И снова в его устах это прозвучало немалой уступкой.
"Когда дело касается Родоса, мы начинаем сходиться во взглядах, - подумал Менедем. - Но едва лишь речь заходит о нас самих…"
Он пожалел, что предложил отцу вставить изумруд в оправу и подарить Бавкиде. Отец вполне мог сказать жене, что Менедем якобы поступил так, чтобы доказать: его не заботит возможный дележ наследства с сыновьями, которых она родит. А ведь Бавкида может именно так все и понять и почувствовать облегчение… Или может подумать: "Менедем дал мне этот восхитительный камень". А если Бавкиде такое придет в голову, как она тогда поступит? И как поступить тогда ему самому?
ГЛАВА 3
Соклей успел уже трижды проверить все на борту "Афродиты", но это не помешало ему как следует осмотреть все еще раз. Включая череп грифона, надежно завернутый в парусину и лежащий неподалеку от юта.
Теперь оставалось лишь дождаться, когда подойдут последние несколько моряков и когда принесут пресную воду.
- А потом, - сказал Соклей черепу, будто старая-престарая кость могла его понять, - мы отправимся в Афины и умные люди попытаются разобраться, что же ты из себя представляешь.
Менедем крикнул ему со своего места на приподнятой палубе юта:
- Ты никак беседуешь с этой проклятой штукой? Тебе нужна гетера, чтобы отвлечься!
- Совокупление не может разрешить всех вопросов, - с достоинством ответил Соклей.
- Если уж совокупление не может, тогда скажи мне, что может, - парировал его двоюродный брат.
Прежде чем Соклей успел ответить - причем, скорее всего, между братьями бы разгорелся жаркий спор, - кто-то крикнул им с пирса:
- Радуйтесь!
- Радуйся, - ответили оба одновременно.
А Менедем спросил:
- Чем мы можем служить?
Соклей внимательно посмотрел на незнакомца и понял, что ему не нравится этот человек. Лет тридцати, среднего роста, красивый, хорошо сложенный, с осанкой атлета.
"Неужели я завидую? - спросил себя Соклей. А потом честно ответил: - Что ж, может, немножко и завидую".
- Я слышал, вы плывете на северо-запад, - сказал незнакомец. - Вы будете заходить в Милет?
У него был странный выговор: в целом дорийский, но с каким-то шипящим акцентом.
"Он провел много времени в Ликии", - подумал Соклей и вежливо ответил:
- Вообще-то мы не собирались там останавливаться. Но могли бы.
Человек на пирсе кивнул.
- Вот как? И какую плату вы берете за проезд?
Менедем бросил взгляд на Соклея. Будучи тойкархом, тот решал, сколько пассажир сможет заплатить. Но вместо того, чтобы прямо ответить на вопрос незнакомца, Соклей задал ему свой:
- Как тебя зовут, почтеннейший?
- Меня? Я - Эвксенид из Фазелиса, - ответил незнакомец.
Это заставило Менедема удивленно моргнуть.
Соклей же улыбнулся про себя. Особенности выговора этого человека и его манера держаться помогли Соклею догадаться, кто он. А ведь Милет находился под властью Антигона. И кто-нибудь из военачальников Одноглазого Старика вполне мог туда заглянуть.
Когда Соклей оказывался прав, он наслаждался этим ничуть не меньше, чем любой другой человек, хоть и считал себя философом.
- Полагаю, тебе стоит узнать заранее, что мы почти наверняка остановимся на Косе, - сказал он.
Кос был главной базой Птолемея в Эгейском море.
- И вы, я так понимаю, там меня сдадите? Жители нейтральных полисов так себя не ведут.
- Нет, ничего подобного я не говорю, - ответил Соклей. - Но тебе лучше не забывать, что у нас на борту будет большая команда, все наши гребцы. Они отправятся по тавернам и начнут сплетничать. Я не думаю, что кто-нибудь сможет помешать гребцам это делать.
- А люди Птолемея будут прислушиваться к подобным сплетням, - закончил за него Эвксенид.
Соклей кивнул. Эвксенид пожал плечами.
- Я рискну. У меня не такой уж крупный чин, чтобы кто-нибудь обо мне много слышал. Сколько стоит проезд? Ты так и не сказал.
- До Милета? - Соклей пощипал бороду, размышляя. - Двадцать драхм будет в самый раз.
- Это возмутительно! - воскликнул Эвксенид.
В большинстве случаев Соклей запрашивал в полтора раза больше желаемой суммы, чтобы потом торговаться, постепенно снижая цену. Но теперь он только пожал плечами и ответил:
- У меня к тебе два вопроса, о несравненнейший. Во-первых, когда, как ты думаешь, с Родоса в Милет отправится еще одно судно? И во-вторых, не кажется ли тебе, что прогулка в Милет чревата для нас опасностью попасть в самый центр морского сражения между Антигоном и Птолемеем?
Эвксенид оглядел Великую гавань, как будто надеясь найти другое судно, готовящееся отплыть. В порту стояло всего несколько акатосов, а если бы он решил сесть на большое парусное судно, которому пришлось бы прокладывать путь до Милета против преобладающих северных ветров, его ждало бы долгое и медленное путешествие. Нахмурившись, Эвксенид спросил:
- А вы ребята не промах, верно?
- Никто не становится торговцем для того, чтобы терять деньги, - ответил Соклей.
- Двадцать драхм? Фью! - с величайшим отвращением проговорил Эвксенид. Но потом кивнул: - Хорошо, пусть будет двадцать. Когда вы отплываете?
- Скоро, надеюсь, - проговорил Соклей.
С его точки зрения, они и так слишком долго пробыли на Родосе.
Соклей посмотрел на Менедема. Поскольку его двоюродный брат был капитаном, последнее слово в таких случаях оставалось за ним.
- Надеюсь, завтра, - сказал Менедем. - Водой мы с тобой поделимся, но ты знаешь, что пассажирам полагается иметь свой собственный запас вина и еды?
- О да. Я нередко и раньше путешествовал по морю, - ответил Эвксенид. - Если нам придется провести ночь на море, думаю, я смогу спать на баке.
"Интересно, будет ли бак все еще вонять павлинами, когда ты там ляжешь?" - подумал Соклей, но, разумеется, не сказал этого офицеру Антигона, заметив только:
- Верно.
- Тогда я буду здесь завтра утром. - И Эвксенид зашагал прочь по пирсу.
- Двадцать драхм, - сказал Менедем. - Это больше, чем я надеялся из него выжать. Браво!
- Спасибо. Он хочет вернуться к Антигону и, вероятно, рассказать ему все, что разузнал о флоте и армии Птолемея.
- Без сомнения, - согласился Менедем. - Скорее всего, он расскажет ему и все, что видел на Родосе.
- Об этом я не подумал.
Взгляд Соклея обратился к молам, защищающим от волн Великую гавань, и к укрепляющим эти молы стенам и башням.
- Может, нам не стоит брать его на борт?
- Думаю, тут нет ничего страшного, - отозвался Менедем. - Наши оборонительные работы не такой уж большой секрет. Антигон наверняка уже знает о них не хуже наших военачальников.
В этом замечании было больше здравого смысла, чем хотелось признать Соклею.
- Но мне не очень нравится, что нам придется сделать крюк.
Менедем засмеялся.
- Конечно, тебе это не нравится, мой дорогой. Я имею в виду - ты теперь попадешь в Афины на день или на два позже. Поверь мне, никто в Милете не украдет череп грифона.
И на это Соклею тоже нечего было возразить.
Пока не нагрянули персы, Милет считался центром наук; Геродот писал, что Фал ее Милетский был первым, кто сумел предсказать затмение Солнца - затмение, послужившее знаком к заключению мира для лидийцев и жителей Мидии. (Соклей и сам в прошлом году наблюдал затмение и понимал, что оно может побудить людей сделать почти все, что угодно.) Однако за последние двести лет Милет превратился в обычный город.
И, поскольку Соклей не мог найти прямых возражений, он изменил тактику:
- Разве тебе не интересно узнать, что философы скажут о черепе и что благодаря ему ученые смогут выяснить насчет грифонов?
- Да, слегка интересно, - ответил Менедем. - Но вот что мне на самом деле интересно, так это сколько они за него заплатят и заплатят ли вообще.
- Единственный способ это выяснить - попасть в Афины, - заявил Соклей. - А не на Кос. И не в Милет. В Афины.
- Мы отплываем завтра. Ты сможешь продержаться так долго?
- Я ждал уже достаточно. Я хочу знать!
- Ты говоришь совсем как я, гоняясь за хорошенькой девушкой.
- Это смеш… - Соклей не договорил.
Это вовсе не было смешно. Если как следует вдуматься, это было очень даже подходящее сравнение. Соклей и вправду гонялся за знаниями так же страстно, как его двоюродный брат - за женщинами.
- У философии нет мужа, который воткнет мне в задницу редиску, если застанет меня с ней в постели.
- Философия у тебя и не отсосет, - ответствовал Менедем.
У Соклея побагровели щеки. Он даже не мог возмутиться, поскольку первым позволил себе непристойность. Менедем засмеялся и похлопал его по плечу.
- Не беспокойся, дорогой. Мы и вправду отплываем завтра.
- Завтра, - мечтательно повторил Соклей.
- И поверь, - добавил капитан "Афродиты", - я так же рад убраться отсюда, как и ты.
По его тону Соклей понял, что Менедем не шутит. Но даже ради спасения собственной жизни он не смог бы догадаться, почему его двоюродному брату так не терпится отплыть.
Если бы это не вызвало пересудов, Менедем провел бы свою последнюю ночь на Родосе на юте "Афродиты", завернувшись в гиматий. Вообще-то он с радостью провел бы таким образом много ночей. Но тогда кто-нибудь мог бы догадаться, почему Менедем так поступает, а меньше всего ему нужны были слухи с правдивой подоплекой.
* * *
Когда Менедем перед рассветом спустился по лестнице во двор, готовясь двинуться к соседнему дому, где жил Соклей, он увидел Бавкиду с хлебом и чашей вина, которые она принесла с кухни.
- Радуйся, - сказал Менедем.
Он не мог просто ее игнорировать, потому что тогда Бавкида пожаловалась бы мужу - и не без причин, - а это породило бы лишние проблемы.
- Радуйся, - ответила она серьезно. - Удачного тебе плавания. Возвращайся как можно скорей и с кучей серебра.
- Спасибо. - Менедем повернул в сторону кухни. - Я тоже собираюсь раздобыть что-нибудь на завтрак, чтобы съесть по пути в порт.
Бавкида кивнула. Все, что она делала, выглядело серьезным, почти торжественным.
"На что, интересно, эта женщина была бы похожа, воспламененная и страстная? - гадал Менедем. - Сгорала бы она тогда от пыла потому, что обычно такая спокойная?"
Юноша почти вбежал на кухню, подгоняемый своими мыслями. Он бы с удовольствием на какое-то время остался на кухне, в надежде, что Бавкида уйдет по лестнице обратно в женские комнаты… Но ведь "Афродита" не станет ждать, и если он не зайдет за Соклеем, тот зайдет за ним сам. Поэтому Менедем вышел во двор с ломтем хлеба в руке.
Бавкида все еще была там, завтракая.
- Будь осторожен, - сказала она Менедему. - Все, о чем мы говорили раньше… Похоже, это скоро станет правдой. И все это плохо для Родоса и плохо для торговли.
- Знаю.
Менедем вгрызся в хлеб, стараясь есть как можно быстрее.
С полным ртом он продолжал:
- Но я обязательно вернусь. Я должен вернуться. Если я не вернусь, отцу не на кого будет кричать.
Бавкида резко вдохнула. И Менедем понял, что еще ни разу при ней не ругал отца. Когда он жаловался на Филодема, он всякий раз жаловался Соклею… До этого момента. А жаловаться женщине на ее мужа - не лучший способ завоевать ее симпатию.
- Он желает тебе самого лучшего и ждет от тебя самого лучшего, - сказала Бавкида. - И сердится, если его ожидания не в полной мере оправдываются.
"И выбирает наихудший способ, чтобы получить от меня самое лучшее", - подумал Менедем, но не сказал этого вслух. Он запихал в рот остатки хлеба, быстро прожевал и проглотил. Хлеб оцарапал его глотку, как галька.
- Мне пора, - сказал он.
Бавкида кивнула.
- Удачного плавания, - повторила она. - И возвращайся скорей.
Она встала.
Менедем мог бы по-родственному ее обнять - Бавкида ведь была его мачехой.
"Да уж, обнять, - зло ухмыльнулся он про себя. - А что бы ты сделал, если бы отец спустился по лестнице и увидел? Тебе нужно уплыть прочь и больше не возвращаться домой".
Он никогда не знал такой нервотрепки, гоняясь за чужими женами в других городах.
Менедем почти бегом устремился к дверям. Всякий раз, уходя от Бавкиды, он чувствовал себя так, как будто его только что выгнали взашей.
Оказавшись на улице, юноша почувствовал облегчение. Оказаться в открытом море в тысяче стадий от Родоса будет еще большим облегчением.
Менедем закрыл за собой дверь и повернулся к соседнему дому, намереваясь зайти за Соклеем. Сделал шаг - и почти врезался в двоюродного брата.
- Радуйся, - сказал Соклей. - Незачем так прыгать. Я как раз собирался за тобой зайти.
- А я как раз собирался зайти за тобой, - ответил Менедем. - И не слышал твоих шагов.
Неудивительно, ведь ни один из них не носил обуви.
- Теперь, когда мы зашли друг за другом, - продолжал Менедем, - давай двинем на судно. На что поспорим, что Эвксенид будет ждать нас на пристани?
- У меня есть лучшие способы потратить деньги, - сказал Соклей. - Ты захватил изумруды?
Менедем похлопал по маленькому кожаному мешочку, висящему на поясе, которым был перехвачен его хитон.
- Они здесь - все, кроме одного, который отец купил для своей новой жены.
Он говорил негромко, не желая, чтобы его слова услышала Бавкида: камень был все еще у ювелира.
- Жаль, что он решил так поступить. Значит, мы сможем продать одним изумрудом меньше. - Соклей развел руками. - Но что тут можно поделать?
- Немногое, - ответил Менедем.
Соклей не знал, что Менедем сам предложил отцу взять изумруд, а Менедем не собирался рассказывать об этом двоюродному брату.
- Давай. Пошли.
Мнесипол уже вовсю бил молотом по наковальне, когда они подошли к кузне. Он помахал им одной рукой, не выпуская молота из другой. Кузнец хорошо знал двоюродных братьев.
- Ему не хватает только хромоты, чтобы стать вылитым Гефестом, - заметил Менедем.
- А что, и вправду, - ответил Соклей. - Предлагаю игру: кто из наших знакомых больше всего подходит на роль олимпийских богов? - Он посмотрел на Менедема. - А, Гермес в крылатых сандалиях?
Менедем прошел несколько шагов с весьма гордым видом. Он был отличным бегуном на короткие дистанции, хотя и не удостоился чести представлять Родос на Олимпийских играх.
Он упустил свой шанс сделать реплику в начале игры, но быстро к ней присоединился:
- У нас имеется Посейдон в лице нашего келевста.
- Верно, - сказал Соклей. - А Аристид сойдет за всевидящего Аргуса.
Они прошли мимо булочной Агатиппа, все еще играя в эту игру.
- Я знаю, кто может быть сероглазой Афиной, - сказал Менедем.
- Кто? - спросил Соклей.
Менедем указал на него.
- Ты.
- Я? Афиной? - Соклей так удивился, что произнес имя богини нараспев - на куда более протяжном дорийском, чем обычно. - Ты спятил. У меня борода, если ты случайно не заметил.
- Это же театр, мой дорогой, - беззаботно произнес Менедем. - Актеры играют все женские роли. Если ты спрячешь лицо за маской, всем будет плевать на бороду, потому что для этой роли нужен именно такой острый ум, как у тебя.
- Спасибо тебе большое. - Соклей поцеловал двоюродного брата в щеку. - Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь отзывался обо мне лучше.
- Я никогда не отрицал, что у тебя острый ум и что ты самый умный из всех известных мне людей, - ответил Менедем.
Но если бы он отпустил Соклею два комплимента подряд, ничем не разбавив их, у того от изумления мог бы случиться удар, поэтому Менедем добавил:
- Вот если бы у тебя еще был здравый смысл, хотя бы такой, каким боги наделили геккона…
- Посмотрите, кто это говорит! - парировал Соклей. - Человек, который выпрыгнул из окна второго этажа, чтобы спастись от мужа, слишком рано вернувшегося домой.
- А ты - человек, грезящий о старом черепе так, будто этот череп - юная гетера, - сказал Менедем.
Они поддразнивали друг друга всю дорогу до гавани. В гавани Менедем поспешил к "Афродите".
- Эвксениду лучше не заставлять нас ждать! Я хочу побыстрей снова очутиться в открытом море.
- Я тоже. Мне не терпится отплыть в Афины. - Соклей указал на судно. - А это не он стоит там на баке? Ты был прав, когда говорил, что Эвксенид уже будет нас ждать.
- Брось меня в навозную кучу, если это не он. И… да, я был прав, - сказал Менедем. - Очень мило с его стороны. Сомневаюсь, что он выбрался из Фазелиса и Ксанфа потому, что опаздывал на судно. А теперь он улизнет и с Родоса тоже.
Он зашагал по перепачканным смолой доскам пирса к акатосу, крича:
- Ахой, на "Афродите"!
Диоклей отозвался сиплым басом:
- Ахой, шкипер! Пассажир уже на борту.
- Да, мы видели, - сказал Менедем. - Все гребцы на месте?
- Все, кроме одного, - ответил начальник гребцов. - Телефа пока не видать.
Менедем посмотрел на солнце, которое только что поднялось над морем.
- Подождем еще немного. Если он не появится, наймем одного из портовых бездельников, и всего ему хорошего. На Родосе есть много людей, умеющих орудовать веслом.
- Мы ведь и самого Телефа именно так заполучили в прошлом году, - сказал Соклей. - Он забавный парень. Будет работать, если ты дашь ему работу, но единственное, что его по-настоящему волнует, - это как получить за работу деньги.
- Я все-таки думаю, что он сбежал тогда с рыночной площади Каллиполя, - заявил Менедем. - Правда, Телеф так быстро вернулся с подмогой, что я не стал его попрекать, но все-таки думаю, что он бросил нас в беде. Если его место на банке займет кто-нибудь другой, жалеть не буду.
Он взошел по сходням на ют "Афродиты".
Стоя между рулевыми веслами - пусть даже судно все еще было пришвартовано у пирса - Менедем испытывал почти такое же удовольствие, как лежа между ног женщины.
Рыбачьи лодки вышли из Великой гавани в Эгейское море. За ними следовали чайки, как сборщики колосьев следуют в поля за жнецами, зная, что смогут хорошо поживиться.
Менедем побарабанил пальцами по рукоятям рулевых весел и прикинул, насколько удлинились тени.
"Если Телеф в скором времени не придет, я уплыву без него".
Телеф появился на пирсе и взошел на борт "Афродиты" прежде, чем Менедем успел его заменить.
- Во имя египетской собаки, где ты был?! - рявкнул Менедем.
Гребец вздрогнул.
- Прости, капитан, - сказал он, сделав примиряющий жест.
Говорил он тихо и ровно и в придачу щурился, словно свет раннего утра был для него слишком ярким.
- Ты ведь знал, что мы отплываем нынче утром, - продолжал Менедем. - Почему ты напился в последнюю ночь перед выходом?
- Я не хотел напиваться, - ответил Телеф. - Это просто… так уж получилось. - Он улыбнулся тошнотворной, заискивающей улыбкой.
Менедем не собирался прощать его так быстро.
- Ступай на место, - велел он. - Надеюсь, тебе весь день будет так плохо, как ты того заслуживаешь.