Когда вернулся мужчина, уносивший велосипед в развалины, уже почти ничто на напоминало о произошедшей здесь скоротечной трагедии. Только пятна крови на асфальте.
- Лопату взяли? - отряхивая брюки, буднично поинтересовался вышедший из развалин.
- Взяли, - ответил водитель. - Иди звони шефу, пусть ставят людей на перекресток…
И черный опель рванулся с места.
…Новая загадка. Владимир Иванович осторожно потрогал ребристую поверхность ручки. Попробовать повернуть? Или ее тоже надо тянуть вниз, как медное колечко на боковине полки?
Ручка повернулась. С ее поворотом пошел назад весь стеллаж, открывая доступ в небольшую комнату без окон, узкую и высокую. Тускло блеснули медные контакты сигнализации, укрепленные на косяке.
"Срабатывает при открытии потайной двери, и тут же прибегает охрана… - понял Тараканов. - Прибежала бы, если не отключить…".
В комнате стояли стальные шкафы с выдвижными ящиками. Вот она, настоящая картотека. Отсюда Ругге выносил нужный ящичек и работал с ним, а потом снова ставил на место. Замки на стальных шкафах были несложные, и Владимир Иванович быстро справился с первым. Открыв дверцу, он выдвинул ящичек и тихо присвистнул. Тесно уставленные карточки заполняли его плотной массой.
"Да тут работы на несколько суток… - ошарашенно подумал он. - Где же сводные таблицы?" Его внимание привлек плотный лист бумаги, стоявший первым в картотеке. Он вытащил его и развернул.
Да, немцы педанты и аккуратисты. Этот раздел картотеки сведен в таблицу с тщательно заполненными графами. В некоторых были уже вписаны расшифрованные сведения. Хорошо, это есть здесь, а в других ящиках?
Он начал выдвигать один за другим мягко скользившие на хорошо смазанных полозах стальные ящики хранилища. В каждом, с чисто немецким педантизмом, в начале стопки карточек были выставлены сводные таблицы.
Торопливо приготовив фотокамеру к работе, он начал переснимать одну сводную таблицу за другой. Через полчаса работа была закончена. Старательно приведя все в прежний вид, Владимир Иванович подошел к двери потайного хранилища, собираясь выйти из него в кабинет, а оттуда…
Но то, что он увидел, заставило его замереть на месте. В трех шагах от Тараканова, широко расставив крепкие ноги в ярко начищенных сапогах, стоял гауптман Шмидт, подняв автомат.
- Ну, что же вы, господин Тараканов? - издевательски ухмыляясь, гауптман повел стволом. - Выходите, прошу вас.
…Пан Иероним стоял в алтаре, безмолвно глядя на ожидавших его проповеди редких в это смутное время прихожан. Он слышал, как, взвизгнув тормозами, остановились на улице прямо напротив дверей храма, его храма, где он служил богу много лет, машины немцев. Сторож не обманул: они приехали. Успел ли он сам уйти? Напорное, успел. Этот человек нравился пану Иерониму, и священник хотел, чтобы ему повезло. Что же, сейчас каждый борется как может. А что может он, старый немощный человек, который давно встречает новый день как дар божий. Природу никому не дано обмануть - годы берут свое. Он задержался на этом свете дольше сверстников, много дольше. Видно, сам бог дал ему долгие лета, чтобы он увидел то, что пытаются сделать люди в мышино-зеленых мундирах и черной униформе с его страной и народом. Горько уходить, оставляя родную землю в час тяжкого испытания. Но он готов. Готов сделать то, что в его силах. Он и так успел сделать пусть и немногое, но полезное делу освобождения Польши. Помог людям, с оружием в руках борющимся за это. Мечталось справлять свадебные обряды, крестить розовых младенцев - все равно каких - завернутых в тонкое кружевное полотно или в простую ткань. Это были бы новые граждане его страны. Видно, больше не будет этого для старого ксендза костела святого Рафаила. Не будет…
Что же, он сделает так, как задумал. И если молва об этом пройдет среди людей, то он не зря прожил долгую жизнь. Не зря.
