…Снег уже везде сошел, обнажив прошлогоднюю, порыжелую траву, сквозь которую, как через нечесаные космы, пробивались нежно-зеленые стрелочки, еще не набравшие силы от солнца и дышащей паром земли. В оврагах стояла талая вода, бурая от глины и осевших на дно палых листьев - былого роскошного убора лесов. Однако откосы полностью просохли, и мелкие комочки почвы осыпались из-под подошвы сапог при каждом шаге, с бульканьем падая в воду на дно оврага.
Под широкими лапами вечнозеленых елей местами сохранились остатки серого, ноздреватого льда, и к вечеру от леса тянуло сырым холодом, словно зима грозила вновь вернуться, подернуть лужи ломкими лучами наледи, пустить в воздух белых мух, заставляя мечтать о сухом тепле жилья.
Человек, одетый в большой серый ватник, темные брюки и яловые, смазанные жиром, чтобы не промокали в сыром лесу, сапоги, удобно устроился на взгорке, просушенном ветрами, забравшись в гущу расправивших ветви кустов боярышника. Он сидел на стволе поваленного дерева и рассматривал в сильный бинокль сопредельную сторону границы. Оптика приблизила башни старого костела из красного кирпича, скирду прелой соломы на краю непаханого поля, чахлую рощицу, через которую проходила грунтовая дорога. Правее темнел заболоченный, густой лес. Деревни, в которой стоял костел, не было видно - она спряталась за рощей и высоким косогором.
Чуть опустив бинокль, человек в сером ватнике отыскал полосатый, красно-зеленый пограничный столб с успевшей потемнеть пластинкой, на которой был выбит герб. Контрольно-следовая полоса утонула в грязи - низина, болото. На той стороне границы было тихо. Ветер не приносил с собой ни запаха дыма от топящихся печей, ни собачьего лая. Чужих пограничников тоже не было видно.
Осмотревшись, человек в сером ватнике и яловых сапогах наметил себе путь посуше и, отложив бинокль, покурил, пряча огонь папиросы в кулаке. Обгорелую спичку и окурок он убрал в жестяную баночку, вынутую из кармана ватника. Встал, спрятал бинокль за пазуху, подтянул ремень на черных суконных брюках, осторожно раздвинул ветви густых кустов и пошел вниз, к оврагу, стараясь держаться за краем взгорка, чтобы его не было видно с сопредельной стороны.
Через несколько минут он спустился в овраг. Хватаясь руками за спутанные, длинные пряди жухлой травы, чтобы не оступиться в холодную воду, пробрался к едва заметному под осыпавшейся землей темному отверстию, похожему на большую барсучью нору. Оттуда тянуло гнилостным запахом стоялой болотной воды. Росший над отверстием куст свесил свои ветви вниз, словно прикрывая тайну мрачного, узкого лаза, ведущего в другой мир, туда, где на сопредельной стороне высились кирпичные башни костела и пряталась за рощей деревушка.
Посмотрев по сторонам, человек в сером ватнике достал сильный фонарь и, включив его, направил луч света в глубь норы. Склонился, напрягая глаза в попытке разглядеть - что там, внутри? Желтый, похожий на комок старого масла, блик от света фонаря пополз по темной поверхности воды, стоявшей на дне облицованного плиткой из обожженной глины тоннеля. Прополз немного и затих в вязкой темноте подземелья, выхватив из нее корни деревьев, раздвинувшие облицовку и свисавшие, как уродливые сосульки.
Вздохнув, человек ступил в глянцево-черную грязную воду и, согнувшись, осторожно пошел по тоннелю, придерживаясь левой рукой за осклизлые стенки. В правой он держал фонарь, освещая путь. Идти было неудобно, приходилось сгибаться почти вдвое, ноги скользили в грязи. Зато вода, сначала достававшая почти до края голенищ сапог, постепенно отступала, уровень ее становился все ниже, а потолок тоннеля начал немного подниматься. Вскоре можно было уже стоять почти во весь рост, а вода на дне доходила только до щиколоток. Обернувшись назад, человек увидел, что входное отверстие, через которое он проник в тоннель, светится сзади, как узкий серп ущербной луны. Тоннель был пологим, видимо для лучшего стока вод.
