- Стойте, достаточно! - закричал Неоптолем. - Корабль уже весь на суше, и уже никакой прилив его не достанет. - Отец, довольно, прошу тебя, или ты оторвешь носовой брус! Эй, что у нас осталось из еды? Сюда ее, скорее - не то мой отец совсем рассердится…
На корабле нашлись только несколько сухих лепешек и вяленая рыба. Возвращаясь после страшного шторма за своим отцом, дядей и мачехой, Неоптолем рисковал остаться вообще безо всяких припасов, потому что они и так уже были на пределе, а юноша потратил лишние двое суток на этот путь, однако ему даже не пришло в голову отказаться от поисков. Его опытный кормчий привел корабль точно к тому месту, где был остров Ээя или Эрея, но острова они не нашли! Решив, что все же отклонились от нужного направления, мореплаватели развернули корабль и стали двигаться по кругу, надеясь, что вот-вот увидят на горизонте очертания скалистого берега, с которым их недавно столкнула роковая буря. По счастливой случайности, а вернее всего, по воле Того, кто уже столько раз спасал троянских героев в самых безысходных случаях, корабль оказался вблизи бурдюка-поплавка. Правда, он чуть не ушел в сторону, но отчаянный подвиг Пентесилеи привел все к благополучному исходу…
В последующие три дня попутный ветер непрерывно наполнял потрепанный парус эпирского судна, и оно уверенно шло к Пелопоннессу, до которого, судя по звездам, оставалось дней пятнадцать пути. Однако, корабль сильно пострадал в шторм и требовал починки, но главное - необходимо было немедленно пополнить запасы пресной воды и провизии.
Явившийся на пути судна небольшой, заросший невысоким лесом островок был новым даром судьбы.
С одной стороны высокие скалистые берега этого кусочка суши почти отвесно обрывались в море, и пристать там было невозможно, зато с юга островок, точно стражи, обступали утесы, и из-за них большие волны во время штормов не добирались до берега - мощные ребристые камни резали их в клочья. К тому же и сам берег здесь изгибался внутрь удобной бухтой, и склон его был пологим, а вдоль воды тянулся очень широкий песчаный пляж. Правда плыть к нему пришлось, минуя эти самые утесы, и это было небезопасно, но для искусного кормчего провести судно при ровном ветре и почти спокойном море мимо скал было делом нетрудным. Он стал на носу, отдав рулевое весло Неоптолему, велел свернуть парус и грести не слишком быстро, и корабль, лавируя между каменными столбами, спокойно подошел к берегу и с ходу зарылся носом в мягкий песок. При этом судно, конечно, встряхнуло, оно накренилось на бок, и этот толчок прервал, наконец, богатырский сон Ахилла.
Привыкшие к нежданным потрясениям скитальцы готовы были встретить и здесь любую неведомую опасность, однако на сей раз их ожидания оказались напрасны - островок был безлюден, тих и не таил в себе ничего, что могло бы стать новым препятствием на их пути домой.
Корабль сильно пострадал во время шторма, на его починку и просмолку днища нужно было потратить не менее двух дней, да и сами мореходы нуждались в отдыхе, а потому Гектор, посоветовавшись со своими спутниками, принял решение сделать остановку на три дня. Всем хотелось как можно скорее продолжить дорогу домой, но все понимали, что царь Трои прав: и корабли, и люди имеют свой предел прочности…
Кормчий Неоптолема - его звали Филиппом, и из сорока девяти лет жизни тридцать он провел в плаваниях - уверенно сказал, что в ближайшие десять-двенадцать дней сильных штормов не будет. Он слишком хорошо знал море, чтобы ошибаться в таких предсказаниях, а значит, время на отдых у скитальцев было.
