Прежде чем Соклей успел подтвердить, что со времен Троянской войны и вправду не прошло даже девятисот лет, не то что тысячи, местный торговец поинтересовался:
- Так сколько вы заплатите мне за череп грифона?
Соклей хотел было спросить, а сколько он за него хочет, но Менедем со смехом ответил:
- О мой дорогой, на старые кости интересно взглянуть, но я не думаю, что мы захотим их купить. На что, во имя богов, эта штука сгодится? Разве что послужит самым диковинным украшением андрона? А вот львиные шкуры, которые ты продаешь, и еще шкура… тигра, ты так называешь этого зверя?., вот об их покупке с тобой интересно было бы потолковать.
- Менедем, - сказал Соклей.
Но двоюродный брат не обратил на него внимания. Прямо на глазах Менедем превратился в торгаша. Исследовав шкуры критическим взглядом, он огорченно поцокал языком.
- Я бы заплатил больше, если бы здесь не было кое-как залатанной дыры. Сюда ткнули копьем, я полагаю?
- Менедем! - снова окликнул его Соклей, на этот раз погромче.
Он решил, что в следующий раз выкрикнет имя двоюродного брата во все горло. Но, к его удивлению, Менедем соизволил обратить на него внимание.
- Да? В чем дело, почтеннейший? Тебе что-то нужно? - Менедем был воплощением чуть рассеянного добродушия.
Соклей взял его за руку.
- Отойди на минутку в сторону, будь так добр.
Он отвел брата туда, откуда местный торговец не смог бы их услышать, и только тогда тихонько сказал:
- Мне нужен этот череп.
- Что?
Как Соклей и рассчитывал, с Менедема мигом слетела вся его рассеянность.
- Зачем он тебе? Что ты будешь с ним делать?
- Возьму в Афины, - не задумываясь, ответил Соклей. - Я бы хотел, чтобы Теофраст и другие философы Лицея, а также Академии посмотрели на него и как следует изучили. Большинство философов всегда полагали, что грифоны - мистические твари, вроде кентавров или циклопов. Но это, - Соклей не показал на череп, боясь выдать торговцу, как сильно хочет его заполучить, - это докажет, что грифон так же реален, как и лошадь. Разве ты не видишь, насколько это важно?
- Может быть, - сказал Менедем. - Зато чего я не вижу - это каким образом мы сможем с его помощью заработать деньги.
"К воронам деньги", - хотел было уже сказать Соклей, но удержался. Звон серебра значил для его двоюродного брата куда больше, чем безжалостный зов любопытства.
Поэтому Соклей выбрал другой путь, заявив:
- Мы могли бы заставить Лицей и Академию торговаться друг с другом из-за черепа.
- Ты думаешь? - Менедем заинтересованно вздернул бровь.
- А почему бы и нет? - ответил Соклей. - Ты полагаешь, философы меньше жаждут славы и меньше хотят обставить конкурентов, чем простые люди?
- Ну, это тебе лучше знать, - заметил Менедем. - Я в философах не разбираюсь.
- Мой дорогой, ты и понятия не имеешь, какие они, - сказал Соклей. - Когда я был в Афинах, некоторые философы из Академии устраивали нам, учившимся в Лицее, такое…
- Небось вы тоже в долгу не оставались? - проницательно спросил двоюродный брат.
- Ну что ты, - с самым невинным видом ответил Соклей. - Но вот что я тебе скажу: если ты купишь эти шкуры - а я думаю, ты сможешь на них заработать, - то во что бы то ни стало купи и череп тоже!
- Что ж, посмотрим, что тут можно сделать, - сдался Менедем. - Но учти: если торговец запросит за него пару талантов, философам придется обойтись без черепа грифона, потому что я не верю, что они смогут предложить нам такие деньги. А теперь иди обратно и займись товарами, которые мы принесли на агору: мы же не хотим потерять своих покупателей. А я позабочусь о торговце. Давай, иди.
Соклей нехотя ушел.
Ему хотелось остаться и самому принять участие в торге, ведь Менедем, в конце концов, не был так уж заинтересован в приобретении черепа грифона. Но спустя мгновение Соклей понял: если он уйдет, его двоюродный брат получит преимущество - ведь если начнет торговаться он сам, продавец наверняка заметит, как ему хочется получить череп, и соответственно поднимет цену. Что может лучше защитить от вымогательства, чем безразличие?
