- В мое время в Геттингенском университете частенько обнажали шпагу, - сказал граф, намекая на цель, что, по его мнению, вела молодого человека в Вену.
Но студент не ответил.
- Послушайте, - продолжал граф, - вы разговариваете с солдатом, черт возьми! С мужчиной, знающим, что любое оскорбление требует удовлетворения и что такого человека, как вы, нельзя безнаказанно оскорблять!
- Ну и что? - спросил молодой человек.
- А то, что, признайтесь, вы едете в Вену, чтобы убить человека, обесчестившего вашу любимую.
- Чтобы убить?..
- Законно, конечно, - продолжал граф, - со шпагой или с пистолетом в руке.
- Я не знаю этого человека, я его никогда не видел, не знаю его имени.
- А! - сказал граф. - Тогда вы едете в Вену не из-за него?
- Мне кажется, я вам сказал, сударь, что любовь не единственная моя забота.
- Я у вас не спрашиваю о другой.
- И вы правы, так как я вам о ней не скажу.
- Таким образом, вы ничего больше не хотите мне сообщить?
- О чем?
- О вас, о ваших планах, о ваших надеждах.
- Мои надежды! У меня их больше нет! Мои планы совпадают с вашими, только вы хотите мира для Австрии, я же хочу мира для всего света. Я бедный студент, слабый, неизвестный; мое имя вам ничего не скажет, хотя оно может стать когда-нибудь знаменитым.
- И вы не хотите мне сказать это имя?
- Господин граф, я спешу в Вену; позвольте мне, воспользовавшись вашей лошадью, быть там раньше вас. В этом случае скажите мне, в какой гостинице вы предполагаете остановиться, и человеку, который приведет вашу лошадь, будет поручено принести вам мою благодарность и сообщить мое имя.
- Лошадь, на которой вы сидите, ваша, господин студент, что же касается меня, то я остановлюсь в гостинице "Пруссия", и если вы захотите что-либо мне сообщить, то найдете меня там.
- Ну что ж, да хранит вас Бог, господин граф! - сказал молодой человек.
И, пустив лошадь в галоп, он вскоре увидел Арсенал, потом променад Грабен, затем старые городские гласисы, подвергнутые бомбардированию во время сопротивления эрцгерцога Максимилиана, и наконец императорский дворец.
Добравшись до этого места, молодой человек повернул налево, в предместье Мариахильф остановился у какой-то двери, постучал медным молотком три раза через равные интервалы и был впущен вместе с лошадью во двор.
Дверь за ним закрылась.
В то самое время, когда граф фон Бубна добрался до крепостных стен города и направился к гостинице "Пруссия" в сопровождении адъютантов и слуги, эта маленькая дверь в предместье Мариахильф открылась, и тот молодой человек, кого мы видели на лошади, вышел оттуда и пешком двинулся вдоль домов, бросая вокруг себя любопытные взгляды. Вскоре он зашел к торговцу железом.
Там, попросив показать ему ножи различной формы, он остановил свой выбор на ноже с длинным лезвием и черной рукояткой и купил его, заплатив цванцигер.
Затем, выйдя из лавки, он возвратился в маленький домик в предместье Мариахильф и, в то время как слуга обтирал соломенным жгутом лошадь графа фон Бубна, стал тщательно точить свой нож о брусок; затем, желая убедиться, что острие отлично колет, а лезвие хорошо режет, он заострил карандаш, вырвал из записной книжки лист бумаги и написал на нем:
"Его Превосходительству генералу графу фон Бубна, в гостинице "Пруссия".
Ваш признательный и преданный слуга Фридрих Штапс".
Десять минут спустя лошадь была в конюшнях гостиницы "Пруссия", а записка в руках графа фон Бубна.
IX
ШЁНБРУННСКИЙ ДВОРЕЦ
В трех километрах от Вены, за предместьем Мариахильф, чуть налево, возвышается императорский Шёнбруннский дворец, строительство которого начал Иосиф I, а закончила Мария Терезия.
Здесь размещалась штаб-квартира Наполеона после каждого взятия Вены: так было после битвы под Аустерлицем в 1805 году, так было и в 1809 году после битвы под Ваграмом; именно здесь поместят его сына в 1815 году после битвы под Ватерлоо.
За исключением кирпичных стен и остроконечных крыш, Шёнбрунн построен почти по тому же плану, что и Фонтенбло. Это большое главное здание с двумя боковыми крыльями. Двусторонняя лестница образует крыльцо, украшенное колоннадой, и ведет на второй этаж. Параллельно главному зданию тянутся низкие постройки, предназначенные для конюшен и прочих хозяйственных служб. Они соединяются с каждым из флигелей и, оставляя по оси крыльца выход шириной около десяти метров с двумя возвышающимися обелисками с каждой стороны, завершают планировку и ограждают двор.
