3
Сан-Пин, а так звали девушку, родилась и выросла в долине Сунляо, в родовом поместье своего отца, находившемся недалеко от Мукдена, древней столицы Маньчжурии. Там, где высокие горы граничат с рисовыми полями, где бегут по распадкам холодные ручьи и в синь неба даже больно смотреть. Сан-Пин приходилась внучатой племянницей первого цинского правителя, хана Абахая, поэтому двери императорского дворца для нее не закрывались.
Выписанные из Японии гувернантки научили девушку хорошим манерам. Она выучила все правила, которыми руководствуются женщины в Японии. Приличная женщина должна быть здоровой, держать спину прямо, владеть искусством ведения культурной беседы, а также всегда с улыбкой говорить: "Доброе утро", опрятно одеваться. Кроме того, приличная женщина не может испытывать скуки и полностью посвящать себя чему-то. Она должна говорить приятным голосом, причем только вещи, в которых уверена. Приличная женщина всегда отвечает на письма и послания, имеет красивые зубы и сияющие блестящие волосы. Каждый вечер она обязана хорошо засыпать и рано вставать. Часто говорить "спасибо", самостоятельно преодолевать страдания, не переносить в завтрашний день неприятности, которые случились сегодня, а также стараться не простужаться, иметь много приятелей для встреч, знать методы самолечения, красиво писать иероглифы, иметь любимое изречение и больше плакать о других, чем о себе, думать, ценить свою красоту, иметь хорошую кожу, и кроме того, не только выглядеть счастливой, но и быть. И еще многое, многое другое…
Сан-Пин с детства знала, что все, что делается вокруг, делается именно для нее. Для нее ткут знаменитые на весь мир тяньцзиньские ковры, чеканят золотые монеты, идут ранними утрами в поля, держа на плечах тяжелые лопаты и мотыги, и даже собирают дань… Ради девушки захватывают чужие земли, покоряют народы, строят большие города. Ее род - один из самых древних и самых уважаемых в империи, чем Сан-Пин невероятно гордилась.
В жизни никто не смел косо посмотреть на нее, не говоря уже о грубых словах, а тут эти русские мужланы не только перебили ее охрану, но еще хотели ограбить знатную особу. Откровенную ненависть в ней вызвал огромный светлобородый казак, который бесцеремонно вытащил ее из паланкина. Жаль, у нее нет с собой кинжала, не то бы она ему показала! Сам небось голь перекатная, а туда же. Хотя, если честно сказать, он недурен собой. Мало найдется в ее империи столь же сильных и красивых воинов, как он. Можно взять мужика к себе охранником и платить хорошие деньги. Тогда уж точно она забудет о волнении за свою жизнь.
- Ты кто? - когда девушка немного успокоилась, спросил Федор через переводчика.
Вместо ответа она фыркнула и отвернулась. Гордая, надменная азиатская красавица всем своим видом показывала, насколько ей неприятна эта встреча.
- Так как, сама назовешься, или я тебя начну пытать? - улыбнулся старшина и демонстративно разрезал воздух нагайкой.
- Не трогайте!.. Не трогайте мою госпожу! - неожиданно услышали казаки испуганный девичий голос, и в ту же минуту из зашторенного богатой тканью паланкина выскочила невысокая узкоглазая девчушка. На голове у нее присутствовали множество тонких косичек, туго сплетенных из смоляных волос. В каждой из них звенело множество серебряных и золотых монет.
- Так, у нас, оказывается, не одна, а две пленницы! - радостно воскликнул Федор. - Ну а ты, - обращается он к девочке-подростку, пытавшейся заслонить собою ту, которую она назвала госпожой. - Ты-то хоть скажешь, кто вы такие и куда держите путь?
Боясь пыток, она с испугом что-то залепетала.
- Давай, Егорша, перескажи-ка нам ее щебет, - попросил переводчика старшина.
Так казаки и узнали, кто такие эти две красавицы, как их зовут и куда они держат путь.
- Вот те на! Взяли в плен маньчжурскую принцессу! - крякнув, восхищенно воскликнул Гридя Бык. - Чего ж мы с ней будем делать? - обратился он к старшине.
