- Я полагаю, что наш акатос снова ритуально чист, - перебил Менедем. - И, полагаю, это хорошо. А ты? - Он пристально посмотрел на Соклея, как бы говоря, что лучше тому согласиться.
- О да, - признал Соклей. - Я пытаюсь не быть суеверным, но не преуспел в этом так, как мне бы того хотелось. Вряд ли можно быть моряком и не заразиться суевериями.
- Я верю в удачу и верю в богов. Если хочешь заявить, что это делает меня суеверным, давай, - ответил Менедем, прикидывая, насколько длинным окажется спор.
К его удивлению, спора вообще не получилось. Двоюродный брат не услышал его реплики - он смотрел на стайку пролетающих мимо морских птиц.
- И о чем говорит это знамение? - засмеялся Менедем.
Теперь Соклей его услышал.
- Я наблюдаю за ними не ради знамений. Просто вряд ли мне раньше попадался такой вид буревестников.
- О…
У Менедема вытянулось лицо. Многие люди, ответившие так, как сейчас ответил Соклей, солгали бы. Но Соклей? Менедем покачал головой - он безоговорочно верил двоюродному брату.
* * *
Родипп умер через три дня. Команда "Афродиты", заменяя его семью, похоронила беднягу в могиле, выкопанной местным могильщиком. Феаген снова явился на галеру, на сей раз чтобы очистить лодку. Он хмуро посмотрел на Соклея, но тот притворился, что ничего не заметил.
Тем временем у Суниона бросило якорь крутобокое судно с острова Эгина. Поговорив с его капитаном, Менедем заявил:
- Теперь я знаю, куда мы отправимся дальше.
- Что? Неужели на Эгину? - спросил Соклей и, когда двоюродный брат кивнул, воздел руки в воздух. - Почему? Там не купишь ничего, кроме дешевого барахла. Эгинцы славятся по всему Эгейскому морю своими шутками, но что они производят такого, что окупило бы затраты на перевозку?
- У них есть серебро, - ответил Менедем. - Много-много славных "черепах". И еще у них есть храм Артемиды, который, по слухам, собираются украшать. Представляешь, как бы статуя смотрелась в львиной шкуре?
- А…
Соклей подумал немного и сказал:
- Ты сможешь убедить их купить шкуру. Полагаю, там у тебя даже больше шансов на это, чем в Афинах. В Афины наверняка попадает гораздо больше львиных шкур, чем на Эгину.
Менедем поцеловал его в щеку.
- Именно так я и подумал, мой дорогой. И до Эгины всего день пути. - Он указал на запад. - Отсюда виден остров, вон над горизонтом торчит его нос.
- А разве у островов есть носы? - спросил Соклей. - Вряд ли какой-нибудь философ об этом подозревал.
Менедем скорчил ему рожу, но Соклей недолго фантазировал на эту тему.
- Хотел бы я, чтобы вместо Эгины мы двинулись в Пирей, - со вздохом сказал он. - Но без черепа грифона какой смысл туда идти?
- И вправду.
Нет, Менедем не собирался сокрушаться из-за потери древних костей.
- Поглядим, как у нас пойдут дела в другом месте.
* * *
На другой день над Сароническим заливом дул порывистый ветер; гребцы провели порядочно времени на веслах, но, казалось, радовались этому - может, им не терпелось убраться от Суниона, где навсегда остались два их товарища. Соклей не мог задать им этот вопрос, но не удивился бы, если б оказалось, что так оно и есть.
Эгина имела в окружности около ста восьмидесяти стадий - небольшой остров, а в нынешние дни еще и порядком захолустный. Но так было не всегда.
Когда "Афродита" была уже на подходе к тамошнему полису, что лежал на западном побережье, Соклей сказал:
- Было бы куда лучше, если бы Эгина не перешла на сторону Дария перед Марафонской битвой.
- За что и получила по заслугам, а? - спросил Менедем.
- Можно и так сказать, - ответил Соклей. - Афиняне выселили эгинцев и устроили здесь свою колонию. А потом, после Пелопоннесской войны, спартанцы вышвырнули афинян и вернули на остров эгинцев и их потомков.