К подъезду ведет мост, под которым течет один из тысячи ручейков, впадающих в Дунай; они настолько незначительны, что география не позаботилась дать им имена.
Позади замка амфитеатром располагается сад; там же возвышается бельведер, размещенный на возвышении посреди огромного газона; по обе стороны газона посажена великолепная роща, дающая тень и свежесть.
Именно в этом бельведере в четверг 12 октября того же 1809 года прогуливался озабоченный и нетерпеливый победитель Ваграма.
Озабоченный? Но почему?
Дело в том, что, хотя и на этот раз его гений взял верх, и на этот раз удача ему не изменила, он, тем не менее, почувствовал начало противодействия своей судьбе. Дело в том, что, ведя борьбу с людьми, он пошел против сил природы и понял, что если осмелится снова искушать Бога, то природа, пославшая ему это грозное предупреждение в виде паводка на Дунае, в конце концов помешает ему одерживать победы.
Нетерпеливый? Но почему?
Потому что, несмотря на семь своих поражений подряд, побежденная Австрия не сдается!
Какое-то время Наполеон надеялся вычеркнуть Габсбургский дом из числа царствующих династий, как он это сделал с домом Браганца в Португалии и Бурбонов в Испании, но увидел, что когти двуглавого орла крепче цеплялись за Империю, чем он это предполагал. Конечно, совсем неплохо завладеть тремя коронами: Австрии, Богемии и Венгрии - и возложить их на австрийские и немецкие головы! Но следовало признать, что его гордая мечта была неисполнима и он лишь с большим трудом получит четыре-пять миллионов душ и шесть или семь требуемых им провинций.
Действительно, первые переговоры между господами фон Меттернихом и фон Нугентом - с одной стороны, и де Шампаньи - с другой состоялись в конце августа; но вот уже 12 октября, а от этих двух австрийских дипломатов окончательного ответа до сих пор еще не получено.
И все потому, что условия, которые предъявлял французский представитель, были слишком жесткими для Австрии.
Эти условия предусматривали в качестве основы для переговоров принцип "uti possidetis".
Вы не знаете, дорогой читатель, что такое "uti possidetis"? Что ж, я сейчас вам это объясню.
Император Наполеон требовал у своего брата, императора Австрии, отказа в пользу Франции если не от территории, которую ее войска оккупировали (что было невозможно, так как эти войска занимали Цнайм, Вену, Брюн, Пресбург, Адельсберг, Грац), то от равноценной территории в других местах.
Это составляло двенадцать или пятнадцать тысяч квадратных льё с девятью миллионами жителей, то есть немногим больше четверти провинций императора Австрии и немногим больше трети его подданных.
Однако мало-помалу Наполеон согласился на четыре или пять миллионов душ и шесть или семь тысяч квадратных льё территории.
Франц I находил, что и это было слишком много.
Поэтому, зная, как легко можно добиться уступок от этого ужасного победителя, если использовать некоторые особенности его характера, он решил не оставлять больше это дело в руках дипломатов и отправить к Наполеону генерала графа фон Бубна, своего адъютанта, человека умного, одновременно военного и светского.
В предыдущей главе мы познакомились с представителем его императорского величества Франца I. Нам нечего добавить к описанию его внешности и характера.
Именно этого представителя император Наполеон, который спешил возвратиться во Францию не менее, чем император Австрии спешил увидеть, как он уедет, ожидал с таким нетерпением и каждые пять минут прерывал свою безмолвную и беспокойную прогулку. Он подходил к стеклянной двери, обращенной в сторону замка, и прижимался к ней головой, будто скопированной с античного бюста.
Но вот генерал-дипломат появился у зеленых насаждений, ведущих от замка к бельведеру.
Наполеон настолько не владел собой от нетерпения, что, вопреки законам этикета, требовавшим, чтобы г-н фон Бубна был введен к нему определенным образом и с определенными формальностями, сам открыл ему дверь.
- Входите, входите, господин фон Бубна! - сказал он, увидев графа. - Мой брат император Австрии имеет основания быть недовольным нашими посредниками, ведущими переговоры: все эти чертовы дипломаты - настоящие болтуны и состязаются в том, кто из них наговорит больше слов. Да здравствуют военные при заключении мира! Мы проведем это дело как битву, господин фон Бубна.
- В таком случае, сир, я заранее считаю себя побежденным, - ответил граф. - Выдвигайте ваши условия, я складываю оружие.
- Эти условия надо еще обсудить. Имейте в виду, я буду говорить со всей откровенностью, что могло бы показаться неосторожным, если бы я не знал своей силы и не решил отбросить бесплодные дипломатические ухищрения. Ну так вот, вы знаете, чего я требую; с чем же вам поручено со мной согласиться?