Тот почесал затылок и вдруг произнес:
- Возьму-ка я ее, братцы, в наложницы! Тесто для пирогов будет месить…
Услышав подобное, казаки весело заржали.
- Вот тебе Наташка-то покажет наложницу! Ведь ты ж эту девку, поди, не только тесто месить заставишь, а и на сеновал потащишь, - подначил его Карп, вызвав тем самым новую волну смеха.
- Послушай, Федька, отдай мне эту красотку, - подъехав к Федору вплотную на своей лошади, негромко попросил его Ефим Верига. - Зачем она тебе нужна? У тебя жена, а у меня, сам знаешь, пустая изба… Отдай, прошу тебя! По гроб жизни буду благодарен.
Федор насупился, жестко отрезав:
- Не проси. Если хочешь - бери служанку.
- Так ведь она ж еще ребенок! - в сердцах бросил Ефим.
- И? - усмехнулся старшина. - Поверь, и не заметишь, как она бабой станет. Девки быстро растут. Взгляни на мою Аришку - вроде крошка, а уже жених нарисовался…
Девушкам дозволили сесть в паланкин, и Федор велел китайцам следовать в сторону русской границы.
- Куда вы нас ведете?.. - выглянув из-за занавески, испуганно спросила казаков Сан-Пин.
- В плен, девонька, в плен! - ответил ей за всех Карп. - Не бывала еще за Амуром? Вот и побываешь…
Девушка забилась в отчаянье.
- Мой брат все равно вас догонит и убьет! - заливаясь слезами, предупредила она. - Я послала своего слугу в Чучар, поэтому ждите погони.
Девица не врала. На следующее утро, когда казаки, позавтракав, снова двинулись в путь, они вдруг увидели далеко впереди, на невысокой горке, вооруженных конников. Их силуэты хорошо прорисовывались на фоне прозрачного осеннего неба.
- Маньчжуры! - снова в страхе закричал Фан.
- Вот тебе, бабушка, и юрьев день! - смачно выругавшись, с досадой произнес Федор. - Чего, братцы, делать-то будем? - спросил он товарищей. - Смотрите, сколько здесь маньчжуров. Сможем ли одолеть?
- Вряд ли, ведь у них не меньше ста сабель, - напряженно вглядываясь вдаль, произнес Гридя. - Может, бросим этих девиц? Тогда проще будет бежать.
Старшина нахмурил брови:
- Забудь!
- Хочешь на чужих холмах голову сложить? - удивился товарищ.
Федор покачал головой.
- Нет, помирать не хочу, но и девушек не оставлю! Скажи, когда казак оставлял трофей? - как-то вымученно улыбнулся он.
Завидев казаков, маньчжуры выставили вперед копья и, подбадривая себя громкими криками, бросились в атаку.
- Вот что, Мишка!.. - закричал Федор молодому казаку Мишке Ворону. - Ты давай, сажай в седло девочку, а эту принцессу я к себе посажу… Давай, давай, поторапливайся, а то у нас времени вообще нет.
Мишка быстро спрыгнул с коня и бросился к паланкину.
- Опускай носилки!.. - скомандовал он китайцам.
Те тут же подчинились молодому человеку. Подхватив на руки испуганную служанку, он усадил ее в свое седло. С Сан-Пин вышла осечка. Она не стала дожидаться, когда ее вслед за служанкой вытащат из убежища, и выскочила сама. Принцесса бежала по дороге навстречу маньчжурам, кричала и махала руками:
- Я здесь!.. Здесь!.. Спасите меня!
Федор какое-то время стоял в нерешительности. Зачем ему, казалось бы, эта девка? Стоит ли из-за нее так рисковать? - спрашивал он себя.
Вдруг в казаке что-то взыграло. "Нет, не дам этой красавице уйти!" - скрипнул зубами Опарин и, с силой стегнув коня плетью, помчался вслед за беглянкой. Миг, и вот она уже сидит у него в седле, подхваченная на скаку мужскими сильными руками. Девушка кричит, отбивается, пытается вырваться, но куда там!
- Давайте, братцы, за мной! - повернув Киргиза, велел старшина казакам.
Вот они уже мчатся на своих быстрых конях, пытаясь скрыться от погони.