* * *
К удивлению Соклея, первый же подошедший к нему житель Кавна и впрямь оказался заинтересован в покупке - не краски и не благовоний, а папируса и чернил. Соклей очень быстро продал ему два горшка чернил и три свитка папируса, каждый по двадцать листов. Сделка принесла пятнадцать драхм.
- Зачем ты это покупаешь? - спросил Соклей у местного.
- Я собираюсь скопировать городские законы, - ответил тот. - В настоящее время они разбросаны по всему Кавну, вырезанные на камне или написанные на деревянных табличках. Если бы все законы хранились вместе, мы смогли бы обращаться к ним по мере надобности, а если записать их на папирусе, они не займут много места.
- Это будет… - Соклей поискал нужное слово и нашел подходящее: - Это будет эффективно. И в самом деле очень эффективно.
- Мы живем в новом мире, - серьезно проговорил местный. - Если мы не будем изменяться, следуя веяниям времени, мы погибнем.
Очень довольный собой, он ушел с площади, неся свои покупки.
Соклей расхваливал достоинства пурпурной краски, благовоний, папируса и чернил - если ему удалось продать что-то одному человеку, он вполне мог продать что-то и другому, - но все время поглядывал на Менедема и продавца шкур. Оба возбужденно жестикулировали, но, к раздражению Соклея, были слишком далеко, чтобы он мог услышать их разговор. Потом какой-то тучный мужчина осведомился насчет благовоний, и Соклей перестал следить за торгом на другом конце агоры. Вскоре он выяснил, что его покупатель содержит бордель.
- Если девушки хорошо пахнут, они привлекают больше посетителей и приносят больше доходов, - сказал покупатель. - Конечно, если ты захочешь получить слишком много за свою розовую воду, я никогда не покрою расходов, поэтому не запрашивай с меня лишнего.
Соклею очень хотелось придушить покупателя за то, что тот отвлек его от наблюдений за столь важной сделкой. В конце концов Соклей продал благовония за цену меньшую, чем та, которую он мог бы получить, - и все потому, что не мог как следует сосредоточиться. Да вдобавок еще хозяин борделя сражался за каждый обол с неистощимым упорством человека, заключавшего каждое утро дюжину сделок.
Соклей не потерял деньги, но и не заработал столько, чтобы об этом стоило говорить.
Наконец, спустя целую вечность, Менедем легкой походкой вернулся от навеса кавнского торговца.
- Аристид, Телеф, пойдемте со мной на судно. Нам нужно принести оттуда немного серебра, а потом мы захватим кое-что отсюда.
Он повел двух моряков к "Афродите", не сказав Соклею, что именно собирается отсюда забрать и даже не дав ему шанса спросить об этом.
"Он поступил так нарочно", - с легким раздражением подумал Соклей.
Обычно он не возражал, что Менедем вечно берет на себя роль лидера. Хотя Соклей и был старше, ему не доставляло наслаждения стоять перед людьми и криками и жестами убеждать их заплатить побольше, в то время как для Менедема как раз не было большего удовольствия - кроме разве что обольщения жен этих людей.
"Но когда он командует, намеренно стараясь меня позлить…"
* * *
Кавн не был большим городом. Пошло немного времени - и Менедем вернулся на агору, держа в левой руке мешочек, в котором позвякивали монеты. Его правая рука лежала на рукояти висящего у пояса меча. Аристид был вооружен точно так же; Телеф нес кофель-нагель с видом человека, знающего, как обращаться с этой штукой. Понадобилась бы многочисленная банда решительно настроенных грабителей, чтобы заставить Менедема расстаться с его деньгами.
Вместе с моряками капитан "Афродиты" подошел к навесу человека, продававшего шкуры и череп грифона. Соклей тревожно наблюдал за ними и пытался хоть что-то расслышать, но снова отвлекся, когда какой-то местный житель завел разговор о том, как лучше быстро покрасить в пурпурный цвет косский шелк. Обычно Соклей с радостью поговорил бы на такую тему, но сейчас покупатель был для него как нельзя менее желанным. И когда этот человек купил кувшин краски, Соклей едва вспомнил, что надо взять с него деньги.
Тут подошел Менедем, неся полосатую тигровую шкуру - свернутую и перевязанную веревкой. В любое другое время шкура сама по себе возбудила бы в Соклее ненасытное любопытство. А вот и Аристид со свернутыми львиными шкурами подмышками. И… и Телеф, который тащит череп грифона с таким видом, будто выполняет самую тяжелую часть работы.
