- Рад, что нам представился случай потолковать с вами наедине,- начал он,- поскольку наша первая беседа кое в чем ввела вас в заблуждение и я уже давно хотел объясниться с вами. Моя дочь выше всех подозрений. Как и вы. И я шпагой докажу это любому клеветнику. Но, милый Дэвид, мы живем в беспощадном мире, и кому это знать, как не мне, кого еще с дней моего покойного отца, господи упокой его душу, бессовестно чернили и чернят?
Мы должны посмотреть правде в глаза. Вы и я обязаны считаться с этим. Да, обязаны! - И он торжественно кивнул, словно проповедник на кафедре.
- В каком смысле, мистер Драммонд? - спросил я.- Будьте столь добры, перейдите прямо к делу.
- Да-да! - воскликнул он со смехом.- В этом весь ваш характер! То, что больше всего меня в нем восхищает! Но дело, любезный мой юноша, несколько щекотливо.- Он налил себе вина.- Впрочем, между нами, между такими добрыми друзьями, можно не опасаться недоразумений. Дело это, как вы, конечно, понимаете, касается моей дочери. И я сразу же хочу сказать, что нисколько вас не виню. В столь злополучных обстоятельствах что еще могли вы сделать? Я, во всяком случае, не знаю.
- Благодарю вас,- сказал я очень осторожно.
- Кроме того, я постарался узнать вас поближе,- продолжал он.- У вас много достоинств, вы обладаете сносным состоянием, что всегда неплохо, а потому… короче говоря, я с удовольствием могу сказать вам, что из двух возможных выходов решил избрать второй.
- Боюсь, я не слишком сообразителен,- заметил я.- Какие выходы имеете вы в виду?
Он грозно наклонился ко мне, оставив прежнюю небрежную позу.
- Мне кажется, сударь,- объявил он,- джентльмен в вашем положении не может не понимать, что либо я должен перерезать вам глотку, либо вы должны жениться на моей дочери.
- Наконец-то вы соблаговолили заговорить прямо! - сказал я.
- Мне казалось, что я говорил прямо с самого начала! - загремел он.- Я заботливый отец, мистер Бальфур, но, благодарю бога, я благоразумен и терпелив! Другой отец, сударь, тотчас же предложил бы вам выбирать между алтарем и дуэлью. Мое уважение к вашим достоинствам…
- Мистер Драммонд! - перебил я.- Если вы питаете ко мне малейшее уважение, то, прошу вас, умерьте свой голос. Нет никакой надобности кричать, если собеседник находится с вами в одной комнате и слушает вас со всем вниманием.
- Совершенно справедливо! - сказал он, сразу изменив тон.- Но вы должны извинить отцовское волнение.
- Таким образом, мне следует понять…- продолжал я.- Будем считать, что я ничего не слышал про первый выход, о котором вам, пожалуй, не стоило бы упоминать… Таким образом, если я попрошу у вас руки вашей дочери, вы даете мне право надеяться?
- Трудно выразить лучше то, что я имел в виду,- ответил он.- Вижу, что мы отлично поладили.
- Там посмотрим, - ответил я.- Но в любом случае мне незачем скрывать, что я питаю к упомянутой вами барышне глубокие чувства и даже во сне мне не может пригрезиться счастье большее, чем повести ее к алтарю.
- Я в этом не сомневался, я был уверен в вас, Дэвид! - вскричал он и протянул мне руку.
Я не пожал ее.
- Вы слишком торопитесь, мистер Драммонд,- сказал я.- Прежде надо обсудить условия, а главное, есть трудность, которую преодолеть мы, возможно, не сумеем. Я уже сказал вам, что готов вступить в брак с вашей дочерью, но у меня есть причины сомневаться в ее согласии.
- Это все вздор,- ответил он,- За ее согласие я поручусь!
- Мне кажется, мистер Драммонд,- сказал я,- что даже в разговоре со мной вы позволили себе два-три неприемлемых выражения. И я не потерплю, чтобы вы разговаривали так с ней. Говорить и думать за нас обоих выпало мне, и я хочу, чтобы вы поняли: я так же не позволю навязать мне жену, как не позволю, чтобы ей навязали мужа.
Он только хмуро смотрел на меня, видимо растерявшись и очень сердясь.
- Короче говоря,- заключил я,- если мисс Драммонд даст свое искреннее согласие, я женюсь на ней, и с великой радостью. Но если, как у меня есть все основания опасаться, согласие это будет хотя бы чуть-чуть вынужденным, я никогда на ней не женюсь.
- Хорошо-хорошо,- сказал он.- Это пустяки. Как только она вернется, я немножко ее пощупаю и, надеюсь, смогу вас уверить…
Но я снова его перебил.
