- Послушайте, - сказал Наполеон, - я могу предложить вашему императору выгодную сделку. Вассальная зависимость, как вы это изволите называть, будет связана с войной на море. Англия должна оставить нас в покое: нам нужен прочный, настоящий мир, и я вам разрешу восстановить свою армию до пятисот тысяч человек, как это было до начала кампании.
- Сир, - спросил г-н фон Бубна, вставая, - когда я должен возвратиться?
- Сударь, - сказал Наполеон, принимая вдруг решение, - нет необходимости в вашем возвращении, так как вы меня здесь не застанете.
- Ваше величество уезжает?
- Да, в Штирию.
- И когда же?
- Завтра… У вас есть мой ультиматум: господин де Шампаньи облечен мною полномочиями. Если придется сражаться, я возвращусь, но я вам сказал, господин фон Бубна, горе тем, кто меня заставит вернуться!
- Ваше величество уезжает? - повторил г-н фон Бубна, ошеломленный.
- О Боже мой, да! Пойдемте со мной, господин фон Бубна; я провожу свой прощальный парад во дворе замка.
Господин фон Бубна понял, что на сей раз это было последним словом Наполеона.
Он встал, положил в карман только что записанную им ноту и последовал за императором.
Оба они спустились по террасам газона, прошли по дворцу и появились на крыльце со стороны двора.
Двор был забит любопытными.
Император подошел к балкону, находившемуся в центре двусторонней лестницы. Справа от него стоял г-н фон Бубна, слева - князь Невшательский.
Рапп, адъютант Наполеона, держался немного ниже императора, на третьей ступеньке крыльца.
Солдаты проходили строем под балконом с приветствием "Да здравствует император!" и строились в каре во дворе.
Император сделал знак г-ну фон Бубна следовать за ним и спустился с крыльца, чтобы встать в центре каре.
Рапп шел впереди него, как будто был предупрежден, что императору что-то грозило.
Впрочем, так продолжалось уже четыре или пять месяцев, и повсюду бдительный глаз Бертье высматривал убийцу, выбранного на собрании в развалинах Абенсберга.
Внезапно, в тот миг, когда толпа раздвинулась, чтобы пропустить Наполеона, какой-то молодой человек, вместо того чтобы отодвинуться, как другие, бросился вперед.
Рапп, увидев блеск металла, успел схватить выше запястья руку, вооруженную ножом.
- Штапс! - воскликнул г-н фон Бубна. - О сир, сир…
- Что такое? - спросил, улыбаясь, император.
- Дело в том, сир, что этот молодой человек хотел вас убить. Разве вы не видели?
- Я никогда не вижу подобных вещей, сударь. Или я нужен Франции - тогда моя миссия и есть моя броня; или я ей не нужен - в таком случае мной располагает Бог.
Затем, не думая больше об убийце, которого Рапп передал в руки жандармов, он вошел в каре так же спокойно, как и в тот день, когда пуля продырявила его шляпу в Абенсберге, а в Регенсбурге его ранило пулей в ногу.
Но совсем тихо он сказал Бертье:
- Господин фон Бубна знает этого молодого человека.
- Откуда вам это известно, сир?
- Увидев его, он произнес его имя.
- И этого молодого человека зовут…
- … Штапс.
X
ЗРЯЩИЙ
Два часа спустя после окончания парада и отъезда г-на фон Бубна Наполеон вернулся в тот же павильон, где мы его уже видели утром.
На этот раз он был не один; бок о бок с ним прогуливался человек лет пятидесяти, с быстрым и умным взглядом. Этот человек был одет во все черное и непринужденно разговаривал с Наполеоном.
Это был его врач Корвизар.
- Знаете, сир, я сильно испугался, когда за мной прислали от вашего имени, - говорил знаменитый доктор. - Распространился слух о попытке вас убить, и я боялся, что вы ранены.
- Спасибо, что вы не замедлили так быстро прийти, мой дорогой доктор. Как видите, со мной ничего не случилось, и я послал за вами не для себя.
- Для кого же тогда?
- Для моего убийцы.
- Значит, он был ранен в этой сумятице или попытался покончить с собой?
- Что касается ранения, то мне кажется, наоборот, было проявлено максимум внимания, чтобы он не получил ни одной царапины, и я не слышал, чтобы он пытался покончить с собой.
- Так что же случилось, сир, почему вы послали за мной?
- Господин фон Бубна, который вчера случайно ехал вместе с этим молодым человеком и даже одолжил ему лошадь на последнем этапе пути, рассказал мне о нем кое-что, и он меня заинтересовал.
- Вы заинтересовались вашим убийцей?
- Почему бы и нет? Я ценю настойчивость, мой дорогой Корвизар, а у меня есть основание думать, что господин Фридрих Штапс обладает этим достоинством. Я хотел бы знать, является эта настойчивость у него добродетелью или навязчивой идеей, патриот он или сумасшедший. Вы возьметесь это распознать?
