Они вежливо попрощались, и Роберт отошел переброситься парой фраз с Джеймсом, однако через несколько минут понял, что не в состоянии разговаривать даже с этим замечательным человеком. Перед глазами у него все равно было красивое и эмоциональное лицо Кэтлин. А в голове вертелась мысль о том, что, наверное, она еще не ушла, что дамам всегда надо много времени, чтобы надеть плащ и шляпку, да и по улицам они ходят медленно, так что если он сейчас уйдет из гостей, то, наверное, еще сможет догнать ее и проводить до вокзала.
Скотт скомканно попрощался с Барри, а потом, извинившись перед хозяевами и сославшись на какой-то совершенно надуманный предлог, чуть ли не бегом покинул их дом. Ему опять улыбнулась удача - выйдя на улицу, Роберт сразу же увидел удалявшуюся от него хрупкую фигуру Кэтлин в простенькой серой шляпке и с большим чемоданом в правой руке. Скотт замер возле порога и беспомощно опустил руки: напроситься в провожатые к девушке и не помочь ей при этом тащить чемодан было бы некрасиво, а нести тяжелую вещь самому - недопустимо для джентльмена. С планами познакомиться с художницей поближе пришлось расстаться, но он долго смотрел ей вслед, пока она не свернула за угол. Смотрел и надеялся, что когда-нибудь они все-таки встретятся снова.
Ждать этого момента ему пришлось несколько месяцев. Роберт читал лекции в Альберт-Холле и в Королевском географическом обществе и, глядя на бесконечные ряды слушателей, надеялся увидеть среди них обаятельное лицо Кэтлин, обрамленное темными вьющимися волосами. Он с радостью принимал все приглашения и спешил на каждый званый вечер, страстно желая, чтобы прекрасная художница тоже оказалась там. Но мисс Брюс, появившись в его жизни на одно короткое, но яркое мгновение, после этого, казалось, исчезла из нее навсегда. И Скотт уже почти убедил себя успокоиться и перестать вспоминать эту необычную девушку, когда внезапно его снова пригласили в тот самый дом, где они познакомились полгода назад. Воспоминания нахлынули на него снова, однако Роберт прекрасно отдавал себе отчет, что вряд ли он увидит мисс Брюс в том же доме во второй раз.
Тем сильнее и радостнее было его изумление, когда в самый разгар вечера, когда он уже окончательно заскучал в обществе высокомерных актеров и художников, в дверях гостиной появилась она. Все так же скромно одетая, все такая же странная, загадочная и не похожая ни на одну из известных ему женщин Кэтлин.
Больше в тот день Роберт не общался ни с кем, кроме нее. Как ни странно, никто из гостей им не мешал и не пытался привлечь их внимание - все как будто догадались, что эти двое ведут не обычную легкую светскую беседу, а гораздо более серьезные разговоры. Скотт снова рассказывал о плавании на "Дискавери" и об Антарктиде, вспоминал о том, как Клемент Маркхем позвал его участвовать в этой экспедиции, и о том, как он, будучи совсем еще мальчишкой, впервые познакомился с этим замечательным человеком. От этих воспоминаний он перекинулся на детство, стал рассказывать о своей семье, впервые сумел без внутреннего содрогания заговорить о покойных отце и брате, признался, что не был у них обоих на похоронах. А затем снова вернулся в настоящее, рассказал о сестрах, с которыми не виделся уже много лет, и посетовал на то, что все они занимаются неподходящими для приличных женщин делами. Кэтлин же вновь показала себя замечательным слушателем - Роберт чувствовал, что она понимает его едва ли не лучше, чем он сам. Она смогла догадаться о том, как он сожалеет, что не проводил своих родных в последний путь, и дала понять, что сочувствует ему, она улыбалась вместе с ним, когда он рассказывал о забавных случаях из своего детства, она мягко упрекнула его за редкое общение с сестрами, и после ее слов Роберт дал себе слово в ближайшее же время навестить всех четверых. Единственной вещью, которая показалась ему странной и не очень понравилась, было то, что мисс Брюс совершенно спокойно отнеслась к рассказу о работе его сестер. Узнав, что Этти, Грэйс и Кэтрин работают в магазине, она ничуть не смутилась, и рассказала, что многие ее парижские приятельницы тоже зарабатывали на жизнь таким образом. А когда Скотт заговорил о Роуз, у художницы и вовсе загорелись глаза, и она заявила, что ухаживать за больными - это самый настоящий подвиг, на который способен далеко не каждый, и поэтому Роберт должен гордиться такой сестрой. И полярник против воли почувствовал благодарность к своей собеседнице, хотя внешне, конечно же, ничем ее не выдал и даже наоборот, слегка нахмурился.
