– О да, милорд, у него, как говорится, вся сила ушла в корень. А, напившись своего зелья, он становится сущим зверем. Знали бы вы, сколько женщин он загубил, только у нас в замке двух замучил до смерти, злодей.
Глаза баронессы с гневом и ненавистью смотрели на верного слугу её мужа. Но она не могла сказать вслух, что и сама пострадала от этого негодяя, когда озверевший от зелья барон поделился со своим сподвижником женой. Вдвоём они довели её до страшного состояния, после чего дверь опочивальни баронессы навсегда закрылась для её супруга.
– Какой казни вы хотите для него, мадам? – спросил Вильгельм, правильно понявший выражение глаз женщины.
– Сперва отрезать то, чем он издевался над женщинами, а потом выпустить ему кишки, и пусть копается в них, – был жестокий ответ.
Реми взвыл и стал молить о пощаде. Король выжидательно смотрел на леди Эдиву – не передумает ли, не сжалится ли. Но женщина была тверда в своём решении, видно слишком горькую чашу испила по вине пройдохи-слуги. И Реми разделил участь хозяина.
После этого леди Эдива пригласила короля в замок, чтобы там, вдали от этого огромного скопления людей, закончить обсуждение оставшихся открытыми вопросов. Король согласился, понимая, что сейчас может совершить полезное для себя дело, получив верного подданного в самом сердце непокорной Нортумбрии.
Внутри замок Конингбург выглядел ещё древнее, чем снаружи. Череда крутых ступеней вела к тесному проходу в южной стене главной башни. Только миновав этот проход и поднявшись по ещё одной каменной лестнице, можно было попасть в третий, жилой ярус. Оба нижних этажа служили кладовыми и погребами, туда почти не проникал свет, а попасть в них можно было только с помощью деревянной приставной лестницы.
Почти весь третий этаж занимал большой круглый зал с массивным дубовым столом. В глубокой нише внешней стены главной башни была устроена небольшая часовенка. Свет проникал в неё только через узкую щель бойницы, и здесь пылали два факела, бросая багровые дымные отсветы на своды часовни, сложенный из камня алтарь и грубо сработанное из известняка распятие. Поднявшись на несколько ступеней можно было попасть в крохотную молельню, смежную с часовней. Здесь было намного светлее – сквозь окно, обращённое на запад, лился солнечный свет.
Леди Эдива сделала знак слугам, и на столе мгновенно появилось вино. Она предложила королю почётное место за столом. Рядом с Вильгельмом расположились рыцарь Морис де Гранвиль, капитан личной охраны короля Филипп д'Обри и священник отец Эдмунд, к которому король проявил великую милость за то, что он сумел найти пропавшего Мориса. Хозяйка замка расположилась напротив короля. Рядом с ней сидел всё ещё бледный, не успевший прийти в себя после пережитого потрясения Аделинг, которому, если на то будет воля короля, предстоит стать новым бароном Конингбургским. Это был высокий и широкоплечий юноша с материнскими фиалковыми глазами, смотревшими, однако, угрюмо и мрачно. Ещё во дворе Вильгельм заметил, что в глазах сына не было жалости, когда он смотрел на отца, но всё происшедшее в целом очень сильно воздействовало на него.
Получив разрешение короля говорить, леди Эдива высказала всё, что могла, в защиту замка и своего сына. Сама она была дочерью крупного землевладельца и принесла своему мужу хорошее приданое. Она прожила в этом замке больше двадцати пяти лет, оставаясь верной супругой и рачительной хозяйкой. Относительно спокойными были только первые три-четыре года, потом её супруг стал проявлять всё более неприятные черты своего характера. Он был капризен и вспыльчив, но хуже, что был излишне сластолюбив и при этом жесток. Жена родила ему пятерых сыновей, но из них выжил только один, самый младший. И мать, что естественно, обожала его, в нём был заключён весь её мир. Остальных сыновей они потеряли, и это было наказание Господа за грехи её мужа – так говорила баронесса.
