* * *
Как Фрунзе и обещал, он выделил Второй конной армии Миронова участок фронта на стыке между Пятнадцатой стрелковой дивизией и махновской Повстанческой армией.
Днем, для согласования совместных действий, Миронов навестил Каретникова.
- Здорово, земляк! Так карта легла, шо я буду туточки, рядом с тобой. В случай чего, иодмогну, - сказал он.
- Спасибо на добром слове, - со вздохом ответил Каретников. - И шо за беда! Вроде ни у кого помощи не прошу, сами пока справляемся, а мне всё кого-то присылають.
- А ты, Семен, не норовись, - насупился Миронов. - Дело не шутейное. Тут, под Юшунью, Врангель почти всю армию собрав. Костьмы будут лягать.
- Понимаю, не дитё.
- Я к тому, шо гуртом будет сподручнее. У нас на Дону шуткуют: гуртом и батька легшее быть.
- У нас насчёт батька так не шуткують.
- Понимаю, - улыбнулся в усы Миронов. - У вас на всех один батько. Не знаешь, як його здоровье?
- Спасибо докторам, уже на костылях прыгае.
- При случае, передай ему мой сердечный казацкий привет, - попросил Миронов. - Дуже б хотелось якось с ним погутарить, а то и чарку выпить. Мне тут хтось из ваших сказав, шо Нестор Иванович может четверть горилкы выпить - и не впаде. А я уже - всё! Больше литра не могу. Разве шо под хорошую закуску.
- Батько не пьет.
- От это ты вже брешешь, - искренно не поверил Миронов.
- Правда! Капли в рот не бере. Все думае и думае.
- Про шо?
- Про нашу анархическую республику.
- И ни капли?
- Та шо ты! Даже не нюхне.
- От эт-то воля у человека, - восторженно сказал Миронов. - Ну, тогда мы с тобой за його здоровье. Опосля Юшуни!
- Не возражаю, - согласился Каретников. - Як Крым нам отдадуть - отпразднуем!
- Надеешься?
- Обещали.
- Ну-ну! - Миронов при его грузном теле на удивление легко вскочил в седло. - Вы только не сильно рассчитывайте. Боюсь, не отдадут вам Крым большевики.
- Чого ты так думаешь?
- Я не думаю. Я знаю. На своей шкуре испытав их доброту. Чуть не расстреляли.
И, пришпорив коня, он уже на ходу крикнул:
- До встречи в Юшуни!
Его конвойные поскакали следом.
* * *
На рассвете следующего дня белогвардейцы перешли в наступление. Сначала они обстреляли позиции махновцев из орудий, а затем пошли в атаку. Но атака была какой-то странной, вялой. Солдаты просачивались сквозь проделанные в "колючке" проходы, пробегали метров двести и залегали. В сумеречном рассвете, в серой одежде, они сливались с серой землей, и их было почти не видно.
Следующая цепь прошла сквозь заграждения спустя короткое время, но дальше по полю не двинулась.
Командиры, лежавшие рядом с Каретниковым, заметив нерешительность дроздовцев, стали его уговаривать:
- Давайте вдарим, Семен Мыкытовыч!
- Пора, ей-богу!
- Шо оны таки дохли! - размышлял Каретников. - Не выспалысь, чи шо?
- Карасин кончився! Готовляться сдаваться!
Дальше случилось и вовсе странное. Первая цепь продолжала лежать, а вторая столпилась у проходов и то ли что-то там делала, то ли яростно спорила. Голосов слышно не было.
- Самый раз, Семен Мыкытович!
- Ну, разрешите! - упрашивали Каретникова командиры.
- Не спешить, не на пожар! - И, словно смахнув с себя сонную дурь, Каретников поднес к глазам бинокль, долго всматривался во вражеские позиции: - Ничего не понимаю! Не то собираются в атаку, не то раздумалы! А ну, у кого глаз острый? Шо оны там около "колючки" колдують?
Один из командиров стал всматриваться в бинокль.
- Ну шо там?
- Не пойму. Вроде як "колючку" снимають… Точно, столбци валяють.
- Видать, подкрепление ждуть. Массой хотять нас задавить, - предположил Голиков.
- Так може упредым? - с надеждой спросил кто-то из командиров. - Пока подкрепление не подойшло.
- А если якась хитрость? Сперва разберемся, шо оны там затевають.
Но на вражеских позициях ничего не менялось. Солдаты валили на землю столбцы, неторопливо, как крестьяне перед севом, по-хозяйски взад-вперед ходили по полю.
- Похоже, "колючку" скатывають.