- Ни в коем случае, мистер Драммонд, иначе я сразу же откажусь, и вы можете искать мужа для вашей дочери, где вам будет угодно,- сказал я.- Я сам проверю ее чувства и буду судить о них. И сам решу без чьего-либо посредничества, и уж во всяком случае - без вашего.
- Клянусь честью, сударь! - вскричал он.- Да кто вы такой, чтобы судить?
- Жених, мне кажется,- ответил я.
- Не играйте словами! - возразил он.- Вы закрываете глаза на факты. У моей дочери не осталось выбора. Ее репутация погублена.
- Прошу извинить меня,- сказал я,- но до тех пор, пока все остается между нами тремя, ничего еще не погибло.
- Но что мне может служить порукой? - воскликнул он.- Неужто я допущу, чтобы репутация моей дочери зависела от воли случая?
- Об этом вам следовало бы подумать прежде,- сказал я.- До того, как вы по собственной вине не встретили ее. Но теперь, когда уже поздно, я отказываюсь считать себя ответственным за ваше небрежение и никому не позволю запугивать себя. Мое решение твердо, и, что бы ни произошло, я ни на волос от него не отступлю. Мы с вами составим тут друг другу компанию до ее возвращения. А тогда мы с ней сразу же - без единого вашего слова или взгляда - пойдем прогуляться, чтобы поговорить без помех. И если я удостоверюсь, что она отдаст мне свою руку охотно, то поведу ее к алтарю, а если нет, то нет.
Он вскочил с кресла, как ужаленный.
- Я вижу вас насквозь! - крикнул он.- Вы себя поведете таким образом, что она откажется!
- Может быть, так, а может быть, не так,- ответил я. - Но иного выбора у вас нет.
- А если я не позволю? - вскричал он.
- Тогда, мистер Драммонд, мы займемся перерезанием глоток,- сказал я.
Глядя на его рост, на длину его рук и помня, что, по слухам, он отменно владеет любым оружием, я произнес эти слова не без трепета, тем более что при всем при том он был отцом Катрионы. Но я напрасно тревожился. Убогость снятого мной жилища (наряды дочери ему ничего не сказали - ведь для него они все были равно новыми) и мое нежелание ссужать его деньгами внушили ему мысль, что я беден. Однако едва он убедился в своей ошибке, как у него тотчас возник новый план, и, думается мне, ради его выполнения он готов был пойти на что угодно, лишь бы избежать необходимости кончить дело дуэлью.
Он еще некоторое время спорил со мной, но тут я нашел довод, заставивший его замолчать.
- Если ваше намерение не допустить, чтобы я объяснился с вашей дочерью наедине, столь твердо,- сказал я,- мне остается только заключить, что вы не менее меня сомневаетесь в ее согласии.
Он пробормотал какое-то невнятное извинение.
- Но этот разговор равно испытывает терпение, как ваше, так и мое,- добавил я,- и мне кажется, нам обоим благоразумнее будет помолчать.
И до ее возвращения мы молчали, вероятно - если кто-нибудь мог бы нас увидеть тогда - представляя собой весьма смешную пару.
Глава 28,
В КОТОРОЙ Я ОСТАЮСЬ ОДИН
Дверь Катрионе открыл я и не дал ей войти.
- Ваш батюшка желает,- сказал я,- чтобы мы погуляли, как было у нас заведено.
В ответ на ее взгляд Джеймс Мор кивнул, и, словно хорошо вымуштрованный солдат, она повернулась и вышла вместе со мной из дома.
Мы направились путем, которым не раз ходили прежде и были тогда счастливы настолько, что это не поддается никакому описанию. Теперь я отстал на полшага, чтобы незаметно наблюдать за ней. Стук ее башмачков звучал так мило и так грустно! Мне в голову пришла странная мысль, что оба возможные конца совсем близки и я вот-вот узнаю, какая из двух судеб мне уготована, а пока неизвестно, в последний ли раз я слышу эти шаги, или они будут вновь и вновь звучать рядом со мной до нашего смертного часа.
Катриона избегала смотреть на меня и глядела прямо перед собой, словно догадываясь о том, что сейчас произойдет. Я понимал, что разговор следует начать сейчас же, пока мужество мне окончательно не изменило, но не знал, как к нему приступить. В этом тягостном положении, когда ее буквально толкали в мои объятия, любая настойчивость, после того что уже было между нами, казалась бесчестной, но каким холодным буду я выглядеть, если сумею сохранить бесстрастность! Эти две крайности меня парализовали, я готов был грызть себе пальцы, и когда все-таки заговорил, то спотыкался на каждом слове.
- Катриона,- сказал я,- мое положение, то есть наше с вами положение, очень мучительно, и я буду весьма вам обязан, если вы обещаете дать мне договорить до конца, не перебивая.
Она сказала, что обещает.
- Так вот,- начал я,- говорить мне очень трудно, и я знаю, что у меня нет права на это. После того, что произошло между нами в прошлую пятницу, у меня не осталось ни малейшего права… Мы оба так запутались - и все по моей вине,- что мне, по меньшей мере, следовало бы хранить молчание, и я так и хотел и совсем не намеревался снова вам докучать. Но, милая моя, теперь это необходимо и другого выхода нет. Видите ли, я вступил во владение своим поместьем, а потому я теперь не такая уж плохая партия и… и выглядеть это будет уже не столь смешно, как раньше. Ну, а мы оба так запутались… Я уже это говорил, и лучше бы оставить все, как есть. По-моему, этой стороне дела придают излишне большое внимание, и на вашем месте я бы и думать ни о чем таком не стал. Но мне пришлось об этом упомянуть, так как на Джеймса Мора это, бесспорно, оказало некоторое влияние. И мне кажется, первое время, когда мы поселились в этом городе, нам было не так уж плохо. По-мо-ему, мы отлично ладили. Если вы оглянетесь на эти дни, милая моя…
- Я не стану ни оглядываться назад, ни заглядывать вперед,- перебила она.- Скажите мне только одно: это все мой отец?
- Он одобряет…- ответил я.- Он одобряет, чтобы я просил вашей руки…- Я продолжал, собираясь воззвать к ее чувствам, но она вновь меня перебила, даже не выслушав.
- Это он вам велел! - вскрикнула она.- И не отрицайте! Вы сами сказали, что совсем не намеревались! Он вам велел!
- Ну, он первым заговорил об этом…- начал я.
Она шла очень быстро, устремив взгляд вперед, но тут она тихо ахнула и почти побежала.
- Иначе,- продолжал я,- после того что вы сказали в прошлую пятницу, я бы никогда не посмел докучать вам своим предложением. Но после того, как он столь любезно посоветовал, чтобы я… Что мне оставалось делать?
Она остановилась как вкопанная и повернулась ко мне.
- Во всяком случае ответом может быть только отказ! - вскричала она.- Вот и все!
И она быстро пошла вперед.
- Наверное, я ничего лучше не заслужил, - сказал я.- Но мне кажется, вы могли бы говорить со мной мягче, раз уж все кончено. Не понимаю, зачем вам нужно быть такой жестокой. Я вас так любил, Катриона! Нет ничего дурного, если я в последний раз назову вас по имени! Я старался поступить как лучше. Стараюсь и сейчас - и только жалею, что ничего лучше сделать не могу. Мне непонятно, почему вам нравится обходиться со мной столь сурово.
- Я думаю не о вас,- сказала она,- а об этом человеке, о моем отце.
- И это тоже! - воскликнул я.- Тут я могу быть вам полезен. Я должен помочь вам. Милая, нам необходимо поговорить о вашем отце. Джеймс Мор страшно рассердится, когда узнает, чем кончился наш разговор.
- Потому что я опозорена? - спросила она, вновь остановившись.
- Он так считает,- ответил я.- Но я уже говорил вам, чтобы вы ничего подобного не думали.
- Мне все равно! - вскричала она.- Я предпочту быть опозоренной!
Я не нашелся, что сказать, и промолчал.
Казалось, что-то продолжало кипеть в ее сердце, и через мгновение она снова воскликнула:
- Что все это означает? Почему на меня обрушился весь этот стыд? Да как вы посмели, Дэвид Бальфур]
- Милая моя, - сказал я,- но что мне оставалось делать?
- Я не ваша милая! - возразила она.- И не смейте называть меня этим словом.
- Я не думаю о своих словах,- сказал я.- У меня сердце разрывается от жалости к вам, мисс Драммонд. Что бы я ни говорил, не сомневайтесь, что я всей душой сострадаю вашему трудному положению. Но мне хотелось бы, чтобы вы не забывали об одном… и попробовали бы спокойно это обсудить. Ведь когда мы с вами вернемся домой, предстоит буря. Поверьте мне, только вдвоем мы сможем довести это дело до мирного конца.
- А-а! - сказала она, и на ее щеках вспыхнули два красных пятна.- Он вызвал вас?
- Ну да,- ответил я.
Она засмеялась нехорошим смехом.
- Во всяком случае, теперь все стало понятно! - вскричала она.- Мы с отцом,- продолжала она, глядя на меня в упор,- отличная парочка. Но я благодарю бога, что нашелся кто-то еще хуже нас! Я благодарю бога, что он показал мне вас таким! Не найдется девушки, которая не отвергла бы вас с презрением!
Я многое снес терпеливо, но это превосходило всякие пределы.
- Вы не имеете права так говорить со мной,- сказал я.- В чем я провинился? В том, что делал все, как лучше для вас, или, по крайней мере, старался? И вот мне награда? Нет, это уж слишком!
Она продолжала смотреть на меня со злой улыбкой.