- Попытаюсь, сир.
- Там замешана довольно интересная история с женщиной, насколько я мог понять, но нас это не касается.
- Короче говоря, - начал снова Корвизар, - ваше величество ищет предлог, чтобы его спасти?
- Возможно, - ответил Наполеон.
- Ну что ж, посмотрим, сир, - сказал Корвизар, - велите его ввести, мы его обследуем.
Наполеон позвал Раппа и спросил у него, выполнены ли его приказания.
- Да, сир, - ответил генерал.
- В таком случае введите арестованного.
Рапп вышел, и минуту спустя появился молодой человек между двумя жандармами; большие пальцы его были скованы наручниками.
Рапп вошел следом.
- Снимите наручники с молодого человека, - сказал Наполеон.
Приказание было выполнено.
Император обратился к Раппу:
- Оставьте его со мной и Корвизаром.
Генерал был в нерешительности, и Наполеон нахмурился, как Юпитер Олимпиец.
Рапп пропустил впереди себя обоих жандармов, бросил последний взгляд на тех трех человек, которых он оставлял, и вышел с твердым решением не снимать руку с сабли и не отрывать уха от двери.
Император сидел у конца овального стола. Корвизар стоял рядом с ним.
- Вы говорите по-французски? - спросил император Штапса.
- Немного, - ответил тот.
- Вы хотите отвечать через переводчика или попытаетесь отвечать сами?
- Я предпочитаю отвечать сам.
- Ваше имя - Фридрих Штапс?
- Да.
- Откуда вы?
- Из Эрфурта.
- Как давно вы в Вене?
- Со вчерашнего дня.
- С какой целью вы сюда приехали?
- С целью попросить у вас мира и доказать, что он необходим.
- Вы полагаете, что я стал бы слушать человека, не облеченного миссией?
- Моя миссия не менее священна, чем миссия господина фон Бубна.
- Господин фон Бубна явился ко мне от имени императора.
- Я пришел сюда от имени Бога!
Наполеон посмотрел на Корвизара, спрашивая его взглядом продолжать ли допрос; тот сделал ему утвердительный знак.
- А если бы я не стал вас слушать, то какие у вас были бы намерения? - спросил император, поворачиваясь к Штапсу.
- Убить вас.
- Что плохого я вам сделал?
- Вы угнетаете мою страну.
- Ваша страна восстала против меня, я ее победил, и это военная удача! Александр победил - и стал угнетать персов, Цезарь победил - и стал угнетать галлов, Карл Великий победил - и стал угнетать саксов.
- Будь я персом - я убил бы Александра! Будь я галлом - я убил бы Цезаря! Будь я саксом - я убил бы Карла Великого!
- Вами движет религиозный фанатизм?
- Нет, это национальный патриотизм.
- У вас есть сообщники?
- Даже мой отец не знает о моем замысле.
- Вы меня уже видели?
- Три раза прежде, этот уже четвертый: первый раз в Абенсберге, второй - в Регенсбурге, третий - во дворе Шёнбрунского дворца.
- Вы франкмасон?
- Нет.
- Иллюминат?
- Нет.
- Вы принадлежите к какому-нибудь тайному немецкому обществу?
- Я вам сказал, что у меня нет сообщников.
- Вы знаете майора Шилля?
- Нет.
- Вы знаете Брута?
- Которого? Их два.
- Да, - сказал Наполеон с выразительной улыбкой, - один убил своего отца, а другой - своих сыновей… Вы знали о заговорах Моро и Пишегрю?
- Я знаю только то, о чем писали газеты.
- Что вы думаете об этих людях?
- Они действовали только для себя и боялись смерти.
- У вас нашли портрет женщины.
- Я попросил, чтобы мне его оставили, и мою просьбу удовлетворили.
- Кто эта женщина?
- Какое это имеет значение?
- Я хочу знать, кто она.
- Это девушка, на которой я должен был жениться.
- Вы любите! У вас есть отец, невеста, а вы стали убийцей?
- Я уступил голосу, говорившему: "Покарай!"
- Но, покарав, вы надеялись избежать наказания.
- У меня не было даже такого желания.
- Откуда это отвращение к жизни?
- Судьба сделала мою жизнь невыносимой.
- Если бы я вас простил, как бы вы распорядились вашей свободой?
- Так как я убежден, что вы хотите гибели Германии, я подождал бы, когда представится другой случай, выбрал бы лучшее время и, возможно, в тот раз мне повезло бы больше!
Император пожал плечами.
- Ну что же, Корвизар, - сказал он, - остальное касается вас, обследуйте его, скажите, что вы о нем думаете.
Корвизар пощупал у молодого человека пульс, приложил ухо к его груди, погрузил свой взгляд в его глаза.
