Марчевский снял шляпу и пальто, повесил на вешалку. Зажег свет, подошел к зеркалу. Трюмо бесстрастно отразило высокого худощавого мужчину с ранней сединой на висках, глубоко посаженными усталыми глазами, окруженными сеткой мелких морщин. Он потер ладонями щеки. Раньше у него не было таких морщин под глазами. Никто не давал ему на вид больше тридцати семи - тридцати девяти. А на самом-то деле он уже справил сорок семь. Нет, видно, нелегальный образ жизни все же не для него. Или не для мужчин его возраста? А может быть, стоит прибавить к этому, что нелегко быть нелегалом в период немецкой оккупации, когда существуют такие учреждения, как гестапо?
Отходя от трюмо, с гордостью подумал, что есть еще силенка и ловкость - не каждый в его возрасте сможет выдержать такое нервное и физическое напряжение, какое пришлось вынести за сегодняшний день. И от чувства радостной удачи даже прищелкнул пальцами. Погасив свет, хотел пройти в комнаты, но передумал и присел на пуфик, достав сигареты.
Закурив, блаженно откинулся назад, упершись затылком в стену. Но тут же вскочил на ноги. Ему послышались голоса в гостиной: громкий Зосин смех и вкрадчивый низкий мужской голос. Кто там может быть? Зося никого не принимает, да и какие сейчас гости, когда введен полицейский час, устраивают облавы на улицах… Пан Викентий посмотрел на вешалку. Висели там только его и Зосины вещи.
Сунув сигарету в пепельницу, стоявшую на подзеркальнике, Марчевский тихо, стараясь не скрипнуть ни одной половицей старого паркета в столовой, прокрался к прикрытым дверям гостиной.
Да, там, несомненно, был мужчина, говорившей с Зосей. Голос тихий, слов не разобрать, но интонация спокойная, уверенная. От мысли, что у Зоськи может быть другой любовник, пан Викентий был далек - не то время для амуров.
Но кто там? Говорили на польском… Секунду подумав, Марчевский медленно расстегнул пиджак. Под мышкой у него висела кобура с тяжелым пистолетом "вис" армейского образца. В заднем кармане брюк был еще маленький браунинг, но огромный пистолет в руке, как посчитал пан Викентий, оказывает неизмеримо большее психологическое воздействие. Опять же и калибр приличный - в случае чего не придется несколько раз нажимать на курок.
Сейчас он выпотрошит неизвестного посетителя… Марчевский вынул пистолет из кобуры, снял с предохранителя и, тихо приоткрыв двери в гостиную, негромко сказал:
- Ни с места! Стреляю!..
…Карл-Хайнц Шмидт, гауптман, уроженец Кельна, был высок, атлетически сложен и не то чтобы красив, но весьма приятен. Его лицо только несколько портил слегка приплюснутый перебитый нос. Одетый по полной форме, даже в шинели и фуражке, он стоял перед столом своего начальника - Генриха Ругге, круглолицего, полного и лысоватого человека лет пятидесяти. Рядом с Ругге сидела любимая овчарка - огромный кобель по кличке Дар. Генрих любил пояснять, что собаку он назвал в честь знаменитого персидского царя Дария, но поскольку Дарий для собаки очень длинно, то он отбросил последние две буквы, отчего его кобель никак не стал хуже. Ласково почесывая кобеля за ушами и показывая в улыбке золотые коронки на передних зубах, Ругге говорил:
- Я прошу вас, Шмидт, не забывать, что здесь мы имеем дело не с противником, но с потенциальным союзником. И наша задача состоит в том, чтобы эта потенция переросла в реальность. Поэтому не давите, сделайте все мягко, вежливо.
"Опять старик мудрит, - подумал Карл-Хайнц. - Не перехитрил бы самого себя".
- Я понял, господин подполковник! - щелкнул он каблуками.
- В таком случае отправляйтесь. И да поможет вам бог!
Гауптман четко повернулся и вышел из кабинета.
