* * *
Нарижняк понуро брёл в колонне военнопленных. Голова, повязанная грязной тряпкой, была ещё тяжёлой, но всё-таки пребывание в немецком "ревире" пошло ему на пользу. Во всяком случае, в бараке он отлежался и сейчас шёл самостоятельно.
Рядом с Семёном густой массой, во всю ширину полевой дороги, шагали такие же, как и он, бедолаги, при тех или иных обстоятельствах попавшие в плен. Куда их сейчас гнали конвоиры, никто не знал, и потому пленные строили всякие предположения.
Слева от Нарижняка шёл молодой парень-украинец, вовсе не унывавший от своего бедственного положения, а наоборот, вслух строивший радужные планы:
– Ось, сейчас нас доведуть до места, чем-то накормят и будем мы там все разом дожидаться…
– Чего? – хмуро отозвался кто-то из шедших сзади.
– Как чего? – удивился украинец. – Того, когда та война кончится и нас по домам отпустят. Опять же есть надо…
– Ага, – на этот раз уже с насмешкой откликнулся тот же голос. – Что-то не похоже, что нас тут пирогами кормить собираются…
Нарижняк вспомнил, какую баланду один раз в день ему давали в ревире, и подумал, что тот, кто сомневается, прав. Однако, несмотря на такое скептическое замечание, украинец не унывал.
– Ничего… Сначала, може, погано будет, а зато як до дому прийдемо, то вже наедимся. Я б, например, сейчас холодця бы сьел…
– А сала уже не хочешь? – полуобернувшись, кинул украинцу шедший впереди военнопленный, заросший щетиной так, что определить его возраст было невозможно.
– А ты что, дядя, не за салом в плен пошёл? – огрызнулся украинец.
– Я нет… – уже не оборачиваясь прогудел заросший и вдруг, с неожиданной злобой закончил: – Я за ту жидовскую власть ни за сало, ни за так воевать не буду, хрена им…
На такое заявление никто не ответил, наоборот, все как-то сжались, даже говорливый украинец примолк. Упоминание про власть как бы встряхнуло Нарижняка, и он машинально, ещё не отдавая отчёт, зачем ему это, посмотрел вдоль колонны. Отметив про себя, что охрана слабая, а сбоку от него, по обочине вообще идёт только один немец с винтовкой, Семён вздохнул.
Только что услышанный разговор странным образом взволновал Нарижняка. Слова украинца заставили Семёна заодно крепко подумать. Среди пленных, обеспокоенных своим положением, ходили разные слухи. Говорили, что ни политруков, ни евреев немцы вообще в плен не берут, что же касалось таких, как он, без кубарей и шпал на петлицах, дела и у них были незавидные.
Понятно, что сейчас пленных из временного лагеря, размещавшегося на каком-то выгоне, гонят куда-то, где, скорее всего, и правда разместят постоянно, а вот что будет там, Нарижняку оставалось только догадываться. Но в одном Семён убеждался всё больше и больше: наверняка на новом месте немцы начнут тщательную сортировку пленных, и тогда по крайней мере его самого ничего хорошего не ждёт. А пока что рядом с ним брели понурые фигуры, из колонны выходить запрещалось, и совсем рядом, метрах в трёх от Семёна, вышагивал с закинутой на плечо винтовкой конвоир-немец.
Дорога, по которой вели пленных, шла рядом с лесом, и деревья порой оказывались совсем недалеко от обочины. Семён начал внимательнее приглядываться к опушке и заметил, что в одном месте густо разрослись кусты, словно специально вытянувшись зелёным языком к дороге.
И тут словно какой-то непонятный бес вселился в Нарижняка. Семён, как-то забыв о своём ранении, подобрался, бочком-бочком перестроился в крайний ряд и внезапно, вырвавшись из строя, бросился на конвоира.