- Это фанатик из рода кассиев и жаков клеманов, - сказал он.
- Но не сумасшедший? - спросил Наполеон.
- Никакого сумасшествия.
- Он не возбужден?
- На четыре пульсации больше, чем в обычном состоянии.
- И что, он спокоен?
- Абсолютно спокоен…
Император подошел к молодому человеку и, устремив на него пронзительный взгляд, спросил:
- Послушай, ты хочешь жить?
- Зачем?
- Чтобы быть счастливым.
- Я уже не могу им быть.
- Обещай мне вернуться к своему отцу, к невесте, жить спокойно, не причинять никому вреда, и я тебя помилую.
Молодой человек посмотрел на Наполеона удивленным взглядом и потом, после некоторой паузы, сказал:
- Это было бы напрасное обещание.
- Как это?
- Я его не сдержу.
- Ты знаешь, что тебя будет судить военный суд и, следовательно, через три для все будет кончено?
- Я готов умереть.
- Послушай, я завтра уезжаю: ты будешь осужден и расстрелян в мое отсутствие…
- Я буду расстрелян? - спросил Штапс с какой-то радостью.
- Да… если, конечно, как я тебе сказал, ты мне не дашь слово.
- То было обещанием, данным Богу, - сказал молодой человек, покачав головой.
- Но, возможно, в минуту расставания с жизнью ты пожалеешь о нем?
- Не думаю.
- Однако это возможно.
- Несомненно, человек слаб!
- Ну что ж, а если бы ты был не слабым, а раскаивающимся…
- Что я должен был бы сделать?
- Ты бы дал обещание, о котором я тебя прошу.
- Кому?
- Богу.
- А потом?
- А потом ты показал бы эту записку председателю суда.
И Наполеон, написав несколько слов на листке бумаги, сложил его и отдал Штапсу, тот его взял и, не читая, положил в карман жилета.
- В последний раз, Корвизар, - спросил Наполеон, - вы абсолютно уверены, что этот человек не сумасшедший?
- Нет, сир, он не сумасшедший.
- Рапп!
Рапп вошел.
- Отведите обвиняемого в тюрьму, - сказал император. - Пусть созовут военный суд, и он займется его преступлением.
И, повернувшись к Корвизару, словно он забыл о том, что сейчас произошло, обратился к нему:
- Доктор, скажите мне вот что…
- Что, сир?
- Сорокалетний мужчина может иметь детей?
- Почему бы и нет? - ответил Корвизар.
- А пятидесятилетний?
- Еще может.
- А шестидесятилетний?
- Иногда да.
- А семидесятилетний?
- Тоже.
Император улыбнулся.
- Мне нужен ребенок! Мне нужен сын! - сказал Наполеон. - Если бы этот сумасшедший убил меня, кому был отошел трон Франции?
Потом, уронив голову на грудь, он прошептал:
- Есть одно обстоятельство, ужасающее меня. Дело в том, что теперь вызывает ненависть уже не французская революция, а я сам, и эта ненависть преследует меня как виновника мирового зла, как возбудителя этой ужасной и бесконечной смуты, потрясающей мир; однако, Бог мне свидетель, я не хочу войны! Что же у них есть такое, чего нет у меня, у всех этих королей, которые находят фанатиков, обожающих их, и убийц, защищающих их? Что же они имеют сверх того, что имею я? - добавил он. - Они родились на троне… Ах, если бы только я был своим внуком!
И, упав в кресло, он какое-то время оставался в задумчивости, подперев лоб рукой.
Что происходило за эти несколько минут в этом всеобъемлющем мозгу и какой поток мыслей обуревал этот несокрушимый, как утес, ум?
Тут таился один из тех секретов, который был известен только ему и Богу.
Наконец он медленно притянул к себе лист бумаги, взял перо, обмакнул его в чернила, повертел его несколько раз между пальцев и написал:
"Министру полиции.
Шёнбрунн, 12 октября 1809 года.
Молодой человек семнадцати лет, сын лютеранского пастора из Эрфурта, попытался во время парада приблизиться ко мне; он был арестован офицерами, так как был встревожен и это вызвало подозрение. Его обыскали, и у него нашли кинжал.
Я велел привести ко мне этого несчастного. Он заявил, что хотел меня убить, чтобы освободить Австрию от присутствия французов. Он мне показался достаточно образованным, и я не обнаружил в нем ни религиозного, ни политического фанатизма. Мне показалось также, что он не знает, кто такой Брут. Сильное возбуждение арестованного помешало узнать о нем что-либо еще. Его допросят натощак, когда он поостынет. Возможно, что все это дело ровным счетом ничего не стоит.
Я хотел вас известить об этом событии, чтобы ему не придавали большего значения, чем оно заслуживает. Я надеюсь, что оно не получит большой огласки, но если это будет так, то нужно будет представить этого субъекта как сумасшедшего. Сохраните все в тайне; на параде это не вызвало никакого шума, я даже сам ничего не заметил.