– Сейчас вы совершили справедливое возмездие за всё зло, совершённое моим мужем, милорд король, – закончила баронесса свою страстную речь, – и теперь я прошу проявить милость к моему сыну. Он не повинен в грехах отца. Он будет хорошим повелителем этих земель, и всегда будет блюсти ваши интересы, коль принесёт вам присягу на верность. Мой сын никогда, ни разу в жизни не нарушал данного им слова. И мы будем рады, если вы соизволите дать ему достойную невесту из своих приближённых, чтобы этот брак ещё крепче скрепил союз.
Вильгельм кивнул головой и повернулся к юноше.
– А ты что скажешь, наследник? – спросил он, строго глядя ему в глаза. – Готов ли ты служить мне и быть верным?
Всё ещё бледный юноша собрался с силами, тряхнул головой, но не отвёл взгляда.
– Как и все саксы, я не в восторге от того, что власть в стране перешла к норманнам, – честно и прямо сказал он, – однако Господь распорядился так, чтобы в этом сражении победа осталась за вами. И я не вправе оспаривать это. Для меня главное, чтобы процветали земли, находящиеся под властью нашей семьи. И если вы, милорд король, позволите мне стать полновластным преемником моего погибшего отца, я приму на себя всю полноту власти в округе и принесу вам присягу на верность. А, сделав это, никогда уже своего слова не нарушу, как бы ни сложилась жизнь. Я готов быть вашим вассалом и во всём подчиняться вам.
– Отлично сказано, мальчик мой, – удовлетворённо улыбнулся король. – Значит, так тому и быть. И мы сегодня же завершим все формальности. А бумаги получишь через некоторое время у моего секретаря. Я думаю, что через неделю уже вернусь в Лондон.
Леди Эдива сияла счастливыми глазами – ей удалось спасти их замок, а её сын стал бароном. Всё-таки она хорошо воспитала своего мальчика и теперь могла им гордиться.
Торжественное принесение присяги новым бароном, а с ним и его вассалами состоялось на следующий день. После этого в замке был большой пир, и только следующим утром король и его люди тронулись в обратный путь.
Теперь, после того, как жизнь его друга Мориса де Гранвиля была спасена, король мог более внимательно присмотреться к этим северным землям, где был впервые. Их предстояло подчинить своей воле, и это была задача не из лёгких, как он понимал. Поэтому Вильгельм отправил во Фрисби со счастливой новостью отца Эдмунда и Озберта Клеми, а сам решил немного задержаться, чтобы составить представление о будущем укреплении своих позиций в этих краях. Ему необходимы были хорошие надёжные крепости и замки, и им нужно было найти наиболее подходящее место. Доверенные люди короля были разосланы во все концы завоёванного королевства, но не мешало составить и собственное мнение, чтобы знать, насколько можно доверять своим эмиссарам.
– Я понимаю твое нетерпение, Морис, и твоё желание поскорее оказаться в своих владениях, – обратился он к другу, – но если останешься со мной ещё ненадолго, буду рад. Я ценю твой опыт в области возведения укреплений и замков, и твое мнение нужно мне.
– Я, конечно, охотно останусь с вами, мой король, – заявил в ответ Морис, – и сделаю это с радостью. Я бесконечно благодарен вам за спасение и польщён тем, что вы это сделали собственноручно.
– Я всего лишь вернул долг, мой друг, – улыбнулся Вильгельм, – и не будем больше говорить об этом.
Некоторое время все ехали молча, Вильгельм был задумчив. Потом он снова обернулся к де Гранвилю.
– Я хорошо изучил карту страны, Морис, – начал он. – Кое-что мне уже донесли мои доверенные посланники. И я считаю, что стоит сейчас немного отклониться в сторону и заехать в Ноттингем. Этот город привлекает меня. Саксонцы построили его очень выгодно – на холмах, откуда удобно контролировать стратегически важную переправу через реку Трент. Я хочу посмотреть на их укрепления и решить, как их можно использовать с наибольшей пользой. Но раньше я хотел бы заглянуть в Линкольн. Римляне были отличными специалистами в военном деле, и то, что оценили они, весьма интересно и мне. Этот город был всё же одной из четырёх региональных столиц римской Британии. Думаю, он заслуживает внимания.