Вот темнота как будто раздвинулась, уплотнилась. Рука, державшаяся за стенку тоннеля, ощутила пустоту. Человек остановился. Повел по сторонам фонарем - сводчатое помещение, чем-то похожее на внутренность русской печки, когда залезаешь в нее мыться, стараясь не коснуться голыми локтями раскаленных кирпичей и поудобнее устраиваясь на подстилке из пахучей, ржаной соломы. Однако здесь нет неги сухого жара печи и тонкого аромата недавно испеченного на капустном листе подового каравая - только бьющая по ушам вязкая, пропитанная гнилостным сырым запахом тишина…
Луч фонаря начал методично обшаривать стены, потолок, полукруглое устье очередного колена тоннеля, ведущего дальше, в неведомое. Может быть, прямо под костел? Или к каким-нибудь сточным колодцам, закрытым литыми чугунными решетками? Что на той стороне тоннеля и куда он может вывести, человек в сером ватнике не знал.
Есть! В круге света на левой стене маленького коллекторного зала было отчетливо видно сделанное мелом стилизованное изображение черепахи - овал, сверху небольшая петля с двумя точками - как плоская головка с глазками-бусинками, внизу - короткий крючок хвоста. Но у этой черепахи было шесть ног! От овала-панциря шли шесть черточек - по три с каждой стороны.
Однако такая небрежность в рисунке, видимо, не только не смутила человека в сером ватнике, но даже обрадовала его. Он улыбнулся в темноте и, нашарив в кармане стеганой куртки кусочек мела, шагнул к стене. Взяв кожаную петлю фонаря в зубы, направил свет на рисунок. Упершись рукой в стену, человек в сером ватнике аккуратно зачеркнул мелом сначала голову черепахи и правую переднюю ножку-палочку, потом среднюю правую ножку и левую заднюю. Последний штрих был положен на хвостик-закорючку. Получилась ломаная, зигзагообразная линия. Не зачеркнутыми остались только три ножки…
Когда он наконец-то выбрался из тоннеля, ведущего неизвестно куда, было уже темно. Погасив фонарь, он с минуту постоял на дне оврага, прислушиваясь, потом быстро полез наверх, ловко карабкаясь по крутому обрыву.
Через полчаса за взгорком, с которого человек в сером ватнике осматривал в бинокль чужую территорию, его встретил молчаливый мужчина в накинутой поверх шинели плащ-палатке и зеленой пограничной фуражке со звездочкой.
- Порядок… - ответил на его вопросительный взгляд совершивший подземное путешествие. - Пошли, обсушиться надо. Все-таки успел набрать воды в сапоги.
…Еще через два часа на стол майора Козлова в кабинете на Знаменке в Москве легла расшифрованная радиограмма:
"Гунн к приему и помощи Хопрову готов. Связь подтверждена.
Семенов".
Николай Демьянович вложил текст в синюю коленкоровую папку и подумал о том, что необходимо срочно подготовить еще несколько вариантов связи, быстрых и надежных, исключающих частый радиообмен. По данным, полученным сегодня утром, немцы значительно усилили службу пеленгации и радиоперехвата в пограничной зоне с СССР.
…- О, майн либер альтергеноссе! - золотозубо улыбаясь, привстал навстречу Марчевскому из-за огромного стола Генрих Ругге. - Ведь мы с вами действительно альтергеноссе - одногодки, не так ли? А вы заставляете меня беспокоиться об участи старого товарища. Нехорошо, герр Викентий, прятаться от друзей! Присаживайтесь. Сейчас будет кофе. Распорядитесь, Шмидт!
Марчевский прошел к столу, сел в кресло. Настороженно поднявший голову при его приближении кобель глухо зарычал, но замолк, повинуясь окрику хозяина. Абверовец ласково потрепал его за ушами, причмокивая от удовольствия.
- Мой Дар… Хорош, правда? Надеюсь, вы будете друзьями и с ним. Удивительно умный пес!
Пан Викентий слушал, напряженно сцепив пальцы. Хотелось завыть от отчаяния - почему сразу не ушел?! Теперь сидит здесь, в за́мке, расположенном в нескольких километрах от города, в кабинете начальника абверкоманды подполковника Ругге. Езус Мария, какой калейдоскоп событий за один день! Утром неудачный выход на место встречи со связником. Потом слежка, появление в квартире Зоси подозрительного Тараканова и вслед за этим приезд немцев. Поневоле задумаешься над подобными совпадениями. Но, может быть, еще не все потеряно? Ведь блеснул же луч надежды и пока ничего не ясно до конца. Значит, надо собрать волю в кулак и продолжать бороться. Как - будет видно по обстоятельствам.
Открылась высокая резная дверь кабинета, и солдат в белоснежной куртке вкатил сервировочный столик на колесах. Легкий ароматный парок поднимался над кофейником, тарелочки с сыром и копченой колбасой, тонко нарезанный хлеб, масло, коньяк, коробка сигар… Господин Ругге щедро угощает пленников? Да, а где Тараканов? Спросить? Нет, пожалуй, не стоит, выяснится само собой. Абверовец все равно вынужден будет хоть что-то сказать о человеке, задержанном вместе с Марчевским.
- Угощайтесь, - все так же радушно улыбаясь, Ругге встал из-за стола и пересел в кресло напротив пана Викентия. - Я за вами поухаживаю на правах хозяина. Поговорим, вспомним прошлое.
Настороженно слушая его болтовню, Марчевский осмотрелся. Огромный сейф в углу, множество книжных полок и шкафов, два изящных застекленных шкафчика с винтовками. Отдельно, на специальной полочке, лежали оптические прицелы. Заметив его взгляд, абверовец самодовольно заметил:
- Да-да, мой друг, не оставляю прежних увлечений! Помните, как я уложил кабана в тридцать седьмом? Мы с вами встречались тогда в Беловежской пуще, когда рейхсмаршал Геринг приезжал на охоту. И, как мне помнится, вели интересные беседы за рюмкой. Неужели вами все это забыто? А наша встреча в тридцать четвертом году, на переговорах, закончившихся заключением соглашения о пропаганде? Давайте выпьем за новую встречу, - немец налил в рюмки коньяк. - Надеюсь, вы объясните старому доброму другу Генриху, почему пришлось вас искать?
"Начинается… - отстраненно подумал пан Викентий. - С чисто немецкой педантичностью. Ну что ж, придется подыграть".
- Я… Я был в растерянности, - поднятая рюмка дрогнула в его пальцах. - Одно дело, когда мы встречались как равноправные партнеры, а теперь, когда один из нас победитель, а другой…
- Бог мой! Герр Викентий! Разве в разведке можно говорить о таких вещах? После стольких лет нашего плодотворного сотрудничества! Именно сотрудничества, я не оговорился, нет. И мне непонятны ваши сомнения - разве вы не ждали нас? По-моему, это было предопределено: слабое должно отпасть, умереть, а ему на смену приходит более сильное, жизнеспособное, несущее обновление всей Европе, всему миру!
"А он мало изменился, - наблюдая за Ругге, отметил Марчевский. - По-прежнему любит пустой треск выспренной болтовни. Но за ней умело прячет весьма серьезные вещи. Только человек, плохо знающий, с кем имеет дело, может попасться на такую удочку, принять его за пустозвона. Нет, герр Ругге серьезный разведчик. Личина болтуна только одна из множества масок, которые он меняет с поразительной легкостью, как прирожденный циркач из балагана на ярмарке. Но что сейчас скрывается за словесной шелухой? Не дошел мой посланец? Они все пронюхали, а теперь наслаждаются моим неведением и готовят неожиданный удар? Поэтому и появился Тараканов? Если о нем не спросят - значит, он их человек. Но могут и специально спросить, чтобы скрыть это… Не исключено и то, что я усложняю по своей обычной привычке. Вдруг Ругге просто по-человечески рад моему задержанию? Ведь они искали меня, а Генрих такой же человек, как и все, и ничего ему не чуждо. Хорошо, если так. Но от них теперь не вырваться. Начинается новая дорога в жизни. Куда она приведет - на эшафот или к победе?"
- Вы правы, как всегда… - пригубив коньяк, пан Викентий поставил рюмку. - Выгоднее быть на стороне победителя.
- Где же вы пропадали? - близоруко прищурился абверовец. - Теперь нет больше смысла секретничать.
Поел едино слова прозвучали со скрытой угрозой - не забывайте, либер альтергеноссе, кто здесь стал хозяином, в чьих руках все: ваша жизнь, ваша земля, ваше будущее.
- В деревне, - обезоруживающе улыбнулся Марчевский. - Не смотрите на меня подозрительно, я говорю правду. После поражения нашей армии скрывался в деревне. Спросите, в какой? В разных, постепенно перемещаясь сюда, к этому городу, где вы меня и отыскали. Но если бы я знал, герр Ругге, что вы здесь, наша встреча состоялась бы раньше.
- Хочется верить… Я знаю, что ваша жена погибла, знаю. Тяжелая утрата, но остались дети! Надеюсь, ваша откровенность не заставит меня прибегать к жестким мерам по отношению к ним? Согласитесь, отыскать их не составит большого труда. Поэтому скажите, почему вы стремились именно сюда, ближе к новой границе с русскими?
- Здесь Зося. - Марчевский решил не петлять, как заяц. Все равно они уже знают, кто хозяйка квартиры, где его задержали. Разве не естественно, что мужчина стремится обрести хотя бы какой-то островок любви, тепла, участия, дружеской поддержки, наконец, в это смутное время недоверия?
- Да, зачастую даже у профессионалов берет верх чувство, а не разум, - подумав, согласился Ругге.
Ему вдруг стало невообразимо скучно. Зачем он затеял никчемный, глупый разговор, похожий на диалог из провинциального спектакля? Разве он плохо знает Марчевского? Нет, тот ему известен очень хорошо. Долгое время глаза и уши Ругге окружали полковника, доносили о каждом его шаге, симпатиях и антипатиях, ловили даже вскользь брошенные замечания, которые могут сказать опытному человеку больше официальных выступлений. Да, Марчевский ему нужен, нужен как ключ к картотеке, нужен как опытный человек, способный, сотрудничая с абвером, оказать большую помощь в налаживании работы на Востоке. У полковника опыт, знание местной среды, обычаев, нравов, связи внутри оккупированной страны и за ее пределами. Стоит ли сейчас пытаться вывернуть его наизнанку, долбить вопросами, на которые будешь получать заранее приготовленные ответы? Ведь он наверняка готовился к такому исходу - задержанию спецслужбами рейха и, вне всякого сомнения, потратил не один час, репетируя собственное будущее поведение. Вон как ловко разыграл дрожь в пальцах! Проверять его будут. Проверять, проверять и проверять! Даже когда не останется и тени подозрений - все равно будут проверять во избежание попыток переметнуться, заняться двурушничеством, приобрести себе индульгенции у врагов рейха, например у англичан. Адмирал Канарис прав - агента разведки надо связать по рукам и ногам, поставить в условия, лишающие возможности торговать военными секретами. Каждый должен выполнять строго определенные функции и знать только положенное. Железная дисциплина и общение с ограниченным кругом людей! Разведка должна опираться не на "таланты" отдельных шпионов, а на хорошо продуманную систему! И в этой системе полковнику Марчевскому уже отведено место. Выбора у него не будет - либо сотрудничество, либо развяжут язык другим способом, а потом уберут за ненадобностью. Марчевский не может не понимать этого. Так стоит ли ломать комедию? Не проще ли взять быка за рога?
- Знаете, почему вас искали? - доливая себе в чашку кофе, спросил немец.
- Да.
- И каково ваше решение?
- Только никаких подписок, господин подполковник. Это унизительная процедура, словно вербуют мелкого осведомителя. А я надеюсь на сотрудничество. С вами, с вермахтом, с Германией.
- Разумно… С подписками, думаю, решим. Ведь мы старые друзья, правда, герр Викентий? - Ругге снова повеселел. Повернувшись к столу, не глядя взял с него какую-то вещь, лежавшую под листом бумаги, небрежно бросил себе на ладонь, показал Марчевскому. Это было распятие, которое хотел продать ему Тараканов. - У вас при обыске нашли крестик. Что это?
- Я купил его, и теперь он принадлежит мне, - пан Викентий спокойно протянул руку, намереваясь взять золотую вещицу.
- Вот как… - немец отвел свою ладонь в сторону. Двумя пальцами ухватил распятие, поднес ближе к близоруким глазам, рассматривая. - Хорошая, старая работа. Антикварная штучка. Что-то выгравировано на оборотной стороне? Не вижу без очков…
- Дата рождества Христова, - спокойно пояснил поляк. - Я решился на покупку, поскольку Тараканов прав - золото всегда в цене.
- Тараканов? Тот человек, что был в доме вашей… - абверовец немного замялся, видимо подыскивая нужное слово на польском. - Вашей симпатии? Кто он?
- Так… - равнодушно пожал плечами Марчевский. - Встречались когда-то… Мелкий осведомитель дефензивы, выявлял коммунистов. Русский эмигрант.
- Держите… - немец отдал Марчевскому распятие. - Собственность священна - это основа нашего мира и национал-социализма. Сейчас покажут вашу комнату. Отдохните, приведите себя в порядок. Ужин принесут, я распоряжусь. Поживите у меня в гостях - замок большой, места хватит. Когда отдохнете, будьте так любезны изложить на бумаге все, что вы делали с момента начала войны. Желательно подробно. И на немецком. Завтра мы встретимся и начнем работать с картотекой. У нас будет много работы, майн либер альтергеноссе…
Неслышно отворилась дверь, замаскированная книжными шкафами, и в кабинет вошел Шмидт с большим узлом в руке. Развернув его, брезгливо вывалил на пол пиджак, брюки, рубашку, нижнее белье. Глухо стукнув о паркет, упали туфли.
- Здесь все, - гауптман отступил на шаг.
Подполковник вернулся от двери, до которой вежливо проводил Марчевского, и, присев на корточки перед грудой одежды, начал перебирать ее, тщательно прощупывая швы.
- Ваши впечатления о поляке? - не поднимая головы, обратился он к Шмидту.
- Насторожен.
- Вы тоже были бы таким на его месте. Ничего, привыкнет. Предстоит тщательно проверить все его показания. А пока пусть работает. Не даром же его кормить. Вы сами осматривали вещи русского? Что-нибудь нашли?
- Нет. Костюм без меток, но явно английского производства.
- Думаете, господин Тараканов прибыл прямо с Островов? - усмехнулся Ругге, ловко прощупывая пояс брюк. - Нет, гауптман, англичане никогда не доверятся русскому, даже эмигранту. А костюм… Поляки всегда покупали либо отечественные костюмы, либо английские. Это был своеобразный шик, варшавская мода. Но никогда не брали немецкие! Если наш новый знакомый Тараканов действительно жил здесь, то почему бы ему не носить английского костюма? Пока это ничто… Не сопротивлялся?
- Был спокоен, разделся по первому требованию. В карманах ничего заслуживающего внимания - польские злотые, немного марок, дешевые сигареты, спички польского довоенного производства, перочинный нож, паспорт. Тоже польский, на фамилию Тараканов. Оружия нет.
Подполковник закончил осмотр одежды, встал, прошел в угол к умывальнику, старательно вымыл руки.
- Распорядитесь, пусть распорют все швы. Эмигрант не обеднеет, в крайнем случае, если он нам сгодится, найдем во что его одеть. А нет… Мертвому безразлично, в чем лежать во рву.
- Врач его осмотрел. На теле никаких отметин, мужчина здоровый, нормального телосложения, мускулатура хорошо развита.
- Не считаете, что мог заниматься специальными видами борьбы? Вы присутствовали при осмотре, сами видели все?
- Да, господин подполковник. Развитие определенных групп мышц может свидетельствовать о занятиях спортом, но точно судить не берусь. Под предлогом дезинфекции его всего смазали специальным составом. Ничего не выявлено.
Ругге уселся в кресло, закурил, жестом предложив Шмидту занять место у стола.