На островке не было крупных животных, зато здесь во множестве водились кролики, которых истребляли до сих пор только коршуны и совы, а на двух маленьких озерах, спрятанных в чаще леса, гнездились утки и гуси. С северной стороны, на скалах также обитало немало птиц - чайки, бакланы, кайры, морские ласточки густо заселяли утесы. Все это обилие дичи позволило охотникам очень быстро пополнить запасы мяса. Неплохо ловилась и рыба, а на склонах гор удалось набрать несколько мешков лесных орехов. Пресную воду нашли сразу же: из леса, как раз с южной стороны, вытекала речка, бравшая свое начало в одном из лесных озер. Вода в ней была очень чистая, и, к радости Гектора, без малейшего привкуса серы…
Что до кормчего Филиппа, то он больше всего обрадовался, обнаружив на островке небольшую рощицу черных сосен, вполне пригодных для смоловарни. Запас смолы на корабле был, однако две смоляные бочки во время памятного шторма пришлось сбросить за борт, вместе со всем лишним грузом, чтобы облегчить корабль, принявший на борт людей с разбитого судна…
Из пальмовых листьев и потрепанного паруса, давно замененного новым, соорудили несколько навесов. Ночевать в лесу Неоптолем, по совету Гектора, твердо запретил - как ни спокоен казался островок, в чаще вполне могли водиться ядовитые змеи и насекомые.
С починкой корабля и заготовкой съестного путешественники справились за два дня и на третий день отдыхали, нежась в тени навесов и купаясь в теплой, как молоко, воде бухты.
- Ты ведь согласен, что мы должны по пути в Эпир зайти на Итаку и отвезти домой Одиссея, да, брат? - спросил Гектор, вылезая в очередной раз из набегающей на берег невесомой волны и ложась рядом с Ахиллом на горячий песок.
Ахилл лежал на животе и развлекался, играя с пойманным во время купания маленьким, меньше ладони, крабом. Он то отпускал крабика и наблюдал, как тот деловито и упрямо топает на своих членистых ножках к воде, то снова оттаскивал его назад, опрокидывал на спинку, потом переворачивал и выпускал вновь. Краб возмущался таким издевательством, широко раскрывая продолговатый рот и очень забавно пуская пузыри. При его выпученных, сильнее, чем у лягушки, глазах и воинственно поднятых клешнях, казалось, будто он и в самом деле бранится, что есть силы…
- Одиссею мы обязаны жизнью, - проговорил Ахилл, выкапывая рукой ямку в песке, опуская туда своего пленника и наблюдая, как тот из нее вылезает. - Конечно, мы должны довезти его до дому. Итака ведь на пути к Эпиру, да и нам, кстати, неплохо будет сделать еще одну остановку. А почему ты спросил?
- Так ведь корабль не наш, - пожал плечами Гектор. - Он принадлежит Неоптолему, и только он вправе решать, куда этому кораблю плыть. Я не хочу, чтобы твой сын подумал, будто я пытаюсь командовать его людьми и его судном. Наверное, лучше будет, если ты спросишь сына, согласен ли он с нами. Ведь Одиссея он тоже любит…
- Конечно.
Ахилл вынул крабика из ямки и отпустил, дав, наконец, доковылять до воды. Краб окунулся и тотчас пропал. Герой улыбнулся, представив, какое облегчение должно было испытать это маленькое существо, освободившись из плена у неведомого ему гигантского чудовища…
- Ты простил Неоптолема? - спросил Ахилл, не глядя на брата, но чувствуя, что тот пристально на него смотрит. - Ты совсем его простил?
- Да, - ответил Гектор. - А ты?
- Я тоже. Иначе мне пришлось бы не прощать самого себя. Я спросил его, поедет ли он с нами в Трою. Он сказал, что не сможет поехать туда.
- Еще бы! - вырвалось у Гектора. - И я бы не смог… Слушай, Ахилл, долго ли еще тени этой войны будут гоняться за нами, как злобные Эринии? Почему мы, так или иначе, живем мыслями о наших грехах, о том, что мы потеряли? А, брат?