Пан Иероним начал проповедь. Краем глаза он заметил, как в костел вошли несколько немцев - часть из них остановилась около дверей, трое пошли по проходу между скамьями в его сторону. И голос старика окреп, словно к нему вернулась молодость.
- Не к смирению и милосердию должен призывать пастырь с амвона в сей тяжкий час для страны, но к оружию! Все, кто способен взять его в руки, обязаны сделать это, дабы уничтожить исчадия ада, пришедшие на землю наших отцов. Земля наша вопиет об отмщении! И я призываю кары небесные и земные на головы этих людей… - он указал рукой на идущих по проходу немцев. Все прихожане невольно обернулись. - К оружию и борьбе зову я вас!
Грохнул выстрел, и старый ксендз неуклюже осел на пол, безжизненно раскинув старческие руки с набухшими венами.
…Обер-фюрер Бергер знаком подозвал Клюге к машине.
- Сторожа нашли?
- Пока нет, господин обер-фюрер. Ищут. Ксендза пришлось пристрелить за открытые призывы к вооруженному сопротивлению.
- Глупо… - пожевал сухими губами Бергер, но так и не уточнил, что именно он имел и виду. - Немедленно изолировать прихожан. Всех, кто был в костеле. Ищите сторожа!
Клюге убежал передавать распоряжения.
Обер-фюрер откинулся на спинку сиденья и жестом приказал шоферу трогать. Что-то происходило не так, как он рассчитал и спланировал. Незаметно для глаза произошел сбой, и теперь явственно вылезают последствия. Где и как это случилось - анализировать будем потом, не сейчас, когда надо завершить начатую операцию. Если бы абверовцы не сунулись с докладной! Но что толку теперь сетовать, распаляя себя пустым, не находящим выхода гневом? Захочет ли понять Этнер, как трудно, практически невозможно перекраивать уже начатую операцию, если твои действия буквально обрывают на середине, как школьный учитель, придирающийся к ученику, прерывает его ответ ядовитыми замечаниями, заранее готовясь поставить неудовлетворительный балл.
Бергер был больше чем уверен, что люди гауптштурмфюрера нигде не найдут сторожа - тот ушел. Его теперь надо будет долго нащупывать, подводить нужных людей, строить хитроумные ловушки. Да, хитроумные, потому что имеешь дело с опытным противником, причем в чужой стране, с враждебно настроенным населением. Есть одна нитка - Марчевский! Но абверовцы сейчас вцепятся в него, как грешник в индульгенцию, отпускающую грехи, подписанную самим папой римским, и никого постараются даже близко не подпустить к поляку. Он их козырь - все для скорейшей победы вермахта! Ну ничего, Бергер постарается внушить группенфюреру Этнеру нужные мысли о п о л и т и ч е с к о м аспекте разработки, вернее, о необходимости ее продолжения. Если тот согласится с приведенными доводами, то господам военным придется в конце концов немного уступить. А для СД достаточно сунуть хотя бы один палец в щелку, а там…
Машина въехала в ворота, миновала двор и остановилась у крыльца. Обер-фюрер поднялся по лестнице, отдал фуражку и перчатки встретившему его Канихену.
- Из замка никаких новостей? - проходя в комнаты, поинтересовался он.
- Пока нет… - Канихен услужливо поднес зажженную спичку к сигаре усевшегося в кресло шефа.
Лениво покачиваясь в кресле-качалке, Бергер поймал себя на мысли о том, что, пожалуй, впервые не знает, каких новостей следует ждать из конюшни Ругге, особенно в свете последних событий.
…- Смелее! - свой призыв, обращенный к Тараканову, гауптман Шмидт подкрепил красноречивым движением автоматного ствола.
Владимир Иванович нерешительно переминался с ноги на ногу. Пока он стоит здесь, полускрытый дверью потайного хранилища, Шмидт не будет стрелять, но стоит выйти, как окажешься сплошной мишенью. Чего он хочет? Арестовать человека, пробравшегося в святая святых абверкоманды, или в голове гауптмана созрели иные замыслы? Если арест, то почему он один, почему не позвал солдат охраны? Зачем так рискует? На случай его появление не похоже. Иначе зачем, отправляясь в кабинет начальника, расположенный внутри охраняемого здания, брать с собой заряженный автомат?
