* * *
Он проснулся оттого, что Менедем толкал его в плечо. Солнце еще не встало.
Соклею понадобилось мгновение, чтобы вспомнить, почему двоюродный брат будит его так рано. А вспомнив, он перестал тихо жаловаться и сказал:
- Спасибо. А то я спросонья было позабыл, что мне надо сделать.
Соклей проглотил хлеб, сыр и вино, натянул одежду и поспешил к городу.
Когда он добрался до улицы, где жил Птолемей, он без труда догадался, в котором из домов рядом с резиденцией правителя Египта держат племянника Антигона - это здание охраняло больше воинов, чем дом самого Птолемея. Сколько людей Полемея явились с Халкиды на Кос? Достаточно, чтобы правитель Египта поневоле нервничал, каким бы спокойным ни казалось все в настоящий момент.
Соклей назвал свое имя одному из стражников, дежуривших перед дверью.
- Скажи мне и имя твоего отца, - отозвался тот.
Когда Соклей это сделал, воин кивнул.
- Хорошо, ты и в самом деле тот самый.
Он слегка постучал в дверь.
- Откройте, родосец пришел.
Дверь открыл не раб, а еще один воин.
- Пойдем со мной, - отрывисто проговорил он и повел Соклея в андрон.
Во дворе тоже было полно вооруженных людей. Воины, собравшиеся в андроне, были старше и, судя по виду, более высокого ранга.
"Свидетели, посланные Птолемеем", - подумал Соклей.
Одно кресло в комнате оставалось пустым.
Тот, кто привел родосца, махнул рукой в сторону этого кресла, и Соклей, садясь, изумленно покачал головой: правитель Египта подумал обо всем.
Полемей вошел в андрон несколькими минутами позже. Он не был связан или закован, и воины, шагающие с ним рядом, явно держались настороже.
Полемея ожидало ложе рядом с маленьким обеденным столом. Племянник Антигона возлег на это ложе и гневно уставился на людей, пришедших посмотреть, как он умрет.
- К воронам всех вас, - хрипло сказал он. Потом заметил Соклея. - Еще один падальщик ожидает мертвечины, а?
Прежде чем Соклей смог найти слова для ответа, в комнату вошел человек, неся простую глиняную чашу. Он поставил ее на стол и двинулся было к выходу.
- Подожди, - остановил его Полемей. - Скажи, здесь достаточно, чтобы я мог совершить либатий, прежде чем выпью?
Вздрогнув, Соклей вспомнил, что Сократ задал тот же самый вопрос - по свидетельству его тюремщика. Человек, который принес чашу, кивнул.
- Если хочешь, давай. Здесь достаточно, чтобы убить слона.
- Не хотим рисковать, а? - не без гордости проговорил племянник Антигона.
Он взял чашу и пролил из нее несколько капель, как бы совершая возлияние вином в честь Диониса. Потом выпил яд. Опустив чашу, он скорчил ужасную гримасу.
- Ох, клянусь богами, отвратительное пойло. Вы никогда больше не увидите, чтобы я его пил.
- Браво! Храбро сделано, - пробормотал офицер, сидевший рядом с Соклеем.
Родосец склонен был согласиться. Полемей, может, сполна заслужил то, что получил, но умирал он как человек отважный.
И это было еще не все. Приговоренный к смерти выплеснул осадок из чаши на пол андрона, сказав:
- Это - для красавца Птолемея.
Он как будто играл в коттаб и хвалил красивого мальчика.
Двое офицеров Птолемея открыто рассмеялись. Их хозяин был великим человеком и заслуживал похвалы за многие достоинства, но едва ли отличался красотой. Соклей подумал, что благодаря своему массивному сложению Птолемей, должно быть, выглядел в юности таким же непривлекательным, как и он сам.
Полемей уставился на парня, который принес цикуту.
- Я ничего не чувствую, - сказал он. - Что мне теперь делать?
Походи, пока твои ноги не отяжелеют, если хочешь, - ответил тот. - Потом просто ляг. Снадобье подействует.
Племянник Антигона пробормотал что-то мерзкое себе под нос. Воины внимательно наблюдали за ним с копьями наготове. Теперь Полемею было нечего терять, и кто мог сказать, что ему взбредет в голову? Заметив, что за ним пристально наблюдают, приговоренный сложил пальцы в оскорбительном жесте.
Полемей шагал туда-сюда, туда-сюда. На все это ушло больше времени, чем ожидал Соклей. Когда он читал Платона, у него сложилось впечатление, что Сократ умер очень быстро. Но ведь Сократ был стар и всего лишь среднего роста. Полемей же был огромен, как медведь, и в самом расцвете сил. Может, поэтому требовалось больше времени, чтобы цикута на него подействовала.
Прошел почти час, прежде чем Полемей фыркнул и сказал:
- Я не чувствую ног.
Он стал бледен, на лбу у него выступил пот.
Соклей огляделся в поисках человека, который принес смертельную дозу, но тот покинул андрон. Один из офицеров Птолемея сказал:
- Теперь ты, наверное, можешь лечь.
- Правильно.
Полемей с трудом добрался до кушетки и, опустившись на нее, заявил:
- А ведь этот шлюхин сын утверждал, что снадобье безболезненно. Еще одна ложь.
- А что ты чувствуешь? - спросил Соклей.
- Выпей такое сам и узнаешь, любопытный ублюдок, - ответил Полемей. Но потом продолжил: - Чувствую, будто мои ноги и живот в огне. И я… - Он перегнулся через край кушетки, и его шумно вырвало.
Кроме обычного острого запаха рвоты почувствовался кислотный запах, абсолютно незнакомый Соклею, - он понял, что это вонь цикуты.
Сидевший рядом с родосцем офицер махнул одному из воинов:
- Ступай приведи того, кто принес сюда яд. Выясни, не спасет ли Полемея тот факт, что он выблевал. Если спасет… - Он полоснул себя большим пальцем по горлу.
Воин поспешно вышел.
Но отравитель вернулся со словами;
- Нет, теперь уже поздно. Полемей может продержаться еще немножко, но он все равно мертвец. Когда дело касается цикуты, человека должно вырвать сразу, в противном случае ему точно не выжить.
Полемея снова вырвало спустя полтора часа. Он проклял Птолемея и всех людей в комнате, которые смотрели, как он умирает. Соклей сплюнул в подол хитона, чтобы отвратить беду. И не он один так поступил.
- Холодно, - простонал племянник Антигона. - До чего же холодно. И в глазах темнеет.
Он помолчал, потом покачал головой.
- Не может быть, чтобы было уже так поздно. Проклятое снадобье лишает меня зрения.
Несмотря на пагубное действие цикуты на тело, ум его оставался трезвым.
Соклей предпочел бы, чтобы он бредил.
Спустя некоторое время Полемей обосрался, добавив новую вонь к той, что уже стояла в андроне.
Человек, давший ему яд, подошел к нему и сказал:
- Я собираюсь ощупать тебя, чтобы выяснить, как далеко зашло действие зелья.
- Давай, - ответил Полемей. - Ниже пояса я больше ничего не чувствую.
Отравитель ощупал его пах и живот.
- Твое тело холодное снизу и до пупа. Когда холод поднимется к груди, наступит конец, потому что твое сердце остановится и ты не сможешь дышать.
- Хотел бы я, чтобы это случилось поскорее, - сказал громадный македонец. - Я не хочу лежать тут, воняя, как Птолемей.
Даже в преддверии смерти он имел смелость поносить человека, который отправил его на эту смерть. Но правитель Египта имел право так поступить. В "Федоне" Платон совершенно ясно рассказывал о том, как погиб Сократ, не желая представить своего любимого учителя в нелестном свете.
Полемей начал тяжело дышать, каждый новый вдох давался ему все с большим трудом.
- Эринии… пусть возьмут… вас всех… и особенно… Птолемея… - сказал он, с силой выдыхая слова.
Все с большими усилиями он вдохнул еще несколько раз, а потом, испустив последний слабый вдох, затих.
Человек, который дал Полемею яд, подержал его запястье, нащупав пульс, как это делает лекарь.
Когда он выпустил руку Полемея, она безжизненно упала на кушетку. Отравитель кивнул всем находившимся в комнате:
- Все кончено, почтеннейшие.
- Давно пора, - проворчал офицер рядом с Соклеем, встал и потянулся. - Мне надо помочиться.
Другой офицер сказал:
- Помните, мы должны перемешать его людей с нашими - их не должно собраться вместе столько, чтобы причинить неприятности.
Это показалось Соклею весьма разумным, наверняка приказ исходит от самого Птолемея.
Еще один офицер добавил:
- Пока мы платим им вовремя, от них не будет больших хлопот. Наемники первым делом беспокоятся о том, как бы набить свой карман, а уж потом обо всем остальном. - Он вздохнул. - Пойдем отсюда. Тут воняет.
Соклей тоже рад был оказаться наконец на свежем воздухе.
Его тень казалась крошечной лужицей у его ног - время близилось к полудню. Он и не сознавал, что пробыл в андроне так долго. Несколько рабов зашли в комнату и вынесли труп Полемея. Соклей гадал, знает ли хозяин дома, что его жилище использовали как место казни. Не хотел бы он оказаться на его месте, и дело было не только в том, что теперь придется вызвать жреца и ритуально очистить помещения. Как потом, скажем, давать симпосии там, где человека предали смерти?
К счастью, Соклею не надо было беспокоиться об этом. Он никогда больше не увидит этого места, и хорошо.
Воин вежливо отворил перед ним дверь. Когда Соклей шагнул на улицу, стражник спросил:
- Ты выяснил то, что хотел знать?
"И что мне на это ответить? Мне было любопытно, как действует цикута, но хотел ли я и вправду смотреть, как умирает человек?"
Обнаружив, что эти два обстоятельства никоим образом нельзя отделить друг от друга, Соклей вздохнул и сказал:
- Полагаю, что выяснил.
Он поспешил прочь, прежде чем стражник смог задать еще какой-нибудь вопрос, над ответом на который Соклею не хотелось бы думать.
* * *
Когда он вернулся в гавань, Менедем окликнул его:
- Все кончено, а?
Соклей кивнул.
- Как он себя вел? - спросил его двоюродный брат. Так хорошо, как только возможно, - ответил Соклей. Птолемей был прав - все это намного отвратительней, чем описал Платон. - И поспешил сменить тему разговора: - А что с "Афродитой"?
Не успел Менедем ответить, как из-под палубы юта раздались удары молотка.
Капитан акатоса просиял.
- Это Никагор, - сказал он. - Он явился сюда сразу после того, как ты отправился в город, и до сих пор трудится без устали, как Талос.
- Эйя, Никагор! - громко окликнул плотника Менедем. - Выйди, чтобы выпить чашу вина и поздороваться с моим двоюродным братом!
Раздалось еще несколько ударов, потом кто-то - должно быть, Никагор - отозвался снизу:
- Дай мне сперва вколотить на место этот нагель. После этого я весь в твоем распоряжении.
И удары возобновились.
- Он уже соединяет доски обшивки, вот как? - Соклей был впечатлен. - А этот парень знает свое дело!
- Я слышал тебя. Спасибо за комплимент. Надеюсь, я и вправду неплохой мастер, - отозвался Никагор.
Он сделал еще несколько ударов и буркнул:
- Ну вот. Теперь эта дрянь будет держаться как следует.
- Но лучше всего то, что платит ему Птолемей, - сказал Менедем.
- Хорошие новости, - согласился Соклей. - Вынужденный простой и так уже обошелся нам слишком дорого.
Потом он понизил голос:
- Может, Птолемей благодарен нам за то, что мы не отплыли вместе с племянником Антигона?
- Может быть. - Менедем тоже ответил негромко. - Чтоб меня вороны склевали, если я знаю, куда бы мы его увезли, если бы вообще захотели куда-то везти.
Соклей кивнул.
- Да уж!
Полемей ухитрился настроить против себя всех македонских генералов, кроме Лисимаха в Трасе и Селевка далеко на востоке, да и то, без сомнения, он не поссорился и с этими двумя лишь по той причине, что почти не имел с ними дел.
Никагор взошел по лесенке на ют. Плотник был нагим, как моряк. Это был мужчина сорока с лишним лет, широкоплечий, с могучими руками и покрытыми шрамами узловатыми пальцами.
- Радуйся, - приветствовал он Соклея, вытирая потный лоб.
- Радуйся, - ответил Соклей. - Похоже, ты неплохо потрудился.
- Само собой, - сказал Никагор. - Спасибо, - кивнул он Менедему, который поднес ему обещанное вино.
Плотник пролил несколько капель на палубу, выпил и снова переключил внимание на Соклея.
- После всех починок, которыми я занимался за последнее время, эта для меня - почти что праздник.
- О таком я не подумал, - признался Соклей.
- Ты бы подумал, если бы занимался моей работой, - ответил плотник. - Тараны сами по себе плохи. Повреждения при столкновении судов, вроде того, в которое вы попали, еще хуже, потому что таран вонзается быстро и его плавники делают проломы только там, куда попадают. Но если вы думаете, что вам сильно не повезло, то посмотрел бы я, как вы запели бы, попади в ваше судно возле ватерлинии пара-другая камней весом в тридцать мин.
- Это так плохо? - спросил Соклей.
- Просто скверно, - ответил Никагор. - Иногда в таких случаях приходится менять половину всей обшивки. И само собой, капитан вопит, что он должен как можно быстрее вернуться в море и что все будет навечно потеряно, если плотник не починит его судно немедленно. Хочется просто утопить таких крикливых ублюдков, клянусь богами… Они думают, что ты распоследний тупица и ничего не можешь сообразить сам.
- До чего же нам повезло, что мы тебя наконец заполучили, - сказал Менедем. - Я потратил пару месяцев и кучу усилий, прежде чем вообще смог найти плотника. Конечно, ведь "Афродита" не военное судно.
- Нет, но ты вполне сможешь сражаться, если придется. И, - проницательно заметил Никагор, - в большинстве случаев иметь возможность сражаться означает, что тебе не придется этого делать, верно?
- Верно, - согласился Соклей. - Ты глядишь прямо в корень.
- Пытаюсь, - ответил плотник. - И к тому же с этой игрой я знаком и сам. Это касается не только кораблей. Мне не приходилось драться вот уже лет двадцать, а все потому, что у меня грозный вид. - Он показал кулак и ухмыльнулся. - Может, я и впрямь грозен, а может, и нет. Но никто не хочет выяснять это, рискуя своей шкурой. Согласен?
- Согласен, - кивнул Соклей.
С ним самим люди тоже редко желали ссориться, потому что он был значительно выше среднего роста. Соклей отлично знал, как обманчива бывает внешность.
Никагор проглотил остаток вина, вытер рот и поставил чашу.
- От души благодарю, почтеннейший. Это как раз то, что мне было нужно, - сказал он Менедему и опять исчез под палубой юта.
Мгновение спустя плотник снова застучал молотом.
- Хороший человек, - сказал Соклей. - Хотел бы я знать, сможешь ли ты уговорить его выйти с нами в море.
Капитан "Афродиты" засмеялся.
- Милый братец, ты читаешь мои мысли. Именно об этом я его и спросил, но Никагор ответил: "Я зарабатываю на жизнь починкой судов. Ты думаешь, я настолько туп, что захочу путешествовать на одном из них, зная обо всем, что с кораблями может случиться?"
- Хм. - Соклей пощипал себя за бороду. - И что это говорит о нас с тобой?
Менедем снова засмеялся.
- Да уж ничего хорошего наверняка.
* * *
- Давайте, ленивые шлюхины дети! - окликнул Диоклей гребцов "Афродиты". - Не щадите ни спин, ни рук! Вы что, разучились орудовать веслом? Риппапай! Риппапай!
Несколько моряков застонали, налегая на весла. Слушая эти стоны, Менедем понял, как сильно сказался на его команде вынужденный отпуск.
- К вечеру у нас будет много натруженных мускулов, - предсказал он, когда "Афродита" скользнула к гавани Коса.