- Потому, наверное, что боль живет дольше радости, - отозвался Ахилл. - Радость сильнее боли, но боль долговечнее. Значит, решено: я скажу Неоптолему, что мы плывем на Итаку. Думаю, он и сам уже это решил.
Герой перевернулся на спину и закрыл глаза, окунувшись в солнечные лучи. Песок высыхал на его груди и бедрах и бесшумно осыпался, вызывая ощущение легкой приятной щекотки.
- Пойдем, - сказал Гектор. - Солнце уже высоко. Лучше забраться в тень и поспать. Или ты за трое суток выспался намного вперед?
- Нет, скорее вернул упущенное! - засмеялся Ахилл. - Последний день на суше перед новым морским походом жалко будет проспать, но пара часов сна не помешает.
Глава 2
Кормчий Филипп оказался прав: штормов больше не было. Сильный, но ровный попутный ветер гнал и гнал вперед корабль Неоптолема, и уже через восемь дней после отплытия с мирного островка мореплаватели достигли юго-западной оконечности Пелопоннесса, миновав остров Кифера, и поплыли вдоль извилистых берегов огромного полуострова к Коринфскому заливу, за которым среди нескольких крупных островов располагался остров Итака.
Это были судоходные воды, где ежедневно эпирский корабль встречался с двумя-тремя другими судами и даже с рыбачьими лодками, бесстрашно уходившими далеко от берега. Иногда с других кораблей плывущих окликали, спрашивая, кто они, и куда направляются. В ответ всегда звучало одно и то же: "Царь Эпира Неоптолем возвращается в свое царство!" Путешественники не считали нужным сообщать всем прибрежным жителям, что на пути в Эпир собираются посетить остров Одиссея.
Сам итакийский базилевс давно уже узнал от Неоптолема, что на Итаке в последние несколько лет то и дело появляются знатные ахейцы с разных концов Пелопоннесса и из прочих ахейских земель, одержимые надеждой убедить жену Одиссея царицу Пенелопу, что муж ее погиб и уже не вернется, и она должна вновь выйти замуж. Итака была небогата и невелика, а потому могло показаться странным, что на это царство находится столько охотников, однако Одиссей отлично понимал, кто и почему зарится на его жену и его владения. После окончания Троянской войны многие воины, в основном родня известных царей и небогатые базилевсы, чьи уделы во время их отсутствия захватили соседи, остались ни с чем. Их доли троянской добычи были быстро растрачены и промотаны, их воины и рабы, не получая достойного содержания, роптали и готовы были заниматься грабежом, и любой из таких царьков, потерявших царство, готов был, силой либо хитростью, прихватить себе какой угодно кусок земель, чтобы осесть на нем и стать вновь базилевсом, а не бродягой… Итака, пускай и не большая, располагалась, к тому же, в самых судоходных местах, и в ее гавань нередко заходили и купеческие корабли, и рыбачьи суда, что давало неплохую возможность вести самостоятельную торговлю. В свое время отец Одиссея царь Лаэрт ввел небольшую плату за право стоянки в его гавани - купцы отдавали малую часть товаров, рыбаки платили рыбой, и все были этим довольны. Итака была скромным, но вместе с тем соблазнительным куском для искателей чужих уделов…
- Я высажусь на южной оконечности острова, вдали от гавани, - сказал Одиссей Ахиллу, когда на четвертый день плавания вдоль берегов Пелопоннесса корабль приблизился к острову Закинфу, за которым был узкий вход в Коринфский залив, а дальше лежал большой остров Кефалления и рядом с ним - Итака. - Думается мне, что сразу появиться в городе и объявить, кто я такой, небезопасно. Лучше сперва неузнанным разведать, что творится в моем царстве.
- Ты сомневаешься в своей жене? - спросил Ахилл с обычной своей прямотой, зная, что в этом случае Одиссей не обидится на него.
Итакийский базилевс усмехнулся и качнул головой.
