Со всех сторон дико завопили, но знамя успешно миновало просвет и оказалось в руках Пуаре, который точно так же перекинул его дальше, под надежную защиту жандармов.
Отлично!..
Но что было дальше, и чем все кончилось, я не увидел. Конь мой споткнулся и взвился на дыбы с пронзительным ржанием. Как на дикой фантастической картине я увидел кровь, струей ударившую из его глазницы, в которую угодила пуля, и неудержимо скатился вниз, к мертвецам, в самый ад.
Мертвый уже, вскинувшийся Ганелон запрокинулся, и я еще успел поразиться, видя, как на меня кажущеся-медленно валится огромный черный силуэт. Массивное седло летело прямо мне в грудь. Оказавшись зажатым среди изувеченных, иссеченных и растоптанных тел, увернуться я не смог. Удар, подобный упавшей с неба наковальне, выбросил меня из этой жизни, сквозь искры и звезды, в бархатную ласковую тьму.
- Еще жив, папистский ублюдок, - произнес кто-то будто бы издалека и что-то отрезвляюще хлестнуло меня по лицу. Я пошевелился, и тут вдруг нахлынула боль, как будто застывший в небе черный силуэт рухнул на меня, придавив к земле, только сейчас. Я дернулся и задохнулся, не в силах сделать ни одного глотка воздуха. Кто-то резко встряхнул меня за шиворот, я наконец судорожно вдохнул, пытаясь этого кого-то оттолкнуть, и открыл глаза. Свет, муть, плывущие тени, отвратительный вкус собственной крови во рту. Только моргнув несколько раз, я начал что-то видеть и стало совершенно ясно, что происходит. Сражение проиграно, а я каким-то чудом уцелел, упав в гору мертвецов и, придавленный мертвым конем, избежал того, чтобы меня насмерть затоптали в толчее.
- Черт… - прошептал я с досадой и прикусил губу, боль в разбитых ребрах мешала дышать, а двигаться мешали уже не трупы, двое недобро ухмылявшихся здоровяков крепко держали меня за руки, третий стоял рядом, разглядывая меня сверху.
- Что, Дышло? Вот этот щенок и увел знамя у нас из-под носа? - прищелкнув насмешливо языком, спросил он с заметным акцентом.
- Тот самый, - усмехнулся, должно быть, названный Дышлом, уже без акцента.
- Teufel! - жестко выплюнул стоявший сквозь зубы и со всей злостью пнул меня в помятую кирасу.
"Самое время умереть", - подумал я, но оказалось, что ошибся. Через некоторое время мучительное удушье немного отпустило, окрашенная сполохами тьма перед глазами рассеялась, и я снова смог дышать и видеть, хоть это и не доставляло мне никакой радости.
- Думал умереть героем? - обманчиво дружелюбно полюбопытствовал рейтар, присев рядом на корточки. - А вот мы сейчас зарежшем тебя как собаку, а твою голову потом похороним в выгребной яме, да и зарежшем, знаешь, не быстро, успеешь наскулиться. Ты еще не знаешь, к кому в зубы попал.
- К кому? - огрызнулся я презрительно. - К сброду, которого как грязи?..
В холодно голубых, странноватых глазах немца что-то мелькнуло. Никто не сказал ни слова, хотя я слышал, как у парня слева от злости сперло дыхание, но видно, пока говорил немец, остальные молчали и только повиновались. Немец мгновение сидел неподвижно, а потом с размаху резко ударил меня в висок рукой в латной перчатке.
- Не шмей так ш нами разгофаривать, - сказал он почти ласково и будто бы спокойно, но его акцент усилился, не думаю, что у меня всего лишь зазвенело в ушах. - Барчшук, значшит, только чшто в короли не метил, - он зловеще усмехнулся, - тем лучше, чшто кровь у тебя красная, ты ужше знаешь, а что кишки тонкие?
Я тряхнул головой, чуть не оторвавшейся от удара и сердито посмотрел на него. До чего же и впрямь странные, совершенно прозрачные глаза. Немец со слабой улыбкой медленно сжимал и разжимал пальцы в металлических пластинках. Чепуха, моей крови на них быть еще не могло, хотя я почувствовал, что что-то влажное потекло по скуле, кроме горячей пульсирующей волны.