Наполеон.
P.S. Я снова повторяю, и вы должны хорошо понять, что этот факт ни в коем случае не должен получить огласки".
Потом Наполеон позвонил.
- Позовите Раппа, - сказал он слуге.
- Генерал здесь, сир.
- Пусть войдет!
Рапп вошел.
- Рапп, - сказал Наполеон, - отправьте надежного курьера, и пусть он вручит это письмо господину Фуше.
Рапп с проворством военного и беспрекословным послушанием взял письмо и вышел.
- Только ему! Ему самому! - крикнул император.
XI
КАЗНЬ
На следующий день, когда согласно программе, которую он сообщил г-ну фон Бубна, Наполеон покинул Вену, к вечеру прошел слух, что военный суд, созванный по приказу маршала Бертье, только что приговорил Фридриха Штапса к смертной казни.
Обвиняемый все признал и не пытался отвергать обвинения. Услышав приговор, он не попросил ни о помиловании, ни об отсрочке.
Однако, вернувшись к тюрьму, он попросил, чтобы на следующий день за несколько минут перед казнью к нему пригласили докладчика в судебном заседании, молодого офицера егерей по имени Поль Ришар.
Затем он помолился, попросил разбудить его пораньше и отдал тюремщику в знак благодарности за заботу о нем четыре фридрихсдора - все, что было при нем.
После этого он лег спать, снял с груди медальон, нежно поцеловал его несколько раз, затем уснул, прижав медальон к сердцу.
В шесть часов утра тюремщик вошел в камеру и разбудил его.
Тогда Штапс, улыбаясь, открыл глаза и поблагодарил вошедшего за то, что тот так быстро привел его в состояние бодрствования. Он очень тщательно умылся, причесал свои прекрасные волосы с каким-то особым изяществом, а когда его спросили, что бы он хотел на завтрак, ответил:
- Я думаю, будет достаточно чашки молока.
Он только успел выпить молока, когда на пороге появился молодой офицер, о беседе с которым in extremis он просил накануне.
Было явно видно, что молодой лейтенант егерей предпочел бы, чтобы выбор приговоренного пал на кого-нибудь другого, а не на него, хотя и не выказывал замешательства.
- Благодарю вас, сударь, - сказал Штапс, - что вы откликнулись на мое приглашение. Хочу попросить вас об одной услуге.
- Я готов ее выполнить, сударь, - ответил молодой офицер.
- Мы уже виделись, лейтенант.
- Увы! Да, сударь, и я сожалею, что судьба выбрала меня быть докладчиком по вашему делу.
- О! Я намекаю, сударь, не только на те три заседания военного суда, перед которым я предстал, мы с вами виделись раньше.
- Вполне возможно, сударь, но я полностью забыл, где и когда это могло быть.
- Нет ничего проще: я был в маске, а вы без нее.
- А! - сказал Поль Ришар, вздрогнув. - Это было в развалинах Абенсберга?
- Именно там, да, сударь, и какое-то мгновение вы думали, что будете скоро расстреляны.
- К несчастью, то, что было игрой по отношению ко мне, для вас сейчас реальность! - сказал лейтенант.
- Пусть так, но вы же не знали, что это была игра, и решительно шли до конца. Лейтенант Ришар, вы смелый человек; правы те, кто окрестил вас в тот вечер Ричардом Львиное Сердце.
Молодой человек побледнел.
- Вы знаете, почему я был там, сударь? - спросил он.
- Нет, лейтенант, но я знаю, что солдат - это раб присяги, как честный человек - раб своего слова… Ну что ж, все остальное не важно! Я узнал ваше лицо и сказал себе: "Все сильные сердца - братья, у тебя, Штапс, здесь есть брат, и ты можешь смело попросить, чтобы он оказал тебе последнюю услугу".
- И вы не ошиблись: все, что будет в человеческих возможностях сделать для вас в пределах моего долга, я сделаю.
- О, будьте спокойны, - ответил заключенный, - я у вас не попрошу ничего того, что могло бы вас скомпрометировать.
- Говорите, - сказал молодой человек.
- Я любил одну молодую девушку, - начал Штапс, если бы не произошли все эти события, она была бы моей женой; наши отцы - друзья; наша свадьба была отложена…
- Да, - сказал молодой офицер, - но именно тогда вы вступили в общество Тугендбунд; именно тогда вам выпал жребий убить императора и именно тогда все ваши любовные надежды были утрачены?
- Нет, сударь, - печально ответил Штапс.
- Продолжайте, - сказал офицер.
- Действительно, мои минуты сочтены… Будьте спокойны, я не заставлю себя ждать.
Лейтенант наклонил голову в знак согласия.