его распоряжении оставалось всего четыре минуты.
- Живее там! - гаркнул он в прямоугольник люка, затем понизил голос. - Если ты пойдешь, то окажешь мне личное одолжение. Йорк пригласил тебя исключительно из расположения к моей персоне. Если мы взамен выкажем пренебрежение к нему, это будет очень плохое начало плавания, и для меня и всех наших товарищей.
- Но Джек, - взмолился Стивен, жестом отчаяния указывая на пребывающую в хаосе коллекцию. Большинство экспонатов ездило, угрожая совершить смертельный кульбит. - Как могу я бросить все это?
- Бонден и Киллик вот-вот будут здесь, оба трезвые и достаточным запасом бечевки. А как только обед будет окончен, в твоем распоряжении окажутся и остальные "леопардовцы". Прошу, Стивен, побудь немного хорошим парнем.
- Ну ладно, - протянул тот, бросая тоскливый взгляд на оставляемые сокровища. - Иду. Но учти, братец, я делаю это исключительно ради уважения к тебе. Сам я гроша ломаного не дам ни за эти ваши неписанные тирании и угнетения, ни за местное царское величество.
- Бонден, Киллик! - крикнул Джек.
Оба явились как по волшебству. Киллик, принес то, что еще сохранилось от мундира доктора Мэтьюрина, свежую сорочку и гребень. На нижней палубе точно знали, что происходит: нализавшийся в стельку хирург "Леопарда" отказался от капитанского приглашения. Ходили упорные слухи, что доктора закуют по приказу Уорнера в кандалы, разожмут рот гандшпугом и вобьют обед в глотку, хочет он того или нет. После чего поместят под строгий арест, запретив выходить из каюты до конца плавания, а когда "Ля Флеш" придет в Помпей, отдадут под трибунал. Поэтому матросов ждало нечто вроде разочарования, когда этот самый преступник за минуту до назначенного срока появился следом за своим капитаном на палубе, при полном параде и ни в одном глазу.
- Ты будешь вежлив? - шепнул Джек на ухо другу у входа в каюту.
Неопределенный звук, сорвавшийся с губ Стивена вовсе его не успокоил, но несколько мгновений спустя, видя как Мэтьюрин отвесил элегантный поклон и бросил обходительное "к вашим услугам, сэр", он позволил себе расслабиться. Как ни крути, Стивен, хоть и страшный профан в делах мореходных, был человеком из общества. Джеку пришлось наблюдать, как на одной вечеринке его приятель расхаживал словно у себя дома, и на удивление многие из приглашенных были хорошо знакомы и даже ласковы с ним, причем иные даже весьма.
При всем неведении морских обычаев доктор хотя бы знал, что гость рангом ниже капитана не вправе заговаривать с командиром корабля пока тот сам не заговорит с ним - этакое заимствование из дворцового этикета. Поэтому за пинтой шерри и тарелкой свежесваренного черепашьего супа он сидел молча и с любезной миной, оглядывая каюту. Это была первая обставленная книгами каюта, которая встречалась ему до тех пор: книжные полки снизу доверху, среди томиков ин-кварто попадались нотные листы; обстановку дополняли столь неуместная здесь девятифунтовая пушка и небольшое квадратное пианино. Джек сказал, что капитан Йорк музыкант, также как, видимо, и читатель - никто не станет тащить книги в море забавы ради. Можно было разглядеть корешки ближайших: Вудс Роджерс, Шелвок, Энсон, объемистая Histoire Générale des Voyages, Черчилль, Харрис, Бугенвиль, Кук. Все вполне уместно для моряка. Далее Гиббон, Джонсон, а за ними бесконечной чередой собрание сочинений Вольтера в издании Келя. Над Вольтером расположилась еще даже более многочисленная коллекция "октаво" и "дуодесимо", буквы на переплетах которых разобрать не удавалось. Романы, судя по всему. Мэтьюрин с возросшим интересом посмотрел на хозяина. Темноволосый, несколько полноватый, с умным лицом; примерно ровесник Джека и наверняка такой же одержимый моряк. Йорк оставлял впечатление человека способного, но как показалось Стивену, склонного к лени.
- Мы едва не опоздали, - проговорил Джек. - Я чуть не порвал чулок, когда натягивал - ткань совершенно сгнила. Те, что вы мне передали, не могли поспеть более вовремя. А доктор просто с ног сбился, управляясь со своими научными тварями и их яйцами.
- J'ai failli attendre, как сказал бы Луи XIV, - с улыбкой ответил Йорк. - Какой ужасный кошмар. Думаю, вы заметили, доктор Мэтьюрин, что флотских капитанов окружает своего рода королевский почет. По временам это выглядит так комично. Мне, однако, искренне жаль, что ваши животные доставили такие затруднения. Еще прискорбнее было мне услышать, что мое приглашение оказалось, возможно, не совсем своевременным. Могут мои парни чем-то помочь? Наш Джемми Дакс в бытность на берегу работал на ферме, это великий мастер управляться как птицей, так и со скотом.