Спустившись во двор, к ожидавшим его легковой машине и мотоциклистам, он посмотрел на начинающее темнеть весеннее небо. Недовольно поморщился, увидев в разрыве облаков первые звезды. Отвернув обшлаг шинели, взглянул на часы. Да, сегодня, пожалуй, не успеть в офицерское казино. Кто знает, сколько придется потратить времени?
Усевшись в машину, он долго расправлял полы шинели, недовольно сопя и тихо ругаясь. Наконец устроился достаточно удобно и скомандовал солдату-водителю:
- Поезжайте, я скажу, где свернуть…
…Зося тихо и как-то сдавленно вскрикнула, увидев в дверях Марчевского с пистолетом в руке. Сидевший спиной гость попробовал приподняться и посмотреть, почему так встревожилась милая хозяйка. Но эта попытка была тут же пресечена.
- Не двигаться! - приставив ствол пистолета к темно-русой макушке незнакомца, приказал Марчевский. - Медленно поднимите руки над головой!
Над спинкой кресла появились две поднятые руки. Манжеты светлой рубашки сползли вниз, было видно, что запястья у незнакомца тонкие, кисти рук небольшие, как у человека, никогда не занимавшегося физическим трудом. Однако пальцы оказались крепкими и толстыми, с чуть припухшими бугорками суставов.
- Теперь, не опуская рук, медленно встаньте.
Незнакомец повиновался. Встав, он оказался почти одного роста с Марчевским, только, пожалуй, пошире в плечах.
- Повернитесь лицом ко мне!
Пан Викентий с интересом взглянул в лицо незваного гостя. Ничего особенного: причесан на косой пробор, волосы средней длины, аккуратно подстрижены; лицо обычное, выделяются только немного тяжеловатый крепкий подбородок и бугристые надбровные дуги, отчего лоб кажется несколько ниже. Взгляд светлых глаз незнакомца был прикован к стволу пистолета, направленного ему в живот.
- Пан… - начал было гость.
- Молчать! - тихо, но с явной угрозой бросил Марчевский. - Встаньте лицом к стене. Руки не опускать!
Быстро обыскав незнакомца, пан Викентий убедился, что тот безоружен. Под тонкой шерстяной тканью английского костюма - в этом пан Викентий не мог ошибиться, костюм был явно английского производства - ощущались натренированные, плотные мышцы спины и плеч гостя. Однако от него шел запах "Фрюлинга" - немецкого одеколона. "Это тебя и выдает с головой, приятель! - усмехнувшись, подумал Марчевский. - Поговорим немного, а потом, как стемнеет, придется прогуляться в развалины. Кто ты? Ищейка на вольной охоте, случайно попавшая в мое убежище, или связан с моими преследователями?..
Отправить Зосю к подруге, а потом прийти туда самому, пристрелив в развалинах соглядатая? Рубить концы все равно надо - это закон нелегала. И другого выхода нет. Может, удастся за день-два подыскать какое-нибудь жилье или придется уехать? Не лучший вариант - те, с кем необходимо увидеться, будут искать здесь. Но и немцы тоже…" Не догадывавшийся о мыслях пана Викентия незнакомец переступал с ноги на ногу.
- Можете опустить руки и сесть в кресло!
Пан Викентий отошел в другой угол комнаты, снял со спинки стула пальто и шляпу гостя, осмотрел. Оружия не было и там.
- Зося, выйди, пожалуйста, нам с паном надо поговорить. И собери самое необходимое. Себе и мне.
- Пан полковник зря беспокоится, - спокойно сказал незнакомец. - Я не имею дурных намерений.
- Вот как… - протянул несколько удивленный Марчевский. - Зося, почему ты его впустила?
- Он сказал, что давно знает тебя, - красивое Зосино лицо выражало искреннее недоумение.
- Хорошо, мы сейчас все выясним… - Марчевский подошел к окну, немного отодвинул штору, посмотрел вниз. Улица была пустынна. - Иди, Зося, делай, как я сказал!
Дождавшись, пока она выйдет, вернулся к столу, сел напротив незваного гостя, не убирая пистолета. Отметил про себя, что незнакомец держится достаточно спокойно. Надеется выкрутиться? Но ноздри до сих пор щекочет сладковато-приторный запах "Фрюлинга", а это - смертный приговор!
- Итак, - глядя в глаза незнакомцу, сказал Марчевский, - пан знает меня, мое бывшее звание, знает, где я живу, а я, представьте, пока не знаю о вас ничего.
- Пан полковник не прав - офицер всегда остается офицером, даже если армия потерпела поражение, - улыбнулся гость. - Поэтому я назвал вас по званию. Однако вы, похоже, действительно не помните меня?
- Представьте себе, - с издевательской усмешкой ответил полковник.
- Я Тараканов, из Кракова.
- О, так пан русский? Интересная новость. И что же вы делаете здесь? Откуда знаете меня, как нашли мое жилище? Отвечайте быстро, на долгие разговоры нет времени.
- Надеюсь, пан полковник не станет стрелять в квартире при женщине, если я достану сигареты? - вместо ответа поинтересовался Тараканов. - А на ваши вопросы я отвечу. Все очень просто - мне нужны пенендзы , а знакомых здесь нет. Случайно увидел вашу даму и пошел за ней, надеясь на счастливую встречу с вами. Вот и встретились. Не откажите в помощи бывшему сотруднику дефензивы .
- Нескладно лжете, господин Тараканов… Зося не выходит из дома! Среди сотрудников дефензивы у меня не было знакомых с фамилией Тараканов, и там не служили эмигранты.
- Не служили, но сотрудничали! - уточнил гость без тени смущения. - Полиция не может обходиться без осведомителей.
- Согласен, - кивнул Марчевский. - Но теперь вы, видно, сменили хозяина.
- Прошу вас, не торопитесь с выводами! - примирительно поднял руки Тараканов. - При новом хозяине зачем бы мне деньги? Могу предложить интересную вещь, и, надеюсь, она придется вам по вкусу. Но самое главное - деньги! Они у вас есть?
- Короче, что вы хотите? - самоуверенность Тараканова начала раздражать пана Викентия. С каким удовольствием он всадил бы между глаз пулю бывшему полицейскому осведомителю, наверняка перешедшему на службу к оккупантам. Может быть, не ждать темноты, а пристрелить его в квартире, а потом уйти? Нет, пока ничего не ясно с его собственными делами, нельзя столь явно бросать вызов немцам. Они хватятся соглядатая, придут, обнаружат труп и…
- Ну, говорите, я жду! - поторопил Марчевский.
- Вот. - Тараканов сунул руку в карман и вытянул из него за тонкую золотую цепочку изящное распятие. На небольшом нательном крестике было прикреплено искусно вырезанное из слоновой кости изображение фигурки распятого Христа. - Не откажите, пан полковник, я совсем издержался. А золото всегда в большой цене. И, обратите внимание, старая работа. Оно ваше, если заплатите.
- Сколько? - с иронией поинтересовался полковник.
- Сто пятьдесят марок, - не моргнув глазом ответил Тараканов. - Ни пфенинга меньше.
- А злотые вас не устроят? Покажите… - Марчевский взял протянутое распятие, повертел, рассматривая. На оборотной стороне было выгравировано: 25 декабря. Дата рождества Христова… - Напомните, Тараканов, где мы могли встречаться раньше?
- В Польше "Б", например. Вообще в восточных кресах , когда там велась борьба с коммунистическими партизанами. А злотые будут в цене еще не скоро. Берите, я вижу, вам правится.
- У меня нет такой суммы. Но могу предложить сто марок, тоже неплохая цена.
- Хорошо. Ни вам ни мне! - хлопнул ладонью по колену Тараканов. - Пусть будет сто двадцать пять. Из уважения к дате!
Бледная улыбка тронула губы пана Викентия, впервые за время разговора. Он положил на стол пистолет и убрал распятие в карман пиджака.
- Скажите, Тараканов, сколько вам лет?
- Это имеет значение? - нимало не смутившись, ответил вопросом на вопрос бывший осведомитель политической полиции. - В отличие от женщин, я не делаю секрета из своего возраста. Мне тридцать шесть. А что?
- Вы еще так молоды… - продолжая улыбаться, пояснил Марчевский, - но торгуетесь, как старый еврей на варшавской барахолке. Берите, что вам дают.
- На варшавской барахолке не бывал, не знаю, - парировал Тараканов. - Я вообще не бывал до войны в Варшаве, только проездом. Но деньги, они счет любят, пан полковник. Я на эти марки жить собираюсь, понятно? И во время войны надо есть, пить, где-то спать, что-то надевать на себя…
- Скоро лето, - меланхолично заметил пан Викентий.
- Еще не скоро, - огрызнулся незваный гость, - до лета успеешь с голоду подохнуть. Давайте сто двадцать пять, и разойдемся. А нет, так верните вещь, как-никак золотая. - Он требовательно протянул руку.
Марчевский даже удивился, какая длинная оказалась у Тараканова рука, а ее движение - неожиданное, гибкое, быстрое, как выпад опытного фехтовальщика.
- Не торопитесь, - поморщившись, полковник слегка отодвинул в сторону протянутую руку. - Я еще не решил окончательно. Скажите, что вы делали после нашего поражения в сентябре прошлого года? Извините за нескромность, но все-таки вы пришли ко мне, а не я к вам, и происхождение предлагаемой вещи не совсем ясно.
- Боитесь купить краденое? - усмехнулся бывший осведомитель. - Зря! Теперь до этого никому нет дела. Впрочем, я объясню - эта вещь - подарок одной хорошей женщины своему сыну. На обороте выгравирована дата дня его рождения. Нет, подарили не мне, я не католик. Рассказать, как распятие попало в мои руки?
- Это не так интересно, - вяло махнул ладонью, разгоняя перед собой табачный дым, чтобы лучше видеть собеседника, закуривший сигарету Марчевский.
Тараканов его озадачил. С одной стороны, похоже, не лжет, но с другой… Сейчас время недоверия, кто поручится, что человек, сидящий перед ним, именно тот, за кого себя выдает? Немецкие спецслужбы работают грамотно, не брезгуя никакими средствами, хорошо готовят своих людей, а бывший полковник не имел права рисковать, доверяясь незнакомцу. Слишком многое поставлено на карту в этой игре. Слишком многое…
- Курите, - предложил пан Викентий, протягивая эмигранту сигареты. Тот взял, поблагодарив небрежным кивком головы. Жадно затянулся, выпустил дым из узких ноздрей.
Неясное чувство настороженности не покидало Марчевского, Он и сам вряд ли мог ответить себе на вопрос, что именно так беспокоит его? Серо-зеленые, какие-то кошачьи глаза Тараканова, неотрывно следящие за каждым жестом собеседника; его нос, с небольшой горбинкой, словно принюхивающийся к обстановке в гостиной; неожиданно быстрые жесты, манера сидеть так, словно в любую минуту готов сорваться с места, побежать неведомо куда, или эти странные руки, с небольшими кистями и сильными пальцами, крепко зажавшими сигарету? И в то же время непонятная уверенность в себе, ненапускное спокойствие, словно пришел к доброму старому знакомому поболтать за чашкой кофе, покурить, рассказать забавную историю и отправиться восвояси. Странный человек.
- Как же вам удалось найти меня? Откуда знаете Зосю?
- Видел, когда вы приезжали в имение маршала Пилсудского, в Друскининкай, года три назад. Помните? А здесь встретил случайно, простите за подробность, выследил, полагая, что и вы где-то рядом. Пришлось подарить вашей даме флакончик пробных французских духов, который я безуспешно пытался продать. Кому сейчас нужны духи? Зато они открыли мне двери вашего дома.
- Французские духи? Заглянули в парфюмерный магазин, оставшийся без хозяина?
- Я никогда не воровал, - криво усмехнулся Тараканов. - Просто довелось побывать в Париже.
- Даже так… - протянул пан Викентий. - Что же вы там делали?
- Хотел завербоваться в иностранный легион. Сидел, знаете ли, на мели. Говорят, финансовая пропасть самая глубокая, а я не оставлял попыток выбраться из нее. Во Франции много русских эмигрантов, надеялся на их помощь, потом передумал.
- Испугались свиста пуль?
- Нет, было бы за что воевать. В двадцатом году я с винтовкой в руках отступал из России, хотя мне было всего шестнадцать лет. В Крыму наш кадетский корпус практически бросили на произвол судьбы. К счастью, удалось попасть на пароход. Много повидал, не всегда был сыт и одет, только никогда не воровал, пан полковник. Однако мы заболтались, время вечернее, скоро полицейский час, не приведи господь попасть в руки патруля. Говорят, они стреляют без предупреждения.
- Пока гром не грянет, мужик не перекрестится, так, кажется, сказано в русской пословице? - улыбнулся Марчевский. - Берите сто марок и уходите. Я провожу вас: покажу, как незаметно добраться до вокзала. Вы, наверное, собираетесь уехать или имеете жилье здесь?
Ответить Тараканов не успел. В комнату быстро вошла Зося. Ее лицо было бледным.
- Викентий! Внизу немцы!
Марчевский быстро подошел к окну, отодвинул штору. У подъезда стояла большая легковая машина. Рядом прохаживались, разминая затекшие ноги, слезшие с мотоциклов солдаты. Громкий стук металлического предмета заставил полковника обернуться. Тараканов ловко закинул его пистолет, лежавший на столике, под диван.
- Пся крев! - поляк схватился за задний карман брюк, пытаясь достать браунинг.
- Не глупите, пан полковник! - встал Тараканов. - Сейчас надо держаться друг за друга.
В дверь квартиры уже стучали. Громко и требовательно…
…Раньше ему казалось, что лучше всего думается в седле. Поскрипывание подпруги, легкий звон трензелей, хорошо подогнанные стремена, привычный запах конского пота и живое движение идущего под тобой жеребца, играющего мышцами под тонкой, покрытой мягкой шерстью кожей. Легко тронешь шпорами бока лошади, и она пойдет вскачь, замелькают, проносясь мимо, деревья или широко раскинется степь, опьяняя дурманящими запахами, начнут торопиться мысли, обгоняя друг друга и бег жеребца. Хорошо!
Потом тонкий взвизг остро отточенного клинка, выдернутого на скаку из ножен, красивый замах - "восьмеркой", когда шашка описывает замысловатый круг над головой, со свистом разрезая воздух, грозя смертью врагу, - и удар, слегка привстав на стременах, резко опускаясь вслед за клинком…
Однако давно прошли те времена, когда командир конного разведвзвода Алешка Ермаков махал шашкой и скакал на горячих жеребцах, пластая клинком петлюровцев и гайдамаков, деникинцев и махновцев. Теперь поскрипывает под ним кожей не седло, а мягкое сиденье автомобиля, фыркает не лошадь, а мотор, и пахнет не конским потом, а бензином. Время уплотнилось, кажется, стало даже осязаемым - хоть режь его на мелкие кусочки, пытаясь распределить между бесконечными делами, но как не мельчи - все равно не хватает! Иногда приходится напряженно работать сутки напролет, анализируя и сопоставляя сведения, собранные разными людьми, в разных странах, из разных источников, принимать решения, которые долиты быть скрупулезно выверенными и единственно верными, чтобы успеть нанести врагу упреждающий удар, неотвратимый и быстрый, как высверк разящего клинка. Или парировать удар врага. Но это всегда такая ответственность - принять решение. Кто бы знал, каким тяжким грузом ложится эта ответственность на его плечи, как давят бремя сомнений - прав ли, все ли учел, верно ли разгадал замыслы противника, не принял ли желаемое за действительное? А вдруг враг гонит "дезу" - как привычно называли разведчики вражескую дезинформацию? Выманивает на себя наши силы, чтобы затеять с ними игру, усыпить бдительность, а потом подло ударить в самое уязвимое место?