- Трус! - сказала она.
- Не вам и не вашему отцу произносить это слово! - вскричал я.- Я уже бросил ему сегодня вызов ради вашего блага. И вызову его еще раз, гнусного мерзавца! И мне все равно, кто из нас падет! Мы сейчас же вернемся,- продолжал я,- чтобы побыстрее разделаться со всем этим! И я избавлюсь от всей вашей горской компании! Посмотрите, каково вам будет, когда я погибну!
Она покачала головой все с той же нестерпимой улыбкой.
- Улыбайтесь, улыбайтесь! - крикнул я.- Нынче я видел, как ваш батюшка улыбается по-другому. Нет, конечно, я не говорю, что он испугался,- поспешил я поправиться,- а только, что он предпочел другой выход.
- О чем вы? - спросила она.
- О том, что я его вызвал! - ответил я.
- Вызвали Джеймса Мора! - воскликнула она.
- Да,- сказал я, - а он уклонился. Не то разве мы с вами были бы сейчас здесь?
- Вы что-то не договариваете! - сказала она.- Так что же?
- Он намеревался заставить вас дать мне согласие,- ответил я.- Но я и слышать об этом не хотел. Я сказал, что вы должны быть свободны в своем выборе и я должен поговорить с вами наедине. Только я никак не думал, что разговор у нас будет таким! "А если я не позволю?" - говорит он. "Тогда мы займемся перерезанием глоток,- ответил я.- Я так же не позволю навязать мне жену, как не позволю, чтобы ей навязали мужа". Вот что я сказал, и это были слова друга. Хорошо же мне за них заплатили! Вы отказали мне по собственной воле, и никакой отец, будь он с шотландских гор или откуда-нибудь еще, не сможет настоять на этом браке! Я позабочусь, чтобы ваши желания уважали. Сделаю это своей целью, как и было до сих пор. Но по-моему, вам хотя бы приличия ради следовало притвориться, будто вы мне благодарны. А я-то думал, что вы меня знаете! Я не всегда вел себя с вами, как требовал долг чести, но это было слабостью. Но поверить, что я трус, и такой трус!.. Девочка моя, подобного удара я не ждал!
- Дэви, но откуда же мне было знать? - воскликнула она.- Как ужасно! Я и мои близкие (при этом слове она застонала) недостойны говорить с вами! Я готова упасть перед вами на колени тут, на улице, и поцеловать вам руку, лишь бы вы меня простили!
- Я сохраню те поцелуи, которые вы мне уже подарили,- перебил я.- Я сохраню те, которыми дорожу, которые чего-то стоили. Поцелуи в знак раскаяния мне не нужны!
- Что вы можете думать об этой несчастной девчонке? - сказала она.
- Я все время только одно хотел вам втолковать,- сказал я,- что вам лучше забыть обо мне (ведь несчастней вы меня сделать уже не можете!), а вспомнить про Джеймса Мора, своего отца, с которым вам предстоит нелегкое объяснение!
- За что я обречена скитаться по миру с таким человеком! - вскрикнула она, но затем сумела справиться с собой.- Только пусть вас это больше не заботит,- продолжала она.- Он не знает, на что я способна. И дорого заплатит мне за этот день. Дорого, очень дорого!
Она повернулась и пошла назад. Я последовал было за ней, но она остановилась.
- Я пойду одна,- сказала она.- Я должна поговорить с ним наедине.
Некоторое время я в бешенстве бродил по улицам и твердил себе, что ни с одним молодым человеком во всем подлунном мире не обходились столь плохо, как со мной. Гнев душил меня, и тщетно я пытался вздохнуть всей грудью, - казалось, в Лейдене не хватает для меня воздуха, и я даже подумал, что вот-вот лопну, как утопленник на морском дне. Тут я остановился на каком-то углу и начал смеяться над собой - я громко хохотал целую минуту, и какой-то прохожий уставился на меня во все глаза. Это меня отрезвило.
"Ну что же,- подумал я,- слишком долго мне пришлось быть дурачком и слюнтяем. Пора кончать! Вот хороший урок - не иметь никакого дела с проклятыми юбками, которые погубили мужчину в начале времен и будут продолжать губить его потомков до скончания века. Бог свидетель, я был достаточно счастлив, пока не увидел ее, и бог свидетель, я снова буду счастлив, после того как увижу ее в последний раз".
Вот что казалась мне самым нужным: чтобы они поскорее убрались из Лейдена. Я вцепился в эту мысль, а потом злорадно представил себе, каково им придется, когда Дэвид Бальфур перестанет быть их дойной коровой. И тут, к моему собственному величайшему удивлению, в душе у меня все переменилось. Я был по-прежнему в ярости, я по-прежнему ненавидел ее, но пришел к выводу, что ради себя обязан позаботиться, чтобы она не испытывала никакой нужды.