- Гарантируете жизнь? - решил протянуть время Владимир Иванович, лихорадочно ища выхода. Хорошо, что он почти полностью скрыт массивной дверью с укрепленными на ней книжными полками. Шмидту не видно движений его рук. Правая рука Тараканова медленно поползла к косому карману на подкладке куртки, оттянутому тяжестью парабеллума.
- Не стоит торговаться, выходите! Или будете дожидаться солдат охраны, сидя взаперти?
"Блефует, - понял Тараканов. - Не знает, что дверь открывается и изнутри. А может быть, это я не знаю, как ее запереть снаружи?"
Рука уже добралась до кармана, нащупала рубчатую рукоять пистолета и, скользнув по затвору, сняла его с предохранителя.
- Стреляю! - предупредил гауптман, поудобнее перехватывая автомат.
В этот момент, скрипнув, открылась дверь кабинета. На пороге стоял Выхин с оружием в руках.
- Кто? - не оборачиваясь, спросил Шмидт.
- Гауптштурмфюрер фон Бютцов. - Выхин, не скрывая злорадной улыбки, смотрел на открывшуюся ему сцену.
- Позвоните в караульное помещение, - не опуская автомата, попросил абверовец.
Выхин-Бютцов подошел к столу, переложил пистолет в левую руку, бросил беглый взгляд на сейф. Сомнений не было: Тараканов добрался до настоящей картотеки, а ложная осталась нетронутой. Помрачнев, он снял трубку телефонного аппарата.
- Этот городской… - чуть повернул к нем голову гауптман Шмидт. Мгновения оказалось вполне достаточно. Из-за двери потайной комнаты грохнули выстрелы.
Шмидт рухнул лицом вперед, словно намереваясь боднуть простреленной головой противника. Глухо стукнул выпавший из его рук автомат. Бютцов, опрокинув стул, съехал на ковер сзади стола, пятная его кровью. Снятая телефонная трубка закачалась на шнуре. Держа наготове парабеллум, Тараканов выскочил из укрытия. Кажется, не промахнулся. Оба противника мертвы. Быстро выбежав в приемную, он запер дверь, потом проделал то же самое с дверью кабинета. Теперь закрыть потайную комнату, чтобы встали на место книжные полки, не оставив видимых следов постороннего присутствия, восстановить сигнализацию, оборвать провода телефонов. Скорее, скорее! Если в замке слышали звуки выстрелов, то сейчас под дверями приемной будет дежурный наряд караульного взвода. И еще, нет гарантий, что Шмидт не предупредил о намерениях и не отдал приказа никого не выпускать из замка.
Владимир Иванович склонился над телом гауптмана. Пуля попала тому в левый висок, выйдя над правым ухом. Крови вытекло немного, она почти не запачкали мундир. С лихорадочной торопливостью обшаривая карманы убитого, Тараканов искал пропуск на беспрепятственный выход на замка. Он должен быть у Шмидта: подполковник Ругге не мог не выдать его ближайшему помощнику.
Пропуск нашелся в боковом кармане - обычная картонка, желтоватого цвета с косой зеленой полосой, подписями и печатями. Не глядя сунув ее в карман, Владимир Иванович шагнул к сейфу. Увез с собой начальник абверкоманды пленки, отснятые Дымшей, или нет? От этого сейчас будет многое зависеть. Шифр замка ему сообщил Марчевский, а ключ от второй дверцы сделай сторож.
Сейф открылся, легко отперлась вторая стальная дверца. Вот и кассеты, за которые пан Алоиз заплатил жизнью, - стоят в нижнем отделении. Если бы он знал, что переснимает искусно изготовленную немцами фальшивку.
Скорее, скорее убрать кассеты, запереть сейф. Первую, массивную, дверцу с диском набора цифр а ручками дублирующего замка закрывать уже некогда. Надо торопиться, достаточно ее просто прикрыть. У абверовцев будет над чем поразмыслить.
