309 г. до н. э. Остров Родос, одна из торговых столиц античного мира, оказывается в центре схватки между полководцами, унаследовавшими империю Александра Македонского.
Однако, несмотря на вооруженный конфликт, лавируя между военными флотами враждующих сторон, плывут суда торговцев в надежде на прибыль. И купец Менедем вновь отправляется в путь с экзотическими товарами на борту. У него есть даже череп грифона - мифического животного, охраняющего сокровища на конце света.
Содержание:
Справка по мерам и деньгам 1
ГЛАВА 1 1
ГЛАВА 2 9
ГЛАВА 3 17
ГЛАВА 4 24
ГЛАВА 5 32
ГЛАВА 6 40
ГЛАВА 7 48
ГЛАВА 8 55
ГЛАВА 9 63
ГЛАВА 10 71
ГЛАВА 11 78
ГЛАВА 12 86
ОТ АВТОРА 94
КОММЕНТАРИИ ПЕРЕВОДЧИКА 94
Примечания 96
Гарри Тертлдав (под псевдонимом H.N. Turteltaub)
"Череп грифона"
Он подробно изложил все, что знал: о сторожащих золото грифонах севера и одноглазых существах, которые, как считалось, расхищали их запасы; о том, как художники-эллины по заказу скифов изображали грифонов, и о том, как же эти самые грифоны выглядели, если и впрямь были такими ужасными тварями, какими их описывают.
Справка по мерам и деньгам
В этой книге я старался использовать реалии, которые использовали бы и с которыми сталкивались бы мои персонажи во время своего путешествия. Ниже приводятся их приблизительные эквиваленты (точные дать невозможно, ибо меры имели разные значения в разных городах).
1 палец = 1 см 85 мм
6 ладоней = 1 локоть
1 локоть = 46 см
1 плетр = 30 м
1 стадия = 185 м
1 котил = 0,27 л
1 метрет = 39,4 л
1 хус = 3,28 л
12 халков = 1 обол
6 оболов = 1 драхма
100 драхм = 1 мина (436 г серебра)
60 мин = 1 талант
Как уже отмечалось, это приблизительные значения. В качестве примера того, как широко они могли варьироваться, сообщу читателям следующий факт: 1 талант в Афинах составлял около 26 кг, тогда как на острове Эгина, менее чем в 30 км от Афин, он был равен примерно 37,142 кг.
ГЛАВА 1
Наступила весна.
Никогда еще за свои двадцать шесть лет Менедем так не радовался открытию навигационного сезона.
Не то чтобы зима на Родосе в тот год выдалась суровой. За всю свою жизнь Менедем еще ни разу не видел снегопада, как и его отец. И все же…
Менедем погладил рукояти рулевых весел торговой галеры "Афродита" - нежно, словно бы гладил любовницу. Рядом с ним на юте акатоса стоял его двоюродный брат Соклей. Он был на несколько месяцев старше Менедема и почти на голову выше, но капитаном судна все-таки был Менедем, тогда как Соклей исполнял обязанности тойкарха, следя за порядком на "Афродите" и за всем, что покупалось и продавалось во время торгового плавания. Соклей отлично справлялся с подсчетами. Но вот что касается людей… Что ж, общение с людьми давалось ему куда трудней.
Отец Менедема крикнул с причала, к которому была пришвартована "Афродита":
- И будьте осторожны! Ради всех богов, будьте очень осторожны!
- Хорошо, отец, - послушно отозвался Менедем.
Он был рад покинуть Родос в том числе и потому, что оставить остров значило спастись от Филодема. Этой зимой пребывание под одной крышей с отцом далось Менедему труднее, чем в любой другой год на его памяти. Филодем с давних пор считал, что его сын ничего не может сделать правильно.
Как будто для того, чтобы лишний раз это доказать, он сейчас крикнул:
- Слушай своего двоюродного брата! У Соклея есть какой-никакой здравый смысл!
Менедем кивнул - то есть склонил голову, как делали все эллины в знак согласия - и исподтишка бросил взгляд на Соклея. У того хватило совести изобразить, что он смущен такой похвалой со стороны представителя старшего поколения.
Отец Соклея, Лисистрат, стоявший рядом с Филодемом, был куда покладистее брата, и все-таки тоже проговорил:
- Извольте соблюдать осторожность на каждом шагу!
- Хорошо. - Даже Соклей начал выказывать признаки раздражения, а ведь он ладил со своим отцом куда лучше, чем Менедем с Филодемом.
Но Лисистрат настаивал:
- Вы же знаете, в наши дни следует опасаться не только пиратов. Поскольку Птолемей и Антигон в прошлом году снова начали войну, военных галер в море будет больше, чем блох на собаке. Некоторые из этих шлюхиных сынов точно такие же пираты, только их суда быстрее, больше и мощнее пиратских.