Согласно воле короля отряд, двинувшись на юг, слегка отклонился к восточному побережью. Шли хорошим ходом, и к концу второго дня перед ними возник Линкольн. Он был виден издалека. Расположенный на обрывистом холме город эффектно возвышался над рекой Уитем. При ближайшем рассмотрении городок оказался невелик, но хорошо сохранилась городская стена.
– Подумать только, сколько столетий этому городку, Морис! Ведь он был заложен ещё древними кельтами как "форт на холме у озера". А уже потом его римляне укрепили и превратили в город, в самом начале своего владычества на острове, – заметил король, задумчиво глядя на древние сооружения.
– Да, как укрепление этот город уже не годится никуда, – заключил он, – но месторасположение его мне очень нравится. Здесь мы возведём большую крепость, чтобы иметь хорошую военную базу. И обязательно построим собор. Этот город должен подняться вновь. Он мне нужен.
Передохнув в Линкольне, королевский отряд вновь двинулся в путь, теперь повернув на запад. До Ноттингема добрались быстро. И тут Вильгельм увидел то, что хотел.
– Не напрасно я стремился сюда, Морис, – довольно улыбнулся он. – Ты посмотри, какое расположение. Отличное место! Смотри внимательно, друг мой, здесь мы начнём работы в первую очередь. Я хочу, чтобы здесь, вот на этом холме, выросло большое сооружение. Не просто крепость, но и королевский замок. Чтобы и мои потомки могли наезжать сюда. Как думаешь, вспомнят они обо мне?
Вильгельм весело рассмеялся, но Морис ответил серьёзно:
– Ваша мощь столь велика, мой король, что не может не оставить след в веках. Думаю, что и через сто, и через двести, и даже через пятьсот лет вас будут вспоминать и чтить вашу память.
– Ну-ну, мой друг, – Вильгельм похлопал рыцаря по руке, – что-то мы с тобой отвлеклись от главного. Чтобы память в веках оставить, мне надо ещё с этой непокорной страной справиться. А я предвижу много волнений впереди, прежде чем смогу твёрдо взять всё это в свои руки. Но отступать я не привык, придётся сражаться. А мне так хочется к жене и детям, Морис.
На мгновение в глазах могущественного монарха появилось выражение странной беспомощности, столь ему несвойственное. Но только на мгновение он позволил себе слабость. Потом тряхнул головой и вновь стал жёстким и непреклонным властелином.
В Ноттингеме не стали задерживаться надолго и двинулись на юг. Теперь уже в направлении Кембриджа.
– Я должен сдать тебя с рук на руки твоей супруге, Морис, – усмехнулся король. – Это она тебя нашла и меня на твоё спасение снарядила. Примчалась в Лондон и на коленях молила спасти тебя. А потом хотела с нами ехать аж в Конингбург, но я, конечно, не позволил. Не женское это дело на казни и кровь смотреть. Но заботой о тебе она меня порадовала, значит, любит.
Рыцарь даже растерялся от этих слов Вильгельма. Он не знал, что Эльгита ездила к королю просить за него. И не знал, как получилось, что его нашли. А потом вспомнил глаза Эльгиты, когда они прощались в последний раз, вспомнил слова, что она ему прошептала, и сердце на миг остановилось, а потом забилось в груди как колокол. Предстоящая дорога вдруг показалась мучительно долгой. Душа рвалась в недавно обретённый дом, к женщине, которая стала самой дорогой, самой нужной на земле.
Глава 6
Когда усталые, но чрезвычайно довольные отец Эдмунд и Озберт Клеми подъехали к Фрисби, им показалось странным непонятное оживление во дворе. Они увидели несколько чужих лошадей и заметили двух незнакомых нормандских воинов. Те что-то обсуждали с одноруким конюхом, здесь же крутился непоседа Леон, мальчишка, помогавший в уходе за лошадьми. Путники насторожились, но тут заметили вышедшего на крыльцо Фрона Бефа. Капитан был спокоен, значит, ничего страшного не произошло. Они въехали в ворота, и капитан сразу же устремился к ним, тревожно вглядываясь в их лица.
– Что? – едва дыша, выдохнул он.
– Всё хорошо, капитан, – успокоил его Озберт, – слава Господу нашему и его Пресвятой Матери, мы успели. Наш рыцарь задержался с королём, но скоро будет здесь. А что у вас за суматоха? Я даже испугался немного.
Капитан Беф благочестиво перекрестился, вознеся слова благодарственной молитвы, и повёл прибывших в дом.
– Надо скорее успокоить леди Эльгиту, она совсем извелась вся за эти дни, – на ходу говорил он. – А эту суматоху сотворил младший брат нашего рыцаря, Рауль де Гранвиль. Он только что прибыл из Нормандии по приглашению брата. А тут такое…
Войдя в зал, отец Эдмунд прежде всего отыскал глазами Эльгиту. Она разговаривала о чём-то с высоким, стройным молодым человеком весьма приятной наружности. Леди была бледна, под глазами залегли тёмные тени. Было видно, что она не спала несколько ночей. Встретившись взглядом со святым отцом, Эльгита побледнела ещё больше, если только такое возможно, и метнулась к нему, оставив удивлённого молодого человека в одиночестве. Забыв о правилах хорошего тона и, кажется, обо всём на свете, она схватила священника за руки и впилась взглядом в его лицо.
– Что с ним? – едва слышно прошептала она, пытаясь прочесть ответ в его глазах.
– Его успели спасти, леди, – мягко ответил отец Эдмунд.
И тут случилось то, чего никто не ожидал. Всегда прекрасно владеющая собой Эльгита обмякла и стала падать. Сильные руки святого отца успели подхватить её и тут же ему на помощь подоспели Эдит и приехавший только что молодой норманн. Рауль де Гранвиль подхватил леди на руки и вопросительно взглянул на Эдит – он не знал, куда надо идти. Эдит провела его в опочивальню хозяев и велела положить леди на кровать. После чего принялась приводить Эльгиту в чувство. Тут подоспела и леди Маргарет в сопровождении старой Мэг, всегда ухаживавшей за больными в поместье. Общими усилиями они привели, наконец, Эльгиту в чувство. Но, вспомнив всё, она неожиданно разрыдалась – видно, силы её были на исходе. Мать обняла её, прижимая к своей груди, и стала успокаивать, тихо укачивая как маленькую.
– Он жив, жив, – бормотала Эльгита, и слёзы лились рекой, давая выход неимоверному напряжению последних дней.
– Жив, доченька моя, – тихо проговорила леди Маргарет, – и, надо думать, мы скоро его увидим. Но если ты возьмёшь себя в руки, мы выйдем сейчас в зал и всё узнаем. Ты ведь хочешь услышать подробности?
– Да, конечно, – Эльгита собрала остаток сил и поднялась.
Мать и Эдит поддерживали её с двух сторон. Рауль де Гранвиль шёл рядом, готовый подхватить леди, если она вдруг снова вздумает упасть без чувств. Он ничего не понимал в том, что происходит в этом доме.
Наконец, все собрались в большом зале и удобно устроились возле горящего очага. Эдит присела рядом с сестрой, держа её за руку. Леди Маргарет села неподалёку. Все глаза были устремлены на отца Эдмунда – как видно, ему доверили ввести присутствующих в курс дела. Осберт Клеми был отличным воином, но не отличался красноречием. Капитан Фрон Беф, по-видимо-му, был уже кратко введён в курс событий, но он не присутствовал на месте лично и тоже хотел узнать подробности.
И отец Эдмунд не стал испытывать терпение собравшихся в зале людей. Он подробно рассказал о том, как им с Озбертом удалось отыскать замок Конингбург, как они проникли туда и вошли в доверие к тамошнему конюху, благодаря чему узнали, что в замке действительно находится пленённый рыцарь. Тогда они приняли решение, что Озберт отправится с сообщением во Фрисби, а он сам останется на месте и станет наблюдать за всем происходящим в замке. Замок этот большой, мощный и очень старый, рассказывал святой отец. На вид он кажется совершенно неприступным. Но, как и в каждом старинном замке, в нём должен был быть скрытый подземный ход. И он принялся его искать. Искал настойчиво и нашёл, да не один, а целых три. Эти скрытые ходы могли оказаться полезными в будущем, а пока с помощью одного из них священник поддерживал связь с конюхом. Благо, этот подземный ход начинался прямо в конюшне и выходил в густой лес позади замка. Он был, к тому же, достаточно просторным, чтобы через него можно было выводить в случае надобности коней. Так что проходить по этому ходу не составило большого труда. Конюх был очень благодарен отцу Эдмунду за помощь, оказанную его жене, и как видно не слишком жаловал своего жестокосердного хозяина. Позднее святому отцу довелось узнать, что младшая дочь конюха, двенадцатилетняя девочка, погибла после жестоких развлечений, в которых её пожелали использовать барон и его верный прихвостень Реми. Имя последнего конюх не проговорил, а буквально выплюнул. Это именно Реми довёл несчастную девочку до смерти, порвав её своим огромным орудием. Отцу Эдмунду было тягостно слушать об этом, но зато он мог быть более откровенным с бедным отцом и открыл ему, что интересуется судьбой пленённого рыцаря и надеется спасти его из лап мстительного барона. Общими силами им удалось улучшить питание рыцаря, чтобы он мог хоть немного восстановить силы. Как рассказывал конюх, пленённый норманн был очень плох, когда его привезли в замок. А подземелье, куда его бросили, совсем почти не имеет света, только маленькая щель под потолком глубокой ямы, и очень сыро и холодно. К тому же рыцаря приковали к стене цепями. Это всё рассказала старуха Голда, которая одна только допускалась в узилище. Она согласилась немного помочь пленнику, передавая ему еду и пронеся в подземелье старый, но тёплый плащ.
Святой отец вспомнил, в какое пришёл волнение, когда узнал, что в замке готовится грандиозное зрелище, на которое приглашены приближённые барона. Стало ясно, что предстоит расправа над бедным пленником, из которой жестокосердный барон желает сделать яркий спектакль, чтобы потешить своё ущемлённое самолюбие и заодно устрашить подданных силой своего гнева. Душа священника уходила в пятки, когда он думал, что ожидаемая помощь может запоздать. И потом, хватит ли у воинов рыцаря сил, чтобы справиться с таким количеством саксов?
И как же он был потрясён, когда увидел огромный отряд вооружённых до зубов норманнов во главе с самим королём. Господь услышал молитвы скромного священнослужителя – они успели вовремя. А дальше спектакль пошёл совсем не так, как предполагал барон. В самый трагический момент, когда пленника вывели во двор для казни, король громко заявил о своём присутствии. Его воины взяли местных охранников и всех присутствующих в кольцо, и уйти не удалось никому. Рыцаря де Гранвиля освободили, а вместо него казнили барона, нарушившего данную королю клятву верности. Вместе с ним лишились жизни и самые близкие его сподвижники, а потом, по просьбе баронессы, и ненавистный ей Реми. Король в гневе хотел снести с лица земли весь замок, не оставив от него и следа. Но леди Эдива уговорила его, и монарх смягчился, оставив замок на попечение её юного сына Аделинга, принявшего титул барона Конингбургского и тут же принесшего присягу на верность новому королю, что вслед за ним сделали и все его вассалы.