Все, можно уходить. Бросив последний взгляд на кабинет, Тараканов прихватил автомат и, бесшумно открыв дверь, скрытую книжными полками, выскочил в темный тамбур. Нашарив рукой защелку замка, открыл ее, захлопнув за собой обитую сталью дверь, начал спускаться по винтовой лестнице. Вот и выход в темный закуток - отсюда рукой подать до дверей во двор. Но надо спрятать автомат! Не выскочишь же с ним на глазах у всех, особенно у охраны? Пока пристроим под курткой, ничего, что из-под полы торчит конец ствола.
Тихо повернулась на шарнирах часть стены, он оказался в полутемном коридорчике первого этажа, откуда совсем недавно проник к винтовой лестнице. Было время обеда. В коридоре, ведущем к столовой, слышался гомон голосов. Кто-то, видно торопясь к столу, оставил светлый пыльник на круглой вешалке около дверей.
Оглянувшись, Владимир Иванович взял его, прикрыв автомат. Теперь во двор, к машине Шмидта.
Обычно свой автомобиль гауптман не ставил в гараж, а держал под навесом во внутреннем дворе замка - всегда заправленный бензином, вымытый солдатами опель был готов к любой поездке. С независимым видом пройдя через двор, Тараканов достал ключи, отпер дверцу и сел за руль. Автомат он положил рядом на пустое сиденье, небрежно бросив поверх светлый пыльник. Завел мотор и, дожидаясь, пока тот достаточно прогреется, тронул с места, выруливая к воротам.
…Боль почему-то пришла не от головы, а от ног - как будто по пяткам с размаху ударили сучковатой дубиной. Мир, казалось, качался. Подкатывала к горлу тошнота, радужно круги в глазах сменялись темными провалами недолгого беспамятства.
Конрад фон Бютцов открыл глаза. Лепные узоры на потолке качнулись из стороны в сторону. Он попытался их удержать на месте. Наконец это удалось. Осторожно, боясь вызвать новый приступ тошноты и адской боли, он покосился в сторону. Ничего особенного не видно - край большого письменного стола, повисшая на черном шнуре телефонная трубка, а под ней его пистолет. Он хотел в кого-то стрелять?
Эсэсовец попытался повернуть голову. Застонал, стиснул зубы от мучительной боли, по успел увидеть чьи-то ноги в начищенных сапогах, неестественно вывернутые на залитом кровью ковре. Недавно произошедшие события восстанавливались в памяти, как под действием проявителя появляются на фотобумаге контуры снимка. Главное - не довести себя до темного провала беспамятства. С трудом приподняв руку, он ощупал голову, потом поднес ладонь ближе к глазам. Она была в крови. Бог мой, неужели он умирает? Нет, не должен - шевелятся руки: ведь смог же он ощупать голову. Значит, ощущение, что волосы слиплись, не обманчиво - просто они пропитались кровью.
Слушаются ли его ноги? Он согнул одну и, упираясь ей в пол, помог себе сесть. Тут же протянул руку за оружием, сдержав готовый вырваться крик от боли в голове. Вдруг Тараканов еще здесь, рядом? Он не пощадит. В кабинете, кроме него и убитого Шмидта, валявшегося на ковре, никого не было. Почему никто не прибежал на выстрелы? Или толстые стены замка сыграли злую шутку - никто не услышал?
Дверца сейфа полуоткрыта. Тараканов? Что он мог искать? Пленки, отснятые Дымшей? Зачем, когда он проник к настоящей картотеке? Правда, об этом знают всего трое, а теперь двое - Шмидт убит. Значит, враг, а Тараканов враг, в этом нет никаких сомнений, не хочет, чтобы абвер догадался о том, что тайна настоящей картотеки известна противнику. Об этом стоит поразмыслить! Но, бог мой, какая же боль в голове!
Держась за край стола, Бютцов с трудом поднялся. Постоял, привыкая к головокружению и дрожи в коленях. Усмехнулся - хорошенький, наверное, у него вид: весь в крови, но с оружием в руках, как и подобает бесстрашному рыцарю СС!
