- Не стой здесь, хлопая ушами на ветру, ты, ленивый, никчемный, ни на что не годный мошенник! Ступай внутрь и собери что-нибудь перекусить, да не трать на это весь день!
- Хорошо, господин.
Если гневный взрыв хозяина и напугал Хиссалдома, кариец очень хорошо это скрывал.
- Мне следовало бы хорошенько высечь его… чтобы выяснить, жив ли он еще, - проворчал Химилкон, когда раб не торопясь ушел на склад. - И что же вы собираетесь покупать на Востоке, о мои повелители, и что возьмете с собой для продажи?
- Ну, очевидно, когда мы туда попадем, мы будем искать, где бы купить пурпурную краску, которую делают в финикийских городах, - сказал Менедем.
Химилкон кивнул, мотнув головой вверх-вниз, как это делали варвары. Он давно жил на Родосе, но все еще редко выказывал согласие по-эллински - просто наклонив голову.
- Да, конечно. Краска довольно часто попадает на Запад, поэтому вы уже знаете кое-что о ее качестве и сможете найти именно то, что нужно. А что еще?
- Бальзам, - ответил Соклей. - Мы купили немного в Книде у двух финикийских купцов и хорошо на нем заработали… лучше, чем я ожидал. Если бы мы смогли приобрести бальзам без посредников, мы бы получили еще больше.
Не успел Химилкон ответить, как вышел раб, неся на деревянном подносе чаши с вином и оливковым маслом, чаши для питья и ячменные хлебцы.
- Просто поставь это и уходи, - велел Химилкон. - Я не хочу, чтобы ты болтался тут и подслушивал.
- Подожди, - сказал Соклей. - Можем мы сперва получить воду, чтобы разбавить вино?
- Давай принеси, - приказал рабу финикиец, но потом грустно засмеялся. - Никогда не мог понять, зачем вы, эллины, разбавляете вино. Это ведь лишает вас половины удовольствия! Вы что, обматываете член тряпкой, прежде чем войти в женщину?
- Один из Семи Мудрецов сказал: "Ничто сверх меры", - ответил Соклей. - Мы считаем злоупотреблением пить неразбавленное вино - слишком велика вероятность, что это приведет к пьянству и безумию.
Широкие плечи Химилкона поднялись и опустились.
- Мне это кажется глупым… Но не важно.
Финикиец выпил свое вино неразбавленным, не скрывая удовольствия. Облизнул губы и вернулся к беседе:
- Ты говорил о бальзаме, мой повелитель.
Соклей, жевавший хлебец, ответил с набитым ртом:
- Да, так и есть.
- Тебе нужен самый лучший бальзам, из Энгеди? - спросил Химилкон.
И Соклей, и Менедем кивнули.
- Напрямую вы его не получите, - ответил Химилкон. - Да, вы не достанете его в Финикии. Энгеди лежит далеко от побережья, в двенадцати или пятнадцати парсангах от моря… Или, как сказали бы вы… дайте прикинуть… о, где-то в трехстах стадиях.
- Но разве эти земли - не Финикия? - удивился Менедем.
- Нет, нет, нет, - покачал головой Химилкон. - Все финикийские города лежат на побережье. А там, в глубине материка, - страна иудеев. А иудеи, друзья мои, - избранный народ.
Менедем бросил на Соклея быстрый взгляд, недоумевая, как какой-либо народ, за исключением эллинов, может быть избранным. Соклей был с ним согласен, но не хотел говорить такое перед Химилконом. Вместо этого он сказал:
- Я мало знаю об иудеях, почтеннейший. Расскажи мне о них еще что-нибудь.
- Это глупые люди. Упрямые люди. От них можно ожидать примерно того же, что и от невежественных горцев из захолустья.
Химилкон презрительно фыркнул, налил себе еще вина и потряс головой.
- А еще они немного сумасшедшие - даже не немного, - когда дело касается их религии. Вам обязательно нужно это знать, если вы решитесь отправиться в земли иудеев.
- В каком смысле сумасшедшие? - уточнил Соклей. - Если я отправлюсь в их страну, они захотят, чтобы я выполнял их религиозные обряды?
- Нет, нет, нет, - снова ответил финикиец и засмеялся. - Однако они могут не пожелать вообще иметь с тобой дело из-за того, что ты не выполняешь их религиозные обряды. Видишь ли, они боятся ритуально оскверниться, если будут общаться с иноверцем. Иудеи очень вспыльчивы, когда дело касается такого рода вещей.