- Давай, давай, товарищи мои! - кричал Федор. - Быстрее! Быстрее!
Где-то далеко позади осталась пыльная дорога со слугами-азиатами и паланкином. Упав грудью на крупы коней, казаки вихрем неслись над землей, минуя луга, невысокие горки, кустарники и дубравы, взбирались на крутые сопки и снова, не оглядываясь, скакали вперед. Никто - ни Федор, ни его товарищи - не знал, куда они скачут. Даже Фан ничего не мог сказать, и только кричал что-то на своем, все пытаясь не отстать от казаков. Ведь если маньчжуры его поймают, то обязательно убьют. Русских или монголов они иногда берут в плен, а азиатам полагалась только смерть, так как и азиаты не считали казаков за людей.
…Точно звери, рыскали казаки по чужой земле, прячась то в высоких травах, то в лесах и среди ложбин, но всюду их взгляд натыкался на маньчжур. Даже по ночам, укрывшись где-нибудь в горном ущелье, мужчины не чувствовали себя в безопасности. Позже, сидя ночью у костра в родном поселении, Федор с товарищами все дивились, как им тогда удалось убежать. Страх ли им придал силы, а может, молитвы дошли до ушей Господа, только вот свершилось чудо. Они обхитрили маньчжуров, запутав следы, и теперь веселились, поднимая кубки за благополучное возвращение.
Один только Ефим Верига оставался хмурым, размышляя о молодой маньчжурской красавице, которую Федор взял в наложницы. Металась душа казака, зло его разбирало. Не раз он уже подумывал о том, чтобы украсть девку и сбежать с ней из острога. Другое дело, куда побежишь? На Урал? На Дон? Так ведь туда еще надо добраться. Может, уйти к маньчжурам? Говорят, у них есть особое войско, куда берут всех кого не лень - и русских, и монголов, и даже ливонцев с германцами. Платят-то им, говорят, золотом, а кто желает, может открыть собственное дело. Ефим, в случае такого счастья, построил бы корчму. Дело не слишком хитрое, но прибыльное. Стоит подумать?
С этой мыслью теперь он и жил. Казаки удивлялись поведению их товарища. Закрылся в себе и угрюмо молчит, как бирюк. Разве Ефим скажет правду? Она может стоить ему головы…
Глава шестая
СБОРНЫЙ ДЕНЬ
1
Федору не суждено было вновь погулять по маньчжурским пыльным дорогам. Он думал, атаман оставит его за главного в крепости, пока сам будет мотаться по полям и долам, а тот возьми и прикажи Опарину собираться вместе с ним в дорогу. "Подбери понадежнее людей, - сказал атаман Федору. - Не к теще на блины едем".
Как что, так Федор. Не может атаман обойтись без старшины. Видно, видит в нем надежду, а тут дальняя дорога, и всякое может случиться. С Федором явно веселее. Тому ни бог, ни черт не страшен, к тому же казак дико везучий - найдет выход из любой проблемы.
Федор погоревал, погоревал, но делать нечего. Собрал он своих старых и верных товарищей - Гридю Быка, Ивана Шишку, Семена Онтонова, Карпа Олексина, Фому Волка, Григория и Леонтия Романовских - и велел им тоже готовиться в путь.
Теперь надо было просить Наталью собрать мужу дорожную суму, и чтоб не забыла о торбе с овсом для Киргиза. Трава одно, а овес совсем другое. Так говорил Опарин. От овса у лошади закладывается рубашка, подкожное сало, и ей легче бывает и зиму пережить, и лето скоротать. Тем более, когда речь шла о дальней дороге, где животине требовались силы.
Дав жене указания, Федор отправился к Саньке, которая встретила его более чем холодно.
- Что с тобой? Все нормально? - заволновался казак.
Она ухмыльнулась:
- Почему, русский, ты не сказал мне о завтрашнем отъезде?
Пренебрежительное "русский" означало крайнюю степень гнева. Так азиатка звала Федора в первые месяцы после того, как он привез ее в крепость. "Русский" да "русский"! Он Саньке: "Зови меня Федором… Мое имя - Федор". Она же все равно: "Русский!" Будто издевалась над казаком или не хотела его признавать. Даже после того, как Федор Опарин однажды ночью в порыве страсти силой взял красавицу.