Он поднял телефонную трубку, но привычного гудка в наушнике не было. Проследив за проводом взглядом, он увидел, что тот оборван. Пошатываясь, гауптштурмфюрер добрел до окна, оперся о широкий подоконник и посмотрел во двор.
Солдат охраны поднимал полосатый шлагбаум - из ворот выезжала машина, принадлежавшая убитому Шмидту. Тараканов! Только он мог ею воспользоваться. Конрад поднял было руку с парабеллумом, намереваясь разбить оконное стекло, закричать. Потом понял, что его могут не услышать. Лучше выстрелить…
Но машина уже выехала за ворота. Он опоздал. Обернувшись, Бютцов увидел отражение в зеркале, укрепленном на стене, - слипшиеся волосы, потеки крови на щеке, бледное лицо с прыгающими губами. Почему не выстрелил? Почему? Но, может быть, так лучше, может, не все еще потеряно, если о том, что произошло, знают теперь только двое - он и Тараканов?!
Куда тот может направиться - туда, где он так неожиданно исчез? Нельзя ему дать уйти!
Эсэсовец подошел к шкафу, в котором стояли винтовки. Провел рукой по стеклу, потом грохнул по нему рукоятью пистолета. Со звоном посыпались осколки. Вытащив одну из винтовок, он торопливо отыскал на полочке оптический прицел. Где патроны, где?!
Патроны нашлись в нижнем отделении шкафа. Не глядя сунув в карман нераспечатанную пачку, Конрад пошел к двери. Какое счастье, что Тараканов промахнулся. Выпущенная им пуля только скользнула но черепу, разорвав кожу и контузив гауптштурмфюрера. Кровь? Она его, видно, и спасла. Увидев его в крови, Тараканов не стал стрелять еще раз, посчитав мертвым. Ну это еще поглядим, кто сегодня долги нет до вечера.
Фон Бютцов торопился. Он знал, что должен сделать. Теперь вступал в силу его собственный план действий.
…Держа руль одной рукой, Владимир Иванович вытер выступивший на лбу пот. Удалось, удалось вырваться из чертовой западни с толстенными каменными стенами, кишащей солдатней. Будет ли теперь легче? Надо торопиться на место встречи с Ксенией. Она, наверное, уже приехала на перекресток, ждет, волнуется, строит догадки, почему его до сих пор нет.
Непроизвольно он сильнее нажал на педаль газа. Опель рванулся вперед.
Отдать ей кассеты, отогнать машину, добраться до запасной явки и ждать, пока переправят домой. И тогда долой надоевшую личину человека с чужим прошлым - белогвардейского эмигранта Владимира Тараканова. Можно снова стать самим собой - капитаном Красной Армии Антоном Волковым. Приехать в Москву, прийти домой, в большую и шумную квартиру, где живут несколько поколений Волковых. Поставить в прихожей под висящим на стене велосипедом чемодан, сесть за стол, держать в ладонях мамины усталые руки. Потом смотреть, как колдует над кастрюлей с супом аккуратно причесанная седая тетя Даша - мамина сестра. А может быть, улечься на диван, и пусть ползают по тебе племянники-погодки Сережка и Павлушка.
Он улыбнулся, поправил зеркало заднего вида, внимательно посмотрев на дорогу сзади. Никого.
Вот и город. Улицы побежали стремительно, сразу сжав дорогу фасадами домов, замелькали вывески, редкие прохожие, разбитые кварталы. Подъезжая к условленному месту встречи на перекрестке, он сбросил скорость. Где Ксения? Она должна быть здесь. Но девушки не видно. Проехать мимо, а потом снова вывернуть на перекресток.
Вон, у стены с наклеенными объявлениями, кажется, стоит девушка с велосипедом. Ксения? Такое же платье, ее привычка чуть склонять на бок голову, когда читает. Она?
Уже почти поравнявшись с девушкой, он понял, что ошибся. И почему здесь вдруг оказалось так много мужчин - трое усиленно делают вид, что читают объявления, один чистит обувь у мальчишки, другой стоит у киоска продавца газет, еще двое появились из-за угла.