- Может быть, я глуп. Но в Пенелопе я почему-то не сомневаюсь. Да, я по прежнему верю женщине, которую не видел семнадцать лет! Верю, что мой сын и наследник хотел бы узнать о моем возвращении, а не о моей гибели. Странно… Столько раз убеждаться, что верность чаще бывает в сказках, чем в жизни, и верить в нее!
- Почему в сказках? - искренне удивился Ахилл. - Я тоже слышал об изменах и подлостях, но в жизни чаще видел другое.
- И много ты вообще видел? - вновь усмехнулся Одиссей. - На войне ты был с тринадцати лет, двенадцать лет воевал, а потом пять лет, как и я, мотался по чужим землям. Что ты видел-то?
- Видел все эти пять лет, как мой брат Гектор ждет встречи с женой, - спокойно проговорил молодой человек. - А теперь от Неоптолема знаю, что и Андромаха ждала его все эти годы, хотя должна была верить в его гибель. Так что верность - не сказка, Одиссей. Но, наверное, ты прав. Лучше нам проявить осторожность и для начала разузнать, как обстоят дела на Итаке.
- Нам? - удивился Одиссей. - А вы-то при чем? Вы высадите меня на берег и поплывете в Эпир.
Ахилл нахмурился.
- Звучит обидно. Хорошо, что ты сказал это мне, а не Гектору. Он считает, и я считаю, что коль скоро ты помог нам, мы тоже должны тебе помочь и, по крайней мере увериться, что привезли тебя не в ловушку… А я, к тому же, был вроде бы твоим другом целых двенадцать лет!
- Времена меняются, - пожал плечами Одиссей. - Времена меняются, люди тоже. А вот ты не меняешься, Ахилл! Поступайте, как знаете…
Остров Кефалления показался из тумана утром следующего дня. Кораблю предстояло пройти вдоль его высоких скалистых берегов около двух сотен стадиев - Итака находилась северо-восточнее Кефаллении, ближе к полуострову. Ветер оставался попутным и, налегая на весла, можно было достичь Итаки уже ближайшей ночью или следующим утром. Однако кормчий Филипп приказал гребцам не спешить.
- Это плохие места, - объяснил он Неоптолему. - Во-первых, вдоль этих берегов полно подводных камней, которые даже я не все наперечет помню. Продырявить днище тут ничего не стоит, а пристать, чтобы починить, считай, почти некуда - с этой стороны острова ни то что ни одной гавани, а ни одной сносной бухты, куда бы можно было войти кораблю вроде нашего. И второе: в этих местах любят шнырять морские разбойники. Конечно, у нас на судне шестьдесят сильных воинов, да ты, царь, да еще твои отец с дядюшкой, которым, думается мне, ничего не стоит вдвоем перебить целую армию. Но связываться с разбойниками сейчас, когда мы плывем домой… Мне что-то не хочется!
После этих слов опытного морехода Неоптолем выставил наблюдателей с каждого борта и велел внимательно следить за каждым проплывающим мимо или идущим навстречу кораблем: молодой царь неплохо знал отчаянные замашки морских грабителей и вовсе не желал, чтобы его судно протаранили или осыпали дождем стрел, он и так потерял, в общей сложности, больше половины воинов, с которыми год назад покинул Эпир.
Однако, против ожиданий, плавание вдоль неприступных и безлюдных берегов Кефаллении оказалось совершенно спокойным. Кораблей вообще не было видно, и только с десяток крупных рыбачьих лодок встретились мореплавателям.
К полудню следующего дня правее нескончаемых скал появилась на горизонте темная полоска еще одного берега.
- Ну вот, Итака показалась! - объявил Филипп и передал рулевое весло одному из гребцов, чтобы перейти на нос и следить за приближением к острову.
Одиссей уже давно стоял на носу, ожидая появления Итаки, но ничем не выдавая того урагана чувств, который на него обрушился. Его лицо казалось неподвижным, и только глаза, как обычно, его выдавали: в них стояли боль и слезы, но этого никто не видел, ибо он отвернулся ото всех, по привычке опустив голову.