- Экономисты, заразы. Шоб добро зря не пропадало.
Оставив коня и свое сопровождение невдалеке, за стенами полуразрушенного сарая, короткими перебежками к Каретникову явился Миронов. Упал рядом, спросил:
- Ну шо у вас тут слыхать?
- Пока не пойму. Вроде як пишлы в атаку. Потом почему-то раздумалы, вроде "колючку" снимають. Зачем? Может, пополнение ждуть?
- В правильном направлении думаешь, - похвалил Каретникова Миронов.
- Но "колючка" чем им помешает?
- А ты прислухайся! - посоветовал Миронов.
Все замерли, стали вслушиваться в тишину. Но ничего необычного слышно не было. По-прежнему где-то вдали слева, в направлении Чонгара, громыхала артиллерия.
- Ничого… - растерянно сказал Каретников.
- Слухай лучшее!
Но ничего не менялось. Стояла тишина. И только если напрячь слух, можно было различить какой-то далекий и очень невнятный слабый гул. Словно ветер задувал в сломанную камышину. Но ни ветра не было, ни камыш здесь не рос.
- Не пойму, - снова покачал головой Каретников.
- Мне этот звук издавна знакомый. Я в пацанах летом у помещика в подпасках ходил. Коней пасли. Так, когда табун коней гонять, отак земля гудыть. Я так думаю, конный корпус Барбовича на нас хотять выпустить, - высказал своё предположение Миронов.
- А я подумав, може, броневики? Мы с ими уже один раз встречались.
- Не, кони. Потому и "колючку" снимають, шоб коней не покалечить.
- Так. Всё понятно… - задумчиво сказал Каретников и после долгого молчания добавил: - У нас на Гуляйпольщине есть хороша поговорка: Бог не выдасть, свинья не съест.
- Не надо! - сказал Миронов. - Эту поговорку вы тоже у нас, донцов, позычили.
- Не, мы своим умом дошлы.
- Она - наша. Но нам не жалко - дарю! - улыбнувшись, великодушно сказал Миронов. - А теперь, Карета, давай думать, шо нам сделать, шоб свинья нас не съела. Придумай, як нам Барбовичу в жопу табаку насыпать. А я тут, по соседству. Тоже подумаю. В случай чего - подмогну. Пока не сильно понятно, куда он свою кавалерию направит… Ну, бывай пока!
И, пригибаясь, Миронов побежал к своим казакам, ожидавшим его в развалинах. Вскочил на коня, ещё раз посмотрел вдаль. Пока ещё ничего не было видно.
После отъезда Миронова Каретников поискал кого-то глазами.
- Кожин! Фома! - позвал он и затем обратился к своим адъютантам. - Быстренько найдите мне Кожина!
- Та тут я, Семен Мыкытовыч! - отозвался Фома. Он лежал неподалеку на охапке соломы, укрывшись конской попоной.
- Иды сюды! Хочу с тобой трошки посоветоваться! - И, заметив возле себя Мишку Черниговского, гневно спросил: - О! А ты чего тут?
- Семен Мыкытович, а может, и я… той… Ну, надоело мени там, в развалинах ховаться! - жалобным голосом стал канючить Мишка.
- Ты мени тут свои порядки не устанавлюй. Твое дело охранять комиссара! И марш отсюдова! Сполняй!
Мишка приподнялся, прислушался, тихо сказал:
- Идуть!
- И ты иди, - подобрел Каретников. - В случай чого, первым переправляй комиссара через Сиваш, - и добавил: - Будем надеяться, такое не случиться.
Мишка, не пригибаясь, ушел.
Далекий гул становился все более явственным и грозным.
* * *
Утро наступило как-то вдруг. Большое багровое солнце выглянуло из-за туч. Оно светило в спины нескольким тысячам всадников, темной лавиной растянувшимся по горизонту.
Командиры полков, получив указания от Каретникова, уже удалились на свои позиции. Возле Каретникова остались только адъютанты, связные и ещё Фома Кожин. Его хлопотное пулеметное хозяйство было отлажено, как часовой механизм. Колеса тачанок всегда смазаны дегтем и при движении только шелестели, ездовые были опытные, кони ухожены, у пулеметчиков всегда имелся на всякий случай запас пулеметных лент.
Конница Барбовича была от них уже верстах в двух, в бинокль можно было даже рассмотреть лица всадников. Кони двигались рысью, но всадники уже начинали постегивать их плетками, понукая, переходили на галоп. И всю эту массу конницы, заполонившую равнину перед Юшунью, окутывала серая дымка.
- Глянь, яка пылюка, - удивленно сказал кто-то из адъютантов. - Земля мерзла, а пылюка.
- То не пылюка, - возразил Кожин. - То - пар, конске дыхание.
- Божечки, скилькы ж их!
….Из-за бугорочка выехал конный полк. И выстроился вдоль своих позиций, ожидая команды. Это был его, Каретникова, полк. С тех пор как принял от раненого Нестора Махно командование Повстанческой армией, он не отдал его в чужие руки. И хотя Нестор запретил ему впрямую участвовать в боях, он решил не подчиниться запрету. Полагал, что это уже наступил тот самый, последний бой.
В одну и другую сторону, насколько хватал глаз, занимали свои позиции остальные его подразделения. Это была его армия.
Но сегодня Каретников, согласовав общую задачу со всеми командирами, полностью доверился начальнику штаба Гавриленко. Сам же командовал в этом бою своим полком. И выставил его против атаковавшего махновские порядки конного корпуса Барбовича, в самый его центр. Он понимал всё безумие своей затеи, и всё же был готов потягаться с Барбовичем силой. Скорее даже не силой, а хитростью, ловким фокусом, изобретенным некогда ещё Нестором Махно.
Каретников неторопливо прошел к своему коню, которого подвел к нему адъютант. И вороной красавец конь, узнав его, радостно заржал. Легко вскочив в седло, он проскакал вдоль строя.
- Шо? Страшно? - на ходу спрашивал он и, не ожидая ответа, мчался дальше. - Невже душа в пятках от страха?
Кавалеристы что-то кричали ему в ответ. До него доносились обрывки фраз:
- Их же море!
- Не подужаем…
- Да чого там…
- Бывало хужее!
Тем и отличалась Повстанческая армия от регулярной. Дисциплину махновцы соблюдали своеобразно. В карман за словом не лезли. Иной раз могли и матерком командира покрыть, если большинство считало, что командир не прав. Случалось, приходилось сдавать командование другому. Единственным непререкаемым авторитетом, приказу которого подчинялись все, был Нестор Махно. Любовь, уважение и беспрекословное подчинение махновцы перенесли и на Каретникова. Верили, что он тоже знает что-то такое, чего не знают другие и что поможет им выстоять в любом бою.
И сейчас он скакал вдоль строя своих кавалеристов только для того, чтобы подбодрить их. Он понимал: надвигающаяся лавина вселяет в них страх, и хотел увериться, что большинство разделяет его решение принять здесь бой и что в трудную минуту не повернут назад, к Сивашу.
- Не бойтесь, браты! Оны думают одолеть нас силою! А мы постараемся их хитростью.
Махновцы переспрашивали друг друга:
- Шо вин сказав?
- Сказав, хитростью!
- Значить, шось знае!
- Шось придумав!
- Ага! Вин такый, як и Махно. Той, бувало…
Каретников и в самом деле надеялся в этом бою больше на хитрость, которую они придумали вместе с Фомой Кожиным. Всё ещё дисциплинированный, хорошо вооруженный и отдохнувший после боев в Северной Таврии конный корпус Барбовича в открытом бою они победить не надеялись.
В безвыходных положениях Нестор Махно прибегал к хитрости. Так решили поступить и они. Если не удастся перехитрить Барбовича, придется купаться в Сиваше. И, прав Миронов, тогда надежда получить во владение Крым становилась бы несбыточной.
Возвращаясь на своё место в конном строю, Каретников видел, как из неглубокого распадка торопливо выезжают на равнину пулеметные тачанки. Развернувшись, они выстраивались позади конницы.
Мишка Черниговский с тоской наблюдал за проезжающими мимо тачанками. Неподалеку паслись десятка два подменных коней. Их всегда держали на тот случай, если под кем-то из командиров в бою падет конь.
Мишка обернулся к Кольцову, который сидел здесь же, рядом, на копенке почерневшей соломы, которая была, вероятно, совсем недавно крышей какой-то селянской хаты.
- Курорт, ей-богу! - с каким-то вызовом сказал Мишка.
- Что ты, Михаил? - не понял его Кольцов.
- Не можу я так, Павло Андреевич! - решительно сказал он. - Вы не обижайтесь, а только мне уже надоели вси эти курорты! Як потом людям в очи смотреть?
Он подхватил свой подсумок с патронами и короткий кавалерийский карабин, с которым никогда не расставался, и побежал к подменным коням. Выбрал себе невысокого плотного маштака и, не став седлать, вскочил на него.
- Ты шо, Михайло! - закричал кто-то из ездовых.
- А ничого! Бока отлежав, трошки повоюю! - и он хлопнул коня ладонью по крупу.
- Цэ ж Трояна маштак!
- Ничого! С Гаврилой мы помиримся!
Он выехал на поле, оглядел выстроенный полк. Облюбовал себе место, поскакал мимо конников и втиснулся в строй неподалеку от Каретникова.
- Ты чого тут, Мишка? - заметив его, прикрикнул Каретников. - Чого не при комиссаре?
- Комиссар отпустылы, - с некоторым вызовом ответил Михаил. Он ожидал, что Каретников отошлет его обратно, и приготовился всячески сопротивляться.
- Опосля накажу. Не забуду, - строго сказал Каретников. По той воробьиной взъерошенности и дерзости Михаила Каретников понял: парень принял решение и не собирался от него отказываться.
- То вже воля ваша, - поняв, что Каретников оставляет его в строю, покорно согласился Мишка.
…А конница Барбовича приближалась. Уже и без бинокля можно было рассмотреть лица всадников. Тепло и ярко одетые, отдохнувшие, они двигались навстречу повстанцам с некоторой торжественностью, как на армейском смотре. Они знали свое превосходство и были уверены: через короткое время их противник уже будет купаться в ледяной воде Сиваша.
Они торопились побыстрее покончить со всем этим, коней с рыси пустили в галоп и стали выхватывать сабли. Сабли ярко засверкали на солнце.
Каретников выжидал. Он высмотрел в поле, метрах в ста от него, молоденькое деревце и подумал: "Когда они прискачут к нему, надо начинать".
Глаза повстанцев уже были устремлены только на Каретникова. Они ждали его сигнала. А он медлил…
Всадники Барбовича были все ближе. Некоторые, самые отчаянные, вырвались из строя вперед. Один из них поравнялся с деревцем и легко взмахнул саблей. Деревце подломилось и упало к ногам скачущих следом всадников.
"Пора!" - подумал Каретников, взмахнув рукой. Полк одновременно тронул коней и помчался навстречу вражеской кавалерии. Махновцы тоже выхватывали сабли, что-то устрашающее кричали.
А дальше произошло неожиданное. Каретников тоже выхватил саблю и, подняв её над головой, резко бросил своего коня влево. Повинуясь ему, следом помчались половина его полка.
Такой же маневр совершил и его начальник разведки Голиков. Но он поскакал в противоположном направлении, и вторая половина полка помчалась за ним.
Конники Барбовича не сразу поняли, что происходит. Вдоль их лавины в две разные стороны карьером расходились махновцы. Скорее всего, это было похоже на паническое бегство.
Потом на глазах всё ещё ничего не понимающих белогвардейских конников, махновцы стали резко осаживать своих коней и нырять в просветы между в ряд стоящими пулеметными тачанками.
И только сейчас, когда махновцы исчезли из их глаз, конники Барбовича вдруг поняли, что случилось. Проскакавшие перед их глазами махновцы словно раздвинули театральный занавес, и они совсем близко перед собой увидели… пулеметные тачанки. До них оставалось каких-то пятьдесят метров. Четыреста пулеметных тачанок стояли в ряд. Четыреста пулемётов холодно смотрели на них.
Белогвардейские конники поняли, что надо спасаться. Они начали резко осаживать коней, чтобы развернуться и ускакать назад. Но вторая конная цепь, ещё не успевшая ни в чем разобраться, стала напирать на первую. Всё смешалось.
И тут выкрикнул своё знаменитое "Р-руби дрова!" Фома Кожин, и тишину взорвали очереди четырехсот пулеметов.
Падали на землю лошади. Валились под ноги лошадям всадники. Крики, стоны, тоскливое конское ржанье.
Уже через короткое время перед позицией пулеметного полка Кожина образовался шевелящийся вал из убитых и раненых людей и коней.
А те передние, кто ещё был жив, уже поняли, что атака сорвана. Они пытались выбраться из этого месива, но, едва приподнявшись, попадали под кинжальный огонь и падали на густо обагренную кровью землю.
Это был триумф испытанной тактики Нестора Махно!
Огонь стал стихать. Пулеметчики перешли на короткие экономные очереди, выцеливая тех, кто ещё пытался ускакать.
Уцелела лишь третья конная цепь. Барбович слишком поздно разобрался в происшедшем. Он стоял на краю проезжей дороги, мимо него торопливо проносились в тылы отступавшие всадники. Мимо Барбовича проезжали молча, отводя от него глаза.
А потом потянулись те из первой и второй цепи, кому удалось выжить в этой мясорубке. Многие из них были окровавлены и с трудом удерживались в седлах. Иные, потеряв коней, бежали пешими.