Соклей поспешил к Менедему и поцеловал его в щеку.
- Спасибо, о почтеннейший! - воскликнул он.
Потом к нему вернулось здравомыслие, и он спросил:
- Сколько ты заплатил?
- Тридцать драхм, - ответил Менедем. - Этот грязный шлюхин сын больше не скинул, даже когда я спросил, не хочет ли он провести еще лет двадцать в ожидании, пока на здешнюю агору забредет очередной чокнутый философ.
- Он, наверное, и сам заплатил двадцать пять драхм эллину, от которого получил череп, и не хотел расставаться с этой вещью себе в убыток, - предположил Соклей.
- Именно так я и подумал, - ухмыльнулся его двоюродный брат. - Я заметил, ты не стал отрицать, когда тебя назвали чокнутым философом.
- Я и вправду люблю мудрость и пытаюсь стать хоть немного мудрей, - серьезно ответил Соклей. - А что касается эпитета "чокнутый"… - Он пожал плечами. - Я бы предпочел называть себя, ммм… любознательным.
Фукидид очень резко отзывался о людях, которые называли вещи не теми именами, каких они заслуживали. Но Соклей и в самом деле не считал себя чокнутым из-за своей жажды знаний - таким чокнутым, каким, скажем, был Сократ. Впрочем, когда хоть какой-то безумец считал себя безумным?
Телеф подал голос:
- Я плавал мимо Византия в Понт Эвксинский и видел на тамошнем побережье грифонов, нарисованных на тарелках или сделанных из драгоценных металлов. Их изображения очень красивы, но любое создание с таким черепом должно быть самой уродливой тварью, когда-либо вылуплявшейся из яйца.
- Вот вопрос, о мой любящий мудрость брат, - сказал Менедем. - Вылупляются ли грифоны из яиц или родятся живыми?
- Лично я легко могу ответить на твой вопрос, - отозвался Соклей. - Не знаю.
- Во всяком случае, честный ответ, - заметил Менедем. - Пошли, ребята, вернемся на акатос. Спрячем наши трофеи - и череп грифона, - а потом посмотрим, что еще можно тут заполучить.
- Трофеи - и череп? - с несчастным видом повторил Соклей. - А зачем же ты его купил, если не думаешь, что мы сможем извлечь из него какую-то выгоду?
- Затем, мой дорогой, что, если бы я оставил череп валяться здесь, ты бы волновался и бурлил до самого конца плавания. Тридцать драхм - не слишком высокая цена за целое лето мира и спокойствия, - ответил Менедем.
У Соклея запылали уши. Иногда двоюродный брат доказывал, что слишком хорошо его знает.
* * *
- А, Та Самая Штука, - сказал Киссид, когда Менедем и Соклей вернулись вечером поужинать в дом родосского проксена. - Я видел ее на агоре. Осмелюсь сказать, весь Кавн уже видел ее на агоре. Зачем, во имя богов, она вам понадобилась?
- Ну… - Обычно столь говорливый Менедем на сей раз не нашел подходящих слов. - Видишь ли… Это…
Не мог же он сказать: "Я купил его, чтобы осчастливить Соклея".
Зато сам Соклей на этот раз нашелся.
- Я хочу показать его философам в Афинах. Это даст ответы на многие вопросы о грифонах, начиная с того - реальные они звери или мифические. Лично я, например, всегда думал, что они просто персонажи сказок, но теперь вижу, что ошибался.
- Трудно иметь настоящий череп мифического зверя, - с сухим смешком ответил Киссид.
- Именно так, о почтеннейший, - согласился Соклей.
Если бы каждодневные обязанности будили в его душе такое же вдохновенное волнение, какое вызывали подобные диковинки, Соклей был бы просто выдающимся торговцем.
"Вполне естественно, что его интересуют странные вещи, ведь он и сам странный", - подумал Менедем.
- В то же время, - продолжал его двоюродный брат, - настоящий череп грифона порождает столько же вопросов, сколько и ответов.
Эти вопросы были на миг забыты, когда повар Киссида внес морскую собаку, политую растопленным сыром и сдобренную луком-пореем, а еще - свежеиспеченный хлеб.
Менедем позаботился о том, чтобы съесть достаточно хлеба и не выглядеть опсофагом, но поставленная перед ним порция морской собаки исчезла с изумительной быстротой. К его облегчению, и хозяин дома, и Соклей съели свою долю рыбы так же быстро.
Однако, дочиста облизав пальцы, Киссид спросил:
- И какие же именно вопросы порождает череп грифона? Для меня это всего лишь старая уродливая кость.
"И для меня тоже", - подумал Менедем.
Но Соклей ответил:
- Что ж, во-первых, почему из грифонов получились такие хорошие стражи скифского золота? Ведь зубы грифонов - или, во всяком случае, зубы этого грифона - больше подходят для поедания травы, чем для того, чтобы рвать и терзать мясо, как это делает лев.
Киссид заморгал.
- Мне никогда не приходило в голову взглянуть на его зубы. Да и кому бы пришло?
- Соклею, как мы видим, - пробормотал Менедем.
Он сомневался, что торговец оливками его услышит. К его облегчению, двоюродный брат, похоже, тоже не услышал этого замечания.
- И, как ты справедливо заметил, череп внешне напоминает старые кости, - продолжал Соклей. - Однако на ощупь не похож на старую кость. На ощупь это скорее камень, причем там и сям из него торчат кусочки камня. Почему черепа грифонов сделаны из камня, в то время как у всех остальных зверей они из кости?
- У всех остальных зверей они из кости? Об этом я ничего не знаю, - сказал Киссид.
- Назови мне хоть одно живое существо, у которого каменный череп, - с вызовом попросил Соклей.
- Что ж, к примеру, Гиппарх из форта в горах, - с совершенно серьезным выражением лица проговорил родосский проксен.
Менедем захохотал.
- Отлично сказано!
- Это точно. - Соклей имел вежливость тоже рассмеяться, но потом вернулся к сути вопроса: - Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы череп могли осмотреть философы?
- Старые кости. - Киссид покачал головой. - Ты никогда не выручишь серебро за старые кости.
- Мы не так уж много за него заплатили, - сказал Менедем, сильно погрешив против истины. - И Соклей надеется, что мы сможем заставить две философские школы в Афинах торговаться друг с другом, чтобы увидеть, которая из них сможет оставить у себя череп грифона. Поэтому мы еще сможем получить барыш.
На самом деле он в это не верил, но всегда принимал сторону двоюродного брата в спорах с посторонними людьми.
- Ради вашего собственного блага надеюсь, что так оно и будет. - Судя по голосу проксена, Киссид вовсе не был в этом убежден, но не желал больше спорить. - И я надеюсь, что остальные ваши сделки закончились удачно.
- Очень даже удачно, - ответил Менедем. - Мы, правда, не получили за благовония цену, которую выручили бы подальше от Родоса, но тут уж ничего не поделаешь. Если кто-то из местных очень захочет заиметь благовония, он вполне может сам отправиться в наш город и купить благовония на нашей агоре по той же цене, по какой их покупают родосцы.
- Жаль, что мы не сможем заставить Лицей и Академию торговаться друг с другом также и из-за тигровой шкуры, - печально проговорил Соклей.
- Что ж, этого мы и вправду не сможем. - Менедем хотел, чтобы двоюродный брат хорошенько это понял. - Но мы сумеем получить за нее больше в каком-нибудь другом месте.
Соклей кивнул, но вид у него был недовольный.
- Одни боги знают, увидим ли мы когда-нибудь еще череп грифона, мой дорогой, зато ты можешь не сомневаться, что в Элладу попадут другие тигровые шкуры, - продолжал Менедем. - Они красивые и должны приносить много денег тому, кто их продает. А вот о черепе грифона такого никак не скажешь.
- Это верно. - Голос Соклея прозвучал уже значительно бодрее.
Одна из ламп в андроне догорела, задрапировав комнату тенями и наполнив ее запахом горячего оливкового масла. Менедем ожидал, что Киссид кликнет раба и велит ему зажечь лампу снова, но вместо этого родосский проксен приложил ладонь ко рту, скрывая зевок, и слегка невнятно проговорил:
- Прошу прощения, почтеннейшие, но я иду в постель. Сегодня выдался хлопотливый день, и завтра меня ждет такой же.
Он поднял другую глиняную лампу и протянул ее Менедему.
- Я уверен, вы сможете найти дорогу в свою комнату. Спокойной ночи.
И он ушел, бережливо гася факелы по пути.
- Не самый тонкий намек, который я когда-либо слышал, - заметил Соклей.
В его тоне смешались гнев и насмешка.
В душе Менедема возобладал гнев, как это произошло с Ахиллесом в "Илиаде". Менедем считал, что у него даже больше причин гневаться, чем у знаменитого героя.