Ближе к концу вечера Скотт сообразил, что говорить только о себе не очень-то вежливо, и стал расспрашивать Кэтлин о ее творчестве. Черные глаза девушки снова запылали энтузиазмом, и теперь уже она с чувством рассказывала о своей учебе у Родена и о том, какие скульптуры ей бы хотелось создать, а Роберт завороженно слушал ее дрожащий от радости голос. Он не понимал и половины того, что она говорила о стилях и художественных школах, но старался делать вид, что ему очень интересно, чтобы подольше любоваться этими красивыми горящими глазами.
Рассказала Кэтлин и немного о себе. К огромному удивлению Скотта, оказалось, что она терпеть не может ни наряды, ни украшения, ни сложные прически, и выглядит скромно и бесцветно вовсе не потому, что у нее не хватает средств на красивую одежду.
- Все эти модные платья, шляпки, безделушки - это жуткая глупость! - объявила она. - Зачем делать себя красивее, чем ты есть на самом деле? Еще время на это тратить вместо того, чтобы заняться чем-нибудь по-настоящему нужным!
Скотт подумал, что ничего ужасного в желании женщин быть красивее нет, но мисс Брюс говорила таким решительным тоном, что возражать ей вслух он побоялся. Хотя и отметил про себя, что темно-серое платье Кэтлин совсем не идет и что она выглядела бы гораздо привлекательнее в чем-нибудь светло-голубом или сиреневом.
А еще чуть позже разговор как-то сам собой снова вернулся к тому, с чего начался - к путешествию Скотта в Антарктиду и к его безуспешной попытке добраться до Южного полюса. И он, неожиданно для самого себя, признался новой знакомой в той главной причине, по которой он так стремился совершить это открытие сам:
- Это должен сделать англичанин, мисс Брюс. Если наш, британский, флаг будет установлен еще и там, на самой дальней от нас точке Земли, это будет по-настоящему справедливо. Было время, когда над нашей империей не заходило солнце, когда она охватывала весь земной шар, с запада на восток, а если мы первыми придем на Южный полюс, она снова "обнимет" Землю, с севера на юг… Ну, почти обнимет, если быть точным, но все равно это будет символом того, что мы снова стали главными. Впервые с тех пор, как потеряли американские колонии. Понимаете, о чем я?
- Я понимаю, что вы сами хотите прийти туда первым, - улыбнулась Кэтлин.
- Но согласитесь, это тоже будет справедливо, если полюс открою я! Ведь именно я провел там два года, я положил столько сил, чтобы попасть на полюс, я едва не погиб там! Разве я не заслужил это право - первым оказаться на Южном полюсе, первым установить там наш флаг?
- Значит, мистер Скотт, вы хотите вернуться туда еще раз? - уточнила Кэтлин с каким-то странным выражением, словно решительность Роберта ее немного огорчала.
- Конечно же, хочу! И обязательно вернусь, хотя, к сожалению, это вряд ли удастся сделать скоро! - Роберт вздохнул. - Вы даже не представляете, как сложно организовать новую экспедицию, пока об этом никто даже слышать не хочет! Все научные общества считают, что мы и так уже сделали много открытий, и отказываются выделять деньги, да и желающих туда плыть днем с огнем не найти… Думаю, в ближайшие год-два у меня не получится никуда уплыть. Но рано или поздно я этого добьюсь.