- Да, дядя Лисистрат, - терпеливо ответил Менедем. - Но если мы не отправимся в это плавание, нашей семье придется голодать.
- Что ж, это верно, - признал Лисистрат.
- Осторожней с торговцами шелком на Косе, - предупредил Филодем. - Они обмишурят вас, если вы дадите им хоть полшанса… Даже четверть шанса. Они считают себя властелинами всего мира, потому что шелк нельзя купить ни в каком другом месте.
"И у них есть веские поводы так считать", - подумал Менедем.
Вслух же сказал:
- Мы сделаем все, что в наших силах. Вспомните - в прошлом году мы неплохо справились. И у нас на борту есть пурпурная краска, торговцы шелком всегда хорошо за нее платят.
Его отец дал еще какой-то совет, и Соклей вполголоса проговорил:
- Если мы будем и дальше их слушать, мы никогда не отплывем.
- И вправду, - шепнул Менедем в ответ и громко окликнул команду: - Гребцы - по местам! Диоклей, поднимись на корму, будь добр.
- Уже иду, шкипер, - ответил Диоклей.
Келевсту, начальнику гребцов, было чуть за сорок, его кожа обветрилась и загорела после многих лет, проведенных в море.
Покинув лишенную палубы середину акатоса, Диоклей поднялся на ют, уверенно и бесшумно ступая босыми ногами по ступенькам, ведущим на палубную надстройку. Моряки не носили обуви на борту судна, и очень немногие из них ходили обутыми на берегу.
Рукояти всех сорока весел акатоса оказались в руках гребцов достаточно быстро, чтобы Менедем остался доволен командой. Больше половины гребцов уже ходили в прошлом году на его судне в Великую Элладу и города италийских варваров. Почти все моряки в разное время успели поработать веслами и на родосских военных судах. То не была зеленая команда, и людям требовалось не много времени, чтобы сработаться - во всяком случае, Менедем на это надеялся.
Он оглядел причал, чтобы убедиться, что ни один канат больше не удерживает "Афродиту" у пристани. Канаты наверняка уже были на борту, однако Менедем предпочитал все хорошенько проверить. Попытаться отойти от берега, не отшвартовавшись? Да потом отец до конца дней своих будет ему такое поминать! Да и все остальные тоже.
Убедившись, что все в порядке, Менедем кивнул Диоклею:
- Пойдет.
Как всегда, у начальника гребцов имелись при себе маленькая колотушка с железным набалдашником и болтающийся на цепи бронзовый квадрат - с их помощью Диоклей задавал такт гребцам.
Все глаза устремились на келевста, когда он поднял бронзовый квадрат. Диоклей ухмыльнулся гребцам и занес колотушку над бронзой. Металл ударился о металл, и теперь келевст начал задавать ритм еще и голосом:
- Риппапай! Риппапай!
Весла поднялись и опустились, снова поднялись и вновь опустились. "Афродита" заскользила прочь от пирса, сперва медленно, потом все быстрей и быстрей. Соклей помахал своему отцу. Менедем нехотя оглянулся через плечо, чтобы тоже помахать Филодему. Отец помахал в ответ, что несколько удивило сына.
"Вот интересно, - подумал Менедем, - он сожалеет о нашем отбытии или, наоборот, радуется ему?"
Родос мог похвастаться по крайней мере пятью гаванями, но лишь Великая гавань да находившаяся к северо-западу от нее Военная гавань были защищены от ветра и непогоды рукотворными молами. Выход из Великой гавани в Эгейское море имел всего пару плетров в ширину - это расстояние даже меньше полета стрелы.
Менедем направил судно к середине канала.
- Риппапай! - выкликнул Диоклей и снова ударил колотушкой в бронзу. - Риппапай!
Он задавал неторопливый темп - какой смысл изматывать гребцов в самом начале путешествия? И какой смысл смущать их, заставляя грести быстро, чтобы они совершали ошибки под критическим взглядом каждой портовой крысы Родоса? В конце концов, Менедем сейчас посадил на весла всю команду по единственной причине - чтобы покрасоваться. Как только они покинут гавань, торговая галера пойдет под парусом или с восемью - десятью гребцами на каждом борту, если только не придется от кого-нибудь удирать.
Менедем чувствовал движение моря через подошвы ног и через ладони, сомкнутые на рулевых веслах.
Здесь, в защищенной гавани, вода была гладкой, как стекло. И все равно невозможно было перепутать - находишься ты в море или стоишь на твердой земле.
- Это как будто лежать на женщине, верно? - спросил Менедем Соклея.
Его двоюродный брат подергал себя за бороду. Борода не была нынче в моде у молодых людей - Менедем и большинство моряков ходили гладковыбритыми, - но Соклея никогда особо не заботили веяния моды.
- Кому еще, кроме тебя, пришло бы в голову подобное сравнение, - наконец сказал он.