- Похоже, они не лучше египтян, - заметил Менедем.
- Куда хуже, - ответил Химилкон. - Они поклоняются своему богу и утверждают, что все остальные боги - ненастоящие.
- Что? Зевс - ненастоящий? - Менедем разразился хохотом. - О мой дорогой, это, наверное, шутка!
- Не для иудеев, - ответил Химилкон. - Для них это вовсе не шутка!
- В подобной логике есть несомненный изъян, - заметил Соклей. - Если их бог - единственный настоящий бог, тогда почему ему поклоняются всего лишь в одном маленьком племени, о котором никто не слышал, и больше нигде во всем огромном мире?
Химилкон снова пожал плечами.
- Что ж, мой дорогой, если тебе все-таки удалось найти общий язык с теми странными людьми, полагаю, ты не задавал им такого вопроса, - сказал финикийцу Менедем. - В противном случае ты недолго бы имел с ними дело. Если иудеи похожи на египтян, они должны быть чрезвычайно обидчивы, когда речь идет об их религии, и им наверняка совершенно плевать на логику.
Хоть Соклею и не нравился такой оборот дела, рассуждения его двоюродного брата имели смысл.
- Мы обязательно запомним, - пообещал Соклей и снова повернулся к Химилкону. - Что еще ты можешь рассказать мне об иудеях?
- Они люди честные… Этого у них не отнять, - ответил финикиец. - Может, их бог и кажется всем остальным глупым, но они относятся к нему очень серьезно.
- А каков из себя иудейский бог? - заинтересовался Соклей. - Они сделали богом крокодила, бабуина, кошку или шакала, как поступают египтяне?
- Нет, мой повелитель, ничего подобного. - Химилкон снова потряс головой. - Поверишь ли, но их бог вообще ни на что не похож. Он просто существует… Полагаю, иудеи подразумевают, что он существует повсюду одновременно. - Финикиец рассмеялся над нелепостью такой идеи.
Рассмеялся и Менедем, чьи представления о религии всегда были консервативны. Но Соклей задумчиво поджал губы. Со времен Сократа философам не нравились боги, описанные в "Илиаде": похотливые, вздорные, часто глупые или трусливые - предводители шайки разбойников и даже хуже. Осторожно, шаг за шагом, мыслящие люди нащупывали путь к чему-то, что очень походило на бога, который уже имелся у иудеев. Может, в конце концов, иудеи были не так уж глупы.
"Как бы мне это выяснить?" - подумал Соклей и спросил Химилкона:
- Кто-нибудь из них говорит по-эллински?
- Некоторые, может, и говорят. - Но, судя по выражению лица Химилкона, он в этом сомневался. - Только лучше бы тебе подучить арамейский. Я мог бы сам тебя учить, если хочешь. И не взял бы за это много.
Теперь Соклей явно засомневался. Его любознательность никогда не простиралась так далеко, чтобы ему хотелось учить иностранные языки.
- Не знаю… посмотрим, - ответил он.
- Да, с вами, с эллинами, всегда так, - заметил Химилкон. - Вы хотите, чтобы остальные говорили на вашем языке, но сами не любите учить чужие. Это все прекрасно в Элладе, мой друг, но помимо Эллады существуют и другие страны. Конечно, есть и еще вариант: вы можете нанять в одном из финикийских городов говорящего по-эллински переводчика, но это обойдется куда дороже, чем научиться самому.
Финикиец привел неплохой аргумент: это заставит Соклея задуматься о том, чтобы самому овладеть арамейским. Посмотрим, - повторил он уже другим тоном. Химилкон снова поклонился. - Знай, что я к твоим услугам, мой повелитель.
* * *
Когда они вышли из дома финикийца, Менедем спросил:
- Ты и вправду хочешь научиться этому "вар-вар-варвар"?
Соклей покачал головой.
- Не имею ни малейшего желания. Но не хочу и полагаться на переводчика. - Он вздохнул. - Там видно будет.
* * *
Менедем чувствовал себя в андроне как в ловушке. В кои-то веки это не было связано с Бавкидой: она оставалась наверху, в женских комнатах. Но друг Филодема Ксанф был до того скучен, что, подобно горгоне Медузе, умел доводить людей до полного окаменения.
- Мой внук начинает учить алфавит, - рассказывал он сегодня. - Смышленый малыш - похож на мать моей жены. Мой тесть любит бобы больше всех прочих известных мне людей, кроме, может быть, моего двоюродного прадедушки. "Дай мне бобовую похлебку - и я буду счастлив", - бывало, говаривал мой двоюродный прадедушка. Он дожил почти до восьмидесяти, хотя под конец совсем согнулся и ослеп.