- Ваше величество хочет расширить Саксонию, укрепить Баварию, получить наши порты на Адриатике. Не лучше ли усилить новую Польшу?
Наполеон остановил г-на фон Бубна жестом и улыбкой.
- То есть вы хотите поссорить меня с Россией? - сказал он. - Да, несомненно, это было бы лучше для Австрии, хотя Россия недавно доказала, что она не очень-то верный мне союзник, оставив меня сражаться один на один с Австрией, ее настоящим врагом.
- Сир, ваше величество мастер переводить дискуссию в то русло, которое ему подходит, но позвольте мне сказать…
- … что мы отклоняемся от действительной темы дискуссии - прервал его император. - Это возможно. Послушайте, господин фон Бубна, мы можем закончить все за один день, за один час, если вы будете со мной разговаривать так же откровенно от имени вашего государя, как я буду разговаривать от моего собственного имени. Вы правы, мне совершенно неинтересно добавить Саксонии и Баварии несколько миллионов жителей, мой интерес, истинный интерес, - это продолжение политики моих предшественников: завершить дело, начатое Генрихом Четвертым, Ришелье и Людовиком Четырнадцатым, и, наконец, разрушить австрийскую монархию, разделив три короны - Австрии, Богемии и Венгрии. Чтобы разделить эти три короны, нам придется снова сражаться, и, хотя вполне вероятно, что этим все и закончится, я даю вам честное слово, что не имею ни малейшего желания делать это.
- Тогда, сир, а почему бы вам не соединиться с Австрией более тесным союзом?
- Но каким способом этого можно достичь?
- Сир, есть два способа прийти к миру.
- Назовите их, сударь.
- Один из них - щедрый, великодушный, достойный вашего величества: вернуть Австрии все провинции, отнятые у нее, сделать ее могущественной, какой она была до войны, и положиться на ее верность и признательность. Другой способ, позвольте мне это сказать, мелочный, опасный, унижающий, жестокий, маловыгодный разоренной державе и, возможно, еще менее выгодный для державы, которая ее разорила…
- Извините, господин фон Бубна, - сказал Наполеон, - я вас прерву. Первую из этих мирных систем, установленную после Аустерлица, когда его величество мой брат пришел ко мне на бивак, я уже испробовал. В ответ на его честное слово больше не воевать со мной я ему возвратил все его провинции, кроме незначительных территорий, которые мне хотелось сохранить как воспоминание об этой кампании. Сделав это, я мог, по крайней мере так мне казалось, рассчитывать на длительный мир. Но едва я был втянут в войну против испанцев и англичан, как увидел, что все ваши обещания забыты, все клятвы нарушены! Я не могу больше полагаться на честное слово вашего императора, сударь. Послушайте, - добавил Наполеон, - хотите доказательство того, что я веду войну не с Австрией, а остерегаюсь только вашего императора? Император Франц постоянно говорит о своем отвращении к трону, о своем желании отречься. Ну что же, пусть он отречется в пользу своего брата великого герцога Вюрцбургского - я люблю его, и он меня любит, у него есть сила воли, и он не позволит англичанам провести себя; пусть император отречется - я уйду из Вены и возвращу его преемнику все провинции, занятые мной, и не буду требовать сто пятьдесят миллионов, не выплаченных мне в счет контрибуции в двести миллионов, которой я обложил Австрию. Я верну ему уже выплаченные пятьдесят миллионов и одолжу еще сто под честное слово, если он в них нуждается, и, может быть… Да, и вот еще что: я ему возвращу Тироль!
- Сир, - ответил г-н фон Бубна, основательно смущенный, - я не сомневаюсь, что император, мой повелитель, узнав о чрезвычайных условиях, которые ставит ваше величество для заключения мира, решит отречься от престола, предпочтя сохранить неделимую империю в руках своего преемника, чем расчлененную таким образом корону на своей голове.
- Поймите меня правильно, - продолжал Наполеон, - это вовсе не мои крайние, или, как вы говорите, чрезвычайные условия, это предположение, и то уважение, с которым следует государям относиться друг к другу, мешает мне настаивать на чем-либо подобном; я только говорю, что, если вашему императору захочется отречься от престола, это было бы, как вы видите, большим счастьем для Австрии. Но, наконец, так как я совсем не верю в этот положительный результат и не хочу больше полагаться на великодушие Австрии, я вынужден вернуться к моим первым предложениям.
- Смягчив их, надеюсь, сир!