- Ну и кто же тут живет теперь? - поинтересовался Менедем.
- Эгинцы. Думаю, не очень-то чистокровные, но в наши дни это можно сказать о многих эллинах. Когда полис проигрывает войну…
Соклей щелкнул языком - ему не хотелось даже думать о таких вещах. И все же он не сменил тему:
- Помнишь, когда мы были юношами, на Родосе стоял македонский гарнизон?
Его двоюродный брат, судя по всему, был бы счастлив об этом забыть.
- Наше дело - позаботиться о том, чтобы такого никогда больше не случилось.
- Золотые слова, - кивнул Соклей.
"Если получится", - про себя добавил он, но вслух говорить ничего не стал. Может, ему и приходили в голову зловещие мысли, но он делал все, что мог, чтобы никто об этом не догадался.
Какими бы ни были их отдаленные предки, современные эгинцы говорили на полуаттическом, полудорийском диалекте. Для Соклея он звучал странно, но Менедем сказал:
- Они говорят почти как ты.
- А вот и нет! - негодующе отозвался Соклей.
- А вот и да! Они разговаривают так, будто с рождения говорили на дорийском, но потом отправились учиться в Афины.
- Большинство из них разговаривают так, будто они вообще нигде не учились, - парировал Соклей.
Он гордился аттическими вкраплениями в свою речь: это свидетельствовало о том, что он культурный человек. С его точки зрения, эгинцы говорили отнюдь не как культурные люди. Словом, Соклей с Менедемом оказались в положении ослов из басни Эзопа, только они попали в тупик из-за диалектов, а не из-за снопов сена.
- Хорошо, хорошо. Давай оставим это. - Менедем, отпустив шпильку, был рад сделать двоюродному брату послабление. - Мы миновали скалы, теперь мы в гавани. Продадим львиную шкуру и окупим эту поездку.
- Мы миновали скалы? - изумленно переспросил Соклей.
За Менедема ответил Диоклей:
- А ты и не заметил, молодой господин, как осторожно вел судно твой двоюродный брат? Здесь подходы к гавани такие же скверные, как в Элладе, но он отлично справился со своим делом.
Менедем выглядел очень довольным. Похвала из уст такого отличного морехода, как начальник гребцов, кого угодно заставила бы возгордиться.
"А я даже не обратил внимания на то, чем он занимается", - печально подумал Соклей.
* * *
На следующее утро родосцы понесли темно-желтую шкуру в храм Артемиды, стоявший рядом с храмами Аполлона и Афродиты. Менедем по пути заглянул в храм, посвященный Аполлону.
- Мы можем попытать удачу и здесь, если нам не повезет со жрецом Артемиды. Статуя изображает обнаженного Аполлона… Похоже, вырезана из дерева и стара, как холмы.
Услышав это, Соклей тоже заглянул в храм.
- Интересно, насколько стара эта статуя? Люди уже давным-давно начали делать изображения из мрамора и бронзы.
Менедем только пожал плечами. И правильно сделал - у них было не больше шансов выяснить, сколько лет статуе, чем узнать, сколько лет было черепу грифона… Соклей поморщился, пожалев, что ему в голову пришло такое сравнение. Отсюда не видно было Аттики: более высокая земля Северной Эгины закрывала от Соклея материк, что было для него немалым облегчением.
Мраморная Артемида оказалась не обнаженной, но облаченной всего лишь в мраморную тунику, не доходившую даже до колен.
- О-ей, да она простудится до смерти, если не получит плащ из нашей шкуры, - заметил Менедем.
Соклей огляделся.
- А где жрец? - спросил он, не увидев никого.
Ответа на этот вопрос он тоже не получил.
Спустя некоторое время в храм легкой походкой вошел эгинец, и Менедем спросил:
- Ты - жрец?
Тот покачал головой.
- Нет. Никодром, наверное, все еще в городе. Он любит поспать допоздна, такой уж он человек.
- И чем нам заниматься, пока он не придет? - раздраженно спросил Соклей. - Обрастать мхом?
- Почему бы и нет, приятель, - ответил местный. - Он все равно появится только тогда, когда появится, если ты понимаешь, о чем я толкую.
Соклей фыркнул.
Местный был прав. В храм вошел еще один человек - однако не Никодром. Второй эгинец тоже искал жреца.
- Этот ленивый, поросший плесенью ублюдок, наверное, все еще храпит дома, - сказал он.
Привычки Никодрома, очевидно, были хорошо известны местным жителям. Он бы никогда не стал моряком - но, с другой стороны, он ведь и не пытался сделать карьеру мореплавателя, а будучи жрецом, мог спать, сколько хотел.
- Может, нам стоит найти в городе его дом и побросать камнями в ставни? - еще некоторое время спустя продолжил Менедем.
Как раз когда Соклей уже начал склоняться к тому, что это очень неплохая идея, Никодром с довольным видом неторопливо вошел в храм. Оба эгинца немедленно начали приставать к нему, требуя вернуть деньги, которые, по их словам, задолжал им жрец. Засим последовал не то чтобы дикий гвалт, но нечто вроде.
- Если мы и впрямь продадим ему шкуру, давай позаботимся о том, чтобы сперва увидеть серебро, - негромко проговорил Соклей. - И только потом отдадим шкуру.
Менедем кивнул.
- Полностью с тобой согласен.
Спустя некоторое время кредиторы Никодрома развели руками и ушли. Они так ничегошеньки от него и не добились.
Соклей даже восхищался им - отвлеченно. Ведь им самим полагалось заключить с этим человеком сделку. Оставалось только гадать: а так ли уж нужен в самом деле плащ статуе Артемиды?
- Радуйтесь, - сказал жрец, подходя к двум родосцам. - Итак, что вам? Вы очень терпеливо ждали, пока эти идиоты изрыгали свою ложь.
Соклею жрец не показался слишком сердитым; правда, родосцы еще не пытались получить с него деньги. Но лисьи черты лица этого человека не внушали доверия, как и его ссора с двумя никак не связанными друг с другом эгинцами. Тем не менее Менедем назвал себя и Соклея и сообщил:
- У нас имеется великолепная львиная шкура, которой ты мог бы украсить статую Артемиды.
- Вот как? - Никодром чуть распахнул глаза.
"Он и вправду впечатлен или притворяется?" - подумал Соклей, готовый держать пари, что жрец прикидывается.
Светло-карие глаза Никодрома при определенном освещении имели янтарный оттенок - такие же лисьи, как и все его лицо, а может, даже еще более хитрые.
- Дайте мне взглянуть на шкуру, почтеннейшие, - сказал жрец. - Пожалуйста, дайте мне на нее взглянуть.
Менедем и Соклей расстелили львиную шкуру на полу. Потом Соклей, в счастливом озарении, поднял ее и набросил на плечи мраморной Артемиды.
- Видишь, как смотрится? - спросил он.
- Неплохо, - ответил Никодром. Небольшая похвала, но все же похвала. - Эта шкура может напоминать людям, что богиня и впрямь великая охотница. Но конечно, остается один вопрос: сколько вы хотите за шкуру?
- Пять мин, - ответил Менедем.
Соклей прикрыл рот рукой, чтобы спрятать улыбку. Может, его двоюродный брат и будет в конце концов одурачен, но он нацелился на то, чтобы самому выманить у жреца побольше денег.
Никодром кашлянул.
- Мой дорогой юноша, не может быть, чтобы ты говорил серьезно.
Менедем улыбнулся самой очаровательной своей улыбкой.
- Если хочешь, я подниму цену до шести мин. Вообще-то в наши дни в Европе осталось не так уж много львов.
- И поэтому, привезя львиную шкуру, ты считаешь себя вправе содрать за нее, сколько захочешь? - спросил жрец.
- Не совсем так, - ответил Соклей. - Но вряд ли ты ожидаешь, что мы должны торговать себе в убыток.
- О пяти минах и речи быть не может, - заявил Никодром. - Я могу заплатить две.
- И вправду можешь, - вежливо проговорил Менедем. - Только не нам. Как уже сказал двоюродный брат, нам надо зарабатывать деньги, иначе мы разоримся.
- Что ж, тогда две с половиной мины.