Немец заговорил еще тише и доверительней:
- Я тебя выпотрошу, как молочного поросенка, не все жше крестьян резать, а уж когда дамочек режшешь… - его глаза подернулись мечтательной дымкой, - особенно тяжшелых… - его пальцы широко растопырились, а потом будто конвульсивно сомкнулись, - давить в пальцах еще тфёплых жшивых младенцевф…
- Ах ты, свинья!.. - яростно крикнул я, выйдя из невольного мгновенного завороженного оцепенения и резко рванувшись, от неожиданности меня едва удержали, но все-таки удержали… Если бы это было пустым бахвальством… Но этот ублюдок не лгал - в ближайшей разоренной деревне я видел именно то, о чем он говорил - у всех моих друзей волосы от такого стояли дыбом, "если бы я увидел того, кто на такое способен, то задушил бы его голыми руками! - говорил Пуаре. - А лучше, сделал бы с ним то же самое!" Я был с ним совершенно согласен. К сожаленью, мне не хватило ни сил ни дыхания на настоящее буйство, скоро я выдохся. Ничего не изменилось. Но да уж… теперь я знал, к кому в зубы попал. Чертовы ублюдки… И я снова горячо пожалел о том, что сражение проиграно. "А сволочи остаются всегда, - всплыло в голове как рефрен, - они просто бессмертны!"
- Ты вфидел! - искренне, почти взахлеб рассмеялся этот ублюдок, и его подельники тоже довольно заржали. - А я ужш думал, тебе совфсем плевать на простых людтей!.. Ну, что ш, пора к делу, пока никто не мешает…
Он кивнул, подмигнул своим подпевалам, и поднялся, подобрав с земли длинный спадон с еще не вычищенным лезвием, на который я посмотрел сперва недоуменно - им, что ли? И понял, что им - у некоторых жертв ведь были отрублены конечности. К дьяволу… ощущая все еще что-то похожее на недоумение, гораздо более сильное, чем страх - не может же все это происходить со мной на самом деле!.. - я принялся вырываться. Но сопротивление не привело ни к чему, кроме гнусного смеха и издевательских предложений позвать на помощь. Нельзя сказать, чтобы я об этом всерьез не подумывал, в конце концов, враги тоже бывают разные. Но из-за какого-то проклятого упрямства я сдержался, да и сильно подозревал, что на самом деле позвать никого не удастся. Негодяи быстро перерезали ремешки, удерживающие мою покореженную вдавленную кирасу, что мне чертовски не понравилось, хоть она и душила меня железной хваткой, в ней я все же чувствовал себя защищеннее.
- Что ж, не очень-то и хотелось… - проговорил я, беря себя в руки, прекратив бессмысленные попытки освободиться. По крайней мере, дышалось мне теперь - пока - легче, и если я еще могу говорить… Я вдохнул поглубже, заставляя себя успокоиться, забыть о боли в груди - это ведь ненадолго, и надеясь, что дрожь от напряжения и ярости сойдет всего лишь за напряжение, а может быть, тоже уляжется. Мне нужно лишь немного вдохновения… Такие мерзавцы всегда суеверны, когда речь заходит о них самих. Рассказывать сказки я умею, если захочу. Я еще заставлю их видеть кошмары и бояться собственной тени, чем бы все для меня ни кончилось… - Посмотрим, что вы скажете, при нашей следующей встрече. Очень скоро!
- Э… Гамельнец… - настороженно позвал Дышло, отчего-то забеспокоившись. Значит, мой голос действительно прозвучал спокойно, а то и весело.
- Что? - Гамельнец прищурился, проведя лениво острием спадона по моему колету, едва его надрезав и внимательно глядя мне при этом в глаза. Я тоже не сводил с него глаз и презрительно улыбался.
- Ну же, вперед! - поощрил я. - Должен же я вернуться назад!
Гамельнец замер на неуловимое мгновение, затем чуть усмехнулся.
- Да. Безумие, это бывает!
- Как и послания, - сказал я, посмотрев на него с кривой усмешкой, вприщур, а затем поймал на мгновение взгляд каждого, давая понять, будто знаю о них все. - От Сатаны.