- Ну разве это не интересно? - с фальшивым энтузиазмом спросил Менедем.
Он посмотрел на отца, надеясь, что тот вытащит их обоих из затруднительного положения. В конце концов, Ксанф был его другом. Но Филодем просто указал на кратер с разбавленным вином и спросил:
- Не хотел бы ты выпить еще, почтеннейший?
- Я бы не возражал. - Ксанф взял черпак и снова наполнил свою чашу.
"О нет, - подумал Менедем. - Теперь он будет говорить еще дольше!"
Вообще-то, судя по всему, Ксанф и без вина отличался разговорчивостью - он мог говорить больше трех обычных человек, вместе взятых. Сделав пару глотков, он повернулся к Филодему и сказал:
- Был ли ты на ассамблее, когда я вел речь о необходимости поддерживать добрые отношения и с Антигоном, и с Птолемеем? А в придачу с Лисимахом и Кассандром, если уж на то пошло?
- Вообще-то я там был, - быстро ответил Филодем, сказав неправду.
Отец Менедема, человек суровой добродетели, очень редко лгал, но в отчаянных случаях прибегал к отчаянным мерам - и сейчас даже не колебался.
Но ему это не помогло.
- Зато твой сын, наверное, тогда был еще в море, - заявил Ксанф. - Уверен, ему интересно будет послушать мои соображения.
Менедем понятия не имел, почему их гость так в этом уверен.
- Мой сын лично встречался с Птолемеем, - сказал Филодем. - Поэтому тебе может быть интересно выслушать его точку зрения.
Он мог бы и не сотрясать попусту воздух. Ксанфа не интересовали ничьи точки зрения, кроме своей собственной, и он уже сделал глубокий вдох, готовясь нырнуть в свою речь.
- А как насчет Селевка, о несравненнейший? - попытался отвлечь его Менедем. - Ты говоришь, что мы должны дружить со всеми македонскими генералами…
Не то чтобы он и правда очень интересовался Селевком, однако как отвлекающий маневр это вполне сойдет.
- …но как же насчет Селевка, там, на Востоке?
- Очень хороший вопрос, молодой человек. Можешь не сомневаться, я рассмотрю его во всех подробностях на следующем заседании ассамблеи, - заверил Менедема Ксанф. - А сейчас…
Засим последовала речь. Попытки сопротивления оказались напрасными, они только отсрочили неизбежное.
"Человек может закрыть глаза, - подумал Менедем. - Почему он не может поступить так же со своими ушами?"
То, что уши невозможно сложить, поразило юношу как величайшая несправедливость и казалось ему все более несправедливым по мере того, как тянулось время.
Самым худшим было то, что, закончив, Ксанф ожидал похвалы. Он всегда ее ждал и обиженно надувался, если не получал.
- Это было… что-то, господин, - выдавил Менедем.
Такой ответ избавил его от печальной необходимости говорить, что именно это было.
- Да. Что ж, а теперь у меня есть кое-какие срочные дела, - сказал Филодем.
В недобрый миг Менедем побоялся, что отец уйдет и оставит его с Ксанфом наедине. Он знал, что раздражает отца, но не ожидал, что тот настолько его ненавидит. Но Филодем добавил:
- И мне понадобится сын.
Ксанфу нелегко было уяснить намек, однако после долгого обмена банальностями он наконец распрощался.
- Клянусь египетской собакой! - воскликнул Менедем. - Этот человек хоть когда-нибудь замолкает?
- Когда ложится спать - возможно, - ответил отец.
- Бьюсь об заклад, он продолжает болтать даже во сне, - неистово заявил Менедем. - Это было бы очень на него похоже!
Филодем засмеялся с легким неодобрением.
- Нехорошо так говорить.
Он помолчал и вздохнул.
- Это не значит, что ты ошибаешься, имей в виду, но так говорить нельзя.
- Очень жаль!
Менедем встал и потянулся так, что скрипнули позвонки. Потом тоже вздохнул - с облегчением.
- Самое печальное, что сам Ксанф и понятия не имеет, насколько он туп.
- Да, и не рассказывай ему об этом. У него доброе сердце. Он просто зануда, тут уж не его вина. Так же как никто не может быть виноват в своей склонности к тушеной капусте. Я не хочу, чтобы Ксанфа оскорбляли, слышишь?
