– Отпиши, пусть действует сам, как хочет. Мне все равно. Денег не дам.
Голова старика безвольно свесилась на грудь, и он забормотал едва слышно себе под нос:
– Ах, Кокцей Нерва, мой старый друг, почему ты бросил меня, теперь тяжело без твоих советов и дружеских слов. Я бы доверил Рим тебе, а не сыну раба. Да и на старых сенаторов нельзя уже положиться, мало устранил я недовольных, у доносчиков, вон, еще полно работы. Надо отписать Макрону, чтоб затеял новые дела, список сенаторов я подготовил, хватит им наслаждаться покоем. У меня сильные руки, я придушу ими всех недовольных. Пусть ненавидят, лишь бы уважали!
Однако сон прервал его мысли вслух, рабы едва успели донести Тиберия до постели. Он ни разу не проснулся, настолько ловкими были движения молоденьких рабынь, менявших его потный синфесис. Тело старика воняло так нестерпимо, что девушки принялись опрыскивать комнату нежными духами. После сна у императора будет свежая голова и хорошее настроение.
V
Гемма ласково коснулась руки Юнии, и та открыла глаза.
– Госпожа, мы уже в Риме.
– А куда меня везут?
– В твой дом, госпожа, на Палатинском холме, рядом с дворцом цезаря.
– Мой дом? Рядом с дворцом? С ума сойти! Я никогда не мечтала, что у меня будет свой дом! А может, он куплен на имя отца?
– Нет, все рабы там также принадлежат тебе, ты вольна распоряжаться как вздумается.
– А отец? А мачеха?
– Я знаю, что им также приготовлены покои, но ты поступишь как пожелаешь. Они по твоему желанию могут поселиться в любой инсуле, где чисто и отличная еда, – ответила Гемма.
Конечно, Юнию прельстила поначалу мысль, что она может избавиться от ненавистной мачехи, но отец… Что ж, скорее всего, гонору у Кальпурнии должно поубавиться, когда та узнает, что падчерица теперь – единоличная хозяйка их нового дома. Будут жить все вместе. Если дом окажется большим и просторным, то они вряд ли станут часто сталкиваться лицом к лицу.
Но когда же она увидит Гая? Эта мысль не давала ей покоя. Если б она знала, где он, то побежала к нему немедля. Наверняка он придет навестить ее ночью, и от этой мысли все сладко заныло внутри.
– Эй, Ботер, – позвала она раба, – а когда прибудет мой отец из Остии?
– Завтра утром, госпожа. Смотри, а вот и твой новый дом.
Рабы кратчайшим путем доставили свою госпожу на Палатин. Юнию смутила простая белая стена и скромная дверь. Гемма, заметив ее разочарование, с улыбкой промолвила:
– Входи же! Челядь уже встречает тебя.
Ботер на руках перенес Юнию через порог, и она вступила в обширный атриум. При виде великолепия отделки и множества рабов у нее захватило дух. К ней с поклоном приблизился управляющий, маленький толстенький человечек, и вручил ключи.
– Приветствуем тебя, госпожа Юния Клавдилла! – торжественно произнес он. – Я твой управляющий, мое имя Паллант, обед уже приготовлен, только вели подать. Чан с теплой водой, гардероб в надлежащем состоянии, об этом уже позаботились. Мы ждем твоих приказаний, госпожа.
– Подожди, Паллант, – сказала Юния. – Я хочу вначале осмотреться, а затем с удовольствием омоюсь. Пусть все идут работать, а ты останься – покажешь дом.
Паллант дал знак всем расходиться и молча застыл в стороне, пока Юния расхаживала по атриуму. Он был поистине великолепен. Вдоль карниза шли изящные арабески, гирлянды искусно нарисованных листьев перемежались с крылатыми гениями и фантастическими пейзажами. Посредине панно были расположены пять больших изысканных фресок, каждая из которых представляла отдельную картину. Две по бокам изображали магические таинства, остальные были мифологического содержания. Они особенно заинтересовали Юнию, заметившую в сюжетах намек. На одной – рождение из пены прекраснейшей из богинь, на второй – отдыхающий Марс, устало склонивший голову и опирающийся на меч, а между ними находилась картина, представляющая улицу Рима, как бы виднеющуюся из открытого окна.