- Вы очень любезны сэр, но живые мои образцы содержатся в полном порядке - сидят себе рядочками в моей каюте и таращатся друг на друга. Нет, именно объекты неодушевленные внушают мне некоторое беспокойство, болтаясь из стороны в сторону.
- Но сейчас все уже передано в надежные руки, - заявил Джек. - Мой старшина в форпике, он присмотрит за поклажей и все будет лучше некуда. К тому же доктор, по счастью, не все яйца сложил в одну корзину, ха-ха-ха! О да, этих корзин там несколько дюжин, и все с яйцами разного сорта: альбатросы, буревестники, пингвины…
Закончить капитан Обри не сумел - его душил хохот. Шутку насчет "всех яиц в одной корзине" вряд ли стоило почитать за верх остроумия, но она казалась очень даже недурной, да принадлежала исключительно ему. От добродушного веселья лицо его, и без того уже красное в силу воздействия ветра и солнца, сделалось совершенно пунцовым. Глаза его превратились в щелочки, а изо рта полился присущий ему искренний громкий смех, от которого зазвенели на столе бокалы. Йорк с приязнью взирал на коллегу, и Стивен, подметив данный факт, потеплел по отношению к капитану "Ля Флеш".
- Вы не сильно изменились со времен старины "Ресо", Обри, - произнес наконец Йорк. - Надеюсь, по-прежнему играете на скрипке?
- А как же, - ответил Джек, утирая слезы. - Все в одну корзину, ха-ха-ха! Бог мой, надо не забыть Софи рассказать, когда писать буду. Да, играю. А вы, как вижу, выросли до фортепиано. А как вы его настраиваете?
- Никак, - ответил Йорк. - Я заимел камертон и несколько раз пытался, но в итоге эта штуковина так и осталась жалкой скрипучей шарманкой. Эх, вот бы завербовать настройщика пианино! Но даже так я люблю свой инструмент - обходиться многие месяцы плавания без музыки выше моих сил.
- Целиком и полностью разделяю ваше пристрастие. Мы с доктором тоже пиликаем помаленьку, хотя его виолончель и моя скрипка сильно пострадали - клей и лак почти совсем сошли, а смычки нам пришлось ремонтировать при помощи самых длинных косиц нашего экипажа.
- Вы играете на виолончели, сэр?
Стивен поклонился.
- Рад слышать это, - продолжил Йорк. - И питаю трепетную надежду помузицировать вместе. Мне уже сил нет выносить собственный свой голос, а капитану, как вам известно, нечасто приходится слышать другие.
Обед, тем временем, удавался просто на загляденье - кок у капитана Йорка был получше, чем на большинстве кораблей. Пока моряки сидели за портвейном, Стивен подошел к книжным полкам.
- Куда вы их деваете когда готовитесь к бою? - поинтересовался Джек у хозяина, проследив краем глаза за другом.
- Это съемные полки, - воскликнул Йорк. - Мое собственное изобретение. Стоит повернуть рычажок за томиками Ричардсона, и полки отсоединяются от переборки. Планка, набитая по передней стороне каждой не дает книгам выпасть, и за какую-нибудь минуту вся библиотека перемещается в трюм. Ну ладно, за пару минут. Но, по правде говоря, я не так часто даю приказ очистить корабль, как обязан бы это делать. И уж явно слишком редко на взгляд моего первого лейтенанта. Дай ему волю, корабль превращался бы в пустой амбар всякий раз как барабан пробьет "все по местам": все из кают, долой все переборки! Как будто прямо сейчас в бой.
- Он, видно, настоящий вояка?
- О, спит и видит повоевать. Отдал бы руку и ногу за право выслужиться, вроде нас, до пост-капитана, а сражение - единственный его шанс. Денег у него, бедолаги, нет совсем, а годы-то идут.
- Вы упомянули про Ричардсона, сэр, - вмешался в разговор Стивен, вытащивший с полки первый том Histoire Générale и любовавшийся на округлую добродушную физиономию аббата Прево. - Несколько месяцев тому мне довелось узнать, что аббат Прево перевел его на французский. Я был удивлен. Мне это сообщила одна леди, - добавил Мэтьюрин, кивнув Джеку.
- Я тоже удивился, - ответил Йорк. - Никогда бы не подумал, что он смог бы найти время, будучи занят сочинением своих превосходных трудов, да и путешествиями. У Ричардсона ведь тысячи и тысячи страниц - travail de Bénédictin. Кстати, если мне не изменяет память, Прево на самом деле был бенедиктинцем, хотя и не слишком прилежным подчас. Но так или иначе, кто лучше подошел бы для "Клариссы Харлоу", чем автор "Манон Леско"? Какая проникновенность, какая глубина ума, непостижимая даже для себя самого! Вы ведь наверняка читали Ричардсона, сэр?
- Нет, сэр. Леди, о которой я упоминал, побуждала меня сделать это, и я уже взялся за первый том "Памелы". Но тут корабль стал тонуть, капитан то и дело прибегал за советом, и мне пришло в голову, что это не самое подходящее время для подобного начинания.