- Смягчив их, пусть будет так: я отказываюсь от принципа uti possidetis. Я требовал три округа в Богемии - об этом уже больше не будет речи. Я требовал Верхнюю Австрию до Энса - оставляю Энс, отказываюсь от части Каринтии и оставляю себе только Филлах; я вам возвращаю Клагенфурт - но сохраняю Крайну и правобережье Савы до Боснии; я требовал у вас два миллиона шестьсот тысяч подданных в Германии - теперь я согласен на миллион шестьсот тысяч. Остается Галиция; подумайте об этом, я должен кое-что сделать для своего союзника, который мне если и не очень помог, то хотя бы меня не предал; я должен увеличить ему великое герцогство - нам это будет легко сделать, так как мы не претендуем на эти территории. Что же касается Италии, то здесь все не так, и я вас предупреждаю: мне нужна широкая дорога к Турции, такая дорога, чтобы по ней смогли пройти триста тысяч человек и три сотни орудий! Мое влияние на Средиземном море зависит от моего влияния на Порту. Я могу осуществлять его только став соседом турецкой империи. Мне очень нужна эта земля, поскольку, каждый раз как я собираюсь отобрать у англичан океан или Средиземное море, ваш государь спасает Англию, вырывая ее у меня из рук!.. Но оставим в стороне моих союзников - вы правы, возвратимся ко мне и моей империи. Отдайте мне то, что я потребую на Адриатике и в Иллирии, а в остальном я буду уступчив. Но поймите меня, господин фон Бубна, это мой ультиматум; после вашего отъезда я отправляю приказ о возобновлении военных действий. Со времени битвы под Ваграмом моя армия выросла еще больше, моя пехота пополнилась и отдохнула, она превосходна как никогда; в Германии прошла ремонт вся моя кавалерия; пять сотен орудий стоят в упряжи, а другие три сотни готовы вести огонь под стенами занятых мною крепостей. Жюно, Массена и Лефевр имеют в своем распоряжении восемьдесят тысяч человек в Саксонии и в Богемии; силы Даву, Удино, а также моя собственная гвардия составляют войско в сто пятьдесят тысяч человек; с ним я пойду на Пресбург, дойду за две недели до центра Венгрии и нанесу последние удары по австрийской монархии.
- Сир, - прервал его г-н фон Бубна, - ваше величество подали мне пример откровенности. Мы тоже не хотим войны: она может у нас отнять все, тем не менее мы предпочитаем ее миру, почти такому же катастрофическому, как и война. Ваше величество говорит о двухстах тридцати тысячах солдат - у нас их триста тысяч, но у этих трехсот тысяч нет такого генерала, который мог бы противостоять вашему величеству. Пусть ваше величество услышит наше обращение к его великодушию и скажет нам свое последнее слово.
- Возьмите перо, сударь, и пишите, - сказал Наполеон. Граф фон Бубна сел, взял перо и под диктовку императора написал следующий ультиматум с его требованиями.
"Со стороны Италии:
округ Филлах без округа Клагенфурта, то есть доступ к Норийским Альпам, сверх того Лайбах и правобережье Савы до Боснии.
Со стороны Баварии:
территория между Пассау и Линцем, проходящая от Дуная до окрестностей Эфердинга и заканчивающаяся в Шваненштадте (не претендую здесь на территорию Гмундена), а через озеро Каммер-Зе до Зальцбурга.
Со стороны Богемии:
некоторые анклавы, которые я назначу, но с населением, не превышающим пятидесяти тысяч душ.
Со стороны Галиции:
Новая Галиция от Вислы до Пилицы - слева, от Вислы до Буга - справа; округ Замосць с незначительной территорией со стороны Кракова, но присоединив к ней соляные копи Велички".
- Таким образом, вы видите, - продолжал Наполеон, - вместо одного миллиона шестисот тысяч подданных в Италии и Австрии, я удовлетворяюсь одним миллионом четырьмястами тысяч, а вместо трех миллионов подданных в Галиции - только двумя миллионами.
- И ваше величество отказывается от других притязаний? - живо спросил г-н фон Бубна.
- О нет! - сказал Наполеон, - вы, по-видимому, не понимаете. Следует решить еще два важных пункта: первый…
Господин фон Бубна приготовился писать.
- Подождите, не пишите, - сказал император. - Эти два важных пункта, которые надо будет решить, станут предметом приватных писем между вашим государем и мной; впрочем, то, что я у вас должен потребовать, не очень сложно, и, уверен, вы сумеете это запомнить. Я хочу - вы меня хорошо понимаете? Я не говорю "желаю", а говорю "хочу", - хочу, чтобы Австрия сократила свою армию до ста пятидесяти тысяч человек, выплатила мне дополнительно сто миллионов военной контрибуции, из которых я получил еще только пятьдесят.
- Сир, это жестоко! - сказал г-н фон Бубна.
- Тем не менее это так, - ответил император.
- Однако должен же быть конец этой вассальной зависимости.