А он-то размечтался - надеялся обессмертить свое имя. "Соклей с Родоса, открывший…" Он покачал головой. Из-за этого проклятого пирата - ничего!
ГЛАВА 10
Менедем ввел "Афродиту" в маленькую гавань возле деревни Сунион, лежавшей к востоку от самой северной оконечности мыса.
- Кому там поклоняются? - спросил он, указав на небольшой, но красивый храм на берегу.
- Думаю, это одно из святилищ Посейдона, - ответил Соклей. - А дальше на перешейке есть храм побольше, посвященный Афине.
- Ясно, - кивнул Менедем. - Раньше я сюда не заходил, поэтому не помню, чей там храм, даже если и слышал о нем. Сунион… - Он щелкнул пальцами, потом кивнул, припомнив строки из "Одиссеи":
Когда ж мы
Мимо афинского мыса, священного Суния,
плыли,
Там Менелаева кормчего Феб Аполлон
дальнострельный
Нежной стрелою своей умертвил, подошедши
в то время,
Как у руля он стоял, кораблем управляя бегущим, -
Фронтия Онеторида; меж всех он людей наилучше
Мог кораблем управлять, когда разбушуется буря.
- Боги, не надо нам сейчас никаких бурь, - отозвался Соклей. - Но ты хорошо потрудился, управляя "Афродитой", чтобы привести нас сюда до заката.
- Спасибо, - ответил Менедем. - Как ты думаешь, мы сможем найти сегодня жреца, чтобы очистить наше судно? Или придется подождать до утра?
И тут же сам ответил на свой вопрос:
- Конечно, придется ждать до утра, чтобы мы могли унести тело Доримаха и похоронить беднягу.
Потом Менедем понизил голос:
- И ты был, к несчастью, прав - у Родиппа лихорадка, и скверная, он уже почти бредит.
- Знаю. - Соклей с сожалением поцокал языком. - Хотел бы я, чтобы такого не случалось при ранах в живот, но такое бывает сплошь и рядом. А еще я хотел бы, - с трудом проговорил он, - выстрелить прямо в живот тому ублюдку, который украл череп грифона. Хотел бы я, чтобы он был мертв!
Это было настолько не похоже на гуманного Соклея, что Менедем посмотрел на брата пристально и очень удивленно.
- Вряд ли ты говорил бы такие жестокие вещи, если бы кто-нибудь украл половину нашего серебра.
- Может, ты и прав, - ответил Соклей. - Ведь серебро всегда можно снова заработать. Но где еще мы найдем новый череп грифона?
- Что ж, в следующем году на рынке в Кавне вполне может появиться еще один. Как знать, что могут привезти с неисследованного Востока?
- Возможно. - Но, судя по голосу Соклея, он в это не верил.
Подумав, Менедем понял, что винить в этом двоюродного брата нельзя. Череп грифона явно не относился к ценным вещам и был большим, тяжелым и громоздким. Много ли торговцев потащат такую штуку на десять с лишним тысяч стадий в надежде на то, что она понадобится кому-то на западе? Да почти никто. Менедем все еще дивился на того единственного, который так поступил.
- Теперь, когда у нас нет больше черепа, ты все еще хочешь отправиться в Афины? - спросил он.
- Не знаю, - ответил Соклей. - Сейчас я слишком устал, зол и расстроен, поэтому не могу мыслить ясно. Задай мне этот вопрос утром, и, может, я смогу ответить тебе нечто внятное.
- Хорошо, - согласился Менедем. - А теперь давай выпьем еще вина. После боя прошло уже много времени.
Они пили вторую чашу, когда на берегу кто-то столкнул на воду лодку и начал грести к торговой галере; никто не потрудился поставить в гавани причалы, и "Афродита" бросила якоря в паре плетров от берега.
- Что у вас за судно? - окликнул человек, сидящий в лодке.
- "Афродита", с Родоса, - ответил Менедем. - Мы направлялись в Афины, но между Эвбеей и Андросом на нас напали пираты. Мы отбили нападение, и вот мы здесь.
- Отбили, говоришь? - с сомнением проговорил парень в лодке. - А что у вас за груз?
"Он думает, что мы сами пираты", - понял Менедем. Когда галера входила в отдаленную гавань вроде этой, местные часто приходили к поспешным опрометчивым выводам.
- Мы везем косский шелк и пурпурную краску из Библа, - ответил Менедем. - Благовония с Родоса, прекрасные чернила, папирус из Египта… Хотя его мы почти распродали… И великолепную львиную шкуру из Кавна, что на анатолийском материке. А еще лучший в мире бальзам из Финикии.
- Лучший в мире, вот как? - Человек в лодке рассмеялся. - Ты и вправду говоришь как торговец.
- И еще у нас есть интересные новости, - добавил Соклей.
- Новости?
Одним только этим словом Соклей поймал в ловушку местного куда лучше, чем это пытался сделать Менедем, подробно перечисляя, что везет "Афродита".
- Расскажи, что за новости, парень! - воскликнул житель Суниона.
- Полемей, сын Полемея, мертв, - сказал Соклей. - Как раз в ту пору, когда мы пришли на Кос, он попытался поднять мятеж против Птолемея, и правитель Египта заставил его выпить цикуту. Мы были там, когда его казнили.
Как обычно, Соклей ничего не сказал ни о том, что это "Афродита" доставила Полемея на Кос, ни о том, что он лично присутствовал при казни племянника Антигона.
Но и того, что он сказал, оказалось достаточно.
- Полемей мертв? - повторил местный. - Ты уверен?
Менедем и Соклей торжественно кивнули.
- Вот это новость! - проговорил человек в лодке и как можно скорей начал грести обратно к берегу.
- Мы могли бы сказать ему только это, и он уже не стал бы беспокоиться ни о чем другом, - заметил Менедем и зевнул.
После напряженного дня две чаши вина буквально свалили его с ног, и едва над торговой галерой засияли звезды, как капитан "Афродиты" вытянулся на палубе юта и нырнул в сон, словно дельфин в море.
Но как Менедем ни был измотан, ему не удалось спокойно поспать. Два или три раза раненый Родипп будил его - как и всю команду - криками ярости или ужаса. Страдающий от лихорадки моряк боролся с демонами, которых видел только он, и к тому времени, как вслед за розовоперстой Эос из моря на востоке поднялось солнце, стонал почти непрерывно.
Менедем вытащил пробку из новой амфоры с вином.
- Прошлой ночью оно нагнало на меня сон, - заметил он, зачерпывая жидкость. - Теперь, надеюсь, окончательно разбудит.
Он разбавил вино водой и выпил.
- Дай и мне тоже, пожалуйста, - попросил Соклей. - Бедняга, - добавил он сквозь зевок. - Родипп ни в чем не виноват.
- Не важно, виноват или нет. - Менедем тоже зевал.
Его голова была как будто набита песком.
Большинство моряков тоже проснулись, хотя двое еще похрапывали, несмотря на бред Родиппа. Менедем завидовал их усталости, позволяющей спать.
- Нам нужно позаботиться о похоронах… В скором времени даже о двух похоронах - и об очищении судна, - сказал Соклей.
Менедем завидовал и ему тоже, потому что двоюродный брат мог сосредоточиться на том, что следует сделать, хотя устал не меньше остальных.
Они взяли лодку акатоса, чтобы попасть на берег, хотя в лодке лежал труп Доримаха. За несколько оболов какой-то старик показал, где находится кладбище за пределами города Сунион и где дом копателя могил.
- Вы, должно быть, родосцы, - сказал этот достойный человек, когда братья постучали в его дверь. Слухи, как всегда, расходились очень быстро. - Вы потеряли кого-то в бою с пиратами?
- Мы потеряли одного человека и теряем второго, - ответил Менедем.
- Вы останетесь здесь, пока он не умрет? - спросил могильщик.
Менедем с Соклеем переглянулись. Соклей вздохнул и пожал плечами. Менедем кивнул. Кивнул и могильщик.
- Тогда - три драхмы за две могилы, - сказал он. Соклей дал ему три родосские монеты. Могильщик взял их без звука, хотя они были легче афинских "сов".
- Кто главный жрец здешнего храма Посейдона? - поинтересовался Менедем. - Мы бы хотели очистить судно.
- Феаген, - ответил могильщик.
Когда братья зашагали к храму, Менедем спросил:
- Куда двинемся потом?
Соклей изумленно взглянул на него.
- Обратно на судно, полагаю. А что?
Менедем раздраженно фыркнул.
- Нет. Я имел в виду - куда потом направиться "Афродите", и ты это прекрасно понял.
- Ну и что, даже если и понял? - Соклей прошел еще несколько шагов, его босые ноги взбивали пыль на грязной тропе, не видевшей дождя с самой весны. Потом вдруг остановился, вздохнул и пожал плечами. - Я надеялся, что приму решение после того, как высплюсь, но так и не принял. Без черепа грифона меня не особо заботит, куда мы пойдем дальше. Какая теперь разница?
- Очень большая, - ответил Менедем. - Разница в том, что, в конце концов, мы будем продавать и за сколько.
Соклей снова пожал плечами.
- У нас будет кое-какая прибыль в этом сезоне. Хотя мы не привезем особых денег… Не то что в прошлом году - после того, как продали в Великой Элладе павлинов, и после того безумного рейда с зерном в Сиракузы.
- Это не было безумием. Это было гениальной затеей, - возразил Менедем.
Затея принадлежала ему.
- Оказалось гениальной затеей, потому что сошло нам с рук. Но это вовсе не означает, что то предприятие не было безумием, - ответил Соклей со своей обычной непреклонной точностью.
На руку Менедема села муха, он ее смахнул. За деревьями закуковала кукушка.
- Без черепа грифона мне безразлично, пойдем мы в Афины или не пойдем, - продолжал Соклей. - Теперь для меня это самый обычный полис.
- Ты и впрямь все это так воспринимаешь? - спросил Менедем.
Его двоюродный брат кивнул. Он выглядел печальным, как человек, у которого умер ребенок. Только что умер.
- А не мог бы ты… - пытаясь его приободрить, начал Менедем, - ну не знаю… рассказать своим друзьям-философам о черепе грифона?
Он не знал, приободрил ли он Соклея, но понял, что позабавил того.
- Очень любезно с твоей стороны подумать о такой возможности, мой дорогой, но ничего не выйдет, - ответил Соклей. - Это было бы все равно как…
Он помедлил, раздумывая, потом ухмыльнулся и показал пальцем на Менедема.
- Все равно как если бы ты бахвалился какой-нибудь из своих женщин в месте, где никто ее не видел и никто не знал бы, говоришь ли ты правду.
- А ты разве никогда не слышал россказни моряков? - спросил Менедем. - Мужчины все время так поступают.
- Конечно поступают. Я этого и не отрицаю, - ответил Соклей. - Но дело в том, что в большинстве случаев те, кто слушает рассказчика, думают: "Боги, ну и лжец!" Если я не смогу предъявить череп людям из Лицея и Академии, почему они должны мне верить?
- Потому что они знают тебя, - предположил Менедем. - Если бы ты начал бахвалиться связью с женщиной, я бы поверил скорее тебе, чем большинству известных мне людей. Я все еще завидую тебе из-за той гетеры в Милете, а ты ведь даже не хвастался ею.
- Мужчины знают женщин. Они знают, что из себя представляют женщины. Во всяком случае, знают настолько, насколько могут надеяться узнать, - поправился Соклей, и Менедем рассмеялся, услышав столь запутанную фразу. - Но представь себе мужчин, которые до сей поры знали только мальчиков. Подумай-ка об этом.
- Мне больше нравятся женщины, - ответил Менедем. - Они и сами этим наслаждаются, а мальчики обычно нет.
- Да какая разница, - нетерпеливо проговорил Соклей. - Положим, мы бы знали только мальчиков, а некто начал бы говорить нам о женщине. Поверил бы ты этому человеку, если бы у него с собой не было женщины, чтобы доказать, что он не лжет?
Менедем поразмыслил.
- Нет, полагаю, я бы ему не поверил, - признал он.
- Вот видишь. В этом-то и заключается сложность - нельзя рассуждать о черепе грифона и не иметь возможности его показать.