- Добьетесь, без сомнения! - поддержала его мисс Брюс, и Роберт, снова взглянув в ее юные озорные глаза, внезапно поймал себя на мысли, что необходимость жить в Лондоне вместо возвращения в Антарктику, пожалуй, огорчает его не так уж и сильно…
В этот вечер Роберт проводил ее домой, и они договорились снова встретиться через неделю и прогуляться по городу, и Роберт был уверен, что за этой встречей последует еще одна, а потом еще и еще. "Она совершенно не твоего круга, - попытался он напомнить себе, глядя, как Кэтлин возвращается к компании своих друзей и начинает о чем-то оживленно с ними болтать. - Ей не больше двадцати пяти лет, а тебе - тридцать семь. Вам с ней, конечно, интересно друг с другом, но только потому, что у вас нет ничего общего, потому что вы слишком разные! Ну-ка выкинь все эти глупости из головы и иди домой, тебя там ждет незаконченный доклад!"
Но он уже знал, что не сможет выкинуть из головы эту девушку, которая действительно была моложе его на десять лет и с которой у него не было ничего общего. Потому что одна связавшая их вместе вещь все-таки существовала: они были способны друг друга понять.
Глава XI
Норвегия, Христиания, 1909 г.
Возвышавшиеся над портом мачты "Фрама" были видны издалека, и Амундсен поглядывал на них всю дорогу от въезда в порт до причала. Это был корабль, который он так часто представлял себе в юности, корабль, на котором его кумир Фритьоф Нансен совершал свои знаменитые путешествия. И на котором он, Руал Амундсен, первооткрыватель Северо-Западного прохода, уже совсем скоро поплывет в свое главное путешествие, поплывет, чтобы первым в мире ступить на Северный полюс.
"До чего же все-таки символично, что наша экспедиция отправится туда именно на "Фраме"! - не переставал удивляться Руал с тех пор, как Нансен согласился предоставить ему для путешествия свой корабль. - Не подвести бы старину Фритьофа!.. На таком корабле я просто обязан добраться до полюса. Хм… вот только прежде мне надо как-то попасть на сам корабль!"
Весь причал перед поднимавшимися на судно сходнями был заставлен огромными деревянными ящиками, которые портовые рабочие по одному втаскивали в трюм. Амундсен подошел к ближайшему штабелю ящиков и наклонился, рассматривая наклейку с названием знакомой консервной фабрики на боку самого верхнего из них.
- Заказ из Мосса, пеммикан, - послышался из-за штабеля голос кока Линдстрема, и сразу же за этим над ящиками показалась его круглая улыбающаяся физиономия. - Новые сорта, два для людей и два для псин. Мы с матросами уже пробовали! По вкусу - отменно!
- Какой именно пробовали-то, человечий или собачий? - поинтересовался Амундсен. Кок расхохотался:
- Ну ты скажешь, Руал! Не бойся, собачек мы объедать не стали, попробовали только свое, оба сорта!
- И очень зря, - с серьезным видом оборвал его смех начальник экспедиции. - Собачью еду тоже надо проверить. В каких она ящиках?
- Вон в тех, - Линдстрем ткнул пальцем в сторону соседнего штабеля. - А банки, которые на пробу, уже в трюме. Ты что, правда, будешь их на вкус проверять?
- Буду, - кивнул Амундсен. - И тебя заставлю. И не из пробных банок, а из первых попавшихся, вот отсюда, например… - он подошел к штабелю с собачьими консервами и дотронулся до крайнего ящика. - А наш пеммикан, который для людей, вы тоже из пробных банок взяли?
- Ну да, их же для того и прислали… - растерянно проворчал кок.
- Эй, поставьте тот ящик и откройте его! - крикнул Руал докерам, собиравшимся поднять на корабль очередную упаковку консервов, и сам бросился помогать им отдирать от нее одну из верхних досок. Линдстрем тоже подошел к ним, недоуменно пожимая плечами.
- Ты не доверяешь этой компании? - спросил он Амундсена. - Это же они нас снаряжали для прошлого плавания! Если у них плохие продукты, зачем ты теперь у них покупаешь?