- Пошли, Менедем, - сказал Соклей. - Давай вернемся на судно. Есть много других храмов и много других полисов.
Они свернули львиную шкуру и сделали вид, что хотят засунуть ее обратно в мешок. Соклей краешком глаза следил за Никодромом - если бы жрец дал им уйти, они бы и вправду ушли, вот и все. Но Никодром почти сразу сказал:
- Подождите. Я могу поднять цену до трех мин.
- В таком случае можно потолковать еще немного, - ответил Менедем.
Из Никодрома не получилось бы торговца - хотя бы потому, что он спал допоздна. Он все поднимал и поднимал цену, пока не дошел до четырех мин и двадцати драхм, хотя ворчал и скулил на каждом шагу. Он всеми силами старался показать, что делает родосцам огромное одолжение, вообще снисходя до торга с ними.
- Четыре мины двадцать драхм.
Соклей перевел взгляд со жреца на Менедема и обратно.
- Договорились?
- Договорились! - одновременно сказали Менедем и жрец.
- Сойдет. - Хотя, с точки зрения Соклея, это было лучше, чем просто "сойдет". На Косе они не получили за шкуру таких денег.
"Хорошая, твердая прибыль", - подумал он.
А потом Никодром сказал:
- Давайте я заберу шкуру в город и сразу принесу вам деньги.
Многие покупатели в течение многих лет делали такие предложения. И чаще всего Соклей и Менедем, как и другие торговцы, отвечали согласием. Большинство людей были честными; но что касается Никодрома - в нем Соклей не был так уверен и видел, что двоюродный брат тоже сомневается.
Менедем с улыбкой покачал головой.
- Ты можешь принести деньги, а потом мы отдадим тебе шкуру; или же пойдем в Эгину вместе с тобой.
Никодром гневно посмотрел на него.
- Ты боишься, что я тебя одурачу. Это оскорбление.
- О почтеннейший, мы только что наблюдали, как двое твоих соотечественников пытались получить с тебя деньги, - ответил Соклей. - Если уж им нелегко было вызволить свое серебро, почему нам должно быть легче? Для тебя мы лишь пара чужестранцев. Лучше не рисковать.
- Я уже сказал - серебро, которое они здесь требовали, вовсе им не принадлежало. - Жрец весьма талантливо изобразил возмущение. - Они лишь пара грабителей храмов!
Соклей пожал плечами.
- О вашей ссоре я знаю не больше, чем тебе известно о ссорах на Родосе. Все, что я знаю, - это что ты получишь шкуру лишь после того, как отдашь нам деньги.
Он гадал, уж не испортил ли сделку. "Жаль, если так, - подумал Соклей. - Значит, жулик-жрец с самого начала не собирался нам платить".
Эгинцы, пытавшиеся выжать из Никодрома серебро, явно вели себя так, будто имели на деньги полное право.
- Эти отъявленные мошенники чернят мое имя! - пожаловался Никодром.
- Самый лучший способ доказать это, господин, - заплатить нам ту сумму, на которой мы сошлись, - заметил Менедем. - И едва мы получим "черепах", как согласимся петь тебе хвалу на каждой следующей остановке.
- Но разумеется, мы ничего подобного делать не будем, если ты откажешься от сделки, - добавил Соклей.
Иногда… вообще-то даже довольно часто мошенники начинали вести себя как честные люди, если в противном случае об их плутовстве стало бы известно всему миру.
Был ли Никодром мошенником или нет, но он испустил долгий, раздраженный вздох и сказал:
- Тогда пойдемте, оба. Вы получите ваши деньги. Захватите шкуру, и устраним все сомнения в том, что я честно следую условиям заключенной сделки.
- Пошли, - кивнул Менедем.
* * *
Когда они подошли к дому, Соклей подумал, а сможет ли жрец вообще заплатить, потому что там не оказалось раба, чтобы открыть дверь: Никодром сделал это сам. Может ли человек, не имеющий раба, хранить дома четыре мины серебром? Это казалось Соклею маловероятным.
Он слегка успокоился, увидев женщину, ухаживающую за садиком во внутреннем дворе. Служанке было необязательно открывать двери, но, по крайней мере, Никодрому кто-то помогал.