Затем управляющий провел ее через узкий таблиний, расписанный греческим орнаментом, в обширный перистиль. У Юнии перехватило дух. Никогда еще не видела она подобной красоты. Открытое пространство окружали внушительные колонны, перевитые зеленым плющом и виноградом, аппетитные спелые грозди которого свисали вниз. Прозрачные нежно-голубые занавеси были протянуты между колоннами, предохраняя от насекомых. Посредине маленький водоем с золотыми рыбами, окруженный корзинами с роскошными цветами. Девушка была в восторге, все еще не веря, что она у себя, а не в гостях. Радостно напевая, она принялась кружиться, черпая воду ладошками и обрызгивая грузного Палланта и маленькую Гемму. Она так и светилась счастьем. Паллант про себя отметил, что новая хозяйка хорошего нрава и будет добра к челяди, не наказывая по пустякам. Он не знал еще о существовании Кальпурнии.
Паллант показал ей ларарий, куда Юния установила маленькую яшмовую Гекату, с которой никогда не расставалась.
– Теперь хочу в купальню и обедать! – звонко произнесла Юния.
Гемма кинулась готовить ванную.
Омывшись в теплой ароматной воде, Клавдилла облачилась в полупрозрачный хитон:
– Гемма, проведи меня в мою спальню и вели накрыть столик там.
Кубикула ее была очаровательной, вся затянута прозрачными занавесями, с большой бронзовой кроватью, инкрустированной слоновой костью, с множеством подушечек и вышитыми простынями. Стены расписаны фривольными мифологическими сценками, в основном на тему любовных игр Марса и Венеры. Рабы тихонько поставили столик с едой, Гемма налила в чашу вина, и прислуга удалилась.
Юния осталась одна. Взгляд ее упал на поднос, она протянула было руку за сладкой булочкой, но есть сразу расхотелось, едва мысли о возлюбленном вновь закрались в хорошенькую головку. Придет ли он?
Ожидание томило и изматывало.
Чаша холодной воды освежила пересохшее от волнения горло.
Клавдилла услышала звук падающих капель водяных часов. Одна, две, три… десять… Мысленно взмолилась далеким равнодушным богам. Нет сил больше ждать. Она подошла к зеркалу. Бесстрастный металл отразил прекраснейшую девушку. Клавдилла всмотрелась в свое отражение, поправила прическу, в нетерпении дернув за непослушный локон, наугад взяла флакончик с духами и, не откупорив, равнодушно поставила. Взгляд ее упал на статуэтку Амура, лукавого и приторно пухлого. В Купидона полетел резной гребень – так ему, раз не желает помогать.
Внезапно она уловила в зеркале слабое движение и испуганно обернулась. В кубикуле кто-то был. В мгновение ока девушка выхватила из волос длинную острую булавку и замерла, прислушиваясь.
Одна из занавесей откинулась, и… зазвенела на мраморе выпавшая из руки булавка.
Сияющими от счастья глазами они смотрели друг на друга. Как изменило их время разлуки! Гай, помнивший Юнию большеглазой длинноногой девчонкой с острыми коленками, изумленно вглядывался в прекрасный лик стоящей пред ним незнакомой девушки. Неужели это она? Девочка из далекой Сирии, которая храбро держалась за его руку, когда они клялись друг другу в верности перед алтарем Астарты. Незнакомка показалась ему Венерой, восставшей пред ним из морской пены во всей своей красе. Черные миндалевидные глаза, обрамленные полукружьями длинных ресниц, летящие брови, точеный небольшой нос, чувственный рот, таящий усмешку, и дивные локоны, сияющие лунным золотом. Гай и представить себе не мог, что его невеста так прекрасна. Жалкие образы, что рисовал он себе до их встречи, померкли перед истинной красотой его возлюбленной.
Юния заметила его удивление и робость, но она и сама была охвачена страхом. Вдруг она не понравилась своему жениху? Ее поразило, как сильно он изменился. Тот, кто раньше был взлохмаченным и худым мальчишкой, вырос и возмужал. Плечи раздались вширь, руки налились силой, а вот лицо… Девушка пытливо вгляделась. Нет, он – прежний. Те же искорки озорства пляшут в зеленой дымке глаз, но что-то новое появилось в них. Может, скрытая боль, что отметила легкими морщинами лоб и щеки? Или иное? Он все ей расскажет, но после… После…
Осмелев, она сделала первый шаг ему навстречу, совсем как раньше взлохматила рукой его рыжие волосы и ласково улыбнулась. И Гай сразу узнал незнакомку. Ее улыбка! Улыбка Юнии!
Они обнялись, не замечая, как текут по щекам слезы. До этого мгновения ни один из них не плакал от счастья. Губы слились в страстном поцелуе, наполнив теплом и долгожданным покоем измученные разлукой души. Их поцелуй продлился целую вечность, прежде чем, осмелев, Калигула позволил себе провести дрожащей рукой по упругой груди девушки. Она вздрогнула от этого вольного прикосновения, но не отпрянула, а еще тесней прижалась к его мощному торсу, ощущая горячим бедром, как наливается силой его мужская плоть. Поцелуи ее становились все неистовей, а он, уже без стеснения, проник нетерпеливыми пальцами под ткань туники и гладил ее нежную кожу, чувствуя, как нарастает безудержное желание. Хриплый стон сорвался с его губ, и, уже не отдавая отчета, он подхватил ее хрупкое тело на руки и бережно уложил на ложе. Юния податливо раздвинула ноги, повинуясь настойчивым ласкам сильных рук, и тоже застонала от сладостной истомы, когда его пальцы коснулись самого сокровенного. Но когда он, пылающий страстью, резко вошел в ее лоно, крик, сорвавшийся с ее уст, потряс стены кубикулы. Волна дикой боли затопила сознание, она попыталась вырваться, но Гай лишь еще крепче обхватил ее, сокрушая мощными толчками тонкую перегородку к наивысшему блаженству, и, издав хриплый стон, откинулся на подушки рядом. Юния изумленно посмотрела на него, не осознав до конца, что произошло. Почему боль неожиданно сменилась неизведанным наслаждением?
Но тут она вдруг заметила, что он весь в крови, и с ужасом вскочила. Ноги ее тоже были окровавлены. Вот она, смерть от любви, предсказанная Мартиной! Юния порывисто обняла Гая и горячо зашептала, вглядываясь в его точеный профиль:
– Прощай, любимый мой! Блаженство, что ты подарил мне, стоило того, чтобы умереть. Прощай! Помни о той, что любила тебя больше жизни!
Но неожиданно он рассмеялся, сощурив хитрые зеленые глаза:
– Теперь я вижу: ты была мне верна, раз настолько неискушенна в таких вопросах. Став женщиной, ты пролила искупительную кровь. Но от этого еще никто не умирал. Тебе было больно?
Девушка кивнула.
– Ложись, я сделаю так, чтобы боль забылась.
Сильной рукой он откинул ее, и язык его заскользил легкой змейкой по нежной коже ее живота ниже и ниже. И спустя несколько мгновений она стонала от наслаждения, пока мощная волна блаженства не заставила ее выгнуться дугой на постели.
– О Венера! – только и прошептала она.
Гай лег с ней рядом, заботливо накинув на Юнию покрывало:
– Простишь ли ты меня, божественная?
Клавдилла удивленно посмотрела на него.
– Я не мог сдержаться, настолько ты прекрасна. За эти долгие годы я рисовал тысячи твоих образов, но ни один из них не оказался достоин твоей божественной красоты. Мне и не мечталось, что моей невестой станет сама Венера. Ты сказала отцу, что мы скоро поженимся? Император Тиберий уже дал согласие на нашу свадьбу.
– Нет, Гай. Я не посмела. Он верит в справедливость императора, в то, что именно он призвал его в Рим.
– Старый наивный глупец!
– Именно глупец! Я так и сказала ему, объяснив, что только ты смог убедить Тиберия вернуть нашу семью из ссылки. Он рассмеялся мне в лицо и попросил выкинуть из головы глупости, уверяя, что ты и думать забыл обо мне. Но я не верила никому, слушая свое сердце и вспоминая наши клятвы. Кальпурния издевалась надо мной, рассказывая о тебе ужасные вещи. О том, что ты первый в Риме разбойник, таскаешься по притонам, переодетый в женщину, водишь дружбу с недостойными людьми – гладиаторами и актерами, занимаешься разбоем и поджогами.
Калигула на миг задумался, нахмурив брови:
– Ты верила ей? Вдруг это могло оказаться и правдой?
– Слушая эти разговоры, я выражала ей свое негодование, но сама-то ни на миг не сомневалась в своем избраннике.
Гай вздрогнул. К чему мог привести этот разговор? Он помнил Юнию еще маленькой девочкой, которая не останавливалась ни перед чем. Неужели за эти годы ее нрав столь переменился? Однако ему надо было признаться, что он ведет именно такую жизнь, как ей это расписала мачеха. Но не потеряет ли он ее навсегда? В панике он отвернулся. Что же делать? Жизни без нее он уже не мыслил, к тому же он лишил ее невинности, не сумев совладать с желанием. Интересно, что сказали бы друзья, если б услышали его размышления? Не поверили, что это Гай. Им не понять, что он искренне любит только эту девушку.
– Гай, о чем ты задумался? – прервала Юния его беспорядочные мысли.
– А каким ты меня представляла? – повернулся он к ней, помолчав еще немного. Она заметила, как тревожно мерцает его взгляд.
– Да именно таким, как мне тебя расписали, – рассмеялась девушка. – Не думала же я, по-твоему, что после наших проделок ты ступил на стезю добродетели? Признаться, ты бы меня разочаровал.
– Слава богам! Ты осталась прежней, той, которую я боготворил все эти годы! Завтра я явлюсь к твоему отцу договориться о помолвке. Я даже сделал кольцо, как только вернулся в Рим, и бережно хранил все эти годы. Только не ожидал, что разлука будет такой долгой.
– А как ты жил без меня? – поинтересовалась Юния, положив голову ему на грудь.
– Стоит ли, любовь моя, описывать те муки, что я испытывал вдали от тебя? Я думаю, ты сполна испила наравне со мной всю боль разлуки. Она не притупилась со временем, а лишь усилилась, сковав обручами истерзанное сердце. Но эти обручи лопнули, едва Тиберий подписал приказ о возвращении твой семьи. И я терпеливо ждал. Что значило это ожидание по сравнению с неизвестностью долгих десяти лет? Сколько раз я строил планы побега! Но неприятности преследовали мою семью, меня убили бы, стоило мне сделать хоть шаг в сторону гавани. Тиберий заточил меня подле себя на Капри. Он издевался надо мной, заставляя выслушивать гнусные наветы на моих братьев и мать. А когда он сообщил мне об их смерти… О, я выдержал эту пытку, став к тому времени искусным лицемером. И я провел его, старого лиса. Он сломался, поверил мне и назначил своим наследником. Но если б не ты, я не смог бы обмануть цезаря. Я думал о тебе – и терпел, мечтал о нашей встрече – и притворялся. Прояви я хоть малейшую слабость и выдай свое горе, я никогда бы не увидел тебя. Но расскажи и ты о себе.
Юния прильнула к нему и горячо обняла, будто боясь, что Гай может исчезнуть.
– Я не жила без тебя, мой Сапожок, – обдавая горячим дыханием, зашептала она. – Будто растение, которое поливают и удобряют, но которое не может ни чувствовать, ни радоваться, расцветала моя красота. Отец столько раз пытался выдать меня замуж! Но и мне удалось сломить его упрямство. Несколько раз он праздновал мою помолвку, но, после того как меня два раза вынули из петли и четыре – из чана с кровавой водой, он отступился, признав поражение.
Гай приподнялся и устремил изумленный взгляд на свою возлюбленную. Но Юнии подумалось, что он смотрит с недоверием. Она показала ему тонкие белые шрамы на запястьях.
– Вот все женихи и сбежали от сумасшедшей невесты. – Юния слабо улыбнулась.
Гай пылко расцеловал тонкие шрамики.
– Смотри, их нет, – сказал он. – Я убрал их.
Она недоверчиво осмотрела запястья и тихо охнула. Шрамов действительно не было.
– Ты и вправду – бог, как говорила Мартина.
– Только никому об этом, – заулыбался он и прижал палец к ее губам. Он и сам удивился маленькому чуду, дарованному богами.
– Я должен тебе признаться кое в чем, моя звездочка, – немного помолчав, вдруг сказал Гай. – Не хочу, чтоб ты услышала об этом не от меня. Об этом продолжают сплетничать и по сей день.
Юния сжала его руку и заинтересованно кивнула.
– Когда мне исполнилось пятнадцать лет, мне страстно захотелось познать женщину. Но только тебя. Ночи напролет я проводил без сна, мечтая о тебе, и вспоминал, как мы целовались в далекой Сирии. И вот как-то утром я выглянул из окна дома и увидел… тебя. Ты шла, накинув на голову легкую ткань, держа на плече кувшин с узким горлом. Как ненормальный, я выбежал в сад. "Юния! Моя Юния!" – кричал я и, подбежав, заключил тебя в объятия и потащил в глубь кустов. Ты страстно ласкала меня, и я взял твою девственность, не веря такому счастью. А когда наваждение прошло, увидел пред собой черные волосы сестры Друзиллы. Отчаянию моему не было предела, но вскоре я нашел золотую середину, проникая к ней ночью, когда все кошки серы. Я ласкал ее, называя твоим именем, и эта развращенная девчонка была не против. Теперь ты будешь презирать меня, Юния? Но я должен был тебе сознаться.
– Стоит ли переживать из-за поступка, который совершил даже сам Юпитер? Он женился на собственной сестре. Да и стоит ли мне ревновать к самой себе? Я и не надеялась, что ты сохранишь мне телесную верность. Для меня важно лишь то, что сердце твое хранило любовь ко мне одной. Будь иначе, я б до конца своих дней мечтала о тебе и старела в одиночестве в далекой Александрии.
Калигула, польщенный до глубины души, заключил ее в объятия. Но тут же отодвинулся:
– Засыпай, любимая. А я буду охранять твой сон, потом тихонько уйду. Уже светает, скоро прибудет твой отец, нельзя, чтоб он застал нас до свадьбы в одной постели. – Он ласково коснулся щеки Юнии.
– Но я хочу еще поговорить, – возразила она, с трудом поднимая тяжелые веки.
– У нас впереди вся жизнь, любовь моя вечная. Завтра ночью увидимся вновь. Мне надо еще назначить с твоим отцом день помолвки. Он сообщит тебе об этом сам. Спи!
Калигула нежно обнял ее и, терпеливо дождавшись, когда Юния крепко уснет, удалился через тайный криптопортик.
Клавдилле показалось, что она едва прикрыла глаза, как Гемма разбудила ее, сообщив, что прибыл отец. Девушка вскочила, и взгляд ее первым делом упал на кровавые пятна на простыне и собственных ногах.
– Гемма, простыни быстро в огонь! Воду и полотенца, пришли рабынь, пусть приведут все в порядок и меня тоже.
Вскоре все было готово: постелено новое белье, Юнию омыли, надушили, переодели, искусно наложили грим на усталые глаза, и она смело вышла навстречу отцу и мачехе.
VI
Чувства, давно похороненные внутри, ураганом взвились в душе Юния Силана, едва ранним утром его нога ступила в Вечный город. Кальпурния со страхом и недоумением наблюдала из носилок, как плачет ее муж, усевшись прямо на камни дороги и вытирая глаза краешком тоги.
Александрия, красивейший город мира, столь любимый Силаном, жалко поблек в памяти при виде Рима. Сколько несбывшихся надежд, разочарований, утраченных иллюзий осталось здесь, за высокими стенами! Силан вспомнил, как через эти ворота он уходил много лет назад, пеший, с жалкими пожитками и несколькими денариями, в ссылку, спасаясь от гнева всемогущего Августа.