Соклей испустил еще один вздох - как любовник, тоскующий о потерянной любви.
- И теперь все кончено, и тут уж ничего не попишешь. Давай лучше найдем Феагена, и пусть он очистит судно.
* * *
Родосцы нашли жреца, когда тот подрезал большое дерево в маленьком фруктовом саду рядом с храмом.
- Радуйся! - окликнул Менедем.
- Радуйся, - через плечо отозвался Феаген. - Подождите немножко, я сейчас освобожусь.
Лишенная коры ветка с шумом рухнула на землю. Феаген удовлетворенно крякнул, опустил пилу и повернулся к Менедему и Соклею. Жрец был невысок, ниже Менедема, но, когда двигался, под кожей его перекатывались упругие мускулы.
- Вот так-то будет лучше. А теперь - чем могу помочь? Вы с того судна, которое пришло прошлой ночью?
- Верно.
Менедем назвал себя и Соклея.
- Если ты слышал о нас, то, наверное, слышал и о том, что мы отбились от пиратов. У нас погиб один человек, а второй, похоже, вот-вот умрет от ран.
Феаген кивнул.
- Да. Я слышал об этом. Хотите, чтобы я очистил судно?
- Если можно, - сказал Менедем. - И нам бы хотелось принести здесь благодарственную жертву за то, что мы отбились от тех шлюхиных сынов.
Соклей вздрогнул, услышав это. Менедем не сомневался, что его двоюродный брат вздрогнет - Соклей ненавидел лишние траты. Но это нужно было сделать.
- Хорошо. - Жрец поколебался, потом сказал: - Ваш раненый… Если он умрет после того, как я закончу работу…
- Тогда тебе придется провести обряд снова, - ответил Соклей.
- Да, это я и имел в виду, - сказал Феаген. - Смерть есть смерть. И, что касается ритуала, не важно, как именно умер человек.
- Мы переложим его в лодку, - решил Менедем.
Так он поступил и с умирающим моряком после стычки с римской триерой в прошлом году.
- Очистить лодку тебе будет проще… А если по какой-то причине ты не сможешь прийти, что ж, тогда мы купим другую.
- Понимаю, - ответил Феаген. - Позволь мне взять чашу для очищений, а потом я пойду с вами в гавань.
Жрец ушел в храм, а когда он вернулся, Соклей вздрогнул.
- Интересно, давно ли эта чаша в храме? - шепнул он Менедему.
- О чем ты?.. А!
Менедем понял, что имеет в виду двоюродный брат. На чаше был изображен Посейдон - черный на красном фоне; на смену такой посуде давным-давно, еще во времена Пелопоннесских войн, пришла другая - с красными фигурами на черном фоне. Сколько таких чернофигурных чаш уцелело до наших дней?
- Они очень бережно с ней обращаются, - сказал Менедем.
- Надо полагать, - согласился Соклей.
Оба родосца и жрец зашагали к берегу моря.
Хорошенько рассмотрев "Афродиту", Феаген заметил:
- Ваша галера слишком массивна, чтобы из нее получилось хорошее пиратское судно, но теперь понятно, почему на первый взгляд вас можно принять за пиратов.
- Да, такое уже случалось, - подтвердил Менедем. - По-моему, Посейдон или кто-нибудь другой из богов должен очистить моря от пиратов.
- Я бы и сам этого хотел, - ответил Феаген. - Тогда мир стал бы лучше.
Менедем помахал гребцам, ожидавшим их возвращения, и моряки помогли ему, Соклею и Феагену подняться на "Афродиту".
Тело Доримаха, завернутое в окровавленную парусину, лежало на корме лодки. Еще по дороге к акатосу Феаген наполнил древнюю чашу морской водой, а теперь протянул ее Менедему, прежде чем взобраться на судно.
"Что он сделает, если я ее уроню?" - подумал Менедем. Но он не уронил чашу, а благополучно отдал ее обратно Феагену.
Жрец посмотрел на темные пятна на досках палубы "Афродиты".
- Вы выдержали тяжелый бой.