От внезапного толчка немец не устоял на ногах и грохнулся навзничь, придавив плечом висевшую за спиной винтовку, а Семён, ощутив неизвестно откуда взявшийся прилив энергии, одним прыжком перескочил придорожный кювет и сломя голову помчался к зарослям.
Однако Нарижняк явно переоценил свои возможности. Ранение сразу дало знать о себе, и вдобавок ещё с полдороги Семён услыхал, как сзади злобно кричит очухавшийся немец. Вот этого Нарижняк не ожидал. Он рассчитывал, что немец начнёт стрелять, а тот упорно бежал следом и выкрикивал что-то сердито-лающее.
С пугающей ясностью Семён понял, что побег неудачен, и вдруг из тех кустов, к которым он из последних сил стремился, ударила короткая автоматная очередь. Семён испуганно присел, инстинктивно обернулся и краем глаза увидел, как его преследователь, перегнувшись пополам и выронив винтовку, ткнулся головой в траву.
Ещё до конца не осознав, что случилось, Нарижняк влетел в заросли и столкнулся лицом к лицу с автоматчиком. Здоровенный парень в гимнастёрке, подпоясанной командирским ремнём, держал ППД наизготовку и ухмылялся.
– Что, удрал? – таким вопросом неизвестный встретил Нарижняка и тут же, приложившись, дал вторую очередь в сторону всполошившихся конвоиров.
После столь наглой стрельбы на дороге начался хаос. Спасаясь от пуль, вдруг полетевших из леса, пленные бросились в противоположную сторону, прячась за дорожную насыпь, а немцы-конвоиры, стремясь удержать колонну в повиновении, открыли беспорядочную пальбу.
Глядя, что там творится, автоматчик удовлетворённо хмыкнул и посмотрел на пытавшегося отдышаться Нарижняка.
– Пошли, драпальщик. Немчуре пока не до нас… – и словно ничего не случилось, он, закинув ППД за спину, пошёл в глубь леса.
Казалось сил у Нарижняка больше не было, от недавнего порыва не осталось и следа, но Семён, взяв себя в руки и стиснув зубы, упрямо зашагал следом за неизвестным, а тот, отойдя от опушки метров на сто, кинул через плечо:
– Ты где в плен угодил, драпальщик?
– На самой границе… – Семён приостановился и перевёл дух.
– Ранило тоже там? – поинтересовался автоматчик.
– Там… – подтвердил Нарижняк.
– Понятно… – как-то неопределённо протянул Семёнов спаситель и дальше вышагивал молча.
Неотступно глядя ему в спину, Нарижняк терялся в догадках, кто же его спас. Судя по драному обмундированию это был такой же красноармеец, но то, с какой уверенностью автоматчик шагал по лесу, безошибочно находя известную только ему дорогу, наводило на очень разные мысли.
В конце концов Нарижняк не выдержал и спросил прямо:
– Слушай, а ты кто?
– Я?.. Я Витька Первухин, – после короткой паузы отозвался автоматчик и добавил: – Лесной человек…
Что это значит, Семён не понял. На дезертира, спрятавшегося в лесу, этот Витька походил мало, но и бойцом какой-то регулярной части его назвать тоже было нельзя. Но в одно Нарижняк уверовал сразу: его спаситель не одиночка, и, скорее всего, он ведёт Семёна к своим товарищам, укрывшимся где-то неподалеку.
Это предположение подтвердилось довольно скоро. Миновав очередной буерак, Витька остановился и тихо, призывно свистнул. Почти сразу совсем рядом раздался ответный свист, и из чащи появился одетый по форме вооружённый красноармеец, не иначе, как стороживший подходы дозорный.
Увидев Нарижняка, он сначала вскинул карабин, а потом, слегка опустив ствол, настороженно спросил:
– Витька, это кто с тобой?
– Пока не знаю, разбираться надо…
– Ну, разбирайся, – пропуская их, ответил дозорный.
Минут через пять Витька вывел Нарижняка на обширную поляну, где оказалось довольно много людей. Все были в военной форме, но их вид чётко свидетельствовал – в лесу они прячутся не первый день.
Первухин провёл Нарижняка через поляну и остановился возле большого, добротного, хорошо укрытого под кронами шалаша. У входа сидел плотный сержант, который, разложив на пеньке части явно не советского пистолета, тщательно вытирал их промасленной тряпочкой.
Увидев подошедших Витьку и Семёна, сержант, не прекращая работы, поинтересовался:
– Ну что на дороге?
– Глухо, – ответил Витька и уточнил: – Пленных сплошняком гонят…
– А это с тобой кто? – сержант показал бывшим у него в руке шомполом на Семёна.
– Пленный, – пояснил Витька. – Дал дёру и прямо на меня выскочил.
– Ну а ты? – усмехнулся сержант.
– Я шухеру наделал. Пострелять пришлось малость.
– С чего вдруг? – удивился сержант.
– Да за ним, – Витька кивнул на Нарижняка, – больно шустрый немец погнался. Пришлось успокоить.
– Ясно… – сержант положил шомпол на пенёк и в упор посмотрел на Нарижняка. – Чего ж ты такой калечный в бега подался? Оклемался бы малость, и тогда уж…
– Ага, оклемаешься… – Семён переступил с ноги на ногу. – Меня ж в доте на самом Буге взяли, так что причислят к пограничникам – и хана. Опять же жрать нечего, а тут ещё с утра построили и "форвертс, форвертс".
– И куда ж форвертс? – заинтересовался сержант.
– Чёрт его знает, – пожал плечами Семён. – Болтали будто в лагерь другой, чтоб там сортировку устроить.
– Ну да, ну да… – сержант выдержал паузу и спросил: – А пленные промеж себя про что говорят?
Семён немного подумал.
– Да надеются, как война кончится, по домам. Опять же генералов клянут, говорят, продали нас, заразы…
– Так, значит… Политруки мололи, что пролетарии против нас воевать не будут, а оно вон как выходит… – сержант выматерился и глянул на Нарижняка. – Ну а ты теперь домой пробираться будешь, или как?
– Не, – Семён помотал головой. – Я пулемётчик…
– Лады, будет тебе пулемёт… – и сержант снова принялся тереть части разобранного пистолета…
* * *
Далеко перегнувшись через перила моста, Матвей Понырин и Петька Самунов внимательно следили за тем, как возившиеся под настилом сапёры, спустившись почти до самой воды, подвешивают к опорам подрывные заряды.
Однако прозвучавший у них за спиной вопрос: "Что, ребята, рыбу ловите?" – заставил их выпрямиться.
Любознательный, крепко сбитый, розовощёкий паренёк остановился совсем рядом и, явно собираясь передохнуть, прислонил к перилам снятую с плеча трёхлинейку.
– С чего ты взял? – сердито спросил бойца Петька.
– Так вон как над водой свесились… – паренёк задорно подмигнул. – Или, может, пережидаете, пока все пройдут, чтоб потом того?..
По мосту действительно проходили последние подразделения и одиночные, отставшие от строя красноармейцы, так что вопрос был, в общем-то, правомерен, и Петька, поспешно отметая подозрения, сказал:
– Ты что, парень?.. Видишь, вон сапёры работают…
Паренёк заглянул вниз и хитро сощурился.
– Так вы ж не сапёры, – он кивнул на красные петлицы пехотинцев Петьки и Матвея.
– Мы в охране, – оборвал его Матвей и зло спросил: – Ты откуда такой шустрый взялся?
– Своих догоняю, я из частей прикрытия, – охотно пояснил боец.
– Границы или моста? – уточнил Матвей.
– Ясно границы, – жизнерадостный паренёк вздохнул.
– Так чего ты нас не прикрыл? – вызверился Матвей.
– Чего ты, чего?.. – замахал на него руками боец. – Я что, виноват? У нас патронов нету, у пушек снарядов тоже нету, вот и воюй тут…
– Ты чего врёшь? – прикрикнул на паренька Петька. – Такого быть не может, а ты тут турусы разводишь…
– А вот и может… – насупился паренёк. – Нарочно не давали, чтоб, значит, провокации не получилось…
То, что сейчас говорил паренёк, очень походило на правду. Матвей растерянно посмотрел на Петра, но тут их внимание отвлёк затесавшийся в редеющий поток отступающих мотоцикл с коляской. Мотоциклист, въехав на мост, вместо того чтобы скорее проскочить опасное место, неожиданно остановился на самой середине.
Ехавший вместе с ним пассажиром капитан НКВД быстренько вылез из коляски, подошёл к краю и заглянул через перила. Увидев копошившихся у опор красноармейцев, энкавэдист, перегнувшись ещё ниже, сердито закричал:
– Прекратить!.. Приказываю прекратить минирование!
Один из сапёров, возившихся внизу, посмотрел вверх и, увидев кричавшего, довольно спокойно ответил:
– У нас приказ…
– Что?! – так и взвился энкавэдист. – Кто ваш командир?
– Я их командир, – сказал прибежавший на шум лейтенант-сапёр и, небрежно козырнув, спросил: – В чём дело?
– Приказываю немедленно прекратить минирование, – уже спокойнее повторил энкавэдист и зачем-то положил руку на кобуру пистолета.
– Почему? – лейтенант-сапёр явно не спешил выполнять приказание.
– Потому что сейчас, – раздражённо заговорил энкавэдист, – здесь должна пройти наша спецколонна, которую возглавляет комиссар госбезопасности, и я имею приказ не взрывать мост, а оборонять его.
– У меня нет людей для обороны, – возразил лейтенант-сапёр.
– Не беспокойтесь, – заверил его энкавэдист, – у меня есть люди.
Лейтенант-сапёр подозрительно глянул на мотоцикл, так и стоявший на мосту с работающим мотором и вдруг повернулся к торчавшему возле перил Матвею:
– Позови начальника переправы. Быстро!
Матвей, не поняв в чём дело, недоумённо посмотрел на лейтенанта. Другого начальника переправы тут не было, и Матвей хотел сказать об этом, но в этот момент стоявший рядом Пётр ощутимо толкнул его в бок.
– Пошли, живо!
Они дружно сбежали с моста, и только теперь Матвей спросил:
– Какого начальника звать-то?..
– Нашего, конечно, дурак… – обозвал товарища Пётр и бегом побежал к недалёкой роще, где отдыхали не спавшие ночь разведчики. А они с Матвеем дежурили на мосту с приказом немедленно сообщить, если случится что-либо непредвиденное.
Бесцеремонно разбуженный особист, поспешно протирая глаза, обеспокоенно спросил:
– Что, немцы?
– Похоже, – теребивший особиста Пётр путано и взахлёб принялся пояснять: – Там на мост командир приехал, кричит, требует прекратить минировать.
– Какой ещё командир? – особист наконец-то протёр глаза.
– Он из НКВД, – сказал Пётр таким тоном, будто это объясняло всё.
– Ну и что дальше? – не понял что к чему особист.
– Так это же вроде тот самый… – загорячился Петька.
– Какой ещё тот самый? – рассердился особист. – Доложи толком.
– Ну, тот, что в лесу. Которому докладывали: "Герр гауптман ди функердраунг ист бендет". – Петька с трудом повторил услышанную тогда непонятную фразу.
– Что?.. – особист сразу сорвался с места.
До него наконец дошло, что боец говорит о немецком радисте, и его вопросы сразу стали конкретными.
– Сколько их?.. – быстро спросил особист и, опасаясь, что Петька не поймёт, уточнил: – Ну тех, что на мотоцикле?
– Двое, – коротко выдохнул Пётр и тут же добавил: – Но он говорил, будто ещё подъедут, вроде как мост под охрану брать…
– Ясно… – что-то соображая, особист зачем-то принялся скрести подбородок и, видимо, засомневавшись, переспросил: – А ты не ошибся?
– Не знаю, – честно ответил Петька. – Но вроде как те самые…
– Ладно, уточним… – и особист решительно стал поправлять съехавшую на бок портупею.
Смысл услышанного им был настолько важен, что уже через каких-то пару минут особист в сопровождении вооружённого наряда разведчиков почти бежал к переправе. Ещё на подходе он увидел, что работавшие у воды сапёры, перестав устанавливать взрывчатку, стоят, подняв головы вверх, а над ними, навалившись животом на перила, свешивается энкавэдист и, явно угрожая, размахивает пистолетом.
Ситуация была предельно ясной, потому, взбежав на настил, особист с ходу выкрикнул:
– По чьему приказу прекращено минирование?
Висевший на перилах энкавэдист выпрямился, повернулся к особисту и, держа пистолет наготове, в том же тоне ответил:
– По моему!
– Но почему? – сейчас особист внешне держался почти спокойно.
– Потому что вот-вот здесь должна пройти наша колонна! – резко с каким-то вызовом ответил энкавэдист.
– Минирование проходу войск не мешает, – возразил особист.
– Не мешает? – энкавэдист взмахнул пистолетом. – А если какой-нибудь олух взорвёт мост раньше времени, тогда что?
Такое вполне могло статься, и особист на секунду стушевался. Он посмотрел на энкавэдэшника и, только сейчас заметив, что тот вроде бы и ему ещё угрожает оружием, резко сказал:
– Уберите пистолет!
Энкавэдэшник явно не спешил выполнять требование, и тогда особист с особой интонацией произнёс:
– Сержант…
По этому сигналу помкомвзода разведчиков, стоявший сзади и чуть сбоку от командира, вскинул свой ППД наизготовку.
Увидев наведённый прямо на него ствол, энкавэдэшник неожиданно улыбнулся и послушно сунул пистолет в кобуру. Это несколько удивило особиста, ожидавшего совсем другого, и у него мелькнула мысль, что боец мог ошибиться.
Надо было на что-то решаться, и тогда особист сделал вроде бы беспроигрышный ход, приказав:
– Откройте багажник коляски!
– Зачем? – спокойно спросил энкавэдэшник, на лице которого особист не заметил ни капли волнения.
– Так надо, – продолжал стоять на своём особист.
– Пожалуйста…
К удивлению особиста, энкавэдэшник как-то странно улыбнулся, обошёл стоявший рядом мотоцикл, но едва он взялся за боковую ручку, чтобы поднять крышку, как остановившийся отдохнуть розовощёкий парень, до этого крутивший головой во все стороны, вдруг испуганно крикнул:
– Смотрите!..
Все повернули головы в сторону леса и увидели, как какое-то небольшое подразделение вразброд, без всякого строя уже не шагом, а бегом торопится к мосту. Одновременно издалека долетел явственный гул танковых моторов. Это могла быть и та колонна, о которой говорил энкавэдист, но первый же добежавший к мосту красноармеец закричал:
– Бегите!.. За нами немцы!..
И тут до этого тихо урчащий мотор мотоцикла взревел. Особист, на секунду забывший о своих сомнениях, рывком повернулся и увидел, что мотоцикл, сорвавшись с места, резко набирает скорость, а подозрительный энкавэдэшник на ходу влезает в коляску.
То, что энкавэдэшник уходит от немцев, заставило особиста колебаться, и через каких-то полминуты мотоцикл скрылся за поворотом дороги, а ещё через пару секунд чей-то всполошённый вопрос:
– Так что делать? – заставил его дёрнуться.
Это растерянно бросился к особисту вконец сбитый с толку лейтенант-сапёр.
– Что?.. Минируй! – заорал ему в лицо особист и в бессильной ярости треснул кулаком по перилам…