- Понятия не имею, о чем ты, - со смехом ответил Менедем.
Соклей фыркнул.
- Во всяком случае, ты явно не перс.
- Не перс? Надеюсь, что так, - ответил Менедем. - А вообще, при чем тут персы? Тебе в голову приходят такие странные мысли…
- Геродот пишет, что персы, взрослея, учатся трем вещам, - пояснил Соклей, - ездить верхом, стрелять и говорить правду.
- Ах вот оно что, - отозвался Менедем. - Да ну тебя к воронам, милый братец.
Оба рассмеялись.
Менедем не сказал Соклею, что с радостью покидает Родос, поскольку его беспокоило не то, что он сделал этой весной, но то, чего он не сделал… Хотя такое бездействие было вовсе не в его характере. Двоюродный брат ничего об этом не знал; да и вообще никто, кроме самого Менедема, даже не подозревал о его тайном влечении к юной мачехе - второй жене отца, если только сама Бавкида не догадалась об этом.
Но какие бы мысли ни бродили в голове Менедема, какие бы чувства им ни владели, он не позволил себе ничего предосудительного, и эта постоянная внутренняя борьба с самим собой сделала его пребывание в отцовском доме еще тяжелей.
Даже с завязанными глазами Менедем безошибочно определил бы тот миг, когда "Афродита" проскользнула между защищавшими Великую гавань укрепленными молами и вышла в открытые воды Эгейского моря.
В тот же миг движение акатоса изменилось. Настоящие волны - небольшие, но все-таки волны, подгоняемые свежим северным бризом, - ударились о нос "Афродиты" и вспенились у бронзового тарана с тремя плавниками. Началась килевая качка - судно под ногами Менедема то поднималось, то опускалось.
- Вот теперь мы и в самом деле вышли в море! - со счастливым видом воскликнул он.
- Это точно. - В голосе Соклея слышалось значительно меньше ликования.
Качка была довольно мягкой, но двоюродный брат Менедема в начале каждого навигационного сезона был некоторое время подвержен морской болезни, пока не привыкал к пребыванию в море. Менедем благодарил богов, что его самого подобная беда миновала.
Из-за качки такелаж "Афродиты" слегка поскрипывал, и Менедем, склонив голову к плечу, улыбнулся знакомому звуку. Скреплявшие доски пазы, шипы и нагели не испытывали нагрузки с тех пор, как минувшей осенью акатос вернулся из Великой Эллады. Вообще-то судно всю зиму простояло на берегу, как военный корабль, чтобы как следует просохнуть. Некоторое время оно будет непривычно быстрым, пока сосна снова не пропитается водой.
На волнах покачивались рыбачьи лодки. Поскольку "Афродита" выходила из родосской гавани, сидящие в лодках люди понимали, что галера - не пиратское судно. Двое рыбаков даже приветственно помахали акатосу. Менедем снял руку с рулевого весла, чтобы помахать в ответ. Он любил рыбу - а какой эллин ее не любит? - но ни за что на свете не стал бы зарабатывать на жизнь рыбной ловлей. Бесконечный труд, скудное вознаграждение… Он покачал головой: нет, все, что угодно, только не это.
- Жаль, что ветер начинает дуть прямо в лицо, - заметил Диоклей. - В противном случае мы могли бы опустить парус и дать гребцам отдохнуть.
- В это время года ветер обычно и дует с севера, - ответил Менедем, и начальник гребцов кивнул в знак согласия. - Но я сниму сейчас с весел половину гребцов, - продолжал капитан. - Мы доберемся до Кавна к закату без всякой спешки.
- Надеюсь, - сказал Диоклей.
Он перестал бить колотушкой в бронзу и выкрикнул:
- Стой!
Люди прекратили грести. Акатос сбавил скорость и остановился.
- Каждый второй человек, считая с носа, может отдохнуть, - объявил келевст.
Гребцы втянули внутрь длинные весла, с которых капала вода, и сложили их поверх небольших кувшинов с пурпурной краской, поверх маленьких круглых горшков с чернилами и промасленных мешков, набитых египетским папирусом.
- Риппапай! - нараспев выкрикнул келевст. - Риппапай!
Оставшиеся на веслах гребцы снова взялись за дело. "Афродита" опять начала двигаться - не с такой скоростью, как раньше, но все-таки достаточно быстро, чтобы Менедем остался доволен.
- Во время плавания мы будем часто упражняться в тактике ведения морского боя, - обратился он к команде. - Никогда нельзя сказать заранее, в какой миг это может пригодиться. Если не считать вод вблизи Родоса, пиратов повсюду больше, чем блох на дохлой козе.
Никто не заворчал в ответ и не выразил своего несогласия. Любой ходивший в моря знал, что Менедем говорит правду.