- Наверняка, - согласился келевст. - А еще будут волдыри на ладонях, как и весной.
- Если натереть ладони маслом в начале гребли, волдырей будет меньше, - сказал Соклей.
- Неплохая мысль, - согласился Диоклей, ударяя в бронзовый квадрат, чтобы задать гребцам ритм. - Время от времени я и сам так делал, когда работал веслом, а греб я так часто, что мои ладони стали твердыми, как рог.
Менедем удерживал торговую галеру вблизи берега Коса. По ту сторону канала суда и воины Птолемея все еще осаждали Галикарнас. Но закупорить гавань плотно, как кувшин с вином, было не так-то просто, и время от времени одна-две галеры Антигона все-таки выскальзывали и топили или брали в плен любое судно, которое им удавалось перехватить. Менедем не хотел стать их легкой добычей.
Он оглянулся на двоюродного брата.
- Эйя, Соклей, вон там, всего в нескольких стадиях отсюда, вершится история.
- Что ж, так и есть, - согласился Соклей. - Но она вершится не слишком быстро, верно? Вряд ли я многое упущу, если буду смотреть на северо-запад, а не на северо-восток.
Он имел в виду - если он будет смотреть в сторону Афин.
- Мы покамест не в Афинах и пока туда не идем, - ответил Менедем. - Почему бы тебе вместо этого не смотреть прямо на север? Там находится Милет, не так уж далеко отсюда. И нам пригодятся деньги, которые мы там заработаем.
- Знаю. Каждое твое слово истинно. Я это прекрасно понимаю. Но мне очень трудно этим проникнуться.
- Уж лучше бы тебе проникнуться, - предупредил брата Менедем. - Когда мы будем там торговать, нам придется постараться изо всех сил, чтобы выжать из торговцев побольше серебра. И не вздумай грезить о черепе грифона, иначе от тебя не будет никакого толку.
- Знаю, - повторил Соклей.
Но его взор снова обратился к скамье, под которой хранился череп - так взор любовника мог бы обратиться к возлюбленной. И взор любовника не мог бы быть более нежным.
- Что до меня, я буду рад прибыть в Афины просто для того, чтобы избавиться от этой несчастной уродливой штуковины, - заявил Менедем.
- Все, что может научить тебя чему-то новому - красиво, - недовольно возразил его двоюродный брат.
- Когда мне нужна красота, я ищу ее в девичьей плоти, а не в костях грифона, - отрезал Менедем.
- Есть красота плоти, но есть и красота ума, - парировал Соклей. - Череп грифона не обладает ни той ни другой красотой, однако размышления о нем могут привести одного любящего мудрость человека к другому.
Спустя несколько биений сердца Менедем покачал головой.
- Я боюсь, это выше моего понимания, милый братец. Говори, что хочешь, но это не заставит старую кость выглядеть краше в моих глазах.
- Тогда давай оставим эту тему, - предложил его собеседник, что слегка удивило Менедема: когда Соклей чувствовал желание пофилософствовать, он часто был склонен читать длинные лекции.
Мгновение спустя Соклей объяснил, почему он так поступил:
- Просто сейчас у меня на уме Платон и Сократ, вот и все.
- Почему именно они? - спросил Менедем и, не успел Соклей ответить, ответил на свой вопрос сам: - А! Конечно же, все дело в цикуте.
- Верно, - сказал Соклей. - В "Симпосии" Платон много говорит о взаимоотношении между физической красотой и настоящей любовью.
- Да ну? Что ж, оказывается, философские сочинения иногда тоже бывают интересными.
- Зубоскал.
- Зубоскал? - Менедем принял обиженный вид. - Наконец тебе удалось меня заинтересовать, а ты еще жалуешься. Я зубоскалю? А что бы об этом сказал Сократ? Или, вернее, что бы об этом сказал Платон?
- Хороший вопрос, - задумчиво проговорил Соклей. - Наверное, не осталось в живых никого, кто мог бы рассказать, сколько изречений, вложенных Платоном в уста Сократа, и впрямь принадлежали ему, а сколько - самому Платону.