Справа от меня раздался сдавленный вздох. Хватка ослабла. Я этим не воспользовался. Еще не время портить впечатление. Дрожь и впрямь исчезла, начисто, мне сейчас было все равно, я вел свою игру, и она мне нравилась - нравился испуг в их глазах, оттого что они не видели его в моих. Как много значат для людей всего лишь интонации и то, что ты ведешь себя не так, как они ожидают.
- Я здесь лишь затем, чтобы сказать тебе это, - глаза Гамельнца, оставаясь все такими же безразлично-прозрачными, тревожно, будто украдкой, метнулись вокруг - я знал, что он видел - гору трупов, из которой они по чистой случайности вытащили почему-то еще живого человека. - Ты все делаешь верно. Все делаешь для него, и он тебе благодарен. Он стоит за твоей спиной, - Гамельнец невольно дернулся, будто с усилием подавил желание обернуться, а я подавил желание рассмеяться, другие уже вовсю нервно крутили головами, - и улыбается тебе! Он очень ждет тебя, чтобы ты развлекал его до конца вечности. Он готовит для тебя что-то особенное… - В таких вещах никто не может быть до конца уверен в том, что ты просто лжешь. Даже для меня самого это слишком походило на правду. - Что бы ты теперь ни делал, ты принадлежишь ему. Он любит тебя и скоро придет за тобой, за всеми вами. И я тоже еще вернусь, чтобы забрать вас к нему. Мы еще встретимся! - пообещал я. И в это мгновение я сам в это верил. Я бы вернулся за ними откуда угодно, чтобы утащить их в ад.
- Ганс!.. - заорал один из французов, бросая мою руку, и я с мрачным удовлетворением почувствовал себя хоть немного отомщенным. - Убей его сейчас же! Просто убей!
- Заткниссь!.. - Гамельнец прибавил еще несколько горячих быстрых слов по-немецки. - Подтбери слюни, безмозглый дтурак!
- Да катись ты к черту! - гаркнул "безмозглый дтурак". - Среди папистов полно продавших душу дьяволу! А он еще рыжий!..
- Давфольно! - рявкнул Гамельнец и со всей силы треснул меня спадоном по разбитым ребрам плашмя, так что перехватило дыхание и из глаз посыпались искры. - Держши его!..
И тут неподалеку раздалась чья-то отборная немецкая ругань, но голос был другой и чуть поодаль. Когда зрение опять прояснилось, я увидел, что Гамельнец стоит замерев, его спадон висит надо мной в воздухе, но не так, как если бы он собирался вот-вот нанести удар, его поза выражала досаду, а кто-то рядом продолжал честить его собственную персону свирепым тоном на его родном языке. Я еще понятия не имел, что значит для меня этот поворот событий, но все-таки перевел дух и прислушался.
- Ja, hauptmann, - вяло, с неохотой проговорил Гамельнец, и в ответ ему послышалось рассерженное медвежье фырканье.
- Позвольте, капитан, - раздался чей-то вежливый голос, чуть охрипший, и до невероятного знакомый. Услышав его, я на мгновение зажмурился. Быть не может или я уже брежу… - Мне сдается, я знаю этого человека. - Обладатель голоса приблизился и я действительно увидел Огюста - усталого, помятого, в пропыленном панцире, надменного и неприязненного. - И смею сказать, он заслуживает подобного обращения, - в его голосе отчетливо зазвучал металлический призвук настоящей ненависти. Я не знал, верить ли своим ушам и собственным чувствам, которые были так противоречивы, что, казалось, готовы разорвать меня на части, даже если этого не сделает кто-то другой. И я был уже слишком вымотан, чтобы в них разобраться. Может, было бы лучше, если бы все уже кончилось…
- Де Флеррн? - удивленно произнес немецкий капитан. - Вы ли это?
И впрямь, он ли?.. Я всегда считал, что Огюст совершенно не умеет лгать. Может, и не умеет. Я почувствовал усталую горечь и безразличие.
- Это тот самый офицер-католик, что застрелил Конде, - сухо сказал Огюст.
- А! - с оттенком понимания негромко воскликнул капитан рейтар, и все прочие уставились на Огюста с алчным любопытством. Меня же его слова будто ударили.
- Это не… - от удивления вырвалось у меня.
- Это правда, - резко перебил Огюст, и в его глазах загорелось неподдельное яростное пламя. - Выстрел должен был прийтись в меня, но я уклонился, я слышал, как пуля просвистела над моим ухом!.. - Он резко замолчал, потом продолжил: - Я не знал, что принц был прямо за мной. Если вы не помните меня, то я вас - отлично помню!
"Вас?" - он делал вид, что не знает моего имени, или хотел показать, что не желает его знать? Если сказанное было правдой - этим объяснялась и его непоколебимая враждебность при Жарнаке, хотя тогда она так помогла мне убедить всех, что мы враги. Если это было не так только для меня, и я ошибался… Голова сильно закружилась. Как же все это было глупо… Почему все нужно узнавать только тогда, когда уже поздно?
- Конде убили на ваших глазах, это знают все, - с кивком подтвердил немецкий капитан.
Огюст кивнул и опустил взгляд, будто пытаясь забыться. Вдруг нагнулся и поднял, вытащив из-под какого-то мертвеца, шпагу-эсток. Я не сразу сообразил, что она была моей собственной. Огюст, прищурившись, оглядел ничуть не пострадавший испанский клинок и дважды, со свистом, взмахнул им в воздухе.
- Оставьте его мне, капитан Таннеберг, - заключил он угрюмо, и говорил он определенно не о клинке.
- Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? - предупредительно осведомился Таннеберг.
- Отменно, - сказал Огюст. - Я просто хочу его кое о чем спросить. Наедине.
Капитан встопорщил пегие усы и кивнул.
- Ну что ж, де Флеррн, оставайтесь. Вы человек чести и, стало быть, знаете, что делаете. - При этих словах по лицу Огюста скользнуло что-то похожее на гримасу страдания. Как же подействовало на него все происходящее… - А вы, сукины дети, - набросился Таннеберг на подчиненных, - за мной, вы мне нужны!
Рейтары, ворча, оставили нас, прихватив какие-то отложенные вещи, среди которых, кажется, была и пара моих седельных пистолетов, и я снова перевел взгляд на Огюста. Тот молчал. Молчал и я. Глаза его были темны как холодные дула, на губах ни тени улыбки. Что ж, значит, на войне как на войне. Огюст, казалось, колеблясь, вытянул руку со шпагой, и острие моего же клинка качнулось ко мне, но тут же, будто испуганно, отклонилось.
- Это правда? - спросил я наконец тихо. - Насчет Конде.
- Правда, - ответил Огюст.
- Почему ты не сказал мне?
- А зачем?
Конечно. Зачем так радовать врага? Да еще имеющего глупость полагать, что старая дружба, почти что братство детских дней, что-то значит. Лучше приберечь на потом.
- Да и твоя пуля не была единственной, - прибавил Огюст. - Я лишь почти уверен, что ты попал. А может быть, мне так кажется лишь потому, что я до сих пор корю себя за то, что уклонился, это не дает мне покоя, но возможно, все дело совсем не в этом. В бою никогда не поймешь, что происходит.
- И после - тоже, - сказал я.
Огюст настороженно оглянулся и слегка перевел дух.
- Ушли. Не смотрят. Ты сильно ранен? Выглядишь ужасно.
- Что? - не понял я, в еще большем недоумении оттого, что его тон резко изменился. Огюст присел рядом и как-то смущенно положил шпагу мне на колени.
- Да не смотри на меня, будто веришь, что я хочу тебе отомстить. За что бы? Хотя, наверное, соображаешь ты сейчас неважно. Как и я тогда… Верно? Но как еще мне было их спровадить? Таннеберг, правда, мне здорово помог, не уверен, что без него было бы так легко убрать его ребят. Когда я увидел, что они шарят тут, опередив меня…
Опередив? Он что же, опять умудрился меня узнать? Хотя, почему бы нет, он же знал мой полк и мог предположить. Это я никогда не знал точно, где он мог бы оказаться.
- Господи, Огюст… - я вздохнул, будто с меня свалилась скала, и потряс головой. - Я могу уже поверить во что угодно! Чертова война, есть слишком много обстоятельств, которые от нас не зависят. Мало ли, за что ты мог возненавидеть меня. Тот же Конде, или что-то еще…
- Что-то еще… - Огюст криво усмехнулся. - Что-то еще, это то, что ты вырвал меня когда-то из рук такого же сброда.
- Не такого же, - не согласился я.
Огюст пожал плечами.
- Просто тот сброд был на твоей стороне. И ты знал, каких слов он послушается. Ты ведь был удивлен, что и я тогда принял твои слова за чистую монету?
Не то, чтобы слишком, но все же - да. Я с трудом мог себе представить, что он чувствует.
- Я был глупцом, - признал я, - хоть не таким, как думал только что…
Огюст спрятал улыбку, показавшуюся мне озорной. Но его глаза Огюста остались тревожными.
- Как ты? Крови полно, но кажется, все больше не твоя.
- Не моя. Наверное. На меня просто рухнул мой собственный конь - седлом в кирасу, и здорово ее помял, да и меня немного.
Огюст покосился на испорченную стальную пластину, лежавшую рядом и прищелкнул языком.
- Будто ядром, - промолвил он.
- Помнишь "Кентерберийские истории"?
- Там парень от такого удара просто умер.
- Так что мне еще повезло.
Огюст, спохватившись, достал откуда-то серебряную фляжку и снял пробку.
- Арманьяк. Тебе сейчас не повредит.
- Спасибо. - Я с трудом поднял руку и поморщился - разбитые ребра движению не радовались. Но фляжку я взял. Огненная струйка помогла мне прийти в чувство и тут же немного притупила боль, растворившуюся в этом огне как в солнечном свете. Я со странным изумлением посмотрел вверх. Все еще светило солнце, ярко и весело, над всем этим полем…
- Если не можешь встать, - озабоченно прибавил Огюст, - не беспокойся. Я поручусь за тебя, никто тебя не тронет. Вообще-то, так было бы проще всего.
- Понимаю, - отозвался я. - Спасибо, но я предпочел бы вернуться к своим.
В ответ мне раздался тяжелый вздох.
- Ты же знаешь, - сказал я мягко.
- Знаю, - мрачно ответил Огюст. - Хотя будь моя воля…
Я пристально посмотрел на него.
- Я предпочел бы удержать тебя хоть силой, - сказал Огюст. - Если бы ты посмотрел на все нашими глазами, то…
- Ты действительно в это веришь? - спросил я.
- Нет, - вздохнул Огюст. - Хотя так было бы проще. А то еще свалишься по дороге.
- Не свалюсь, - я слегка улыбнулся. - Спасибо твоему арманьяку.
Огюст покачал головой, что-то проворчав под нос.
- Будет лучше отойти в лесок, не хочу, чтобы еще кто-то на тебя наткнулся.
Я кивнул и с его помощью поднялся на ноги. Все было не так радужно, как я надеялся, но и не так плохо, как опасался. Поднимаясь, я шипел сквозь зубы проклятья, а потом чуть было не упал, так сильно кружилась голова, но понемногу все улеглось, подстегиваемое нудным ворчаньем Огюста: "А может, все-таки, не будем рисковать?"
- Нет уж, лучше рискнем…
Хорошо, что лесок был совсем недалеко. Но и здесь повсюду виднелись следы минувшей битвы - тела и всего лишь их части, брошенное оружие, мертвые, агонизирующие и просто потерявшие всадников лошади…
- Погоди минуту, - встрепенулся Огюст, когда мы уже порядочно отошли на более или менее безопасное расстояние, - может и не надо будет оставлять тебя тут надолго… Я привалился к ближайшему дереву, а он, отойдя совсем недалеко, ласково заговорил с беспокойно ржущим, запутавшимся в изломанных кустах какой-то частью сбруи конем. Конь подпустил его, лишь тихо с сомнением всхрапнув. Конь был рыжий и солнце, пробивающееся сквозь листья, заиграло веселым огоньком на его медной гриве. Огюст заглянул, что же там именно зацепилось, чуть отпрянул, потом нагнулся, высвободил из стремени мертвеца, взял тревожно поводящего ушами коня под уздцы и подвел ближе. Тот косился на него лиловым глазом настороженно, но шел послушно.