До этого мужчина долго к ней примерялся - и обнимет, и легонько за ушко потреплет, и в губы чмокнет невзначай. Принцесса морщилась, кричала на него, а Опарин все равно гнул свою линию, поэтому потихоньку девушка смирилась с его ласками, и даже стала на них отвечать, но дальше этого дело не шло. Как-то Федор пришел к Сан-Пин пьяненький и сделал то, о чем подспудно все время мечтал.
Несколько дней она волком смотрела на него, даже на шаг подойти к себе не позволяла, но хочешь не хочешь, а женскую плоть не обманешь. Однажды Санька сама притянула Опарина к себе, и это был самый счастливый день в его жизни.
С тех пор мужчина уже не стеснялся своих чувств. Ох, и охоч же он был до ласок! Так зацелует, так истерзает в страсти, что принцесса потом просыпалась наутро едва жива. Видно, такие вещи сводили девушку с ума, поэтому она злилась, если Опарин долго к ней не заглядывал, но ведь ему, бедняге, на части приходилось разрываться, лавируя между двумя семьями. Он не мог просто так бросить Наталью - венчанные. Гермоген Федору тоже не раз выговаривал за его шалости. Смотри, мол, от греховного корня бывает уродливый плод, и приводил в пример зверя - братоубийцу Святополка. Все, дескать, из-за греховной связи его отца с вывезенной из греков монахиней.
Только разве Федора остановишь! Он по-прежнему был ласков с Санькой, хотя в глубине души осознавал ее нелюбовь.
- Ты-то откуда узнала о моем отъезде? - спросил Саньку Федор и тут же понял - его сподручник Яшка Попов проболтался. Чего с таким баламутом делать? Его хлебом не корми - дай только потрепаться.
Когда Федор построил за крепостной стеной этот дом и поселил в нем Саньку с Маняшкой, то велел Яшке стеречь их, чтобы те не сбежали. Парень, думает, неженатый, своего угла тоже нет, так пусть пока поживет в теремке. Отвел ему место в передней, ведь у девок на глазах плохо маячить. Там Яшка и ночевал, а вот есть ходил в казенную избу к холостым казакам. Он стеснялся садиться за один стол с девушкой знатного происхождения. Ходить по коврам Яшка тоже не привык, а они в доме были повсюду. Так пожелал Федор, который делал все в угоду знатной пленной. За богатым товаром он даже специально ездил на ярмарку, находившуюся под Нерчинском.
- Сегодня ночевать к тебе приду - жди… Надо попрощаться, - обняв Саньку и поцеловав ее в висок, сказал старшина.
Девушке не привыкать было ждать, ведь большую часть времени Федор проводил все-таки с семьей. Впрочем, после рождения Степки все изменилось. Теперь уже Наталье приходилось все реже и реже видеть своего мужа. Жена пыталась с помощью гадалки вернуть Федора Опарина в семью, но не получилось. Тогда Наталья решилась пойти в монастырь, попросить совета Гермогена.
Изба, в которой находилась келья старца, представляла собой небольшой деревянный сруб с крыльцом в три ступени. У входа ее встретил послушник и проводил внутрь. Там, в прихожей, уже были люди, желавшие попасть к старцу. Отстояв свою очередь, женщина вошла в горницу, где на широкой скамье возле стены, опершись на архиерейский посох, сидел Гермоген. На нем была обычная монашеская ряса и клобук, а впалую грудь прикрывал огромный золоченый крест.
- Я, наверное, не ко времени? - перекрестившись на иконы в красном углу и попросив у старца благословения, робко произнесла женщина.
- Ничего, ничего… Садись вот, матушка, - указал он на скамью, находившуюся у противоположной стены небольшой горенки. Когда Наталья села, священник произнес: - Теперь я слушаю тебя.
- Отче, у меня случилась большая беда, - зашевелились белые губы женщины, причем она вдруг всхлипнула, и из ее глаз потекли слезы.
- Успокойся, дочь моя. Успокойся. Если не можешь продолжать - не продолжай, - посмотрел ласково на нее Гермоген.
У женщины и впрямь не было сил говорить, но она все же сумела взять себя в руки. Утерев слезы концами покрывавшего голову Натальи светлого платка, молодая женщина снова заговорила:
- Батюшка, как мне жить? Ты прости, ум за разум заходит, а не знаю, что и сказать… - произнесла Наталья, и снова слезы хлынули из ее глаз.
- Ты говори, - попросил старец.
- Да, надо говорить, если уж пришла… Отче, тут вот мой Федька… - вытирая слезы, согласилась женщина.
- Федька? Чего с ним? Недавно я его видел. Он приезжал к нашему кузнецу, в Монастырскую слободу. Неужели происшествие? - произнес старец.
Наталья снова всхлипнула.
- Он меня не любит. Все к этой узкоглазой по ночам бегает, а ведь у него семья, - с трудом выдавила она из себя.
Старец вздохнул:
- Я уже говорил с ним, да только черного кобеля не вымоешь добела.
- Если я попрошу у Бога помощи? Он же должен помогать несчастным… - с надеждой посмотрела на старца Наталья.
- Должен, дочь, моя, конечно же, должен. Вот и обратись к нему. Может, уже обращалась? - кивнул головой Гермоген.
- Обращалась…
- С молитвой? - спросил святой отец.
Наталья покачала головой:
- Вроде нет, по-бабьи… Со слезами…
- Ты попроси Николая Чудотворца, нашего заступника, ведь он скорее до Господа нашего достучится. Глядишь, и помилует тебя. Или же твоего мужа накажет за все его грехи, - посоветовал старец.
Наталья испуганно взглянула на священника:
- Накажет? Федьку?
Зачем женщине нужны лишние проблемы? Ей бы только вернуть мужа, а вот зла ему она не желает. Какая же нормальная баба хочет плохого для своего мужика?
Бедную Наталью обуял страх, хотя его она понимала по-своему. Когда что-то непонятное собирается у тебя на затылке, а затем струйкой истекает вниз, к самым пяткам по спине, и все это мгновенно обрушивается. Точно такое же случилось сейчас и с ней.
- Можно без наказания? Просто пусть Федька покается и вернется ко мне, - с надеждой взглянула женщина на старца.
Дело шло к вечеру, и келья стала наполняться сизой закатной мглой, и когда по стенам забегали тени, старец велел молодому послушнику, все это время стоявшему за его спиной, зажечь лампадку, после чего в горнице стало заметно светлее.
- Я вот что тебе скажу, матушка, - взглянув в озаренное горящим фитильком лампадки лицо Натальи, проговорил старец. - Ты слезы-то не лей! Пустое дело. Лучше иди и молись Господу, чтобы он образумил твоего кобеля. Веруй, Бог тебя любит и не оставит в беде, как не оставлял он любого, кто обращается к нему с мольбой. Мужа же продолжай любить, так как все искупается и спасается любовью.
На прощание Гермоген благословил Наталью и подарил ей небольшую бумажную иконку Николая Чудотворца, а к ней написанный чьей-то прилежной рукой "Акафист святителю Николаю".
- Поставь иконку в красный угол, среди иных Божьих угодников, и молись, - наказал он ей. - С чувством молись, ведь иначе не поможет, а то иные порой бубнят себе под нос молитву и при этом думают вовсе о другом… Сам на себе, если честно, подобное испытывал. Когда молишься с чувством - все случается, а когда бездумно, так вообще пустая потеря времени… Все, иди, и да хранит тебя Господь!
Теперь, когда Федор сбегал ночью к маньчжурке, Наталья становилась на колени пред святым Чудотворцем и, приняв смиренное выражение лица, негромко молилась: "Избранный Чудотворец и угодник Христов, всему миру источай драгоценное миро милости, и неисчерпаемое море чудес. Восхваляю тебя любовью Святителю Николаю: ты же как имеющий путь к Господу, освободи меня от всяческих бед, и называю тебя: радуйся, Николай, великий Чудотворец". От себя также добавляла: "Прошу тебя, отец-священноначальник, верни мне моего Федора. Попроси Господа нашего, чтобы указал ему истинный путь…"