- Я и не собираюсь его оскорблять, - снова вздохнув, ответил Менедем.
- Да уж надеюсь. - Но и Филодем не удержался от нового вздоха. - Он смертельно скучен, верно?
* * *
Бавкида решительно пересекла двор - теперь, когда Ксанф ушел, она смогла выйти из женских комнат. Менедем проводил ее глазами, не повернув головы. Он не хотел давать отцу причин для подозрений, тем более что до сих пор делал все возможное, чтобы таких причин и не было. Но Менедем не мог не заметить, что Бавкида вошла на кухню.
"О-ей", - подумал он.
Так и есть - мгновение спустя оттуда донеслись голоса жарко спорящих Бавкиды и Сикона.
- Опять они за свое… - сказал Менедем - это показалось ему довольно безобидным замечанием.
- Да уж. - Отец зачерпнул еще одну чашу вина, что, похоже, выражало его позицию по данному вопросу.
- Тебе и впрямь нужно что-то с этим сделать, - проговорил Менедем.
- И что ты предлагаешь? - ответствовал отец. - Жене полагается управлять домашним хозяйством, а повару положено подавать самые лучшие ужины, какие он только может приготовить, - и к воронам деньги. Если я встану на сторону одного из них, другой подумает, что я не прав, и это породит новые проблемы. Нет уж, я буду держаться в стороне. Пусть они сами разбираются.
Рассуждения Филодема имели смысл, хотя Менедему не хотелось признаться в этом даже самому себе. Он гадал, почему отец не может относиться к нему так же снисходительно, как относится к жене и к повару.
"Стоит ему решить, что я немножко сбился с пути, и он задает мне по первое число", - возмущенно подумал Менедем.
Вопли на кухне стали громче.
- …Считаешь, что ты царь Мидас, а вокруг тебя сплошное золото! - крикнула Бавкида.
Страстный ответ Сикона донесся до Менедема только отрывками:
- …Скряга… ячменная каша… соленая рыба!
Повар стукнул кулаком по столу. Бавкида испустила полный ярости вопль.
- О боги, - произнес Менедем.
Филодем осушил чашу вина и налил себе другую. Его взгляд начал слегка затуманиваться, что редко случалось днем.
"Сперва Ксанф, а теперь - это", - подумал Менедем не без сочувствия.
Мгновение спустя Бавкида промчалась через двор обратно и, возмущенно выпрямившись, взошла по лестнице в женские комнаты. Дверь за ней с грохотом захлопнулась.
На сей раз уже Филодем сказал:
- О боги.
А мгновение спустя в андрон вбежал повар, крича:
- Я так больше не могу! Скажите этой женщине, чтобы не совала нос на кухню, иначе я от вас уйду!
- Эта женщина вообще-то моя жена, - заметил Филодем.
- И ты не можешь от нас уйти, - добавил Менедем. - Ты раб… Напоминаю тебе это на тот случай, если ты вдруг забыл.
Судя по комично-удивленному выражению лица Сикона, он и вправду забыл. На то имелись причины: на кухне хороший повар был царем. А Сикон был просто превосходным поваром.
- Ее послушать, так мы пытаемся жить на пять оболов в день! Ну вот скажи, хозяин, как мне приготовить что-нибудь достойное, если я все время оглядываюсь через плечо, боясь потратить лишний халк?
- Покамест ты как-то справлялся, - парировал Филодем. - Уверен, что сможешь хорошо справляться и дальше. Само собой, мою жену беспокоят траты, на то и существуют жены. Но ты найдешь способ продолжать готовить деликатесы, и будь что будет. На то и существуют повара.
"Да, со мной он никогда не бывает так мягок, - подумал Менедем. - Может, мне стоило сделаться поваром, а не торговцем".
Но Сикон отнюдь не был доволен.
- Повара готовят - вот на что они существуют. А как я могу готовить, если эта женщина сводит меня с ума?
Сикон воздел руки вверх и сердито вышел из комнаты, а когда вернулся на кухню, показал хозяевам, что думает обо всем этом, захлопнув дверь с такой же силой, с какой захлопнула ее за собой Бавкида этажом выше.
- Так-так, - сказал Филодем.
Менедем подмечал и за собой привычку так говорить.
- Ты сидишь ближе к кратеру, сын, - сделал ему знак Филодем. - Там осталось вина еще на одну чашу?
- Дай посмотреть. - Менедем взглянул - и потянулся за черпаком. - Вообще-то тут осталось на две.
Он наполнил чашу отцу и себе.