- Я им доверяю, Адольф, - Руал выпрямился и взвесил на руке извлеченную из ящика большую жестяную консервную банку. - Ну, насколько вообще можно доверять торговцам, конечно… Дело не в этом. Даже у самой честной фирмы грузчики могут что-то перепутать и взять не тот товар. И если мы обнаружим это уже в Ледовитом океане, требовать у фирмы компенсацию будет малость поздновато.
- Хм… - кок задумчиво кивнул, признавая правоту своего начальника, но в его взгляде по-прежнему читалось сомнение в необходимости такой сильной перестраховки. А Руал уже взламывал второй ящик, используя в качестве рычага доску от первого, и тихо ругался.
- Надо будет сделать в каждом ящике крышку! - объявил он, завладев, наконец, еще одной банкой пеммикана и направляясь к сходням. Адольф Линдстрем, еще раз пожав плечами, зашагал вслед за ним.
Спустя полчаса они сидели на камбузе в компании двух матросов, специально отловленных Руалом для "дегустации" пеммикана, и ждали, когда залитая кипятком смесь из сушеного мяса, рыбы, овощей и крупы станет достаточно мягкой, чтобы ее можно было есть. Линдстрем по-прежнему с сомнением косился на тарелки с пеммиканом для собак и недовольно хмыкал.
- Ты чего такой брезгливый? - усмехнулся Руал и потянулся к собачьей еде ложкой. - Там точно такие же мясо и рыба, только овощей нет! Были бы наши псины уже на судне, я бы им дал попробовать, но их когда еще привезут… - он дунул на горячую смесь в ложке, сунул ее в рот и через несколько секунд удовлетворенно кивнул. - Вроде нормальный корм, не протухший.
- Нам на днях еще сушеную рыбу должны для собак привезти, - подмигнул ему кок. - Тоже будешь пробу снимать?
- Я ее буду нюхать, - пообещал Амундсен, пробуя по очереди все остальные консервы. Матросы, переглянувшись, последовали примеру нового начальника и тоже зачерпнули по ложке сероватой кашицы.
- Если захотите закусить это чем-нибудь повкуснее, могу вам выделить пачку печенья, - предложил Линдстрем. - Их сегодня утром привезли - печенье и шоколад, подарок от "Гала-Петера".
Амундсен молча кивнул. Подарки от крупных фирм и благотворительных организаций его уже не удивляли, хотя еще год назад, когда он только начал закупать разные товары для экспедиции, предложения прислать что-нибудь бесплатно, в дополнение к основному заказу, вызывали в нем растерянность. Весь его прошлый опыт общения с коммерсантами говорил о том, что они никому ничего не отдают даром. Но Руал быстро сообразил, в чем состоит выгода таких подарков для дарителей. Для поставщиков снаряжения и продуктов он теперь был известным путешественником, уже совершившим одно громкое открытие и готовившимся к другому, еще более громкому, знаменитостью, о которой писали газеты и упоминание которой рядом с названием их конторы могло и их сделать более известными и "приманить" к ним больше покупателей. Догадавшись об этом, Руал в первом же интервью центральной столичной газете упомянул о своей благодарности компании - поставщику консервов за присланные на "Фрам" бесплатные фруктовые соки. Результат не заставил себя ждать. Следующие же переговоры с владельцем другой фирмы, у которой экспедиция хотела закупить бумагу, завершились его предложением подарить полярникам запас чернил, карандашей и других письменных принадлежностей. Руал подарок, разумеется, принял - с искренней благодарностью, которую он не забыл повторить, сочиняя очередную заметку о готовящемся путешествии. Дальше все покатилось само, как хорошие сани на хиккориевых полозьях катятся по ровному льду: сперва одно предприятие прислало в подарок посуду, потом другое - умывальные принадлежности… А потом делать подарки полярникам и вовсе стало модно, и на борт "Фрама" погрузили огромное количество книг, граммофонных пластинок и всевозможных вещей для украшения кают. Новый капитан "Фрама" Торвальд Нильсен ворчал, что теперь благотворители завалят его судно никому не нужным барахлом, но Руал был доволен. Средств, выделенных на экспедицию научными обществами, и его собственных денег, заработанных лекциями, которые он читал в этих же обществах после возвращения из прошлого плавания, хватало только на жизненно-необходимые вещи, и он вряд ли смог бы обеспечить экспедицию еще и развлечениями. Хотя порой они - это Амундсен уже хорошо знал по собственному опыту - были нужны оторванным от мира людям ничуть не меньше, чем еда и теплая одежда.