- Если бы хоть кто-нибудь, кроме нашего полиса, заботился о том, чтобы не выпускать этих хищников в море… - поцокал языком Соклей.
- Но, увы, никому до этого нет никакого дела, - ответил Менедем и окликнул одного из освободившихся гребцов: - Аристид! Ступай на бак и гляди в оба. Ты лучший впередсмотрящий на судне.
- Хорошо, капитан, - ответил молодой моряк и поспешил выполнить приказ.
В прошлое плавание "Афродиты" он доказал, насколько острое у него зрение. Менедем хотел, чтобы пара зорких глаз высматривала - нет ли пиратов.
Сразу к востоку от Кавна начинался гористый берег Линии, а Менедем и остальные родосцы считали, что пиратство является национальным промыслом ликийцев. Любой мыс здесь вполне мог служить укрытием для длинного, стройного пентеконтора или гемолии, которая, будучи короче пентеконтора, потому что ее весла располагались в два ряда, а не в один, отличалась еще и быстроходностью, - превосходное судно, особенно для морского разбоя. И эти корабли, вполне возможно, только и ожидали подходящего момента, чтобы ринуться из укрытия и захватить добычу.
Вовремя заметить пиратов было очень важно, ибо в противном случае ты вполне мог распрощаться со свободой и оказаться на помосте для рабов на каком-нибудь захудалом невольничьем рынке, куда тебя отправят голым и в оковах.
Менедем перевел взгляд с моря на берег Карий, виднеющийся впереди. Легкая дымка и большое расстояние - Кавн лежал примерно в двух с половиной сотнях стадий к северу и чуть к востоку от Родоса - мешали как следует рассмотреть берег, но Менедем мысленно дорисовывал то, что еще не мог разглядеть.
Как и горы Ликии, горы Карий круто поднимались над морем. Нижние части склонов в это время года были золотисто-зелеными от созревающих посевов, выше росли кипарисы, можжевельник и даже несколько драгоценных кедров. Дровосеки, поднимавшиеся в горы вслед за корабельными плотниками, которые добывали древесину для судов, вполне могли встретиться там не только с волками и медведями, но и со львами.
Стоило Менедему подумать о львах, как он, естественно, вспомнил своего любимого Гомера и пробормотал несколько строк из восемнадцатой песни "Илиады":
Царь Ахиллес среди сонма их плач свой рыдательный начал;
Грозные руки на грудь положив бездыханного друга,
Часто и тяжко стенал он - подобно как лев густобрадый,
Ежели скимнов его из глубокого леса похитит
Ланей ловец; возвратяся он поздно, по детям тоскует;
Бродит из дебри в дебрь и следов похитителя ищет,
Жалобно стонущий; горесть и ярость его обымают…
- С чего это тебе пришли в голову львы? - спросил Соклей.
Менедем объяснил.
- Ясно, - кивнул его двоюродный брат. - А вот интересно, есть ли хоть несколько строк в поэмах Гомера, которые ты не декламировал бы в качестве иллюстрации ко всему, что существует под солнцем?
- Не ко всему! Но если человек знает "Илиаду" и "Одиссею", то, вспомнив подходящие строки из этих поэм, он сможет догадаться, как все в мире гармонирует друг с другом, - заявил Менедем.
- Гораздо лучше узнавать все это самому, - возразил Соклей, - чем находить ответы в творениях старого слепого поэта.
- Но эллины поступали так с тех пор, как он пел свои поэмы, - ответил Менедем. - Назови мне любого из твоих драгоценных историков или философов, творения которого проживут так долго.
Он был куда консервативнее Соклея - хотя сам наверняка считал себя более практичным - и наслаждался, поддразнивая двоюродного брата.
- Зачем отправляться учиться в Афины, как поступил ты, когда большинство из того, что человеку нужно, находится прямо у нас перед носом?
Соклей сердито возразил:
- Во-первых, множество ответов Гомера не так хороши, как привыкли думать люди. А во-вторых, кто сказал, что творения Геродота, Платона и Фукидида не проживут долго? Фукидид написал свою "Историю", чтобы она стала достоянием всех времен, и, я думаю, он своего добился.
- Да ну? - Менедем ткнул себя большим пальцем в грудь. - Даже я не знаю, что он там понаписал, а я не так уж необразован. С другой стороны, возьми любого эллина из Массаллии, что на берегу Внутреннего моря, и перенеси его в один из полисов, которые Александр основал в Индии или в какой-нибудь другой стране за пределами Персии, - и когда этот эллин продекламирует строки Гомера, как только что сделал я, обязательно найдется кто-нибудь, кто их продолжит. Ну, давай скажи, что я ошибаюсь.
Он ждал. Хотя Соклей иногда и раздражал его, но всегда был болезненно честен. Вот и сейчас двоюродный брат Менедема в конце концов со вздохом признал: