* * *
Штабной "кюббельваген" мчался по шоссе, обгоняя одну за другой ползущие к фронту транспортные колонны. Огромные грузовики, набитые "под завязку", окутываясь сизым соляровым дымом, везли вслед войскам всё необходимое.
Только сейчас, глядя на фырчащий и рычащий нескончаемый поток машин, сидевший справа от водителя Шольц до конца уяснил, сколько всего необходимо фронту каждый день. А ещё груз надо довезти в целости, и хорошо, что в небе пока нет русской авиации…
Взгляд полковника задержался на заезженном булыжнике покрытия, и Шольц вздрогнул. Он хорошо знал, как мало в России хороших дорог, и почему-то подумал, а как будет осенью. И даже не осенью, а вдруг возьмёт да зарядит обложной дождь. Во что тогда превратятся здешние грунтовки?
Шольц зримо представил себе, как будут тогда застревать в грязи тяжёлые "бюсинги", "мерседесы" и прочие, потеряв возможность не то что доставить необходимый войскам груз к месту назначения, а просто ехать в нужном направлении.
Мысли полковника оборвала непредвиденная задержка. В одном месте "кюббельваген" был вынужден затормозить, так как семитонный "бюсинг" на время загородил путь. Почему получился затор, было неясно, но руки солдат и чьи-то энергичные распоряжения сделали своё дело. Чуть было не съехавший в кювет грузовик вывернул на дорогу и, ревнув мотором, поехал дальше, сотрясая своим весом булыжник.
"Кюббельваген" покатил следом, и минут через десять Шольц, внимательно следивший за дорогой, высмотрев нужный указатель, приказал свернуть с шоссе. По выложенному аккуратной "косткой" проезду автомобиль добрался к лесу и остановился во дворе явно бывшей помещичьей усадьбы.
Оглядывавшемуся по сторонам Шольцу на момент даже показалось, что он закатился куда-то в прошлое, так всё кругом выглядело добротно и старомодно. Помещичий "палац", выстроенный в стиле "ампир", словно приглашал гостей на широкое крыльцо, а на площадке перед домом, осовременивая обстановку, вокруг ещё не успевшей захиреть клумбы теснились съехавшиеся сюда легковушки, среди которых особенно бросался в глаза сверкающий "хорьх" украшенный генеральским штандартом.
Довольно улыбнувшись, полковник Шольц ещё раз окинул взглядом былое великолепие, выбрался из "лоханки" и, слегка размявшись после долгой тряски на неудобном сиденье, молодо взбежал по ступенькам прямо к парадному входу.
Прибывший сюда какой-то час назад штаб ещё только размещался, и кругом царила деловая суматоха. Хлопали двери, по коридорам и лестнице сновали адъютанты, а из помещений то и дело доносилось требовательное:
– Стол передвинуть к окну, телефон сюда…
Вдобавок откуда-то сбоку уже доносился стук пишущей машинки, и чей-то голос громко приказывал:
– В трёх экземплярах, немедленно!
Генерала Шенкендорфа – командующего войсками безопасности тыла группы армий – полковник Шольц разыскал в одной из комнат на втором этаже. Увидев входящего Шольца, генерал, который до этого внимательно изучал карту, ответил на приветствие и сразу же пригласил полковника подойти к столу.
– Ну, как вы это оцениваете? – генеральский карандаш тупым концом обвёл на карте Белостокский выступ.
– Великолепный результат. Я, признаться, не ожидал такого успеха, – улыбнулся полковник Шольц.
– Согласен, безусловный успех, однако… – генерал выдержал многозначительную паузу и снова повёл по карте карандашом. – Как видите, кругом почти сплошной лес, приличных дорог нужного направления всего ничего, про полевые, лесные и прочие, я молчу. И главное, как поведут себя остатки русских войск, застрявшие в лесах, и как к нам будет относиться местное население…
Шольц сразу уяснил, что именно беспокоит генерала, и, достаточно хорошо зная обстановку, он с толком начал докладывать:
– Осмелюсь утверждать, экселенц, отношение местного населения к нам более чем благожелательное. Скажу больше, после большевистского правления они все ждут от нас улучшения жизни. Так что пока со стороны местного населения я никакой угрозы не усматриваю.
– Значит, не усматриваете… – генерал немного подумал. – Хорошо, а что скажете по поводу русских?
– Это сложнее. Мы пытаемся выяснить их настроения. Люди, ушедшие в лес, вроде бы воевать не хотят.
– А если это тактический приём? – возразил генерал. – И тогда можно предположить, что в один прекрасный момент они нанесут удар по нашим тылам. Такое вы допускаете?
– Конечно, – кивнул Шольц. – Не допускать этого мы не имеем права, тем более что отдельные стычки происходят постоянно.
– Так, – генерал вздохнул. – И как же я должен обезопасить тыл наших войск? Снять дивизию с фронта?
– Я думаю, этого не понадобится, – после короткого размышления заверил генерала Шольц. – Местное население начало создавать силы самообороны и, по моим данным, сильно рассчитывает на этих рассеянных по лесам русских солдат. Мне кажется, на первых порах на это можно пойти, вот только не знаю, согласится ли наше командование. Как-никак, а вооружённые отряды – первый шаг к самоуправлению.
– Мне кажется, здоровое зерно в этом есть… Во всяком случае, подумать стоит, – и генерал принялся аккуратно сворачивать карту.
Разговор приобретал интересный характер, но едва Шольц собрался развить эту тему, как бесшумно возникший в дверях вылощенный адъютант сообщил, что генерал Блюменрит вызывает абверовца к себе, и полковнику не оставалось ничего другого, как только, распрощавшись с хозяином кабинета, немедленно следовать за посланцем.
По длинному коридору, где уже успели расстелить ковровую дорожку, адъютант провёл Шольца почти в самый конец, и через какую-то минуту, оказавшись в богато обставленном кабинете, полковник по всей форме доложил о своём прибытии.
Первый офицер штаба генерал Блюменрит не сидел за своим столом, а стоял перед большой развешенной на стене картой и что-то внимательно изучал. Выслушав представление Шольца, он благосклонно кивнул и предложил полковнику сесть.
Подождав пока гость устроится генерал, словно разминаясь от долгого сидения, прошёлся вдоль карты и негромко заговорил:
– Как выяснилось, нам удалось окружить все четыре армии русских, занимавшие Белостокский выступ, и, таким образом, я считаю, что первый этап наступления завершён успешно. Если всё пойдёт так и дальше, наши танковые клинья пройдут вперёд беспрепятственно. Или не так?
Генерал резко крутнулся на каблуках и в упор посмотрел на Шольца. Полковник, поняв, что Блюменрит хочет знать и его мнение, сообщил:
– Мне кажется, что говорить об окончательном разгроме русских армий рано. Насколько мне известно, они подтягивают к фронту новые силы и спешно строят оборону.
– Это предположения или точные сведения? – быстро спросил генерал.
– Точные, – подтвердил Шольц.
– Откуда получены?
– Видите ли, экселенц, – пояснил полковник. – Наши моторизованные разведгруппы вырвались на десятки километров за обозначенную на вашей карте линию фронта, и все они сообщают, что станции забиты прибывающими частями русских.
– Я так и думал… – Блюменрит повернулся к карте и вдруг, видимо, отвечая каким-то своим мыслям, спросил: – Скажите, а что говорят пленные?
Шольц понял, что именно интересует генерала, и коротко доложил:
– Русские солдаты сдаются массово, много перебежчиков, и есть случаи организованного перехода на нашу сторону.
– Интересно… – генерал отошёл от карты, сел за стол и только тогда спросил: – Скажите, полковник, вы как считаете, среди русских найдутся такие, кто согласится воевать на нашей стороне?
– Безусловно, – подтвердил Шольц. – Особенно при условии наличия некоторых политических ходов с нашей стороны.
Полковник хотел было уточнить, будут ли практические шаги, но поскольку Блюменрит замолчал, воздержался, а генерал, задав ещё пару малозначащих общих вопросов, отпустил Шольца, благосклонно пожелав ему на прощание всяческих успехов.
Погружённый в свои мысли Шольц начал было спускаться по лестнице, как вдруг кто-то сзади хлопнул его по плечу. Полковник обернулся и к своему удивлению увидел своего давнего приятеля полковника Вольфа. Тот без лишних слов затащил Шольца в свою комнатушку на первом этаже и, сразу выставив на стол бутылку бенедиктина, предложил:
– Давай за удачное начало кампании…
Охотно выпив, Шольц вслух оценил достоинства напитка и, всё ещё следуя ходу своих мыслей, спросил:
– Слушай… Скажи-ка мне, а с чего это вдруг первый офицер штаба начал интересоваться пленными?
– Значит, ты уже был у Блюменрита? – Вольф посмаковал бенедиктин и, допив, снова наполнил рюмки.
– Ну да, – подтвердил Шольц. – Я ему сообщил, что русские подтягивают из глубины резервы, а он вдруг про пленных…
– Ничего удивительного, – Вольф посерьёзнел. – Ты, конечно, помнишь карту, и тебе ясно, что по мере продвижения вперёд мы словно втягиваемся в воронку, и фронт всё время расширяется, вытягиваясь чуть ли не в ниточку.
– Постой, постой, – остановил его Шольц. – Ты имеешь в виду, что нам дальше не хватит плотности построений, и русские, сконцентрировавшись, могут прорвать фронт.
– Уверен, – кивнул Вольф. – Шок от первого ошеломляющего удара пройдёт. А места для отступления у русских хватает…
– Возможно, – согласился Шольц. – Но при чём тут пленные?
– А при том, – усмехнулся Вольф. – У наших генералов появилась мысль дополнить военное решение проблемы политическими шагами. Во всяком случае, начальник штаба 9-й армии полковник Векманн уже обращался с предложением организовать отряд русских добровольцев из перебежчиков.
– Вон оно что… Признаться, я и сам думал об этом. Во всяком случае, это очень облегчит нам задачу, – задумчиво сказал Шольц и, выпив, поставил рюмку на стол…
* * *
Валька Палевич последними словами клял самого себя. Глядя на мотавшуюся перед глазами штангу стартёра и торчавшую над радиатором лестницу, Валька думал о том, что он зря не улетел. Конечно, затеявший ремонт техник действовал правильно, но будь стойка на месте при появлении немцев, Валька бы рискнул. Без сомнения, на взлёте он мог подломаться. Но сел же он благополучно, и, значит, шанс у него был. А так пришлось сжечь "чайку", и у Вальки перед глазами всё ещё стоял полыхающий самолёт, который он видел, оглянувшись в последний раз на аэродром, уже захваченный немецкими танками…
По удиравшему автостартёру немцы даже не стреляли, потому грузовик, промчавшись краем аэродрома, благополучно вильнул в лес и покатил просекой. Позже, уже выбравшись на шоссе, Палевич был удивлён количеством техники, потоком двигавшейся на восток. В некоторых местах машины шли в два ряда, занимая всё полотно дороги, и складывалось впечатление, что это не хаотическое бегство, а планомерный отход. Во всяком случае, ощутимо чувствовалось стремление уйти из-под удара.
Однако это удавалось далеко не всем. Время от времени в воздухе появлялись немецкие бомбардировщики, и тогда на шоссе начиналось нечто невообразимое. Одни машины устремлялись вперёд, в то время как другие останавливались, перекрывая движение, или поспешно сворачивали на обочины, а их пассажиры сломя голову неслись подальше от дороги.
После каждого такого налёта на шоссе оставались догорать разбитые грузовики, а уцелевшие при бомбёжке люди, подобрав раненых, снова забирались в автомобили и устремлялись дальше. Не обошлось без потерь и в команде Палевича.
После одного из налётов к оставленному на шоссе автостартёру не вернулись ни шофёр, ни авиамеханик, а безрезультатные поиски кончились тем, что воентехник, глянув на оставленную в кузове винтовку, заключил:
– Смылись, сволочи!.. – и смачно выматерился.
Неожиданное бегство шофёра обескуражило Палевича, ведь кто-то же должен был вести грузовик. Но к его удивлению воентехник без лишних слов забрался в кабину и, запустив мотор, позвал:
– Садись, лейтенант, едем…
После этого неприятного события они, хотя и с вынужденными задержками из-за почти беспрерывных налётов, за несколько часов благополучно добрались до отмеченного на карте Палевича аэродрома, и тут их поразила открывшаяся глазам картина.
Вдоль перепаханной воронками взлётной полосы стояли полусгоревшие "Миги", "Яки", а возле самого СКП , рядом с перевёрнутой взрывом 37-мм зениткой лежал так и не успевший улететь разбитый СБ. Судя по всему, аэродром подвергся жестокому разгрому и был просто-напросто брошен.
Так никого и не обнаружив, воентехник с Палевичем решили ехать дальше, благо на бывшем складе ГСМ отыскалась чудом не сгоревшая бочка с бензином. Объединенными усилиями эту бочку подняли в кузов, кинули туда же подвернувшийся под руку шанцевый инструмент и двинулись дальше. Правда, теперь в опасении бомбежек не стали выезжать на забитое машинами шоссе, а пользуясь всё той же картой Палевича, стали выбирать лесные дороги.
Сейчас, после всех этих перипетий, автостартёр ехал глухой просекой с плохо наезженной колеёй, то и дело подскакивая на рытвинах и корневищах.
И сколько воентехник ни вдавливал в пол пуговицу акселератора, грузовик еле полз. Впрочем, от первой передачи, на которой практически всё время приходилось тащиться, скорости ждать не приходилось, потому в окошечке спидометра в лучшем случае маячила цифра пятнадцать.
Успокаивало только то, что дорога была пустынной, направление нужное и ни заторов, ни бомбёжек здесь ожидать вроде бы не приходилось.
Утомляющая езда заставляла Палевича клевать носом, и когда сидевший за рулём техник неожиданно спросил:
– Вы, товарищ лейтенант, и дальше воевать решили, или как?
Валька не сразу понял, куда он клонит, и поинтересовался:
– А почему вы это спрашиваете, товарищ воентехник?
Техник с минуту напряженно крутил баранку, объезжая очередную рытвину, и только потом со значением напомнил:
– Да вот, шофёр наш да и механик с ним удрали…
До Палевича наконец дошло, что техник таким образом впрямую спрашивает, не собирается ли лейтенант тоже куда-нибудь смыться, и он возмущённо буркнул.
– Я лётчик, командир! – как будто это было полной гарантией от любых неожиданностей.
К Валькиному удивлению техник только странно вздохнул и сказал:
– Вот и я о том. Мой-то летун не вернулся…
Палевич опять не понял, что техник имел в виду, и уточнил:
– Подбили, что ли?
– Если бы… – Техник помолчал и только потом объяснил: – Ребята сказали при возвращении с задания, отвернул он от строя, помахал на прощанье крылышками и полетел на запад. Вот так-то…
Наконец-то до Палевича дошло, что техник думает, будто этот неизвестный ему лётчик вроде бы улетел к немцам, и тогда Валька, не зная даже толком, что ответить, только неопределённо хмыкнул. Дальше они с полчаса ехали молча, только Валька уже не дремал, а напряжённо думал над тем, что сказал ему техник.
Внезапно тормоза неожиданно громко скрипнули, и грузовик, дёрнувшись пару раз, остановился.
– Что такое? – Палевич поднял голову.
– Да вон, смотрите… – техник кивнул на большую кучу хвороста, перегородившую просеку.
– Это ещё что за чудеса?.. – и Палевич, выматерившись от души, вылез из кабины.
Чтобы не жечь зря бензин, техник заглушил мотор и, тоже выбравшись на колею, остановился рядом с лётчиком. Однако особо ломать голову не приходилось. Дорогу надо было расчистить, и Палевич вместе с воентехником, кляня всё на свете, принялись поспешно разбрасывать хворост по сторонам.
Когда мешавший проезду валежник был почти весь убран, неожиданный хруст сломанной ветки, послышавшийся из леса, заставил Палевича посмотреть туда. Он вгляделся, и ему показалось, что между стволов мелькнула какая-то тень.
Валька какое-то время колебался, решая, не почудилось ли ему, а потом поспешно вытащил из кобуры свой ТТ, взвёл курок и, сойдя на обочину, грозно крикнул:
– Эй, кто там прячется?.. Выходи!
Сначала за деревьями было тихо, потом хруст повторился, и к дороге вышел встрёпанный безоружный боец. Красноармеец осторожно приблизился, внимательно всмотрелся в знаки различия на петлицах Палевича и только после этого спросил:
– Товарищи лётчики, вы куда?..
– Как это куда? – фыркнул Валька, опуская ТТ. – Конечно, к своим.
– И мы тоже… – как-то неуверенно улыбнулся боец.
– Так ты что, не один? – удивился Валька. – Сколько ж вас?
– Дюжина… Мы тут рядом спрятались…
– Подожди, подожди…
Валька подумал, что этот странный завал на дороге имеет какое-то отношение к укрывшимся в лесу бойцам, и он, показывая на раскиданные по обочинам ветки, спросил:
– Это что, ваша работа?
Боец немного помялся, а потом всё-таки ответил:
– Да вот, мы услыхали, что мотор фырчит, вот и накидали сушняка, чтоб, значит, остановились…
Валька понял, что сделавшие засаду красноармейцы предполагали увидеть на дороге немцев и уж, наверное, открыли бы стрельбу. От этой мысли на душе у лётчика стало малость светлее, и он уже с определённой симпатией поинтересовался:
– А ты что ж, друг, вроде как разведчик?
– Ну да, – радостно закивал головой боец.
– Ладно, – Валька усмехнулся. – Зови сюда свою дюжину…
Боец как-то по-особому свистнул, и сразу в глубине леса затрещал валежник, а потом к дороге один за другим вышли красноармейцы и столпились вокруг лейтенанта. Палевич посмотрел на обтрепавшееся, но всё-таки вооружённое воинство и вздохнул:
– Так что же мне с вами делать?..
Разведчик, видимо, бывший у этой дюжины старшим, вышел вперёд и попросил:
– Товарищ лейтенант, возьмите нас…
– Куда? – не понял Палевич.
– Под команду возьмите, а то мы сами… – пояснил боец.
– Я вижу, что сами, а командиры ваши где? – насторожился Валька.
– А командиры нас бросили, – с каким-то злым вызовом крикнул один из стоявших сзади красноармейцев.
– Как бросили? – опешил Валька.
– А так, товарищ лейтенант, – кричавший решительно вышел вперёд и, глядя прямо в глаза Палевичу, выложил: – Собрались кучкой и ушли, а нам сказали: идите куда хотите.
Что такое может случиться, в голове у Палевича не укладывалось, и в первый момент ему показалось, что красноармеец врёт. Но упрямый взгляд чистых, на удивление голубых глаз подсказывал Вальке, что всё сказанное абсолютная правда, и он принял решение:
– Хорошо, беру вас под свою команду, – и уже совсем по-дружески бросил одному из разведчиков: – А ты, бравый вояка, почему безоружен?
– Так получилось… – развёл руками боец.
– Ладно, полезай в кузов, там для тебя винтовка найдётся, – уже приказным тоном сказал Палевич.
– А мы как? – забеспокоился голубоглазый.
– И вы, ясное дело, тоже лезьте, поедем… – распорядился лейтенант и пошёл к грузовику…