Линдстрем, тем временем, действительно достал откуда-то пачку сухого печенья, которое все присутствующие тут же стали грызть. Сам кок, тем временем, принялся убирать со стола начатые банки с пеммиканом и тарелки с остатками разогретых консервов. Поглядывая на Амундсена, он продолжал едва заметно усмехаться, но Руал не стал придавать этому значения: его мысли были заняты куда более важными вещами.
- Пойду дальше грузы проверять, - кивнул он Линдстрему и матросам и, смахнув со стола крошки, вышел из камбуза.
На палубе "Фрама" было чисто - редкость для корабля, на который постоянно таскают всевозможные грузы. Нильсен блестяще справлялся с новыми обязанностями, и Руал с удовольствием отметил про себя, что не ошибся в этом человеке, назначив его капитаном. Как не ошибся он и в двух других приглашенных в экспедицию мужчинах. В решительном и умеющим делать тысячу дел Оскаре Вистинге и в серьезном и немного обидчивом лыжнике Улаве Бьолане, о котором, после очередной из его побед, шутили, что на лыжах он научился ходить раньше, чем просто пешком. Кроме этих двоих плыть с ним в Ледовитый океан собирались и товарищи Руала по прошлой экспедиции - Линдстрем с Хельмером Хансеном, которым он уже давно доверял едва ли не больше, чем самому себе. Плохо было лишь то, что пока отобранных лично Амундсеном надежных людей было слишком мало. Друг Нансена Йохансен, которого тот настойчиво рекомендовал Амундсену, почему-то вызывал у начальника экспедиции сомнения, хотя объяснить, что ему не нравится в этом опытном путешественнике, участвовавшем в плавании Нансена к Земле Франца-Иосифа, он бы не смог. А другие желающие и вовсе не подходили Руалу по характеру - то оказывались совсем безынициативными, как его товарищ по самому первому зимнему походу, то, наоборот, чересчур самоуверенными и не умеющими соблюдать дистанцию с руководством.
Амундсен дошел до капитанской каюты и дернул на себя чуть приоткрытую дверь:
- Торвальд, к тебе можно? Это я, Руал. Я хочу узнать насчет грузов, что-нибудь еще вчера или сегодня привозили?
- Да, медикаменты, - отозвался Нильсен, вставая из-за привинченного к полу крошечного столика и делая шаг навстречу гостю. Он приветливо улыбался, но что-то в его манере держаться Амундсену не нравилось - была в новом капитане какая-то настороженность, возможно, вызванная тем, что, несмотря на свое звание, на самом деле он все равно оставался на "Фраме" только вторым лицом. Это условие Руал, не забывший зимовку на "Бельгике", поставил Торвальду сразу: начальник в экспедиции должен был быть один, и последнее слово во всех решениях должно было оставаться за ним, а не за капитаном. Правда, Нильсену было обещано, что он получит полную власть на корабле во время зимовки исследователей и их похода к полюсу, и такое положение дел его устроило. Но что-то в создавшейся ситуации его явно смущало, и Руал пока не знал, как окончательно наладить с капитаном дружеские отношения.
- Медикаменты? - переспросил он. - Замечательно, сейчас пойду смотреть. Их не погрузили еще?
- Нет, все на главном складе, как ты и приказывал, - отозвался Нильсен. - Там еще целый набор пыточных… то есть, я хотел сказать, хирургических инструментов, - добавил он с улыбкой. - В том числе для лечения зубов.
- Отлично, осталось только найти человека, который умел бы ими пользоваться, - вздохнул Руал. - Рвать зубы меня доктор Кук так и не научил - всегда сам этим занимался…
- Он на твое приглашение так и не ответил?