- Было бы еще тяжелей, если бы мы его проиграли, - отозвался Соклей.
- Конечно, - согласился Феаген.
Он прошелся туда-сюда по судну, разбрызгивая воду из чаши и негромко бормоча молитвы, а вернувшись на ют, заметил:
- Море освящает все, к чему ни прикасается.
- Полагаю, именно поэтому, когда в "Илиаде" Агамемнон принес в жертву кабана, извинившись в конце концов перед Ахиллесом, глашатай Талтибий швырнул тушу в море, - сказал Менедем.
- Именно так, - с довольным видом кивнул Феаген. - Туша кабана придала вес клятве Агамемнона, и мясо этого зверя не надлежало есть. Море было тропой, по которой кабан ушел к земле, солнцу и эриниям.
Жрец, сияя, посмотрел на Менедема.
- Вижу, ты из тех людей, что размышляют о подобных вещах.
- Ну…
Менедем не страдал излишней скромностью, но не мог принять такую похвалу, когда рядом стоял Соклей, поэтому сказал:
- Мой двоюродный брат больше склонен к философии, чем я.
- Я сам не питаю особой склонности к философии, - признался Феаген. - Думаю, мы должны поступать, как того хотят боги, и находить благовидные оправдания, когда поступаем, как нам вздумается.
Соклей приподнял бровь, услышав это. Но не успел он затеять спор, который сделал бы его кандидатом на глоток цикуты, Менедем сказал жрецу:
- Мы искренне благодарим тебя за то, что ты очистил судно.
И посмотрел на Соклея взглядом, говорившим: "Пожалуйста, не надо".
К его облегчению, двоюродный брат послушался.
- Рад от тебя это услышать, молодой человек, - ответил Феаген. - Тот, кто любит богов, и сам будет ими любим.
Он пошел на середину судна и побрызгал морской водой на Родиппа. Раненый, потерявшись в горячечных видениях, стонал и что-то бормотал.
- Боюсь, вы правы, - вздохнул Феаген. - Я уже вижу, как к нему тянется смерть.
- Хотел бы я, чтобы с такими ранами могли что-то поделать хоть лекари, хоть боги, - сказал Соклей.
Нет, он не собирался просто так оставить эту тему.
- Как известно, Асклепий совершал чудеса, - проговорил жрец.
- О да, - согласился Соклей. - Но если бы он делал это чаще, чудеса уже не были бы чудесами, и тогда больше людей прожили бы гораздо дольше.
Жрец мрачно посмотрел на него. Менедем почувствовал себя зажатым между двумя армиями как раз в тот момент, когда они уже готовы броситься друг на друга. Всеми силами стараясь изменить тему разговора, он сказал:
- Ладно, ребята, давайте спустим Родиппа в лодку. А потом позаботимся о нем как можно лучше.
Родипп жалобно взвыл, когда несколько моряков опустили его в лодку. Он продолжал выть даже после того, как товарищи соорудили навес из парусины, чтобы защитить его от палящего солнца.
- Милосерднее всего было бы перерезать ему глотку, - сказал Соклей.
- Он не осознает, что с ним, - ответил Менедем. - Не большая милость, но все же милость.
- И может, боги все же решат сохранить ему жизнь, - добавил жрец.
Менедем ни на мгновение в это не верил. И, стараясь удержать Соклея и жреца от перебранки, он переусердствовал. Если Родипп уже оказался в лодке, как же теперь Феаген вернется в Сунион?
У Менедема не хватило духу снова трогать раненого, поэтому моряки подозвали с берега другую лодку, и Менедем дал сидящему в ней парню пару оболов, чтобы тот отвез жреца домой. Едва лодка удалилась на такое расстояние, что Феаген уже не мог слышать голосов на акатосе - или почти не мог, - Соклей фыркнул и сказал:
- Он, может, и святой, но смышленым его не назовешь.
Феаген напряженно выпрямился. Менедем очень сомневался, что жрец удалился на нужное расстояние.
- Зато он, наверное, считает, что ты - смышленый, но отнюдь не святой, - заявил Менедем.
- Мне плевать, что он считает, - ответил Соклей. - И если ты полагаешь, что…