А потом жрец рявкнул:
- Ступай в женские комнаты, Асина! Со мной пришли торговцы.
- Да, муж мой, - ответила женщина и поспешила прочь, хотя и оглянулась через плечо на родосцев.
- Она не ожидала, что кто-то придет, - извиняющимся тоном сказал Никодром.
- Ничего страшного, почтеннейший, - проговорил Соклей, а сам подумал: "Ты живешь вдвоем с женой? А кто же тогда делает тут все по хозяйству? С такими порядками в доме вам впору быть крестьянами и даже варварами".
- Абсолютно ничего страшного, - повторил за двоюродным братом Менедем.
Его тон был выдержанным и пристойным, но Соклею не понравилось, как он стрельнул глазами в сторону лестницы, по которой ушла на второй этаж Асина.
"Ты же едва ее видел, - подумал Соклей. - А она едва видела тебя. Почему ж тогда я думаю - даже не думаю, а знаю! - что ты хочешь переспать с ней, если получится? Почему? Да потому что ты - мой двоюродный брат, вот почему. И я слишком часто видел тебя рядом с женщинами. И еще я слишком часто видел, как ты попадал из-за них в беду".
Пытаясь не думать о том, что могло происходить - и, скорее всего, и впрямь происходило - в голове Менедема, Соклей спросил жреца:
- Нам подождать здесь, пока ты принесешь деньги?
- О, полагаю, вы можете зайти в андрон, - нехотя ответил Никодром. - Я недолго.
В нормальном доме раб предложил бы гостям вино, оливки и лук. Здесь же они просто сидели в мужской комнате и ждали.
- Ну, что думаешь? - спросил Менедем, едва шевельнув губами. - Жрец нам лжет или он самый великий скряга со времен Мидаса?
- Не знаю, - ответил Соклей. - Но похоже, этот человек - крохобор. Только разве у него хватило бы наглости привести нас сюда, если бы он не мог заплатить?
- Мы это выясним, - сказал Менедем. - У него хорошенькая жена. Ты заметил?
- Нет, и мне хотелось бы, чтобы ты тоже этого не замечал.
Двоюродный брат скорчил Соклею рожу. Но не успели они сцепиться всерьез, как Менедем резко шикнул на брата, и Соклей смолк - он и сам увидел возвращающегося Никодрома. Жрец положил на стол звякнувший кожаный мешочек.
- Вот, пожалуйста, - сказал Никодром. - Четыре мины двадцать драхм. Давайте пересчитайте - и вы увидите, что все честь по чести.
С некоторыми людьми такое предложение дало бы знать Соклею, что пересчитывать необязательно. Но, имея дело со жмотом вроде Никодрома, он все-таки пересчитал, а закончив, поднял глаза и проговорил:
- Боюсь, ты все же недоложил шесть драхм, о несравненнейший.
Соклей разложил серебряные монеты аккуратными рядами и столбиками: теперь Никодром вряд ли мог оспорить его суждение.
- Я принесу их, - сдавленным от ярости голосом сказал эгинец и поспешил прочь.
- Бесстыдник, - бросил Соклей.
- А тебя это удивляет? - Менедем продолжал смотреть на лестницу.
Соклей заметил это с растущей тревогой: в этом году за все время их путешествия его двоюродный брат еще ни разу не посмотрел с вожделением ни на чью жену. Соклей уже начал гадать, что случилось с ловеласом Менедемом.
Но он не успел сделать брату строгое предупреждение, поскольку Никодром и Асина начали громко кричать друг на друга. Соклей не мог разобрать слов, но оба явно были взбешены.
- Очаровательная пара, - пробормотал Соклей.
Менедем ухмыльнулся.
- И впрямь очаровательная, а? И все-таки… О, подожди, жрец снова возвращается.
"Что он собирался сказать? Хотя, может, мне показалось и все обойдется", - подумал Соклей.
Никодром ворвался в андрон с темным, как безлунная полночь, лицом и швырнул на стол полдюжины драхм.
- Вот, - прорычал он. - Теперь довольны?
- Полностью довольны, о почтеннейший, - ответил Соклей. - В конце концов, мы сговорились именно на этой цене.