- Афина Паллада! - прошептал он так тихо, что и сам себя не услышал. - Мудрая и великая богиня, помоги мне не сойти с ума!
Спустя еще два часа корабль подошел к южной оконечности острова. В этой части Итака была пустынна - здесь селились только рыбаки, но они предпочитали бухточки и заливы, расположенные западнее. Склоны уступчатых невысоких холмов, спускавшиеся к пологому каменистому пляжу, тоже были каменистыми, заросшими редкой травой, кустарником, да жидкими кущами небольших кипарисов. Земля здесь была малоплодородна, и местные жители не выращивали на ней ни винограда, ни злаков, лишь весной используя эти склоны под овечьи пастбища.
- Здесь пристанем? - спросил Филипп Одиссея.
- Нет, обогнем вон тот мыс, - голос базилевса звучал ровно, и, глядя ему в затылок, никак нельзя было догадаться, что по его лицу бегут слезы. - Там - удобная бухта, обычно довольно безлюдная и тихая. По крайней мере, такой она была семнадцать с небольшим лет назад…
Корабль развернулся и пошел вдоль линии невысоких красноватых утесов, за которыми открылся глубокий дугообразный изгиб берега. Бухту завершала длинная песчаная коса, к которой, действительно, удобно было приставать. И возле этой косы стоял корабль, чуть меньших размеров, чем эпирское судно. Парус на нем был развернут, точно он только что пристал либо вот-вот собирался отплыть. По берегу вблизи корабля сновали человеческие фигуры. И десятка два подозрительно неподвижных фигур лежали, чернея на светлом песке.
- Да уж, бухта тиха и безлюдна, как никогда! - воскликнул Гектор, уже давно стоявший рядом с кормчим и итакийцем. - Что же это они делают, а? У этих, что бегают вокруг корабля, луки в руках. Да, точно луки! И, как мне кажется, они только что стреляли.
- Они перебили тех, что теперь лежат! - крикнула Пентесилея, взбираясь по мачте на перекладину паруса и с высоты озирая происходящее. - Вон-вон, один из лежащих привстал, и лучник тут же добил его стрелой! А другой проткнул лежащего мечом. Я вижу, как солнце блестит на бронзовых лезвиях.
- Ну вот, кажется, и морские разбойники объявились! - Неоптолем тихо выругался и застегнул на талии пояс с привешенным к нему мечом. - Быстрее, Филипп! Надо перехватить этих шакалов!
Кормчий взмахнул рукой, и гребцы резко налегли на весла. Однако с берега успели заметить появление большого корабля, на котором явно было много людей. Убийцы засуетились и бегом кинулись к стоявшему у берега судну. Оно было на плаву, его удерживал лишь канат, намотанный на большой прибрежный камень. Через несколько мгновений узел был развязан, и разбойники (их было человек двадцать пять) живо перемахнули через борт и взялись за весла.
- Наперерез! - закричал Неоптолем. - Не выпускай их в море, Филипп!
- Не выйдет! - возразил кормчий. - Их судно легче и сидит очень неглубоко. А нам на пройти вдоль косы, там мелко. Я это вижу по цвету воды. Можно подойти на небольшой скорости, но они все равно успеют проскочить. Если прикажешь, царь, можно легко догнать их на открытой воде.
- Для чего? - не удержался Гектор. - Что нам с них взять? И кто такие те, кого они перебили? Мы же ничего не знаем! Так стоит ли нам вмешиваться?
- Морских разбойников надо уничтожать везде, где они водятся! Или я не прав? - в негодовании юноша даже позабыл о некоторой робости, которую не мог побороть, когда говорил с Гектором. - Ведь и ты всегда боролся с ними, дядя!
В это время кормчий, наблюдавший за отплытием и беспорядочным бегством чужого корабля, рассмеялся: